етил один из многочисленных  Роугов,  обитавших  в  его
сознании (их там было с дюжину, а то и больше), - только ты  ведь  оставил
свою красную адресную книгу в студии.
     - Ну какого, спрашивается, хрена  не  могу  я  записывать  девушек  в
прославленную изящной литературой черную книжечку?
     - А какого, спрашивается, хрена не можешь  ты  запоминать  телефонные
номера? Ладно, оставим глупые вопросы. Ну что, по бабам?..
     Он позвонил по трем телефонам - безо всякого успеха. Он выпил еще три
рюмки - с успехом более чем удовлетворительным. А потом разделся, улегся в
своей  монашеской  келье  на  свою  японскую  кровать,   некоторое   время
ворочался, бормоча под нос какие-то ругательства, и в конце концов  уснул.
И снились ему совершенно бредовые структуры
                                  труктуры
                                  руктуры
                                  уктуры
                                  ктуры
                                  туры
                                  уры
                                  ры
                                  ы
     Встал Уинтер очень рано и почти сразу вылетел из дома.  Сперва  -  на
телестудию, обсудить с продюсером сценарий. Затем - к издателю, скандалить
насчет иллюстративного  материала.  На  закуску  -  в  "Солар  Медиа".  Он
проследовал по издательским коридорам, щедро из без каких бы  то  ни  было
предубеждений целуя, иногда даже ущипывая всех встречных  сотрудниц;  этот
церемониальный марш завершился в кабинете Аугустуса (Чинга)  Штерна.  Чинг
был главным редактором.
     - Набрал на статью, Рогелла?
     - Набрал.
     - Срок три недели.
     - Уложусь. Какой-нибудь пустой кабинет на  час  или  около  найдется?
Нужно позвонить в уйму мест, а  тут  еще  производственный  отдел  прислал
гранки вычитывать. Они просили сделать прямо сегодня.
     - Что за статья?
     - "Пространство и дебильность: умственная недостаточность в Е=mc^2.
     - Ни хрена себе! Она должна была уже вчера лежать в лаборатории. Бери
комнату для совещаний, Рогелла, на сегодня  никаких  мозговых  штурмов  не
намечено.
     Уинтер  устроился  в  комнате  для  совещаний,  быстро   покончил   с
телефонными разговорами, позвонил в архив, чтобы переписали в  свои  файлы
привезенный с Венуччи материал, пальцами прочитал магнитную пленку  гранок
- еще одна  грань  синэргических  способностей  -  впал  в  дикую  ярость,
позвонил Чингу Штерну и понес его по кочкам.
     Дверь приоткрылась, и в комнату  осторожно  просунулась  голова  -  с
узким разрезом темных глаз и белокурыми,  неровно  выгоревшими  на  солнце
волосами, уложенными в высокую прическу. Деми Жеру из корректорской.
     Уинтер махнул рукой, приглашая девушку войти, а затем  той  же  рукой
послал ей воздушный поцелуй, все это - ни на секунду не прекращая  лить  в
интерком поток ругательств.
     -  Я  начал  вычитывать  гранки  этой  дебильной  статьи,   и   вдруг
оказывается,  какой-то  сукин  сын  все  переделал!  Ну  сколько  мне  раз
говорить, чтобы не давали никаким раздолбаям курочить мои  тексты?  Хотите
что-нибудь изменить - чего проще, скажите мне, я сам все  сделаю.  Мне  не
нужны в соавторы никакие хитрожопые засранцы!
     С треском опустив трубку интеркома,  Уинтер  обернулся  к  совершенно
перепуганной девушке и одарил ее лучезарнейшей из своих улыбок.
     - Деми, ты - истинная услада глаз моих, с трудом разлипающихся  после
