азкой о попе и его работнике Балде" (закончена в субботу 13 сентября), повестью "Станционный смотритель" (закончена в воскресенье 14 сентября; дата "13" зачеркнута) и над оставшейся без названия и неоконченной сказкой о медведихе (сама она погибла от мужицкой рогатины, медвежат не сберегла от продажи в неволю, забав, а к ее мужу, большому боярину, вдовцу горемычному, прибежали сочувствовать в печали, соболезновать звери разные, лесо-человечьи...). Продолжает оформление документов о вводе его во владение имением. Где-то в это же время посещает в селе Апраксино помещицу Н.А.Новосильцеву. Дочери хозяйки "решали" судьбы героев неоконченного "Онегина", придумывали иной исход дуэли. На "счастливый конец" у Евгения с Татьяной поэт не согласился: "Ну, нет, он Татьяны не стоил" (там же, с. 237). Убил "романтического" поэта, но не преобразился. Любовь и Верность не сошлись на мосточке средь бездн.
В повестях Ивана Петровича Белкина много-премного творческого и немало биографического. Подробнее о них как-нибудь в другой раз, сей час ограничусь парой беглых замечаний. Во-первых, повести и трагедии (ни в коем случае НЕ "маленькие") нужно читать совместно, в едином контексте. Во-вторых, все повести кончаются хорошо, на оптимистической ноте. Хотя Самсон Вырин сам не увидел семейного счастья своей Дуни, заливал горькой болевшее за нее сердце и угощал деревенских ребятишек, а внучат приласкать ему не довелось, сон его заветный, мечта о благополучной жизни его сокровища сбылась и в великосветской столице Авдотья Самсоновна не забыла бедного "диктатора", долго лежала на холмике деревенского кладбища, согревая прах отца горячими слезами. Также с приключениями и злоключениями, очень прихотливо и невероятно, как в комедия Шекспира, закончатся добрым сказочным концом "Выстрел" и "Метель" (злая силу тут добро вершила), и "Барышня-крестьянка" (заяц "запустит цепь событий, которые помирят уездных Монтекки и Капулетти, и увенчается все свадьбой молодых влюбленных и живых). Все вместе они окружат и возьмут в оборот самую жуткую повесть "Гробовщик", тяжкий сон прервется колокольным благовестом и чаепитием с семьей. К стихотворению "Бесы" поэт припишет "Шалость". И сам перейдет в наступление на бесов, задаст им жару в сказке "О попе и о работнике его Балде".


Герой хоть куда

Два "о" в названии говорит о равноправии героев, каждый из которых полноценен сам по себе, и об их "встрече" как событии важном, судьбоносном. Вначале солирует поп, затем Балда.
Характеристика первого героя укладывается в две строчки.
Жил-был поп,
Толоконный лоб.
Отсутствие имени, фамилии, а также формула, распознающая жизнь из поколения в поколение, без начала и конца (не жил, а ныне уже нет, но жил и был - да так и будет до и после нас) четко указывает читателю, что речь идет о типичном представителе определенного сообщества. Главным в бытии попа является лоб, то есть живет сие сословие, не руками хлеб добывая - хлеб всему голова, а головой. Еще точнее, лбом, то бишь не поиском Истины, а ее поддержанием, утверждением и распространением. Давным-давно истолчены зерна литые истины в муку овсянную, полны ею закрома. Поп-толок бьется лбом в темную стену невежества, зыбкие тучи сомнения разгоняет и преследует, клонит долу грех гордыни, вырывает сорняки ересей. В истинной вере поп крепок, тверд, неуступчив ни на йоту: не то, что за Дух, за букву, за ход обряда готов на раскол, на отделение зерен от плевел. Одним словом, лоб у него в справе полной, не может быть никаким иным, только толоконным. Литым из несокрушимой, незыблемой тверди полной, чистой и совершенной Истины, абсолютной Веры в обладании полной чаши Откровения обо всем и обо вся. И определение лба в качестве "толоконности" отбрасывает свет (рефлексирует) самую суть меткого русского имени для головного служителя, верного стража Истины - поп. Справа налево или слева направо, даже вверх ногами - отовсюду и всегда легко читается одно и то же. Совершенная идентичность. Концентрированная в одном шаге - "по", который не переходит во второй, третий и так "крутится" в чередовании до конца - "по-хо-д", а тут же завершает приступкой - "по-п" или "п-оп". То ли идет, то ли стоит, а скорее и то, и другое вместе. Изменчивость - не всегда изменность. Приступание - не преступление, грань - не граница. И в этом приступании в Истине поистине неприступен как для ведомых, так и для врагов неугомонных, алчущих подсидеть, спихнуть Царя с его Горы. "По-т-оп" бурлит, кипит "от" и "то", ток его грозит всемирным разливом. "Поп" стоит на обретенной Истине, приступая с ноги на ногу (все же жизнь! Надо пошевеливаться, то чуть справа налево, то наоборот - в зависимости от Промысла, доходящего в указаниях верхов) и само-стояние это навека, в нем смысл и полнота главы и живота.
