ило  в
голову, что вокзал осуществляет  связь  времен.  А  между  тем  внутри  он
представлял собой точную копию знаменитых бань Каракаллы в  Древнем  Риме.
То же самое можно сказать и о вместительном особняке, принадлежавшем мадам
Марии Бомон, более известной среди сотен ее интимнейших врагов в  качестве
Золоченой Мумии.
     Спускаясь вниз по эскалатору в восточной части дома с доктором Тэйтом
под боком и убийством, притаившимся в кармане, Бен Рич, как чуткая струна,
отзывался  на  все  убыстряющееся  стаккато  своих  чувств.  Толпа  гостей
внизу... Блеск мундиров, туалетов,  сверкающая  кожа  и  пастельные  пучки
лучей, падающие от торшеров, раскачивающихся  на  тонких  ножках...  "Три,
четыре - горячо". Слышатся голоса, музыка, возгласы, отзвуки...  "И  когда
сказал "четыре", получил синяк под глаз..." Восхитительное попурри  тел  и
запахов, еды, вина, мишурного блеска... "Три, два... раз!"
     Мишурный убор смерти... Верней, того, чего  -  свидетель  бог  -  уже
семьдесят лет никому  не  удавалось  осуществить...  Забытое  искусство...
Забытое, как алхимия, умение отворять кровь,  делать  операции  с  помощью
скальпеля. Я верну людям смерть. Не жалкий акт уничтожения себе  подобных,
наскоро  осуществленный  в  приступе  ярости  или  безумия,   а   здравое,
расчетливое, преднамеренное, хладнокровное...
     - Богом вас заклинаю, - прошипел Тэйт. - Осторожней. Убийство  так  и
прет из вас.
     "Три, два, раз! А ну еще! Три, четыре - горячо..."
     -  Вот  то-то.  К  нам  направляется  один  из  эспер-секретарей.  Он
выслеживает тех, кто здесь без приглашения. Пойте дальше.
     Секретарь Марии, тонкий и стройный юноша, весь  порыв,  подстриженные
золотистые волосы, лиловая блуза, брыжи с воланами.
     - Доктор Тэйт! Мистер Рич! Я немею.  Буквально  немею.  Я  не  нахожу
слов. Входите же! Входите!
     "Три, четыре - горячо..."
     Мария  Бомон,  рассекая  толпу,  тянулась  к  нему  руками,  глазами,
обнаженным  бюстом...  пневматическая  операция  превратила  ее   тело   в
несколько  преувеличенное  подобие  индийской  статуи:   раздутые   бедра,
раздутые икры, раздутые позолоченные груди. Будто раскрашенная  фигура  на
носу корабля порнографии, подумал Рич... знаменитая Золоченая Мумия.
     - Бен, голубчик  мой,  -  воскликнула  она,  заключая  его  в  мощные
пневматические объятия  и  прижимая  к  себе  его  руку,  -  как  все  это
поэтично!..
     - Как все это хирургично! - прошептал он ей на ухо.
     - А что твой миллион?
     - Едва не выскользнул из рук.
     - Поосторожнее, бедовый мой любовничек. Этот прелестный  бал  у  меня
весь до капелюшечки записывается.
     Рич искоса взглянул на Тэйта.
     Тэйт одобрительно кивнул.
     - Ну, иди там пообщайся, - сказала Мария. Она взяла его за руку. -  У
нас с тобой еще уйма времени впереди.
     Под крестовым сводом потолка люстры загорелись другим светом, и  весь
спектр  зала  сразу  переменился.  Изменили  цвет  костюмы.  Отсвечивавшие
розовым перламутром тела излучали теперь призрачное сияние.
     С  левого  фланга  Тэйт  подал  предупредительный  сигнал.  Внимание!
Опасность! Опасность! Опасность!
     "Смотри в оба, смотри в оба! И когда сказал "четыре",  получил  синяк
под глаз. Три, четыре! Три, два, раз! Трамм!"