вчерашней пьянки. Подойди поближе, дяденька  тебя  обнимет.  -  Он  широко
раскинул руки и почувствовал, как дрожит все ее тело.  -  Несравненный  ты
мой корректор, весь исходный материал по Венуччи ждет.
     - А я уже не корректор. - Произношение Деми было по-виргински мягким.
     - Только не говори мне, что эти ублюдки уволили мое Сокровище Океана.
     - Меня повысили. Теперь я младший редактор.
     - Поздравляю! Давно пора, сколько можно закапывать  в  землю  таланты
умненькой девочки из... как там назывался этот твой дурацкий колледж?
     - Мэримонт.
     - Во-во. А зарплату прибавили?
     - Увы.
     - Вот же гады! Ничего, все равно отметим. Идем сейчас куда-нибудь,  и
я напою тебя в стельку.
     - Вряд ли захочешь, Роуг.
     - А чего это?
     - Ну... мне дали первую работу...  это  оказалась  твоя  олигофренная
статья.
     - Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый сукин сын, который?..  И
ты слышала, как я орал все это в трубку? - Уинтер  громко  расхохотался  и
чмокнул густо покрасневшую девушку. - Вот тебе первый урок,  как  надо  со
мной обращаться. А материал по феминисткам - он что, тоже пойдет к тебе?
     - Меня приставили к тебе постоянно, - смущенно кивнула  Деми.  -  Это
поможет мне набраться опыта, полагает мистер Штерн.
     - Очень интересно, какой именно  опыт  имеется  в  виду.  Ну  что  ж!
Полюбуйтесь, перед вами - Деми Жеру, дьяволица из Диксиленда, а  отныне  -
мой личный редактор!
     Глубоко, судорожно вздохнув, девушка опустилась на один  из  стульев.
Сейчас в ней сквозила трогательная смесь решительности и страха.
     - Мне бы хотелось совсем другого.
     - Да?
     - Помнишь, ты рассказывал, как ужинал однажды у каких-то ирландцев?
     - Чего-то не припомню.
     - Ну, когда ты водил меня завтракать в  Грот  Кошерной  Морской  Пищи
"Эй, на встречном космическом!"
     - Завтрак помню, но что я там рассказывал - хоть убей.
     - Какой-то... какой-то ребенок ползал у всех под ногами, ты взбесился
и пнул его.
     - Господи ты Боже! - засмеялся Уинтер.  -  Ну  конечно!  Это  было  в
куполе Дублин. Никогда не  забуду,  как  все  прямо  окаменели  от  ужаса.
Поступок жуткий, кто бы спорил, но ты себе  не  представляешь,  какое  это
было занудное сборище.
     - А ребенок посмотрел на тебя с обожанием.
     - Точно. Лайаму уже лет восемь, и он все еще меня обожает. Пишет  мне
письма на гэльском. Можно подумать, у этого мальчишки  врожденная  страсть
такая - чтобы его пинали.
     - Роуг, - негромко сказала Деми. - А ведь ты и меня пинал.
     - Я? Пинал?
     Уинтер был поражен, его охватила  непривычная  дрожь,  по  всей  коже
пробежали мурашки Откровенные предложения встречались ему и прежде, но  не
в такой же форме.
     "Я что, делал ей авансы?"
     "Неужели она ощутила взаимное между нами притяжение, о котором я  сам
никогда и не подозревал?"
     "А может, я вру?"
     "Может, я все время только этого и хотел?"
     Все эти противоречивые, взаимоисключающие вопросы метались  в  голове
Уинтера, но искать на них ответы было  уже  поздно.  Он  встал,  притворил
дверь комнаты, поставил стул прямо перед стулом девушки, сел и взял ее  за
руки.
     - Что с тобой, Деми? - Сейчас он говорил  нежно,  без  следа  прежней
иронии. - Безнадежная любовь?
     Деми кивнула и начала тихо всхлипывать. Роуг осторожно  вложил  ей  в
руку носовой платок.
