вагончика-бытовки
виднелся жалкий покореженный железный остов, каркас кровати и черный куб
холодильника. Акт о причине возгорания еще не  был  утвержден.  В  папке
пожарного  инспектора  лежали  два  варианта  акта.  В  одном   причиной
возгорания  значилось  короткое  замыкание,  случившееся  в   результате
неисправности холодильника,  в  другом  -  хулиганский  поджог.  Вариант
поджога устроил бы Полуянова. Ведущий строительство  подрядчик  в  таком
случае не  виноват.  Если  же  причиной  возгорания  значилось  короткое
замыкание, пришлось бы платить штраф. Двести  долларов  откупных  Руслан
считал вполне приемлемой суммой.
   Пожарный   инспектор   взглянул   на   часы.    Полуянов    отличался
пунктуальностью, его никогда не приходилось ждать, но и  раньше  времени
он не приезжал.
   "Пять минут осталось, как раз успею  на  планерку",  -  решил  Руслан
Котов и удивился, заметив незнакомого ему  человека  со  смуглым  лицом,
приветливо улыбающегося еще за добрую сотню метров.
   По  делам  службы  Руслан  встречался  со  многими  людьми.  Всех  не
упомнишь. А мужчина был запоминающимся.
   - Вы Руслан Игнатьевич? - Ястребов первым протянул руку.
   Не подумав, пожарный инспектор пожал ее и только затем спросил:
   - А вас как зовут, я что-то забыл?
   - Мы никогда раньше не встречались, - улыбка  колдуна  сделалась  еще
шире. - Я друг Антона Полуянова. У него  непредвиденные  обстоятельства,
не смог приехать, попросил меня передать вам  билеты  на  концерт,  -  и
Ястребов вытащил из кармана пиджака белый заклеенный конверт.
   Руслан,   как   и   всякий   государственный   служащий,    отличался
осторожностью. Это могло быть подставой. Возьмешь конверт, а через  пять
минут тебя повяжет отдел по борьбе с организованной  преступностью.  Уже
не один коллега Руслана сгорел на получении взятки.
   - Какие билеты? - строго спросил Руслан, не притрагиваясь к конверту.
- Я пришел обсудить с ним акт.
   - Я знаю, вагончик сгорел, пожар, - Ястребов настойчиво совал конверт
пожарному инспектору. - Именно поэтому Антон меня и  попросил  приехать.
Говорит, мол, неудобно, договорился с человеком, тот ждет, а сам не могу
приехать. Вы не бойтесь, я в милиции не служу.
   Два   билета,   как   и   договаривались,   они   денег   не   стоят,
пригласительные.
   "Раз два билета, значит, двести баксов, - решил Руслан.  -  Не  похож
мужик на опера.
   В милиции так искренне улыбаться не умеют".
   Он взял конверт и сунул его в карман.
   - Ну что ж, дело сделано, - развел руками Илья Ястребов, -  счастливо
вам отдохнуть на концерте.
   Но вместо того чтобы уйти, колдун скрестил руки на груди и  вроде  бы
забыл о Руслане, стал, как соляной столб, гордо и  неподвижно.  Пожарный
инспектор бросил взгляд в один конец улицы, в другой. Пусто.  Заклеенный
конверт жег карман.
   - Пойду посмотрю, как дела  на  стройке,  Полуянов  обещал  битум  со
второго этажа убрать.
   Ястребов неопределенно пожал плечами, мол, хозяин - барин,  иди  куда
хочешь.
   Руслан Котов шел по засыпанному кирпичным боем  пандусу,  и  все  ему
чудилось, что за колонной, за перегородкой притаился сотрудник ОБОПа. Он
даже сунул руку в карман, готовый в  любую  секунду  выбросить  конверт.
Ветер на "Паркинге" дул сильный, не то что внизу, конверт бы  унесло  за
пару кварталов в считанные секунды.