     Мария  знакомит  с  ними  еще  одного  среднеполого  -  весь   порыв,
подстриженные волосы, пурпурная блуза, голубые прусские брыжи с воланами.
     - Это Ларри Ферар,  Бен.  Мой  второй  секретарь.  Ларри  умирает  от
желания с тобой познакомиться.
     "Три, четыре - горячо..."
     - Мистер Рич! Я счастлив. Я не нахожу слов.
     "Ах ты, камбала, не вобла! Смотри в оба! Смотри в оба!"
     Рич одарил юношу улыбкой, и тот удалился.  Тэйт  одобрительно  кивнул
Ричу,  все  еще  продолжая  его   прикрывать   защитным   кольцом.   Снова
переменились огни в люстрах. Часть туалетов на  гостях  как  бы  растаяла.
Рич,  который   отрицательно   отнесся   к   моде   вставлять   в   одежду
ультрафиолетовые оконца, был в полной безопасности в  своем  непроницаемом
костюме и с гадливостью наблюдал, как другие  торопливо  шарят  глазами  в
толпе, высматривая, оценивая, сравнивая, вожделея.
     Тэйт сигнализировал: Опасность! Опасность! Опасность!
     "Ах ты, камбала, не вобла..."
     Рядом с Марией возник секретарь.
     - Мадам, - пролепетал он, - маленький конфуз.
     - В чем дело?
     - Юный Червил. Гален Червил.
     У Тэйта вытянулось лицо.
     - Ну и что такое с ним? - Мария поискала в толпе глазами.
     - Слева от фонтана. Он здесь без приглашения, мадам. Я его  прощупал.
Он студент колледжа. Побился об заклад, что проберется на бал незваным.  В
доказательство хочет похитить вашу фотокарточку.
     - Мою карточку! - Мария с  интересом  глянула  в  оконца  на  костюме
молодого Червила. - А что он обо мне думает?
     - Видите ли, мадам, его очень трудно зондировать. Мне кажется, что он
не прочь похитить у вас кое-что еще, кроме фотокарточки.
     - Да вы что! - умилилась Мария.
     - Это так, мадам. Прикажете его вывести?
     - Нет, - Мария бросила еще один  взгляд  на  стройного  юношу.  -  Он
получит доказательство.
     - Не прибегая к краже, - сказал Рич.
     Мария пискнула:
     - Ревнует! Ревнует! Ну а теперь прошу к столу.
     Тэйт встревоженно поманил Рича, и тот поспешно отошел вместе с ним  в
сторону.
     - Рич, сегодня ничего не выйдет.
     - Это еще почему?
     - Здесь молодой Червил.
     - Ну и что же?
     - Он эспер второй ступени.
     - А, черт!
     - У этого  юнца  не  по  летам  блестящие  способности...  В  прошлое
воскресенье я видел его у Пауэла. Мария Бомон  не  приглашает  щупачей  на
свои вечеринки. Я на это и рассчитывал. Меня самого пустили  только  из-за
вас.
     - И надо же, чтобы этот чертов щупачонок пролез сюда без приглашения.
Такая дрянь.
     - Будьте благоразумны, Рич.
     - А может быть, он до меня не доберется?
     - Рич, я могу блокировать вас от секретарей. У них всего лишь  третья
ступень. Но я не могу ручаться, что плюс к ним сумею справиться  еще  и  с
эспером-два... пусть даже совсем зеленым. Он, конечно, еще  мальчишка.  От
волнения может запутаться. Но я не отвечаю ни за что.
     - Я не отступлюсь, - отрезал Рич. - Я не могу. Такого  случая  больше
не подвернется. И даже если бы была возможность попытаться еще раз,  я  не
стал бы тянуть. Сил нет. Я нюхом чувствую этого вонючего де Куртнэ. Я...
     - Рич, вы же не сможете...
