"Норму",  в  1965  году  в
Париже, где она  жила  после  того,  как  ее  бросил  Онассис.  После  брака
Аристотеля с Жаклин Кеннеди Каллас согласилась  играть  Медею  в  кинофильме
Пьера Пазолини в 1970 г. Это оказалось большое  произведение  искусства,  но
коммерческая неудача. Ирония  заключалась  в  том,  что  в  своем  последнем
представлении она должна была играть  роль,  показывающую,  как  в  зеркале,
образ ее агонии и мучений. Каллас была отвергнутой женщиной, и  было  что-то
пророческое в том, что Пазолини выбрал ее на такую роль именно в тот момент,
когда ее мучитель, Онассис, умирал: "Вот женщина, в  каком-то  смысле  самая
современная  из  женщин,  но  в  ней  живет  древняя  женщина  -   странная,
мистическая, волшебная, с ужасными внутренними конфликтами" (Пазолини, 1987)
ТЕМПЕРАМЕНТ: ИНТУИТИВНО-ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ

   Эта гонимая страстями женщина  была  интровертом  с  развитой  интуицией,
внутренне  глубоко  переживающим  свои  эмоции.  Она  относилась   к   жизни
эмоционально и личностно. Ее страсть  к  жизни  была  скрыта,  пока  она  не
появлялась на сцене в спектакле, особенно в моменты высокой  психологической
нагрузки.  Это  было  вредно   для   неустойчивой   маниакально-депрессивной
личности, которая отчаянно нуждалась в  признании  и  привязанности.  Каллас
вела себя в отношениях с людьми таким же самым образом, и эта  неспособность
отделить выдуманное от реальной жизни причинила ей много  сердечных  мук  за
всю жизнь. Эмоциональные взрывы и  лихорадочная  драма  -  важные  и  ценные
качества на сцене, но часто теряют свою привлекательность в реальной  жизни,
в профессиональных отношениях. Каллас  было  предназначено  жить  и  умереть
эмоционально.
   Будучи замужем за Батистой, Каллас была очень дисциплинированной. Батиста
говорил, что дома она была так же обязательна, как и на сцене. Он написал  в
своей  биографии:  "Она  была  дисциплинирована  и  дотошна  в   музыкальной
подготовке, так что это согласовалось  с  ее  домашними  привычками."  Мания
совершенствования и порядка приводила ее в  состояние  паники  перед  каждым
спектаклем и  вызывала  серьезное  беспокойство.  Впоследствии  у  нее  были
сильные головные боли и бессонница. Она была  так  же  бескомпромиссна,  как
Тэтчер  и  Меир,  хотя  по  уму  уступала  им.  Именно  ее  нетерпимость   и
нетерпимость критики поставили ее особняком. Она никогда не отступала, когда
чувствовала, что она права, по любому поводу и говорила: "Они говорят, что я
упрямая. Нет! Я не упряма; я права!"
   Каллас, замкнутая женщина-ребенок, была неуверенной и  непостоянной.  Она
прожила  жизнь  в  вечном  стремлении  освободиться  от  детских   призраков
неполноценности.  "Я  нетерпелива  и  импульсивна,  и   я   одержима   идеей
совершенствования." В перспективе это высказывание выросло в утверждение для
прессы  по  поводу  ее  постоянной  неудовлетворенности:   "Я   никогда   не
удовлетворена. Я лично неспособна  наслаждаться  тем,  в  чем  я  преуспела,
потому что я вижу в увеличенном виде то, что  я  могла  бы  сделать  лучше."
Стремление Каллас быть совершенной не знало никаких границ, то  же  -  и  ее
преклонение перед страстью: "Я страстная артистка и страстный  человек".  Во
многих отношениях она была странно прозорлива,  как  видно  из  философского
комментария относительно жизни и работы из ее мемуаров в итальянском журнале
"Oggi" (1957):

   "Я  -  человек,  который  упрощает.  Некоторые  люди  родились  сложными,
родились, чтобы усложнять. Я родилась простой, родилась, чтобы  упрощать.  Я
нахожу приятным свести проблему к элементам так,  чтобы  можно  было  видеть
ясно, что я должна делать. Упрощение проблемы  -  полпути  к  решению  ее...
Некоторые  люди  усложняют,  чтобы  скрыть  что-либо.  Если  вы  собираетесь
упрощать, вы должны иметь мужество."