   Оказавшись на крыше, Руслан убедился, что он  в  безопасности.  Кроме
него здесь были только печка для варки битума да колода  с  воткнутым  в
нее заржавевшим топором. Пожарный инспектор извлек конверт  и  посмотрел
его на просвет.
   Под тонкой белой лощеной бумагой  угадывалась  стодолларовая  купюра.
Пожарный инспектор разорвал конверт и, ухватив деньги кончиками пальцев,
потащил их. И тут оказалось, что  в  конверте  не  две  купюры,  а  три.
Верхняя была вложена нормально  -  расправлена,  а  две  другие  согнуты
пополам. Пальцы  сжимали  две  зеленые  сотни,  а  третья  выскочила  из
конверта и запрыгала по шершавому бетону, гонимая ветром.
   - Говорил же, два билета! - вырвалось у Руслана. И он бросился ловить
сотку.
   Ветер то играл с ним, то прижимал деньги к бетону, то вдруг невидимая
рука поднимала их,  кружила  над  крышей.  Руслан  не  выпускал  зеленую
бумажку из виду. Сотка, словно измываясь над ним, на мгновение зависла в
воздухе, и пожарный инспектор даже успел коснуться  ее  рукой,  а  затем
взмыла, спикировала, крутнулась у  его  ног  и,  шелестя,  помчалась  по
крыше.
   Руслан увлекся погоней. Он бежал за  купюрой,  пытаясь  схватить  ее.
Серый бетон с вкраплениями красного щебня - вот все,  что  видел  Руслан
кроме зеленой купюры.
   И вдруг внезапно серая  смазанная  полоса  бетона  исчезла.  Пожарный
инспектор увидел далекую землю, штабели кирпича и парившие в воздухе сто
долларов. Секунду он еще  балансировал  на  краю  крыши,  махал  руками,
продолжая сжимать деньги пальцами, а потом край плиты  ушел  из-под  его
ног. В полете Руслана перевернуло, и он  спиной  упал  на  острые  ребра
сложенных елочкой кирпичей.
   Пожарный инспектор лежал,  глядя  в  небо  невидящими  остекленевшими
глазами.
   Илья Ястребов перестал смотреть  в  небо,  когда  купюра  исчезла  за
неприглядной довоенной пятиэтажкой, подпрыгнул и, как мальчишка,  подбил
носком  ботинка  небольшой  обломок  кирпича.  Обломок,  соскользнув   с
бордюра, исчез в решетке ливневой канализации.
   -  Ля-ля-ля,  -  негромко  запел  Ястребов  и,  выписывая   кренделя,
кривляясь, заспешил к людной улице.

***

   Секретарша Полуянова Нина всегда приходила на службу, когда до начала
рабочего дня оставалось минут десять.  Она  неизменно  приходила  раньше
половины девятого. Хорошая секретарша всегда должна встречать  босса  на
рабочем месте.  Женщина  уже  держала  ключи  от  входной  двери,  когда
почувствовала на себе чей-то пристальный  взгляд.  Обернулась.  Прохожие
сновали по тротуару, никто  ею  не  интересовался.  Но  зато  на  другой
стороне улицы, прижавшись к перилам ограждения, стоял мужчина и отчаянно
махал ей руками.
   Нина близоруко прищурилась и узнала Полуянова.  Только  лицо  у  него
почему-то было удивительно смуглым.
   -  Нина,  скорее!  -  долетел  до  нее  голос.  -  Сюда!  -   Женщина
нерешительно двинулась к ограждению. - Скорее, сюда!
   Странное дело, голос слышался отчетливо и ясно, его не  заглушал  шум
машин, звуки торопливых шагов пешеходов. Женщина немного поколебалась, а
затем нырнула под перила ограждения  и  оказалась  на  высоком  бордюре.
Асфальт улицы казался удивительно гладким,  манящим,  теплым.  Ни  одной
машины. С одной стороны красный сигнал светофора и с другой.
   - Ну же! - долетел голос.