     - Не спорьте. Я решил довести дело до конца. - Рич  яростно  взглянул
прямо в испуганное лицо Тэйта. - Я знаю, что вам хочется найти  лазейку  и
улизнуть, но ничего у вас не выйдет. Мы в этом деле так увязли, что вам от
меня не избавиться вплоть до самого конца, до Разрушения.
     Спрятав за ледяной улыбкой перекосившую его лицо  злобную  мину,  Рич
присоединился к хозяйке, которая  уже  устроилась  на  одной  из  кушеток,
расставленных вдоль столов. На пиршествах такого рода все  еще  сохранялся
обычай каждой парочке кормить друг друга. Порожденный восточной учтивостью
и восточным гостеприимством, обычай этот  выродился  в  эротическую  игру.
Пищу слизывали друг у друга с пальцев языком, часто передавали  из  уст  в
уста. Таким же образом поили вином. Сладостями угощали еще более  интимным
способом.
     Рич, которого смертельно раздражали эти штучки,  с  нетерпением  ждал
Тэйта. Тэйт должен был определить, в какой части дома прячется де  Куртнэ.
Крошка  щупач  сновал  между   гостей,   принюхиваясь,   приглядываясь   и
примериваясь, но, вернувшись в конце концов к Ричу,  отрицательно  покачал
головой и указал па Марию Бомон. Во всем зале, конечно, одна только  Мария
знала, где  де  Куртнэ,  но  разве  к  ней  подступишься,  когда  она  так
взбудоражена от сладострастия. В бесконечном ряду препятствий,  преодолеть
которые должен был инстинкт убийцы, появилось новое. Рич встал и зашагал к
фонтану, Тэйт бросился ему наперерез.
     - Что вы хотите делать, Рич?
     - А разве вам не ясно? Вышибить молодого Червила у нее из башки.
     - Как вы это сделаете?
     - Есть только один способ.
     - Ради бога, Рич, не приближайтесь к нему.
     - Отойдите.
     Волна необузданной воли, налетев на Тэйта, отшвырнула его  прочь.  Он
стал в ужасе сигнализировать, и Рич попробовал взять себя в руки.
     - Это, конечно, риск, но не такой уж страшный, как вы думаете. Прежде
всего он молод и зелен. Во-вторых, он  здесь  без  приглашения  и  трусит.
В-третьих, он, наверное, еще не насобачился в ваших делах, если эти эсперы
на побегушках так быстро его нащупали.
     - Умеете вы  контролировать  свое  сознание?  Как  у  вас  получается
процесс параллельного мышления?
     - С меня хватит этой  песни.  Слишком  много  у  меня  хлопот,  чтобы
развлекаться параллельным мышлением. Займитесь Марией  и  не  путайтесь  у
меня под ногами.
     Червил ел в  одиночестве  возле  фонтана,  довольно  неловко  пытаясь
изобразить, что он тут свой человек.
     - Пим, - сказал Рич.
     - Пом, - сказал Червил.
     - Бим, - сказал Рич.
     - Бам, - сказал Червил.
     После  этой  "разминки",  с  которой  модно   было   начинать   любой
непринужденный разговор, Рич уселся рядом с юношей.
     - Я - Бен Рич, - сказал он.
     - Я - Галли Червил. То есть... Гален. Я... - На молодого Червила явно
произвела впечатление фамилия его собеседника.
     "И когда сказал, "четыре", получил синяк под глаз..."
     - Вот идиотская песня, - проворчал Рич. - На днях ее услышал и  никак
не отделаюсь. Мария знает, что вы заяц, Червил.
     - Знает?!
     Рич кивнул. "Получил синяк под глаз..."
     - Значит, я должен смываться?
     - А фотография?
     - Вы и об этом знаете? В доме, наверное, есть щупач.
     - Целых два. Секретари хозяйки. Их обязанность  -  выслеживать  таких
господ, как вы.
     - Как же мне быть с  фотографией,  мистер  Рич?  Я  на  нее  поставил
пятьдесят кредиток. Вы должны понимать,  что  такое  пари.  Ведь  вы  сами
игр... мм... финансист.