     - Надо быть очень храброй, чтобы сказать такое. И давно это у тебя?
     - Я не знаю. Это... это просто как-то вот случилось.
     - Прямо сейчас?
     - Нет, не сейчас... как-то само собой случилось.
     - А сколько тебе, радость моя, лет?
     - Двадцать три.
     - И ты любила кого-нибудь раньше?
     - Это все не то, я никогда не встречала таких, как ты.
     Уинтер внимательно оглядел безнадежно ревущую девочку с узкой  талией
и большой грудью. А потом тяжело вздохнул.
     - Послушай, - начал он, осторожно  подбирая  слова.  -  Во-первых,  я
очень тебе благодарен. Ведь такое вот предложение любви -  все  равно  что
сокровище на конце радуги, оно достается  совсем  немногим.  Во-вторых,  я
тоже могу тебя полюбить, но ты должна понять  почему.  Когда  предлагается
любовь, ответом может быть только любовь, тут нечто вроде шантажа,  только
шантаж этот - прекрасен. И я сейчас развлекаю тебя такими вот  до  тупости
очевидными истинами с  единственной  целью,  чтобы  ты  не  промочила  мой
носовой платок насквозь.
     - Я знаю, - кивнула Деми. - Тебе всегда можно верить.
     - Так что получить меня можно. Я и вообще маньяк по  части  женщин  -
единственный, наверное, мой порок, -  а  сейчас  девушка  нужна  мне,  как
никогда, только... Посмотри сюда, Деми, и слушай  меня  внимательно.  Тебе
достанется только половина мужчины, а может, и меньше. Большая часть  меня
принадлежит работе.
     - Потому ты и гений.
     - Прекрати это слюнявое обожание!
     Уинтер резко встал, подошел к  огромной  карте  Солнечной  системы  и
начал ее изучать - без особого, правда, интереса.
     - Боже милосердный, так ты и вправду твердо решила меня заарканить?
     - Да, Роуг. Мне и самой это не нравится... да.
     - И что, никакой пощады?  Наш  покойный  друг,  великий  Роуг  Уинтер
подшиблен влет мэримонтской  тихоней,  каковой  факт  снова  и  непреложно
доказывает, что я - придурок, способный сказать "нет" кому  угодно,  кроме
девушки.
     - Ты боишься?
     - Конечно, боюсь, только куда же мне деться? Хорошо, давай начнем.
     Деми с разбегу бросилась Уинтеру в объятья и  поцеловала  его  плотно
сжатые губы.
     - Мне нравится, какой у тебя рот, - пробормотала  она,  задыхаясь.  -
Твердый, крепкий. И руки тоже крепкие. Роуг... Роуг...
     - Это потому, что я - маори, дикарь.
     - Таких как ты вообще больше нет.
     - А нельзя ли приглушить малость  это  благоговение?  У  меня  и  так
хватает тщеславия.
     - Господи, никогда бы не поверила, что получу тебя.
     - Да? Расскажи кому другому. Прошу вас.  Высокочтимые  святые  предки
царственного семейства Юинта, - молитвенно возвел глаза к потолку Роуг,  -
благородные короли, пятнадцать поколений правившие  маори,  те,  чьи  души
покоятся в левом глазе Те  Юинты...  прошу  вас,  не  дайте  этой  паучихе
сожрать меня с потрохами.
     Деми восторженно присвистнула и захихикала.
     - Что может поделать благородный дикарь,  когда  на  него  нацелилась
девица? Он окружен, он обречен, он пропал безвозвратно.
     - В левом глазе? - уточнила Деми.
     - Ага. А ты что, не знала, что душа обитает в левом  глазе?  У  маори
это каждому ребенку известно.
     Зажмурив  правый  глаз,  он  посмотрел  на  светившуюся  восторгом  и
предвкушением девушку.
     - Какого черта, Деми. Пойдем, отметим это дело, только  теперь  я  не
тебя буду накачивать, а надерусь сам. Чтобы приглушить свои страдания.
     Деми снова присвистнула.

