ышел из магазина, застегнул ватник, оглянулся по сторонам, на крутые горы
и на серое осеннее небо... и мо„ сердце дрогнуло от мысли, что может быть
и в самом деле я уже никогда больше сюда не вернусь. Подавив в себе эту
печаль и плюнув под ноги, я заругался матом, надел рюкзак и ушел по дороге
на север.
   Ещ„ минуту-две из окна магазина можно было видеть фигуру человека с
рюкзаком, быстро поднимающегося по каменистой дороге, уводящей из села
Бучак за гору, потом за поле, за лес и куда-то дальше, за горизонт. В ту
даль неизвестного, куда уходят все дороги.
    
 
   Год Дракона 
 
   Через несколько дней навигация закончилась, ночью пришел буксир и утром
потащил нашу баржу на Киев. Погода была плохая, над скрывшимися в туманной
мгле горами висело низкое серое небо и шел дождь. Завернувшись в ватник, я
стоял у борта баржи и пытался разглядеть контуры гор. Возвращаться в город
не хотелось, потому что было непонятно, как жить дальше. Но и тут
оставаться уже не было желания.
   Два года назад, бросив вс„ и перебравшись в Григоровку, я думал, что
это надолго и что здесь можно будет жить какой-то иной, альтернативной
жизнью. Что ж, это удалось - ещ„ совсем недавно я сидел под деревом бодхи
и размышлял о свете великой пустоты и о свободе, которую мне дарит этот
свет. Однако постепенно я стал понимать, что устал от сельского образа
жизни, и что пришла пора покинуть эти холмы для чего-то иного - правда,
пока ещ„ не было понятно, для чего именно.
 
   Баржа проплывала мимо Переяслава и маяков, где мы были прошлой зимой с
Максом и Дибровой. Бушевал ветер и волны бились о ржавый борт. Я зашел в
каюту, закрыл дверь, затопил печь и начал сжигать в ней уже ненужные вещи
- всякие бумаги, дневники странствий, эзотерические тексты и остатки
психотропных субстанций.
   Потом за борт полетели финка и разные культовые предметы. Начинался
новый период жизни, в котором мне все эти вещи уже не будут нужны. В печи
гудел огонь - бумаги горели хорошо, а я сидел на ящике, глядя в огонь и
слушал музыку.
   В ту осень я полюбил Стинга, человека моего поколения (он родился в
октябре 1958 года) - как раз началось его восхождение к зениту славы и ко
мне в руки попал его недавно вышедший альбом "Nothing Like the Sun" -
"Nada Como el Sol". Я проникся духом его песен ("Sister Moon... my
mistress eyes are nothing like the sun..."). Почему-то именно он, Гордон
Самнер из группы "Полис", получивший произвище "Стинг", потом на много лет
стал для меня символом культового героя наступающей эпохи 90-х.
Заканчивались 80-е, когда мы были просто бродягами на дорогах, жизнь
изменялась, и умы начинал занимать новый образ человека, соединяющего в
себе индивидуализм и творческое начало, нашедшего сво„ место в социуме и в
то же время живущего чем-то своим, лишь ему известным - оставшегося
странником, "бродягой западного мира", вс„ так же ищущим что-то неведомое,
что всегда искали странники - личную силу, свой особый кайф или, может
быть, мгновение вечно настоящего - кайрос... Мне тоже хотелось изменить
свою жизнь, оставшись при этом собой.
 
 
 