   Это глубокое утверждение достойно человека с высококлассным образованием.
Упрощение комплекса  -  сущность  всего  большого  творчества,  новшества  и
решения проблемы.  Это  принцип,  используемый  Эдисоном  и  Эйнштейном  для
решения  великих  загадок  вселенной.  Каллас  хорошо  понимала  собственные
интуитивные сильные и слабые стороны. Ее интуитивная  мощь  вела  к  вере  в
оккультизм, и когда турецкая цыганка сказала ей: "Вы умрете молодой,  мадам.
Но вы не будете страдать", -  она  поверила  ей.  Она  фактически  исполнила
предсказание цыганки, умирая в своей парижской спальне в возрасте пятидесяти
четырех лет.
   Каллас была близорука большую часть своей жизни. Она носила очки  с  семи
лет и плохо видела в восемнадцать. По примеру большинства творческих гениев,
Мария "сделала из лимона лимонад". Она стала запоминать каждую  ноту  каждой
партитуры, потому что она не видела дирижерской палочки. Таким образом,  она
стала полностью самостоятельным исполнителем, который мог двигаться по сцене
и исполнять роль легче, чем если бы она ориентировалась только на  дирижера.
Она получила полную свободу,  которой  у  других  исполнителей,  не  имеющих
проблем со зрением, не было. Эта замкнутая,  чувствительная,  организованная
женщина с хорошей интуицией добилась огромного  успеха,  часто  несмотря  на
свой характер, а не благодаря ему.