Был ли поп наш докой в Премудрости Божьей? Вряд ли нужно сие практически, по жизни для рядовых, низших и средних служителей культа. Следование традиционно-официальному Символу Веры, гибкое, как бы незамечаемое восприятие изменений, спускаемых "сверху" в толковании Предвечных догм - вот что реально надо для необременения совести пред Всевышним. Тонкости Тайн предвечных - дело Предстоятелей, мы же аккуратно следуем за ними - вперед не забегаем, отстаем не слишком, и вопросов - упаси Боже - не задаем, всякие они излишни. Поп наш принадлежал к мирным, справным (без рвения ярого) исполнителям.
Каков был его кругозор? Хоть и широка ты матушка Россия и церковь Православная готова свет Божий весь объять своей истинной святостью, средне-младший актив ее глядит на мир волостным, провинциальным взглядом. В привычных условиях. В условиях неординарных русский человек, как правило, не теряется; оставаясь самим собой, пускает в ход свои способности и смекалку, подсмеивается над дивящимся над ним "свысока" цивилизованным иностранцем и не понять, кто же кого заткнул за пояс? Уж на что при царском дворе франкофилия, а оказалась наша армия в Париже, победив самого гениального из их полководцев, и ничуть не оробела в столице мод, искусств и политеса. В 1827 году Пушкин выразил настроение россиян в борьбе с нехристем-буяном и его живодерами в стихотворении "Рефурация г-на Беранжера" (в действительности песня принадлежала поэту Дебро, но суть возражения от этого не меняется). Приводим одну строфу, где говорится о собрате нашего героя.
"Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жен похваливал да ...?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи......?"
Толоконный поп не был в этом вертепе разврата, пьянства и всех мыслимых и немыслимых грехов. В делах нравственных и семейных был он крепок и круг его жизни был ограничен его приходом и уездно-провинциальными событиями. Жизнь текла неспешно и довольно успешно в русле церковного поприща. Бедняком, нищим, барахтающимся на грани выживания "Христа ради", герой наш не был (поговорка о церковной мыши к его приходу не относилась). Скорее, его средний достаток медленно поднимался к зажиточности, к высшему слою духовного сословия. В общем и целом, как и положено добротному типу, общественный обод жизнедеятельности попа не свисал, болтаясь ниже жирного, отвислого, громоздкого живота, но и не затягивался на приросшем к спине пупе так, что впору этот поясок было прилаживать к шее. Свобода - свой обод в сообществе, а не независимость вообще, универсальную отрицательность которой нужно еще как-то соединить с позитивностью утверждения ее носителя (откуда он взялся? Первое исключение во всеобщности независимости - это незыблемое тождество "я") в чем-то (следовательно, нужно быть "зависимым", связанным с тем, что вполне обходится без тебя и твоей докуки, выдаваемой за "венец" всего сущего (эка, хапнул!)?). Свой обод попа, живущего не то, что хлебом единым, но прежде всего и более всего, хлебом небесным, верой в Идею спасения от смерти и милости живым - это вполне ладный, достаточно просторный для исправного дела и осмысленной жизни обод измерялся длиной, окружно смыкавшейся на пупе. Свобода попа - дородность пупа. Бантик и кончики пояса говорили без слов, что животу не худо бы и прибавить за справу в хлебах небесных.
Вот за этим делом, в свободное от службы (видимо идущей своим чередом на всех устраивающем уровне) время мы и застаем героя.
