ал еще один знакомый голос. Вознес я взоры к не-бесам. Туманно, сумрак предрассветный, самый-самый ранний. Вдруг тень, как виденье в Черной Тьме, прозрачней показалась в призраке кивания. Ты врешь, ты бредишь Леварелла! Спрошу Его я прямо Сам, здесь страх не должен подавать Совета. Напрягся весь, вперил взгляд метнулся молнией в кромешной теми непрогляд. Командор! Он мне кивал. И жестом звал ступать за ним след в след, как Призрак Гамлет - принца Гамлета Отец. Бежать? Нет, нет, нет, ни за что! Погибну иль раскрою Тайну наконец! Сквозь терни Ада, сумашествие, забвенье, хулу и оскверненье, презрев открытья кражу (что в имени моем движенью Истин Жизни? Безымянно горит очаг и колесо катится... Не мне молится именем моим, пусть плагиатор в камне будет славен от юбилея к юбилею, под именем чужим исчезнет истый открыватель?). Пусть... я Иду!
В реве Океана, в Ветре вое (как он не снес меня!) явился истины Утес. Поведал Командор: Он - не Гость не Каменный, а Хозяин Дома Жизни, Служенью Доблестному Верный во всем и всего первей в Любви. Ее самопожертвованье решило нежности Рыцаря сердечной наткнуться на клинок Гуана. На Каменного Гостя, с которым рядом Благодать Любви и капелькой не протекает. Повеса - камень лишь лежачий в животворении... Камень преткновенья.
Тут глас Его унес куда-то шалый рваный Ветр. Я соображал и почему-то возражал столь необычному в необычайности самой определенью. Все, постой, постой. По версии моей, слеза ребенка жгет и точит Гуана сердце. Ученик разврата Он ненасытен в наслажденьях Любви. Желанным самым упиваясь, он им неудовлетворен уж так, что лучше б не испытывал и вовсе. И не испытывать - все более острее, слаще, рискованней - не может. Чесание чесотки. Неудовлетворением неудовлетворимым распят. Смиренья, благодати умиротворенья нет. Но и слезы огнь распаленный не может выжечь в нем, бессилен в сострадании Диавол. Гуан его вечный "второгодник", ученик златой не кругло-слезающий из ада скупой слезой (чего рассудок на дух одностронне хладный свой не понимает, небытием, фантазией считает).
Ба! Балда же я! Все путали Вас, запросто меняли местами, называя вовсе не того Каменным Гостем Благодати Любви. Почему же? Неспроста. Вы подобны как полюса ЕЕ. Вершина, плюс-Командор, хоть телесно Женщин он не знал. Звезда его так просияла, в вечор взошла бы Солнцем Новой Жизни... Но сорвалась - Подножьем, Землетрясением стряхнулась с орбит небесных. Гуан - Любви подножье (клинок надножья, жало подземелья), но не забывшее о вершинах Благодати в ней. Чем более врывался и желал зарыться Он в пещерах потаенных, тем более взывала, взывала в жажде вверх в нем неспокойно-беспокойная Душа. Слеза, со-Весть твердила, твердее тверди: хватил ты лихо, лишку чрез всякой меры слишком, из ада вылезай. Что слезные слова перед Лаурой ненасытной? Слова, слова, слова.
Пока не пала Командора Тень. В Зерцале доблестей, подвигов и славы Гуан себя зрил Командором, завидовал Великому Служенья Совершенству. Мечтал скорей занять Пик олимпийский, неустанно задирался и... Им сраженный Вершины Призрак Светлый во мраке пропасти бездонной отразил-ся, в высь Тень Мрачную позвал. Не тогда, когда Гуан за Эскурьялом надсмеялся над соузницею в браке и убил - так нежданно быстро и легко "вояку славного". Но тогда, когда увидел плач искренний вдовы по мужу - сверх обычаем положенного срока, времен печали без конца. И мальчишечья слеза в темнице каменной пращи смертельной прорастаньем ожила.
Дон Гуан - Тень, но двойная. Черный человек, Мрака кромешного частица и осветленность, возможность стать Небесным. Одномерный он либо бес (того или иного чина), либо Командор, в пределе - король Гамлет-отец. Гуан - смешение. Цвет молодости, завязь зрелости тьмой морозной крепко схвачена была, оставив блеклую росинку неизбывной мечты. Но Идеал не отражался в ней, не концентрировался встречей с Учителем Благого. А Командор? Они подобны слишком были, как близнецы: Гуан не мог быть младшим братом, как Дон Карлос, Дон Альвару, т.к. первым, только и исключительно первым был в сознании своего предназначенья. Но в Ис-пан-ии реально свято место занято. Не выдержит двоих вершины пик, двум исполинам несовместно в доблести сиять - логично думал юноша Гуан. Его амбиций, еще почти не подкрепленных делом, никто не признавал, в ответ он задирался на любого к месту и не к месту без наималейших пустяков. Стычка с Командором подвесила повесу на древе преступленья, трещиной разверзлось об извергнутом в опалу света и народа мненье...