МЕЖДУ СЕМЬЕЙ И КАРЬЕРОЙ

   Сестра Каллас, Джекки, написала в биографии: "Я отдала свою жизнь  семье,
Мария отдала свою жизнь карьере". Хотя на самом деле  Каллас  сделала  нечто
совсем  другое  -  она  посвятила  жизнь  освобождению  от  детских  страхов
неполноценности и ненадежности. Она искала счастья и нашла  его,  реализовав
мечту детства о пении. Она говорила: "Я хотела быть большой  певицей,"  -  и
определяла собственную эмоциональную дисфункцию таким  образом:  она  только
тогда чувствовала, что ее любят, когда пела. Эта движимая  эмоциями  женщина
вышла замуж за человека намного старше себя, чтобы изжить  комплекс  Электры
(символическая влюбленность в  отца),  но  также  и  ради  стабильности  как
артистки. Она никогда не брала фамилию Менеджини, а носила собственное имя в
браке, подобно многим женщинам своего дела (Маргарет  Мид,  Эн  Рэнд,  Джейн
Фонда, Лиз Клейборн, Мадонна и Линда Вачнер). Она была всегда  известна  как
Каллас, хотя Джиованни Батиста Менеджини был ее приемным отцом,  менеджером,
руководителем, любовником и врачезателем.
   Менеджини был богатым итальянским промышленником, который любил  оперу  и
Марию. Он отчаянно боролся со своим семейством, которое восприняло дело так,
будто корыстолюбивая  молодая  американка  польстилась  на  его  деньги.  Он
оставил свою фирму, состоявшую из  двадцати  семи  фабрик:  "Берите  все,  я
остаюсь с Марией". Он  был  преданным  мужем,  способствовал  ее  карьере  и
пытался защищать ее от клеветников. Она вышла за него замуж импульсивно. Они
были обвенчаны в католической церкви в 1949 году, несмотря  на  то  что  она
принадлежала к Греческой ортодоксальной церкви. Это  обернулось  ахиллесовой
пятой через одиннадцать лет, когда Церковь отказала ей в разводе, чтобы  она
могла выйти замуж за Онассиса.
   В течение раннего периода ее брака с Батистой Каллас часто заговаривала о
возможности иметь ребенка и думала, что это могло бы избавить ее  от  многих
физических  недугов.  Кажется,  она  никогда   серьезно   не   рассматривала
возможность семейной жизни с человеком настолько  старше  ее.  Батисте  было
значительно за 60, ей - за 30 в то время,  когда  она  была  наконец  готова
пожертвовать своей профессиональной жизнью для улучшения личной. У нее  были
романы, но ее привлекали люди  театра  вроде  режиссера  Лукино  Висконти  и
Леонарда Бернстайна, которые были гомосексуалистами  ("Lowe",  1986).  После
того, как она встретила Аристотеля Онассиса, ничто более не имело  значения,
включая Батисту. Она говорила:
   "Когда я встретила Аристо, который был так полон жизни,  я  стала  другой
женщиной".
   Каллас впервые встретила Онассиса на балу в Венеции в сентябре 1957 года,
когда Эльза Максвелл, искусная сводница, представила их  друг  другу.  Эльза
была  бисексуалкой,  безрезультатно  домогалась  Марии  и  решила  утонченно
отомстить, провоцируя этих двух непостоянных  греков  (Станикова,  1987).  В
1959 году врач  предписал  Марии  морской  воздух.  Она  и  Батиста  приняли
приглашение Аристотеля совершить круиз на печально известной  яхте  Онассиса
"Кристина". Их злосчастный вояж, который начался с Уинстоном Черчиллем, Гари
Купером, герцогиней Кентской и другими высокопоставленными особами,  положил
конец браку  Каллас.  Между  двумя  греческими  любовниками  на  борту  яхты
завязался бурный роман, который сокрушил оба их  брака.  Всегда  ребячливая,
Каллас, когда Батиста упрекал ее в скандальном романе,  сказала:  "Когда  ты
видел, что у меня ноги подкашиваются, почему ты ничего не сделал?"  А  всего
за год до встречи с Онассисом она говорила репортерам: "Я не могла  бы  петь
без  него  (ее  мужа).  Если  я  -  голос,   он   -   душа".   Такова   была
привлекательность Онассиса.
   По словам Батисты, "Мария казалась более  ненасытной,  чем  я  когда-либо
видел. Она танцевала непрерывно, всегда с Онассисом. Она  сказала  мне,  что
море было роскошно, когда оно  штормило.  Она  и  Онассис  были  влюблены  и
танцевали за полночь каждый вечер и занимались любовью. Онассис  был  только
на девять лет  моложе,  чем  Батиста.  Хотя  ее  муж  и  был  миллионером  и
промышленником, он впоследствии был вежлив с космополитом Онассисом. Батиста
говорил по-итальянски и на ломаном английском, в то время, как Онассис бегло
говорил по-гречески, по-итальянски, по-французски и  по-английски.  Он  имел
миллиарды, а Батиста - миллионы, и Онассис тратил  их  легкомысленно,  в  то
время как Батиста был бережлив. Онассис  устроил  вечер  в  честь  Каллас  в
знаменитом Дорчестерском отеле в Лондоне и засыпал  отель  красными  розами.
Это не было в духе ее консервативного мужа. Каллас была буквально  повержена
международным ловеласом.
   После злосчастного рейса Каллас переехала  в  парижскую  квартиру,  чтобы
быть возле Онассиса. Он развелся с женой, согласившись жениться на Каллас, и
поклялся ей устроить настоящую семью. Она была в экстазе впервые в жизни,  и
в любви была подобна подростку в свои тридцать  шесть  лет.  Она  фактически
прекратила  петь  и  посвятила  жизнь  истинной  любви.  Однако  итальянский
католический брак с Батистой мешал ее бракоразводным планам,  и  она  смогла
получить развод только через много лет. Батиста использовал свое влияние  на
церковные круги, чтобы задержать развод, пока Онассис не встретился с Жаклин
Кеннеди и не женился на ней (Менеджини, 1982; Станикова, 1987).
   Каллас пожертвовала карьерой и браком для  Онассиса,  не  получив  взамен
ничего, кроме многолетнего дешевого романа до и после его  брака  с  Джекки.
Она забеременела от него в  1966  году,  когда  ей  было  сорок  три.  Ответ
Онассиса был: "Аборт". Это был приказ  (Станикова,  1987).  Сначала  она  не
думала, что это серьезно, пока он не сказал ей: "Я не хочу ребенка от  тебя.
Что я буду делать еще с одним ребенком? У меня уже есть двое."  Каллас  была
сломлена. "Мне потребовалось четыре месяца, чтобы прийти в себя.  Подумайте,
как бы наполнилась моя жизнь, если бы я устояла и сохранила ребенка." Друг и
биограф Каллас Надя Станикова спросила ее,  почему  она  поступила  так?  "Я
боялась потерять Аристо". Ирония в том, что когда посыльный Онассиса  прибыл
с сообщением о его свадьбе с Жаклин Кеннеди, Мария сказала  ему  пророчески:
"Обратите внимание на мои слова.  Боги  будут  справедливы.  Есть  на  свете
правосудие." Она была права. Единственный сын Онассиса  трагически  погиб  в
автокатастрофе вскоре после аборта Каллас, а его дочь Кристина умерла вскоре
после смерти Онассиса в 1975 году.
   Мария сообщила журналу "Woman's Wear Daily" по поводу свадьбы Онассиса  и
Джекки: "Сначала я потеряла вес, потом я потеряла голос, а теперь я потеряла
Онассиса".  Каллас  даже  предприняла  попытку  самоубийства   в   парижской
гостинице. Онассис непрерывно осаждал ее после своего сенсационного брака  с
Джекки. Он имел наглость заявить ей, что разведется с Джекки, чтобы жениться
на ней, и она была достаточно несчастна, чтобы поверить ему.  Когда  Онассис
умер в марте 1975 года, она  сказала:  "Ничего  больше  не  имеет  значения,
потому что  ничего  никогда  не  будет  так,  как  было...  Без  него."  Эта
талантливая женщина пожертвовала и карьерой, и браком - совсем как  Медея  -
ради своего греческого любовника. Подобно Медее,  Каллас  потеряла  все.  Ее
собственные  личные  потребности  в  семье   и   друге   никогда   не   были
удовлетворены. Она закончила свои дни в парижской квартире с двумя  пуделями
- вместо детей.
   Каллас сообщила лондонскому журналу "Observer" в феврале 1970  года,  что
самым важным в ее жизни была не музыка, хотя  этот  комментарий  был  сделан
после того, как ее карьера была окончена. Она сказала:  "Нет,  музыка  -  не
самая важная вещь в жизни. Самая важная вещь в жизни - общение. Это то,  что
делает человеческие трудности терпимыми. И  искусство  -  наиболее  глубокий
путь общения одного человека с  другим..,  любовь  более  важна,  чем  любой
артистический триумф."
   Странно, что  мы  поклоняемся  тому,  что  быстротечна  и  недоступно,  и
игнорируем то, что легко и доступно. Мария покорила мир  оперы  и  более  не
находила  это  важным,  но  потерпев  поражение   в   романтической   любви,
превозносила этот деликатный момент  своей  жизни.  Она  никогда  не  ценила
любовь или семью во время своего лихорадочного  восхождения  к  вершине  как
признанная международная оперная звезда. А когда она  поняла,  что  является
истинными жизненными ценностями,  они  уже  были  недоступны  для  нее.  Она
пожертвовала всем для  своей  профессиональной  жизни  и  отрицала  важность
личной жизни, а затем она пожертвовала своей профессией для Онассиса  только
для того, чтобы потерпеть неудачу в обеих областях.