     - Небось рады, что я не щупач? Я не обиделся, не беспокойтесь. Видите
ту арку? Пройдите через нее, и сразу же направо. Там  будет  кабинет.  Все
стены в нем увешаны фотопортретами  Марии,  заключенными  в  синтетические
камни. Позаимствуйте один, а Мария его никогда не хватится.
     Юноша вскочил, рассыпав еду.
     - Спасибо, мистер Рич. Когда-нибудь я,  в  свою  очередь,  окажу  вам
услугу.
     - Каким образом?
     - Вы ни за что не догадаетесь, ведь я...  -  Гален  прикусил  язык  и
покраснел. - Там увидите, сэр. Еще раз спасибо. -  Огибая  столики,  Гален
заторопился и арке.
     "Три, два, раз - а ну еще!.."
     Рич вернулся к хозяйке дома.
     - Изменник, -  сказана  она.  -  Кого  ты  там  кормил?  Я  ей  глаза
выцарапаю.
     - Молодого Червила, - ответил  Рич.  -  Он  меня  спрашивал,  где  ты
держишь свои фото.
     - Бен! Неужели ты сказал ему?
     - Ага. - Рич усмехнулся. -  Он  туда  уже  навострил  лыжи.  А  потом
смотается. Я ведь ревнивый, ты знаешь.
     Мария вскочила и понеслась к кабинету.
     - Есть такое дело, - сказал Рич.
     К одиннадцати часам гости до того взвинтились,  потчуя  друг  дружку,
что жаждали только уединения и темноты. Мария Бомон никогда не  обманывала
ожиданий своих гостей, и Рич надеялся, что она и в этот раз не отступит от
правил. По его расчетам  Мария  непременно  должна  была  затеять  игру  в
"Сардинки". Он в этом уже совсем не сомневался, когда  из  кабинета  вышел
Тэйт, принесший точные данные о местонахождении де Куртнэ.
     - Не представляю, как это вам  удалось  себя  не  выдать,  -  шепотом
сказал Тэйт. - Вы излучаете жажду крови на всех телепатических волнах.  Он
здесь. Один. Без  слуг.  При  нем  только  два  человека  охраны,  которых
предоставила ему Мария. Экинс был прав.  Де  Куртнэ  в  самом  деле  очень
серьезно болен.
     - Ничего, я его вылечу. Где он?
     -  Выйдите  из  зала  через  Западную  арку.  Поверните   направо   и
поднимитесь по лестнице  вверх.  Пройдите  по  крытому  переходу  и  снова
сверните направо. Там будет картинная  галерея.  Дверцу  между  полотнами,
изображающими "Соблазнение Лукреции" и "Похищение сабинянок"...
     - Какие удачные ориентиры!
     - Дверцу  откроете.  За  ней  будет  небольшая  лестница,  ведущая  в
прихожую.  В  прихожей  охрана,  дальше  -  де  Куртнэ.  Это   покои   для
новобрачных, построенные еще дедом нашей хозяйки.
     - Для новобрачных? Бог ты мой, вот  и  прекрасно.  Я  обручу  его  со
смертью! А сам выйду сухим  из  воды.  Да,  да,  малютка  Гас,  выйду,  не
сомневайтесь.
     Мария что-то собиралась  сообщить  гостям.  Облитая  розовым  светом,
распаренная, красная, она  стояла  на  помосте  между  двумя  фонтанами  и
хлопала в ладоши, требуя тишины. Хлопки ее  потных  ладоней  отдавались  в
ушах у Рича громким отзвуком: "Смерть. Смерть. Смерть".
     - Слушайте, миленькие мои, слушайте! - водила Мария. - Сегодня у  нас
будет очень весело. Мы будем сами себя развлекать.
     По рядам гостей  пронесся  сдавленный  стон  и  чей-то  пьяный  голос
выкрикнул:
     - Я просто туристка!