Зеркальным отраженьем, призрачным земным свеченьем неба, облаченым в броню камней Тьмы подземелья - является Гуан. Поединок с Командором и Благородства смерть на нем необходимы. Но лишь наращивают вес мрака в Тени. Супротив, Горечь в Любви готовит почву, не дает стать бесом полным. Виденье Доны Анны лёт пращи затормозило и оборотило, начался навыворот поворот в соотношении тьмы и света в Дон Гуане. Потекла слеза и камень точит. В трауре Она с ним, Темным в темноте стоящим, заговорила. Уж не наполнил ли безмолвный наблюдатель ее молитв над гробом Мужа, Ей того вниманья, которым окружил Командор Жену - Дочь Младую? Так и Лаура по бешенству в Дон Карлосе узнала достойную замену Дон Гуану.
Прокрутим пленку трагедии еще раз, как можно медленней, детальней. Гуан, Праща Любви, преступник Долга Королю, ядрил в М-ад-рит к Лауре незабвенной. Знал: "есть убил бы, нет купил бы миг за все иные со-кровища света" и влачился яро в яреме воли Любви бездонной. И в ссылке, и в ночи темной франт, Кащей с иголочки галантный. Нахальный кавалер со шпагою под мышкой, шляпа в перьях и в плаще. Таких модявых ныне уйма неуемная везде! - Шутишь, Лепорелло. Противореча сам себе, хотел быть неузнанным. - Первый, слабенький шорох желания душевной перемены. Невнятный в буйной и оправданной листве переодеванья ради наслажденья целью прежней. Гуан бесстрашен, опасность только разжигает риск утвержденья "я" (прочь гонит от себя давно изведанную невозможность умириться с Лаурой), согревает тайна милость Короля. Что, в конце концов, притягивает, как магнит, камень преткновенья, блуждающий зуд непрощеной пращи? Пустота и скука, хладность Северной Любви, постылость, застой и пресность вне Мадрита.
Воспоминание о помертвелой на губах Любови с печальным взором... О. И-не-за! - совесть застонала, заворочалась во сне, кошмары запределия, всей жизни наказанье Смертью за ночь Любви. Треснуло полено... прочь, Старая, я жить хочу. Скорей к Лауре, прямо в дверь, присутствующие вылетят в окно, коль со страху не умерли.
Лепорелло
Конечно. Ну, развеселились мы.
Недолго нас покойницы тревожат.
Кто к нам идет?
Как Стража в начале "Гамлета". Монах. Страж, молящийся за живых и мертвых. "Кто здесь? не люди ль Доны Анны?"
Правдиво отвечает Лепорелло "господин":
"Нет, сами по себе мы господа.
Мы здесь гуляем".
Прямо "Операция "Ы": как пройти в библиотеку? - это в три ночи! вопрос для сторожа-старушки!
Дон Гуан полюбопытствовал: кто в место уединенное в столь поздний час наведывается и зачем? (Что-что, но не ленив, просто нос ходячий).
Благодать на гробницу Командора, жена на встречу мужу, хоть Смерть их разделили. Де Со-Льва! Вскрикнула Душа искрой жизни и чуть не проговорилась, в ком она. Ужасна каменна темница дел свершенных, страшно взглянуть на гладь Совести - узришь Горгону и окаменеешь, Страшный суд мгновенно явит приговор. Без Слов все ясно: обречен неприрученный и необрученный. Каменный Гуан бессознательно бежит от Души трясения в вопросы, ответы на которые, как он уверен, знает лучше всех. Монах, глас Неба на земле, и Лепорелло, Земля, глядящая горизонтально на свод Небесный, подтверждают Истину, уже поросшую быльем несомненности, оценку и приговор. Лепорелло стать Мефистофелем готов любимому Хозяину и братии ему подобной: всех развратников в мешок один и в море. Концы в воде. Шутка, бамбарбия. Пока нарочно, откажисься? Тебя они зарежут, кергуду.
Где ночь Любви была с Инезой, похоронили Командора, предвкушавшего Вечор. Тень Мрака заслонила и поглотила Призрак легкий Неба в Дон Гуане, задира жару на-под-дал в амбициях все-превосходства и благородно, честь по чести вымостил дорогу в Ад. Не спрашивал повеса, забияка, кто замертво за Эскуриалом пал.