   И Нина  побежала.  Внезапно  на  нее  обрушились  гул  моторов,  визг
тормозов. Нина  на  мгновение  увидела  нависший  над  собой  тупой  нос
городского  автобуса  и  искаженное  ужасом  лицо   водителя.   Водитель
тормозил, но было уже поздно. Он не мог понять, откуда прямо на пути его
автобуса взялась женщина с сумочкой и связкой ключей в руках. Но женщина
уже исчезла под колесами...
   Илья Ястребов вернулся на тротуар. Он спустился в подземный  переход,
вынырнул с другой стороны, когда возле  лежащего  на  асфальте  мертвого
тела  остановилась  милицейская  машина.  Водитель   автобуса,   яростно
жестикулируя,  рассказывал  лейтенанту  ГИБДД  о  том,  что   произошло.
Дорожному инспектору все было ясно: имелось несколько свидетелей, в один
голос утверждавших, что видели, как несчастная сама  бросилась  в  поток
машин прямо под колеса городского автобуса.
   Тело погрузили на носилки, прикрыли простыней и увезли.
   Любопытные разошлись. У ограждения остался лишь Ястребов. Он  смотрел
на то, как дворники засыпают кровавое пятно мелким просеянным песком.
   А у двери конторы Полуянова  уже  топтался  казахский  немец  Аркадий
Штольц.
   - Аркадий! - воскликнул Ястребов. -  Антон  сегодня  не  приедет.  Он
попросил меня встретить вас.
   - Странно.., секретарши еще нет, - пожимая ладонь человека, с которым
расстался вчера вечером, пробормотал Штольц.
   -  Чего  странного?  Если  на  работе  нет  босса,  что  делать   его
секретарше? Сегодня у нас насыщенная программа, - сыпал Илья Ястребов, -
мы с вами встречаемся с партнером Полуянова Павлом  Богушем.  Вы  с  ним
знакомы?
   - Только слышал о нем.
   - Чудесный мужик, познакомитесь - не пожалеете. Я уже заказал  столик
в ресторане, пообедаем.

Глава 17

   Прораб стройки Петрович, жмурясь от яркого солнца,  связывал  шнурок,
порвавшийся вчера вечером. При этом он бурчал под  нос,  толстые  пальцы
плохо слушались. Увидев Полуянова, прораб отложил башмак. Антон вышел из
вагончика и сразу же прикурил.
   - Ну что, сейчас строители приедут. Доброе утро!
   Полуянов лишь кивнул. У него был  настолько  удрученный  вид,  что  с
вопросами о стройке Петрович решил не обращаться. Он взял башмак в  руки
и продолжал связывать шнурок.
   - Я в деревню, - бросил через плечо  Полуянов  и  зашагал  к  забору,
загораживающему стройку. Он шел все быстрее и быстрее.
   "Куда это его понесло?" - глядя в спину Антону, подумал Петрович.
   Полуянов исчез. Петрович тотчас о нем забыл, зашнуровал башмак, надел
на босу ногу и потянулся.
   Полуянов огородами добрался  к  дому  священника.  Во  дворе  матушка
Зинаида кормила кур.
   - Доброе утро, - сказал Антон.
   - Здравствуйте, - ответила попадья.
   - Мне бы вашего гостя увидеть.
   - Андрея Алексеевича? Он, наверное, уже давно поднялся. Заходите в ту
дверь, у  него  отдельный  вход,  -  и  матушка  Зинаида,  вытерев  руку
фартуком, указала на белую филенчатую дверь.
   Полуянов занес руку, чтобы постучать, но дверь открылась.
   - Вы  ко  мне?  -  Холмогоров  протянул  руку  и  сжал  вялую  ладонь
Полуянова.
   - Да, к вам. Чувствую, больше не к кому.
   - Проходите.
   - Андрей Алексеевич, я сейчас чай принесу.
   Может, гость с нами позавтракает?
   - Я сыт, спасибо.
   Взгляд Полуянова сразу же не  понравился  Холмогорову.  Обычно  такие
погасшие, неживые глаза бывают у больных людей.