     - Не смейте жаловаться, негодники, - продолжала Мария, не  дожидаясь,
когда смолкнет смех. - Мы будем играть в чудесную старинную игру, и играть
в нее мы будем в темноте.
     Освещение начало меркнуть,  толпа  оживилась.  Лампы  гасли  одна  за
другой, и только помост по-прежнему был залит ярким светом.
     Мария достала потрепанную книжечку, подарок Рича.
     "...И когда сказал "четыре"..."
     Мария медленно листала страницы, всматриваясь в непривычный  печатный
шрифт.
     "Получил синяк под глаз".
     - Эта игра, - провозгласила Мария, -  называется  "Сардинки".  Ну  не
прелесть ли?
     "Она взяла наживку. Она на крючке. Через три минуты я буду  невидим".
Рич пошарил по карманам. Револьвер. Родопсин. "Ах ты, камбала,  не  вобла!
Смотри в оба! Смотри в оба!"
     - "Один игрок водит", - читала Мария. - Этот игрок буду  я.  "В  доме
гасят все огни, и ведущий прячется".
     Пока Золоченая Мумия по  складам  разбирала  пояснение  к  игре,  зал
погрузился в кромешную тьму, и только на помост все еще падал розовый  луч
света.
     - "Постепенно и другие игроки разыскивают спрятавшихся  "сардинок"  и
присоединяются к ним. Проигравшим считается тот, кто остается последним  и
в одиночестве бродит по темному дому". - Мария закрыла книгу. - И, куколки
вы мои, нам нужно очень пожалеть бедняжку  проигравшего,  потому  что  эту
интересную старинную игру мы с вами прелестно подновим.
     Стало темнеть и на помосте. Но не успел еще погаснуть свет, как Мария
сбросила платье,  обнажив  свое  удивительное  тело,  чудо  пневматической
хирургии.
     - Вот как мы будем играть в "Сардинки"! - крикнула она.
     Погас последний  отблеск  света.  В  темном  зале  раздались  громкие
аплодисменты, ликующий хохот гостей, а вслед за  тем  отовсюду  послышался
шелест торопливо сбрасываемой одежды. Время от  времени  раздавался  треск
порванной материи, досадливое восклицание,  и  это  вызывало  новый  взрыв
смеха.
     Рич наконец-то стал  невидим.  У  него  было  полчаса  на  то,  чтобы
проникнуть внутрь дома, разыскать де Куртнэ, убить его и после этого опять
присоединиться к играющим. Обязанностью Тэйта  было  устроить  так,  чтобы
секретари Марии не оказались у него на дороге. Рич  мог  чувствовать  себя
свободно. Единственное, что ему  угрожало,  это  молодой  Червил.  Тут  уж
ничего поделать было нельзя.
     Он пересек главный зал и у Западной арки наткнулся  на  чьи-то  тела.
Выйдя из арки, Рич оказался в маленьком  концертном  зале,  потом  свернул
направо и стал ощупью искать лестницу.
     Возле самых ступеней ему пришлось перелезть через груду тел, и чьи-то
руки хватали его, как  щупальца  осьминога,  пытаясь  повалить.  Затем  он
преодолел семнадцать ступенек, семнадцать  бесконечных  ступенек,  и  стал
пробираться по узкому крытому переходу, обитому велюром изнутри. Вдруг его
схватили, на нем повисла какая-то женщина.
     - Сардиночка, привет! - прошептала она ему на ухо.
     Потом женщина разобрала, что он одет.
     - Бр-р! - фыркнула она.
     Ее рука наткнулась на револьвер, лежавший у него в грудном кармане.
     - Что это у тебя?
     Он оттолкнул ее руку.
     - Не теряйся, сардинка, - захихикала женщина. - Вылезай из баночки.
     Наконец он от нее избавился, забрел в тупик и расшиб нос, наткнувшись
на стену. Выбравшись из перехода, он  двинулся  направо,  открыл  дверь  и
очутился в сводчатой галерее более  пятидесяти  футов  длиной.  Здесь тоже
были погашены  лампы,  но  подсвечиваемые  ультрафиолетовыми  прожекторами
картины наполняли галерею призрачным светом. В галерее было пусто.