Странная вдова воздвигла памятник Мужу. Не столько рукотворный, сколь месту придающий Его любимый облик, чтоб легче было каждый день с ним общаться. Просить прощения и плакать за неотзывчивость свою. Дом земной преисполнить священным долгом, незабвенности нарядом.
За упокой души Его молиться - быть покойной в душе своей. Не требовать от мира, не просить у Бога ничего, кроме благодати Верности. Странная вдова...
Душа уж потянулась к тайной цели. Меня кто б пожалел: как я Инезу... Но сладка дрема, липок грех. "И не дурна?"
Красой чудесна. Отшельники, угодники, святые ею прельщены, как не должны они прельщаться красотой.
Недаром был ревнив покойник, ошибся я, над ним смеясь и задираясь: не страшился б ее вида Ис-Пан-ский двор, украшение балов, Психею трона Зала тронного, а не глухой позор Природы прятал Командор взаперти.
"Никто из нас не видывал ее". И не увидит. Несовместна Благодать со зреньем шуанов.
"Я с нею бы хотел поговорить". Красноречивый Дон Гуан прекрасно знает, что Любят женщины на слух. В словах мужчины более свободны и искусны, в их своре бешеной послушной искусу нет предела. Уж внешне ль нехорош Гуан? Что прячет темнота и плащ? Что слово ослепляет? Недостатки стати? Сердца хромоту? Искушение души?
Не говорит с мужчинами вдова. Ораторы, краснобаи обречены. Примерно в то же время (в Вечности!) обет молчания в монастыре приняла Кончитта, узнав о смерти капитан-командора Резанова в России глуши далекой. Судьба и имена! Кончитта до конца своей Резе новой пребыла.
С потерей звуков языка земного неукротимый Дон Гуан смириться разве может: "А с вами, мой отец?" Готов бесполым облачиться лишь бы в тяжкие пуститься. Иль? Душа, пусть поневоле, свой интерес греховный истово блюдя, заходит в сети... нет из них выходит: "мой отец, другое дело".
И входит, тут-как-тут она. Воздушно, неслышно, никаких стук, стук. "Отец мой, отоприте". К кому обращена речь Анны? Кто монах?
Кто ждет, кто ожиданием живет. За отцом-монахом идет Дона Анна до конца.
Посторонние: какова? Не-монахи Монархии Ее в восхищении от молвы одной, доверчивы к мнению Знати. Самый Знатный, в Любви закоренелый (и "пробуждающийся к запертому долго и далеко Долгу). "Ее совсем не видно
Под этим вдовьим покрывалом.
Чуть узенькую пятку я заметил".
Узник в пещере от Тени Мрачной на Стене глухой и тупиковой чуть голову поворотил к виденью Вещи в трепете еще неясного Огня. У Тени ахиллесова пята: я с нею познакомлюсь. Сквозь щелочку пробью брешь в броне непреступной. Сердце готово грянуть первым звоном набата. Чье? Сомнений нет у Лепорелло: "Вот еще!
Куда как нужно! Мужа повалил
Да хочет поглядеть на вдовьи слезы.
Бессовестный!..
(вслед уходящему в М-ад-рит Гуану)
Испанский гранд как вор
Ждет ночи и луны боится - боже!
Проклятое житье. Да долго ль будет
Мне с ним возиться? Право, сил уже нет".
Нет, нет еще для Барина мешка. У Гуана смерклось в сердце, луна не обратила тьмы в свет сонаты "Лунной". Взошел в Мадрит к Лауре и Карлос Дон убит. По воле и неволе.
Убийство (нечаянное) к лучшему! Вновь тот же монастырь. - Случайно? Отшельника смирение и монаха одеяние. - Сила обстоятельств? Нет, не только. Новая забава - предвкушенье вкуса плода Верности загробной. И, кажется, замечен прелестной вдовушкой монах. Она б его убила, если бы узнала гранда-вора. Сражает "сразу" наповал. Но не знала всей глубины коварства Анна, ей он молиться не мешал. Его присутствие в общении четы прижилось, третий овивался едва-едва, тончайшей, незримой тенью Счастья дыма, а ей напоминал Того... Секундантом Командор, нет Судиею наблюдал, как жена и враг чинились... как медленно сходились... К барьеру мести долгожданной? Гуан грудь благородную подставит под удар супруги... Возможно ль справедливо мстящая убийством Благодать? Иль Верности нарушен будет Рубикон? Тогда десницей из-за гроба должок вернет Гуану Командор. Терпенье надобно, терпенье. Искусство мщенья - миг такой поймать, чтоб не было прощенья у божьей Милости самой. Поправший, злостно насмехаясь, Благодать мешка достоин в пучине мутной, в буре черной Окияна-море. Не в земле охальнику лежать. Ждать, Командор, ждать, ждать.