   "Словно дымом заволокло", - подумал о них Холмогоров.
   - Присаживайтесь, Антон. Что вас привело?  -  Холмогоров  внимательно
смотрел на крепкого мужчину с остановившимся взглядом.
   - Я даже не знаю, с чего начать. Но вы человек умный, наверное, много
книг прочли и к Богу ближе, чем все остальные.
   - Перед Господом все равны, -  спокойно  ответил  Холмогоров.  В  его
глазах засветились  искорки.  -  Все  живое  и  сущее  перед  Создателем
одинаково равно.
   - Не знаю, не знаю... - бормотал Полуянов. - Я уже  ничего  не  знаю,
словно  рухнуло,  оборвалось  что-то  внутри  и  душа  улетела  от  меня
далеко-далеко и не возвращается.
   - Душа улетела?
   - Ну, я не знаю, как все объяснить...
   - А вы по порядку, с самого начала.
   - Наверное,  вы  были  правы,  Андрей  Алексеевич.  Когда  я  вас  на
источнике увидел, вы мне не понравились. Простите меня,  конечно,  но  я
тогда подумал...
   - Это неважно, что вы подумали. Сейчас мы сидим  и  разговариваем,  -
Холмогоров понимал, что с Полуяновым  произошло  что-то  странное,  чему
дать разумное объяснение он сам не в состоянии.
   - У меня есть жена и есть женщина, которую я люблю. А может быть, мне
лишь кажется, что я ее люблю. У меня был друг Сергей Краснов,  настоящий
друг. Вы, наверное, слышали, что самолет, летевший в Ханты-Мансийск и"
   Москвы, разбился и все до единого погибли.
   Молния в него ударила, так говорят. Так  вот,  Сергей  летел  в  этом
самолете, а должен был лететь я, понимаете?  -  Полуянов  постучал  себя
кулаком в грудь.
   - Почему вы себя вините?
   - А кого еще? Я должен был лететь, а он полетел вместо  меня,  и  его
теперь нет. А у Марины, его жены, помутился рассудок, она вдруг впала  в
детство и думает, будто она официантка.
   - Не совсем понял, поясните.
   - Ну что же здесь непонятного? Все очень просто. В то время, когда ее
муж летел в самолете,  мы  сидели  в  придорожном  ресторане,  в  Москву
возвращались из аэропорта. Проводи"; ли Сергея и назад.  Она  тогда  еще
сказала, что в детстве мечтала стать официанткой... А теперь она  никого
не узнает. Столы убирает, грязную посуду моет, угодливо  улыбается...  -
Полуянов говорил медленно, с трудом подбирая слова.
   Иногда его прорывало, и  тогда  сразу  вырывалось  несколько  быстрых
фраз. - Плохо мне, я ничего не могу понять, что к чему и почему все  так
стало скверно.
   - Наверное, вы ее любите, если так переживаете?
   - Наверное, я уже не знаю сам, люблю не люблю.., мне ее жалко.  Когда
я вижу ее плечи, слышу голос, у меня мурашки бегут по спине.
   Но знаете, Андрей Алексеевич, - Полуянов перешел на шепот, он смотрел
на Холмогорова, но советник Патриарха чувствовал, что  Полуянов  его  не
видит... - несколько месяцев я страдал  от  ужасной  болезни.  На  спине
выскочила какая-то дрянь, кожа зудела, болела - не прикоснуться. Я  и  к
одному врачу, и ко второму, и к третьему. В разные клиники обращался.
   Сколько я всяких таблеток съел, не сосчитать.
   Ничего не помогло. Тут один местный, вы его  видели,  знаете,  молоко
возит, Григорий Грушин.., завел меня к Ястребову...
   Холмогоров проследил за  рукой  Полуянова,  тот  указывал  на  дом  с
тарелкой спутниковой антенны, обнесенный высоченным дощатым забором.
   - Я не верил, что мне кто-либо поможет.