Пошел поп по базару
Посмотреть кой-какого товару.
Взыскать работника, одного вместо трех (бюджет не выдержит такой оравы ртов) и повара, и конюха, и плотника. На все руки служителя мастерового, да и одного не слишком дорогого. Где найти такого?
Кто рано на Руси встает, тому Бог все дает. По почти пустому еще, не совсем стряхнувшему дрему и зёв базару навстречу попу Балда случился.
Кто же откликнулся на зов толоконного лба? Бал-да. Кульминация праздника - бал во всех его положительных, играющих в любом ладе "да". Годный и готовый ко всему светлому на свете Божьем благодаря своим способностям и талантам Работник. Никаких трудов не боится, справляется с любым заданием играючи, посмеиваясь, всех подзадоривая и одаривая. Бал ладных да. Ба! Какая встреча! Какой умелец! Не жизнь - Баллада. Не заморская, а русским слогом сказанная, не Жуковского, а Пушкина! В Болдино по получению письма от невесты, согласной выдти за жениха без приданого, Поэт почувствовал себя Балдой и натворил бессмертной всячины.
Проверим, однако, по дружески, то бишь по Далю, что значит "балда". Среди значений (т. 1, с. 108) выделим нижегородские: лесная кривулина, толстое корневище, палица, дубина. Остальные также привечают признаки чего-то большого, тяжелого, увесистого, из орудий - молот, кувалда и топор, превосходящие нормальные образцы в указанном направлении. Из органов человеческих "балда" указует прежде всего руки, кулак от 8 до 15 ф. В других областях "балду" не жалуют: дылда, болван, балбес, долговязый и неуклюжий дурень (Вологда); шалава, бестолковый (Рязань); дурак, тупица, малоумный (Кострома), сплетник, баламут.
У Пушкина, на мой взгляд, преобладает позитивное, поэтически завышенное в силу звучания, толкование "балды", соответствующее его настроению, вдохновению, радостным надеждам, приливу сил, оптимистическому порыву дней работы над сказкой. Насколько он учитывал другие значения, постараемся рассмотреть по ходу чтения. Конечно, 170 лет спустя мы имеем преимущества в опыте русской истории (если он освоен хотя бы в самых общих, наименее спорных чертах) и каждый вправе высказаться о том, почему и как "дубинушка сама пошла" и во что все это "уханье" вылилось.
Итак, Балда спозаранку "идет сам не знает куда". Играют в нем силы удалые, столь их накопил, что спать не дают, гонят молодца на их трату. Не знаю куда и зачем, но двигаюсь (не время покоиться), толчусь в месте людном, авось сгожусь кому в помогу, внесу лепту в дело доброе. Не бось, мы все осилим и славою сочтемся, а то и без нее, участьем гордые в благом, без зависти, обид, без дотошных счетов разойдемся в как-нибудь раздельной жизни. Балда - России балка. Коль пристроен к делу. Великому - себе под рост, навырост? Коль нет - кривулина лесная, корневище, посох для дорог распутных (иль вовсе без дорог?) в стране столь долговязой, предлинно неотвязной?
По Пушкину Балда простодушен, на первый взгляд, до глупости доверчив. Так руки чешутся, так поет душа зарею ранней, что он готов на малые дела, на службу славную, усердную исправную обычному попу за плату очень скромную - вареную полбу и три щелка в год по лбу. Сошлись? Все вроде бы совпало с желанием попа, мошна не оскудеет, прибавится она. Балда в вопросах Веры лоб попа оберегать будет созданием условий для Хозяина служенья. Всего-то исключенье - три прикосновенья в год. Щелки не испытанье для Догматов, но толоконности плоти бренной поверка. Вот задачка! Хлоп с кондачка на Истины знатока. В жизни, Горацио, много того есть, о чем и не подозревают мудрейшие мудрецы. Лучше б был я Эдип, растудыт Балду тудыт. И уж хочется как - невтерпеж, и во лбу толоконном впервые зудёж. Был бы Балда не во всем Балдою, я б навек поладил с тобою.
Призадумался поп
Стал себе почесывать лоб.
Щелк щелку ведь розь,
Да понадеялся он на русский авось.
Так решил без начал(ьства) сам поп "быть иль не быть" вековечный вопрос. Далекая плата не накладна, а дела на подворье заплясали ладно.