     Между мертвенно-синей Лукрецией и ордой сабинянок блестела  бронзовая
дверца. Остановившись перед ней, Рич достал из  заднего  кармана  слепящую
капсулу. Его руки так тряслись, что он еле смог удержать между  большим  и
указательным пальцами крохотный медный кубик. Ненависть и  гнев  кипели  в
нем; он воображал себе корчащегося в смертельной муке де Куртнэ и вновь  и
вновь упивался этим зрелищем.
     - Господи! - воскликнул он. - Если не я, так он. Это ведь он  схватил
меня за горло. Я только защищаюсь.
     Он троекратно вознес мольбы к небу, трижды повторяя каждую:
     - Господи, не оставь! Ныне, присно и во веки  веков.  Не  оставь!  Не
оставь! Не оставь!
     Дрожь унялась. Он крепко зажал в  пальцах  капсулу,  потом  распахнул
бронзовую дверь, и перед ним открылось девять ступенек, ведущих к прихожей
брачных покоев. Рич щелкнул по медному кубику  ногтем  большого  пальца  с
такой энергией, будто намеревался запулить его на луну. В тот  миг,  когда
капсула влетела в прихожую, Рич зажмурился. Полыхнуло  холодным  пурпурным
огнем. Словно тигр, Рич бросился вверх по ступенькам и прихожей.  Двое  из
охраны, обслуживающей особняк "Бомон", словно окаменели  на  скамейке.  Их
челюсти отвисли, глаза ничего не видели, сознание отключилось.
     Если кто-нибудь войдет, пока он здесь, и обнаружит охранников в таком
состоянии, Разрушение неминуемо. Если охранники очнутся,  пока  он  здесь,
Разрушение неминуемо. Чем бы  ни  кончилась  игра,  ставка  -  Разрушение.
Оставив за  порогом  последние  крохи  благоразумия,  Рич  толкнул  богато
инкрустированную дверь и вошел в брачные покои.



                                    5

     Рич  оказался  в   сферической   комнате,   напоминавшей   сердцевину
исполинской орхидеи: золотистая чашечка пола, изогнутые лепестки стен. Все
в комнате: стулья, столики, кушетки -  тоже  было  золотое  или  под  цвет
лепестков. Но комната была старая, лепестки выцвели  и  облупились,  между
стертыми золотыми плитками виднелись  щели.  На  одной  из  кушеток  лежал
старик, высохший и хилый, как увядший  сорняк.  Этот  вытянувшийся,  будто
труп, старик был де Куртнэ.
     Рич в гневе хлопнул дверью.
     - Неужели сам подох, мерзавец? - вскрикнул он. - Быть этого не может.
     Старик привстал, внимательно в него вгляделся, вдруг заулыбался  и  с
усилием поднялся с кушетки.
     - Ага, еще живой, - обрадовался Рич.
     Де Куртнэ, продолжая улыбаться, шагнул к Ричу, простирая к нему руки,
как библейский старец, встречающий блудного сына. Опешивший Рич проворчал:
     - Вы что, глухой?
     Старик отрицательно покачал головой.
     - Вы говорите по-английски? - крикнул Рич. - Вы  слышите  мои  снова?
Что вы дурачитесь? Я - Рич. Рич из "Монарха".
     Де Куртнэ кивнул, все еще улыбаясь. Его губы беззвучно шевелились. На
глазах неожиданно заблестели слезы.
     - Что с вами, черт возьми, творится? Я - Бен Рич. Бен  Рич!  Вы  меня
знаете? Отвечайте же.
     Де Куртнэ снова помотал головой и указал  на  свое  горло.  Он  опять
зашевелил губами. Послышался какой-то хрип, и  тихо-тихо,  будто  сыплется
песок, зашелестели слова.
     - Бен... Милый Бен... Так долго ждал... А