Но это что диво? Свет не слыхивал такого! Гуан решился "быть" сегодня, но межуется и мнется, впервой не знает, как начать. Правильно решает: на проклятые вопросы заранее ответов однозначных "нет". Готовность - это все - Гамлета повторяет Дон Гуан: "что в голову придет,/То и скажу, без предуготовленья.
Импровизатором любовной песни..."
Распятье ожиданья, крестный ход сей-час. Пора ей быть Что задержало? Не приключился ли Случай случайно несчастливый с Ней. Часы в обратный путь извилистый пустились, сознанье мечется в змеином лабиринте, лучше Минотавра... Вдруг в замяте неявно себя отождествляет с Командором мертвым Дон Гуан. Холодная горячка? Или оживает в отраве спящая Душа от зайчика - трусливого луча? Без нее - /Я думаю (след., существую) - скучает командор.
Почувствовав позор отождествления Гуан браниться начинает. Над кем? Над Дон Альваром? Нет. Над Анной его представившего Исполином. Гуан Любви Завистник. Соперник мертв, сражен его рукой, но над Ним незыблемо и величаво ожидает жертвоприношений Верности, искр Любви, каких Гуан вовеки не узнает. Ярится, ерничает, суетится в уничижительных сравненьях испанский гранд и в сем изничтожении образцов себя, свое ничтожество не может не избрать в космический масштаб.
Конечно, Анны нет и нет.
И не было б случайностей, преград не мало! Но вулкан стихает ревности. Дон Гуан благородно вспоминает, что горд и смел его соперник и дух имел суровый... "А! вот она".
Он заждался, в замешательстве явном...
Его - привычное (прошло всего-то пара-тройка дней! Да, да, по Страстной неделе, сегодня без сомнений Середа) присутствие отметив, Анна начинает разговор с извиненья: отец мой, развлекла я своим вторженьем резким в помышлениях святых. Простите!
Как на булавке стрекоза, всполохнулся, замер в вывихнутых позвонках Любовник записной. Пропустил удар такой, что нет возврата после потрясенья. Вперед! Но с аптекарскою мерой возмещенья! Шпага блещет, из раны хлещет кровь дурная, но бесподобен и в сравнении с собой сегодня Дон Гуан.
Ее печали он мешать не должен вольно изливаться. - Длит со-страдание чистой глубиной диалог. - Печаль моя скорбит со мне. Но глас отшельника поможет молениям смиренно к небу возноситься. "Я прошу/И вас свой голос с ними съединить".
Какой удар и Дар какой! Ты жив Гуан? Жив, раз сознаешь, что недостоин участи такой: хотя бы в "ан", без плоти губ губительных и дерзких, быть преклоненным с Ан-ной в молитвах за него (и за Души его покой, который дверь приоткрывает для Любви Земной. Подвиглась Исключения граница, на случайнейший случай чуть ступила).
Но Гуан не мыслит. Мнит виденьем: посещенье мраморной гробницв бледной Ангела в нимбе черных влас распущенных...
Ну, АС! Божественный Виртуоз: Не Елисей, а Анна, Женственности непорочной благодать из мертвых воскрешает (не тех, кто под плитой лежат - им в дар покой, но тех, кто сострадает; за мертвою до толе скорлупой, кто мизерно еще не гниль до пыли-праха). Так дочка капитана Мир Новый принесет тому, кто смолоду честь берег и заячим тулупом не скупился за помощь средь пурги.
И в это ж время - Пушкин, можно? - такая исповедь, такая молитва о прощеньи своем. Так всех увлек, так распалил... сам теми же словами, тайно, но прямо, внятно, постоянно, принародно за Марию, за демонское оскорбленье подозрением Богородицы просил. Не раз, не два раскаивался слезно и был прощен, был несказанно - даже для Пушкина - награжден.
Куда мы забежали? Кто в горячке?
"В смущенном сердце я не обретаю
Тогда молений". - под рясой исповедуется
Верности Гуан. - "Я дивлюсь безмолвно
И думаю - счастлив, чей хладный мрамор
Согрет ее дыханием небесным
И окроплен любви ее слезами..."
Вновь отождествляет себя с им убитым Командором. И больше, тверже позитив, не "я" остов сравнения. Искрит страданье, жалость рыбкой бьется уж непростой. Миг, шаг, сейчас забьется ею зряшний невод...