Попадья Балдой не нахвалится,
Поповна о Балде лишь и печалится,
Попенок зовет его тятей;
Кашу заварит, нянчится с дитятей.
Только поп один Балду не любит,
Никогда его не приголубит,
О расплате думает частенько;
Время идет, и срок уж близенько.
Толоконный лоб в напряжении,
А у мысли ход лишь в проторенном русле
движении.
Поп ни есть, ни пьет, ночи не спит:
Лоб у него заране трещит.
Вот он попадье признается:
"Так и так: что делать остается?"
Верна служителя веры жена, с бедолагою за едино лучшая его половина. По простому бы надо решить, по человечьи: земное Балде предложить. Приласкать, подружиться, хлебом - не полбой - делиться. Дочки развеять печали, где бы зятя такого еще они бы сыскали. Стал бы родным работник, принес бы прибыток. Расплата без платы, всем хорошо, все богаты. Да спесь отродясь глуповата: мужику отдать поповскую дочь лбам упертым, пупам распертым невмочь. Дальним мельком мысль подобная у попа не мелькнула. Духовная, пастве примерная чета погрузилась в счета избавленья от платы, пошла на союз с рогатым. Попадья размыслили тему по-поповски, но гибче, смелее.
Ум у бабы догадлив,
На всякие хитрости повадлив.
В удалении бедства предложила она беспроигрышное вроде бы средство: заказать надо службу невмочь, а исполнения "сдирать" точь-в-точь.
Стало на сердце попа веселее,
Начал он глядеть на Балду смелее.
Да все на белом свете работнику ладному вмочь. Разве черти могут помочь? Вряд ли сладит Балда с Сатаною, а я лоб свой избавлю от ноя. Поп открыл работнику верному глаза на успехи Веры в одном, отдельно взятом приходе под личным предстоянием достославного попа.
"Слушай: платить обязались черти
Мне оброк до самой моей смерти;
Лучшего б не надобно дохода,
Да есть на них недоимки за три года.
Как наешься ты своей полбы
Собери-ка ты с чертей оброк мне полный".
Все концы рассчитал поп. Выполнять пойдешь - сгинешь, возражать, что богопротивно, невмочь или просить особого обеда (сто грамм для храбрости) - тут же отлынщика хвать: и уговор разорвать. Концы в воду: дом полон годового приплода и умаслен лоб, избежавший холопа трехразовый хлоп.
Балда, с попом понапрасну не споря,
Пошел, сел у берега моря;
Нет у Балды, как у всех других героев сказок волшебных предметов, чудесных помощников, определяющих и даже пред-определяющих успех невыполнимого земными силами и средствами задания. Не плачет он о своей несчастной судьбинушке никому, сам знает куда идти и что делать, чтобы порататься с чертями. Идет от прямешенько к берегу моря, к стихии своевольной, кипучей, неукротимой, небесным молниям и громом неподвластной? Садится на берег, оберег обетованный, и запускает концы в воду, концы веревки и начинает ей по-своему мутить и перемучивать стихию.
Что значит веревка? Откуда она взялась у Балды? Сразу он пошел на дело, стало быть, на нем была веревка, скорее всего его поясок. Свой обод заветный, свою свободу пускает Балда против чертей, перечерчивает их и без того постоянно перечеркиваемую ("волна волну волной ломает" - Мандельштам) зыбь. Не барышня ли его крестьянка одарила молодца веревочкой от кузовка, в который она сокровища лесные грибы-ягоды собирала? Не ее ли оберег делает удальца неуязвимым для нечисти на берегу их заводи?
Смотрим статью "Веревка" в 1 томе этнолингвистического словаря "Славянские древности". Ритуальные значения веревки вытекают из способа ее изготовления (витье, плетение) и жизненного пользования (повод для скотины, крепление для колокола): "Ритуальные функции, обряды и запреты, относящиеся к Веревке, достаточно разнородны и не составляют единого целого" (с. 338). Черти - копытные, дело, по которому к ним явился Балда, коммерческое, оброк, купля-продажа трехлетних недоимок. Веревка (наряду с уздой!), на которой скот вели на торг, необходима для того, чтобы "скотина прижилась и плодилась, чтобы вместе с ней привести в свое хозяйство прибыль и удачу" (там же). У сербов она считалась главой, за нее часто доплачивали, поляки делили ее на части между продавцом и покупателем... В разных славянских традициях не принято было передавать Веревку из рук в руки (т.е. "голой" рукой) (там же, с. 339). А уж с чертом оберег из них выпускать иль делиться никак нельзя, сжатая в кулак ручища Балды не упустит символ удачного вития жизни и в борьбе с Лукавым.