ЖИЗНЕННЫЕ КРИЗИСЫ

   Этому  не  по  летам  развитому  чудо-ребенку  на  роду   были   написаны
неприятности со дня ее зачатия в Афинах,  в  Греции.  Ее  родители  потеряли
любимого сына, Вассилиоса, умершего от тифозной лихорадки только за  год  до
зачатия Марии. Семейство все еще было в трауре, когда мать поняла,  что  она
беременна. Евангелия была поглощена мыслями о другом мальчике.  Когда  Мария
родилась в Нью-Йорке через девять  месяцев,  мать  отказалась  смотреть  или
трогать ее в течение четырех дней, потому что она была девочкой  и  не  была
заменой для любимого потерянного сына. Не слишком идеальное начало жизни для
любого человека. Мария  никогда  не  забывала  этого  раннего  отторжения  и
отплатила за него, когда в 1950 году она сказала матери "прощай"  и  никогда
больше не разговаривала с ней.
   В возрасте шести лет Мария попала в  автокатастрофу  в  Нью-Йорке.  Врачи
ожидали, что она умрет. Газеты упомянули о ней  как  об  "удачливой  Марии".
Именно вскоре  после  выздоровления  Мария  стала  одержима  музыкой.  Такая
одержимость после эпизода, чуть не закончившегося трагически, знакома нам по
биографиям больших творческих гениев.  Они  пытаются  придать  смысл  жизни,
которая была под угрозой. Состояния при травмах  создают  плодородную  почву
для  запечатления  бессознательных  образов  в  психике.  Возможно,  это   и
случилось со всегда уязвимой Марией. Она пережила эту почти трагедию и стала
поглощена идеей совершенствования. Необходимость сверхдостижений,  очевидно,
происходила из этого травматического периода ее жизни.
   Следующая встреча Марии с кризисом произошла, когда ее отец потерял  свой
бизнес в период Великой депрессии, и из-за финансовых неприятностей семьи ее
мать предприняла  попытку  самоубийства.  Евангелия  находилась  в  больнице
Беллевю, в то время как отец заботился О детях. Крестный отец Каллас, доктор
Лонтцаунис, сказал о ее матери:  "Она,  вероятно,  была  сумасшедшая."  Этот
инцидент произошел в период  формирования  Марии,  в  возрасте  от  семи  до
одиннадцати.
   Другой  серьезный  кризис  произошел  после  того,  как  Мария  с  семьей
переехали в Афины. Она жила и пела в Афинах, когда нацисты захватили  Грецию
в 1940 году в начале Второй мировой войны. Мария была совсем подростком в то
время, и  семья  стала  голодать  из-за  многочисленных  сражений  во  время
оккупации. "Мария буквально питалась из мусорных  баков  в  течение  войны",
согласно Наде Станиковой, ее биографу (1987). "Мария  считала  святотатством
выбросить кусок хлеба даже тогда, когда она была богатой, из-за своего опыта
военного времени". Ее гурманские  оргии  сразу  после  войны  представляются
последствием ее голодания. К концу войны, в 1944 г.,  Мария  рассказывала  о
том, как она бежала  прямо  поперек  направления  заградительного  ружейного
огня. Она приписала свое спасение "божественному вмешательству". Каллас была
очень религиозна всю жизнь и верила в оккультную сторону вещей, бросая вызов
логике.
   Каллас удовлетворила свои эмоции и аппетит в послевоенные  годы  и  очень
располнела. Вес Марии колебался между 200 и 240 фунтами в период ее  дебюта.
Голодание в военное время вылилось в гурманские оргии, которые  продолжались
семь лет. В попытке сдержать свой растущий вес она стала есть только  овощи,
салаты и изредка - мясо, даже прибегла к заражению глистами,  чтобы  снизить
вес в 1953 году. Она  потеряла  почти  100  фунтов  за  полтора  года,  став
стройной - 135  фунтов  при  росте  5  футов  8  дюймов.  Она  прошла  через
психологическую  метаморфозу  типа  проанализированной  в  "Психокибернетике
Максвелла Мальца. Ее индивидуальность изменилась вместе с ее телом.  Батиста
говорил: "Ее психика подверглась решительному  изменению,  которое,  в  свою
очередь, повлияло на ее дальнейший образ жизни. Она казалась другой женщиной
с другой индивидуальностью". Каллас стала внезапно более известна в  течение
этого периода из-за ее драматической потери веса, чем из-за голоса.