                     Сударыня, будь вечны наши жизни,
                     Кто бы стыдливость предал укоризне?
                                   [Эндрю Марвелл (1627-1678)
                                    "К стыдливой возлюбленной".
                                    Перевод Г.М.Кружкова]

     Сперва  ей  потребовалось  по-кошачьи   обследовать   всю   квартиру,
осмотреть, иногда - бегло, иногда  -  подолгу  любуясь,  всю  мебель,  все
картины, книги и кассеты, все сувениры,  собранные  по  различным  уголкам
Солнечной системы. Деми изумленно - и несколько  старомодно  -  приподняла
бровь при виде шестифутовой ванной  (предмета  совсем  еще  недавно  -  до
наступления эры Мета - незаконного), недоверчиво  покосилась  на  японскую
кровать - толстый белый матрас на огромном брусе черного дерева - и слегка
застонала при виде кошмарного беспорядка в студии.

                     Вы б жили где-нибудь в долине Ганга
                     Со свитой подобающего ранга,
                     А я бы в бесконечном далеке
                     Мечтал о вас на Хамберском песке.

     - А чем я тебе понравилась?
     - Когда?
     - Когда поступила на работу в "Солар".
     - С чего это ты решила, что я обратил на тебя внимание?
     - Ты позвал меня в ресторан.
     - На меня произвела впечатление твоя непоколебимость.
     - Какая, конкретно, непоколебимость?
     - В борьбе за предоставление  Вулкану  достойного  места  в  братской
семье планет.
     - Никакого Вулкана не существует.
     - Вот потому-то ты мне и понравилась.
     - А что это у тебя в шкатулке?
     - Лицо фарфоровой куклы. Я нашел  его  на  Марсе,  в  куполе  Англия.
Подобрал из мусора и без ума влюбился.
     - А вот это?
     - Кончай, Деми. Ты что, вознамерилась изучить всю мою прошлую жизнь?
     - Нет, но ты все равно скажи. Такая странная штука.
     - Это - слезка из Башни Драгоценностей, которая на Ганимеде, в куполе
Бурма.
     - Башня Драгоценностей?
     - Они делают синтетические драгоценные камни ровно тем  же  способом,
как столетья назад в дроболитейных башнях делали дробь. В тот раз отливали
красные рубины, эта капелька не получилась сферической, вот  ее  и  отдали
мне.
     - Такая интересная, внутри словно цветок.
     - Да, это и есть изъян. Хочешь, подарю?
     - Нет, благодарствую. Я намерена получить с тебя нечто  большее,  чем
порченные рубины.
     - Вот уже и агрессивность появляется, - сообщил Уинтер  стенам  своей
гостиной. - Загнала меня в угол и решила, что  теперь  можно  не  скрывать
истинное свое лицо.

                     Начав задолго до Потопа вздохи,
                     И вы могли бы целые эпохи
                     То поощрять, то отвергать меня -
                     Как вам угодно будет - вплоть до дня
                     Всеобщего крещенья иудеев!

     - А чем понравился тебе я, когда ты увидела меня в "Солар"?
     - Как ты двигаешься.
     - Это что - язык на плечо и едва волочу ноги?
     - Господи, да ты что! Твой ритм.
     - В действительности я - негр, у нас врожденное чувство ритма.
     - Какой ты там негр, ты даже не настоящий маори. - Деми чуть  тронула
его щеку кончиками пальцев. - Я знаю, откуда эти шрамы.
     Роуг чуть опустил свои очки.
     - Ты все делаешь  как-то  четко,  размеренно.  -  Она  несколько  раз
качнула рукой. - Словно ритм-секция оркестра. И двигаешься, и говоришь,  и
шутишь...
     - А ты что, никак на музыке задвинутая?
     - Вот я и захотела попасть тебе в такт.
     Уинтер замер, не донеся рубиновую слезку до шкатулки; лучи  вечернего
солнца осветили Деми под неожиданным  углом,  и  на  мгновение  она  стала
похожей на Рэйчел Штраус из "Солар Медиа", с которой у него были  когда-то
весьма сложные и запутанные отношения.