Прочно привязана веревка к семантике свадьбы, упряжи суПружества, преграды (наряду с бревном, жердью, ниткой) и оберега магическим кругом, обеспечением неприкосновенности и безопасности находящегося в нем человека. Опоясывались по голому телу лентой, шнурком (на руке, шее) для предохранения от порчи жених и невеста, постель роженицы и ребенка, завязывали корове (там же).
Веревка обеспечивает "связь, прочность, цельность, прикрепленность к месту", что словлено в др. русских словах: вървь "веревка" и "община". Крепость в добром обезвреживает нечистые, злые силы. "Считалось, что веревка, сплетенная из девяти лыковых полосок, пригодна для поимки водяного (пол.)" (т. 1, с. 339). 9 дней 9 месяца Поэт зачал вить замысел о наступлении на бесов, рой коих метелили его за день, за часы, минуты до получения Письма, благой вести от Невесты.
Много есть еще применений и запретов, относящихся к изготовлению и обращению с веревкой. Отметим, что волокна веревки ассоциируются со сплетенными в косу волосами. Веревка висельника приносит счастье, удачу в карточной игре (з.-укр.) и торговле водкой (бел., укр., пол.), делает человека неуловимым при воровстве и убийстве и в то же время она помогает отыскать злодея и еще много в чем без веревки не обойтись (там же, с. 340). В общем запастись ею надо обязательно всякому доброму человеку, а жениху особенно в день Трех королей 6 января (напомню Ларина Татьяна в вечер поздний дня того гадала). Куму новому 7 января, в день зимнего Иванова дня вручает прежний кум крест, обвитый базиликом и обвязанный веревкой, сученой из белых и красных ниток.
Непростая видать веревка была у крещеного, не давали ее концы покоя чертям беспокойным, ломали их привычный порядок, неотличимый от беспорядка.
Вот из моря вылез старый Бес:
"Зачем, ты, Балда, к нам залез?"
- Да вот веревкой хочу море м(рщить
Да вас, проклятое племя, корчить".
В потусторонности многие хотели внедрить свой устав, да не преуспели, только надорвались устав. Взгляда первого хватило умудренному Бесу, чтоб понять, с каким свело его ныне Балбесом, от правоты его нерушимой, играющей силы впал он в унылость. Не бесовская хандра внутри неги любого искуса, а Беса хандра, удрученье гордыни в немилость тут приключилось. Человецам потеха, отродью великая помеха. Бес ласкательно просит, чуть ли не молит, обещаньем исполнить скоро и полно неволит. О годах своих юных тяжко жалеет, когда с Творцом яро спорил. Вся надежа на внука, самому-то - спокойная пенсия в море. С гарантиями неприкосновенности от Балды.
- "Б(лдушка, погоди ты морщить море,
Оброк сполна ты получишь вскоре.
Погоди, вышлю к тебе внука".
Балда мыслит: "Этого провести не штука!"
Из неведомых глубин на ристалище биться
"Вынырнул подосланный бесенок,
Замяукал он, как голодный котенок:
"Здравствуй, Балда-мужичок;
Какой тебе надобно оброк?
Об оброке век мы не слыхали,
Не было чертям такой печали".
Суть чертовской политики во все времена - монархические, либеральные, консервативные, демократические, коммунистические и т.д. и т.п. Чти внимательно заискивающее мяуканье=отказ от обещаний (своих ли, предшественников, соседей ли) и... "Не дорого ценю я громкие права...".
И навстречу-то идет бесенок Балде, впрямь в лепешку готов разбиться, чтобы выправить положение "бедственное", ему доставшееся поневоле. А по воле - обоюдной, всем со всех сторон превыгодной - стремится навязать мужичку сиволапому договор, для себя беспроигрышный. В Беготне вокруг да около родной топи, заводи трясинной нет ух