   Но знаете, когда  страдаешь,  хватаешься  даже  за  соломинку,  готов
поверить  во  все  что   угодно,   лишь   бы   избавиться   от   мерзкой
непрекращающейся боли Она  меня  так  изводила,  что  мне  даже  умереть
хотелось.
   - Дальше. Говорите, Антон, я слушаю.
   - Я того человека до этого  ни  разу  не  видел,  хотя  сам  из  этой
деревни. Удивительный человек...
   - Он вам помог? - поинтересовался Холмогоров.
   - Вы не поверите, помог. Он меня  усыпил,  или  я  сам  уснул.  Очень
смутно все помню, как в густом-густом тумане. Помазал мне спину, а перед
этим напоил каким-то лекарством. А через неделю, как он и  советовал,  я
повязку снял, а на спине кожа розовая, как у младенца. Ни ран,  ни  язв,
ни зуда, ни боли - ничего!
   - Ну что ж, это хорошо.
   - Нет, это плохо! - воскликнул Полуянов.
   - Почему же плохо?
   - С этого все и началось... Я хотел, чтобы мой  друг..,  ну,  короче,
чтобы его не стало... У всякого  человека  полным-полно  желаний,  самых
разных, и не всегда эти желания хорошие, правда ведь?  -  с  надеждой  в
голосе спросил Антон. Холмогоров кивнул. - Вот и у  меня  было  желание,
чтобы Сергея не стало. Я не желал ему смерти, не хотел, а просто  думал,
как бы было все хорошо у меня с Мариной, если бы его не было.
   В дверь постучала матушка  Зинаида.  Полуянов  смолк.  Она  поставила
поднос с двумя чашками и тут же бесшумно удалилась.
   - И вы, Антон, теперь думаете, что это из-за вас погиб друг?
   - Ничего я не думаю, просто понять хочу, разобраться.
   - Вам тяжело?
   - Очень, - сказал Полуянов и, закрыв ладонями лицо, опустил голову.
   Грохоча пустыми бидонами, по  деревенской  улице  ехал  грузовик,  за
рулем, дымя сигаретой, сидел Григорий Грушин. Когда грузовик миновал дом
священника, Холмогоров вздрогнул. Он вспомнил безумный взгляд  сельского
водителя, тускло сверкнувшую, занесенную для удара  тяжелую  монтировку,
вспомнил слезы и слово, которое повторял как заведенный Григорий Грушин:
"Наваждение какое-то!".
   Полуянов медленно отвел ладони от  лица,  посмотрел  на  Холмогорова,
тряхнул головой:
   - Словно наваждение какое-то со всеми нами - и со мной, и с  Мариной,
и с Сергеем Красновым.
   - Наваждение, говорите? - прошептал советник Патриарха. - Нет, это не
наваждение.
   Можно материализовать любое  желание,  но  это  надо  уметь.  Желание
человека - энергия. И если уметь  направить  ее...  -  сам  себе  сказал
Холмогоров, вставая с дивана. - Идемте! - он взял за плечи  Полуянова  и
встряхнул. - Антон! - глядя  в  глаза,  твердо  произнес  Холмогоров.  -
Идемте к этому  человеку.  Там  ответ  на  ваш  вопрос.  Вы  ему  что-то
рассказывали, когда он вас лечил?
   - Да, говорил. Но точно не помню. Думал ли? Говорил ли?
   - Вы куда?  -  спросила  попадья,  увидев  Полуянова  и  Холмогорова,
выходящих во двор.
   - К дому мельника, - ответил Полуянов.
   Лицо матушки Зинаиды побледнело. Она взяла Илью за плечи,  прижала  к
себе.
   - И с мальчиком то же самое случилось.
   Картина  в  голове  Холмогорова  начинала  складываться.   Фрагменты,
кусочки начинали сходиться друг с другом, создавая картину.
   - Вы надолго? - прозвучал вопрос матушки Зинаиды.
   - Не знаю, - услышала она от Холмогорова.