ДОМИНИРУЮЩАЯ ЧЕРТА ХАРАКТЕРА И УСПЕХ

   Неуверенность  Каллас  была  движущей  силой  ее  успеха.  Альфред  Адлер
проповедовал, что все люди борются  за  совершенствование  и  превосходство,
чтобы справиться с чувством неуверенности и  неполноценности.  Мария  Каллас
могла бы служить наглядным подтверждением теории Адлера. Она была борцом  за
совершенство,  трудоголиком  в  попытке  преодолеть  ее  глубоко  спрятанную
неуверенность. Она сверхкомпенсировала в фрейдистском  смысле  сублимации  и
использовала свои  слабости,  чтобы  стать  самой  великой  оперной  певицей
двадцатого столетия. Как? Она использовала свое навязчивое совершенствование
и нетерпение, чтобы изменить манеру пения в опере. Она  создала  сценический
образ, который поставил ее отдельно от всех, кто когда-либо пел арии. Она не
боялась быть непохожей и использовала интуитивные  силы,  чтобы  знать,  что
наиболее соответствует данному моменту. Как сказал Ив Сен-Лоран,  "она  была
дива из див, императрица, королева, богиня, колдунья, работящая  волшебница,
короче говоря, божественная."
   В опере у Марии Каллас нет никаких исторических параллелей. Энрико Карузо
стоит ближе  всего  как  исполнитель-мужчина,  гипнотизировавший  публику  в
начале двадцатого столетия. Однако  вторая  половина  столетия  принадлежала
Каллас. Дэвид Гамильтон написал в "Энциклопедии Метрополитен-Опера"  в  1987
году: "За что ни бралась Каллас, она все делала по-новому, путем  комбинации
ресурсов воображения и по-настоящему интенсивной работы."  Он  говорил:  "Ни
один голос еще не звучал с таким  театральным  характером".  Мэри  Гамильтон
написала о  Каллас:  "Наличие  каждого  признака  голоса  оперного  певца  -
огромный диапазон  (до  верхнего  ми-бемоль),  экстраординарная  сценическая
внешность, красочная личная  жизнь".  Нелюбители  оперы  были  побеждены  ее
спектаклями. Эльза Максвелл сказала о ней:
   "Когда я заглянула в ее удивительные  глаза  -  блестящие,  прекрасные  и
гипнотические - я по