Напугана вдова странностью отца речений: "Мне... вы забыли. Мне показалось... я не поняла..."
Кто рыбак? кто рыбка? Невод водит в море иль на небесах?
Гуан боится и в испуге смертном бросается вперед - на случай, на удачу, что главу снесет и мир перевернет. Все скрыть можно: "вы всё, вы всё узнали" - признаньем, что Истина сполна в ее руках. Отступить там, где не может более неизвестность продолжаться - я не монах и, моля прощенье у ног Ее - какая Высь! - в признанье бесконечно - забежать. Страсть безнадежна - бездна, какая бездна. Тебе Гуан Лаурой надо было стать, чтоб Дна Любви достигнуть!
Запрет строжайший, престрогий самый толкает сам, чтоб единый раз его исполнить нарушеньем полным. Правил супротивность - искомый ключ неразрешимостей привычных. Исключенье как вторженье запределья в обычья ход. Так в сказках: сделаешь - погибнешь. Да жребий выпал на все играть - Другого Ради, хоть слишком можно руки умывать... Смотри же не обдернись волей; захочу вскочу - захочу соскочу нема и некогда считать (того, что не пересчитать).
Несчастнейший, из всех счастливых: ты блаженней всех, раз довелось тебе пред Благодатью изливаться жертвой. А за ее ответ: забудь любое "без" навек.
"О боже! встаньте, встаньте... кто же вы?" Сочувствует не гонит прочь. Все знает, угадала чутким сердцем, но требует произнести признанье, встать с колен. Так и знала! "О Боже мой!" Спохватилась тут же "О Боже мой!" (еще не улеглось, лишь расправляет крылья!) и здесь, при этом гробе!
"Подите прочь". Поздно. Сего хочу и не хочу продлить: "Если кто взойдет!" Решетка света заперта. "Ну? что?"
"Что? Кто? То? - вот вопрос, который ране что делать? кто виноват? и какова цена?
"Ну? что? чего вы требуете?" Не фальшивит жертва, алчет приношения, рассеяния в прах свой бедный, чтоб отдаленно разделить судьбу посмертную Дон Альвара. Гуан "вторым" готов быть, ждать вдалеке - у дверей - у самого порога - случая редкого, когда из-за оплошности нога или одежда его коснутся камня. Забытым Камнем хладным лучше быть в монастыре уединенном, чем неукротимым и непобедимым Любовником наипервейшим.
"Вы не в своем уме".
Желать кончины жизни конченной, безнадежной в Единственно Великом (Ликом ведущим к жизни, полной целосозиданья) - не безумства знак.
Случай увлек меня, случай (к которому подспудно я шел супротив и поперек, чрез все блужданья). Любовь без Благодати не Любовь и Верность ей кладет предел, в котором Дышит Вечность. Я Вас Люблю. 
"Давно или недавно, сам не знаю,
Но с той поры лишь только знаю цену
Мгновенной жизни, только с той поры
И понял я, что значит слово счастье".
Подите прочь - вы человек опасный. Не Вечная, вне Верности Любовь - уж не Любовь. Так ли? Кто, где ж на всех, на нас простых, не очень ярких ниспошлет Ее неисчислиму Манну? Не сбудется - не сбудется, а стерпится да слюбится.
"Подите прочь - вы человек опасный.
...Я слушать вас боюсь".
Взрастила я Любовь на почве Долга и Верна избраннику при жизни и смерти его, скорой слишком.
Тайна гроба и счастья тайна супротив. Я слушать вас боюсь.
Когда на жизнь я осужден, прочь не гоните, разрешите молча, издали Вас видеть.
"Подите"... прочь? в заочны дали? - И приговоренный быть "слепцом" влюбленный тут же кончит счеты с жизнью лишь скроюсь я из вида, - здесь не место
Таким речам, таким безумствам". Будем жить, Любовь и Вера пропасть безнадежности сомкнут, молчать и видеть Благодать - не счастье ли это? Чего еще Влюбленному желать? "Завтра
Ко мне придите". - Безумство! Я нее ослышался? Миг назад... Но что еще? Условие - уважение к ней хранить. Подтверждение: "Я вас приму; но вечером, позднее", - для всех тайно и указание на исключительность того, кто может к ней уважение мирское проявить. - "Я никого не вижу с той поры, Как овдовела...".
Дон Гуан впервые ликовал в благодарение чистом. "Ангел Дона Анна!
Утешь вас бог, как сами вы сегодня
Утешили несчастного страдальца".
Как далеко зашла! Вообразить он может рой обещаний бе