   В доме зазвонил телефон, и женщина, разжав руки, попросила сына:
   - Поди узнай, кто это.
   Мальчишка побежал.

***

   Калитка в высоком дощатом заборе оказалась не заперта, и  Холмогоров,
даже не предупредив  хозяина  стуком,  толкнул  ее  и  переступил  доску
высокого порога. Антон Полуянов вошел следом.
   Двор, площадка, высыпанная песком с серым,  поблескивающим  пятном  в
центре, огромный расколотый  мельничный  жернов,  а  на  нем  петух  без
головы. Над обезглавленной птицей  роем  носились  черные  жирные  мухи.
Иногда ветер шевелил перья, и огненный хвост напоминал языки пламени.
   Холмогоров бесстрастно зафиксировал это взглядом и направился к дому.
Опять же не постучав, вошел. Металлические роллеты на окнах  опущены.  В
доме царила темнота.
   - Есть кто-нибудь? - властно окликнул советник Патриарха.
   - Эй! - за спиной Холмогорова крикнул Полуянов, вглядываясь в  густую
темноту. - Он уехал, - тронув за плечо Холмогорова, произнес Полуянов. -
Он собирался в Москву вместе с моим инвестором Штольцем.  Они  мгновенно
сдружились.
   - Дайте спички или зажигалку, - Холмогоров нашел выключатель. Щелчок,
и яркий свет заполнил большую комнату, мгновенно уменьшив ее в размерах.
   Холмогоров с Полуяновым переходили  из  комнаты  в  комнату,  включая
свет.
   Наконец Андрей Алексеевич увидел длинный узкий барабан и трещотку  из
черного дерева.
   - Я этого не видел. Когда приходил, я их не видел, - шептал Антон.
   Череп быка над камином, маленькая комнатка, заполненная скляночками и
кувшинчиками.
   Холмогоров осматривал находки и становился все более и более мрачным.
   - Он вас здесь лечил?
   - Да, здесь, в этой комнате, на диване.
   Лишь выйдя на крыльцо, на залитый солнечным светом  двор,  Холмогоров
вздохнул полной грудью. Ему стало не  по  себе.  В  доме  и  возле  него
неизвестная сила давила, сжимала все его тело, не давая думать, сбивая с
мысли.  Он  переводил  взгляд,  словно   пытался   что-то   отыскать   -
спасительное, целебное.
   "Нашел!"
   Черный петух с огненным хвостом лежал на  треснувшем  жернове.  Возле
жернова  Холмогоров  ощутил,  что   ему   становится   лучше,   силы   1
возвращаются.
   Он махнул рукой, подзывая к себе Полуянова, тот стоял  на  крыльце  с
таким видом, словно у него на плечах четырехпудовый мешок с песком.
   - Антон, идите сюда.
   Полуянов, пошатываясь, спотыкаясь, добрел до Холмогорова.
   - Что это? - прошептал он  побелевшими  губами,  пытаясь  перехватить
взгляд советника Патриарха.
   - Это вуду.
   - Что? Что? - переспросил Полуянов.
   - Ву-ду, - по слогам отчетливо проговорил Холмогоров.
   - Нет, вот это, - палец Полуянова  был  направлен  на  обезглавленную
птицу.
   В черной луже запекшейся крови ползали жирные мухи.
   - Жертвоприношение.
   - Ничего не понимаю... Все смешалось у меня в голове.

***

   Младший сын местного священника  Илья  мчался  на  взрослом  дорожном
велосипеде  по  узкой  тропинке.  Матушка  Зинаида  отправила  Илью   за
советником Патриарха. Звонили из Москвы, хотели с ним поговорить.
   Мальчик спешил, ему хотелось как  можно  быстрее  выполнить  просьбу.
Один поворот, второй. Велосипед помчался в  горку.  Илья  крепко  держал
руль и перестал крутить педали.
   Вдруг в переднем колесе что-то хрустнуло,  скрежетнул