   Вскоре после того, как я вернулся в город, Марина предложила мне все
бросить "к „баной матери", как она выразилась, и уехать с ней в Америку.
Идея была заманчивая - мне ведь всегда хотелось попасть в Беркли или в
Биг-Сур, и я думал, что может быть больше никогда не попаду в мои горы...
   Но в конце декабря неожиданно позвонил Шкипер и предложил поехать в
Лукавицу. Я воспринял это как указание ветра силы и не стал
сопротивляться. Новый год мы встретили со Шкипером и его подругой Таней на
вершине горы в лукавском лесу - скромно, но интересно. Пошатались по
безлюдному ночному селу, изображая крики сов и вопли духов, напугали до
смерти собак, а на другой день с самого утра отправились в дальнюю дорогу
- в сторону горы Вихи и Голубого каньона. Я сказал Шкиперу и Тане, что
покажу им места, в которых они ещ„ не были, но у меня кроме того была иная
цель - почему-то я вспомнил о скелете огромного кабана, лежащего на горе
над каньоном, и мне захотелось попасть в это место.
   Дорога была дальняя и сильно обледеневшая, я вс„ время падал и мрачно
шутил, что, наверное, пришло время мне убиться и найти достойную смерть -
в полях, как дикий зверь. Идти было тяжело и мы оказались возле каньона
уже во второй половине короткого зимнего дня. Снега почти не было и белые
кости кабана были хорошо видны в траве. Я поднял огромный череп - он
напоминал мне лик некого неведомого духа - и попробовал одеть его себе на
голову как шаманскую маску, вспомнив, что в прошлом году это сделала Гела,
известная в то время бучацкая колдунья. Но, видимо, голова у меня была
побольше и ничего не получилось.
   Не знаю, зачем, но я сложил кости и череп кабана себе в рюкзак и мы
пошли обратно. Когда мы были в мрачном зимнем лесу, начали опускаться
сумерки. Ноги устали в тяжелых сапогах, а нести скелет кабана было
нелегко. Пош„л мокрый снег и я почувствовал, что силы покинули меня.
Шкипер с Таней ушли далеко впер„д, а я сел на краю дороги в грязь, чтобы
перевести дух.
   День угасал и горы окутывал мрак. На миг я как бы увидел себя со
стороны - оборванный безумец в ватнике, несущий в рюкзаке скелет кабана,
неизвестно куда и зачем. А главное, непонятно было, зачем вообще вс„
это... На мгновение пронеслись воспоминания о солнечном лете, о сверкающем
свете, о дорогах волшебной страны... казалось, что все это было не со
мной... так, какой-то яркий цветной фильм... "Духи гор отвернулись от
меня" - подумал я. - "Эзотерическая жизнь не удалась..."
   Но потом я собрался с силами - ведь не сидеть же здесь в грязи, к тому
же в хорошо знакомом месте... смешно и глупо. Так я добр„л до Лукавицы,
пояснив свою задержку тем, что кабаний скелет оказался тяжелее, чем я
думал. В хате я обогрелся у горячей печи, выпил крепкого чаю и в полночь
мы со Шкипером пошли прогуляться к ясеню. Облака разошлись, и сев на
пороге хаты Макса мы созерцали полную луну, светившую через голые черные
ветви дерева бодхи. Так мы сидели долго, не говоря ни о ч„м - ведь Шкипер
человек опытный и хорошо знает, как созерцать луну. А потом я
почувствовал, что в какой-то миг мой ум, а потом и мое "я" растаяли в
лунном свете, извечно льющимся с черного неба над этими горами и над всем
миром. Меня подхватил этот поток чего-то великого и необъятного,
возникающий в неизвестном и исчезающий в столь же неведомом, и я
почувствовал зов будущего.
   Огромное и непостижимое, оно было впереди - там, откуда струился над
миром лунный свет. "Nada Como el Sol... my mistress eyes are nothing like
the sun...".
   В этот миг мо„ старое "я" угасло, увяло под деревом бодхи, а на смену
ему духи гор вдохнули в меня новое "я", сотканное из потока лунного света
и холодного ветра, вобравшее в себя неведомость будущего.
   И тогда вс„ изменилось. Где-то там, за горой, над которой стояла белая
луна, передо мной открылась новая жизнь. Я не знал, что будет со мной -
попаду ли я ещ„ когда-нибудь к этому дереву бодхи, или окажусь с Мариной в
Америке. Да и какая разница... Главное, что снова передо мной простирался
путь без конца, и снова мир звал меня своими дорогами. Снова я чувствовал
себя странником, идущим к Солнцу.
 
 
 
   Не сговариваясь, мы со Шкипером встали, посмотрели друг на друга, вс„
поняли без слов и пошли обратно - две тени, бредущие в лунном свете по
ночной сельской улице.
 
   Так мир дал мне новое рождение и очередной дар силы.
   Наступал Год Дракона...
    
 c Alex Rodin, 2000 
   www.is.svitonline.com/rodin