                     Любовь свою, как семечко, посеяв,
                     Я терпеливо был бы ждать готов
                     Ростка, ствола, цветенья и плодов.

     Уинтер  начинал  чувствовать  себя  несколько  неуютно,  с   прежними
девушками такого не бывало.
     - Невнятное у нас какое-то начало получается, - пожаловался он.
     - С чего это ты решил? А по моему - сплошные игры и веселье.
     - Кто тут веселится?
     - Я.
     - А я что должен делать?
     - Лови мелодию и подыгрывай.
     - Каким ухом, левым или правым?
     - Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа?
     - В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц.
     - Если хотите знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления  от
людей и получше вас.
     - Это от кого же?
     - От тех, кому я отказывала.
     - Оставляешь меня в неведении?
     - Да, с тобой по-другому нельзя.
     - Черт побери, меня переиграли, - пробормотал Уинтер. - Силы явно  не
равны.

                     Столетие ушло б на воспеванье
                     Очей; еще одно - на созерцанье
                     Чела; сто лет - на общий силуэт,
                     На груди - каждую! - по двести лет,
                     И вечность, коль простите святотатца,
                     Чтобы душою вашей любоваться.

     - Вот уж последнее, чего я от тебя ожидала, - улыбнулась Деми.
     - Что последнее?
     - Что ты окажешься таким стеснительным.
     - Я? - возмутился Роуг. - Стеснительный?
     - Да, и мне это очень нравится. Глазами уже все ощупал, а в остальном
- никаких поползновений.
     - С негодованием отрицаю.
     - Скажи мне, что ты видишь?
     - Калейдоскоп какой-то идиотский.
     - Ты бы объяснил попонятнее.
     - Я... - он замялся. - Я не  могу.  Я...  ты  все  время  становишься
другой.
     - Каким образом?
     - Ну... Волосы, например. Они то прямые, то волнистые, то светлые, то
темные...
     - А, да это новая краска для волос, "Призма". Она реагирует на  длину
световой волны. Посмотрел бы ты, что делает со мной телепрограмма  АРВ,  я
превращаюсь чуть не в северное сияние.
     - И глаза - иногда темные и узкие, как у моей бывшей жены,  а  иногда
раскрываются, как огромные опалы... В точности как у одной старой знакомой
из Фламандского купола.
     - Элементарный фокус, - рассмеялась Деми. - Это  умеют  все  девушки.
Мужчины падают, как громом пораженные - во всяком случае так считается.
     Она сняла с Уинтера очки и нацепила их себе на нос.
     - Ну что, теперь не так страшно?
     - И... И груди. - Уинтер почти заикался. - Когда ты впервые появилась
в агентстве, я еще подумал, что они... ну,  такие  трогательные  крохотные
бугорки. А теперь... теперь они... Ты что, наращивала их, пока я бегал  по
заданиям?
     - Попробуем выяснить, - сказала Деми и начала расстегивать кофточку.

                     Но за моей спиной, я слышу, мчится
                     Крылатая мгновений колесница;
                     А перед нами - мрак небытия,
                     Пустынные, печальные края.
                     Поверьте, красота не возродится,
                     И стих мой стихнет в каменной гробнице;
                     И девственность, столь дорогая вам,
                     Достанется бесчувственным червям.
                     Там сделается ваша плоть землею,
                     Как и желанье, что владеет мною.

     - Не надо, - сказал Уинтер. - Пожалуйста, не надо.
     - Почему не надо? Ты что, все еще стесняешься?
     - Нет, просто я... я не этого ожидал.
     - Конечно, не этого. Ты же маори, дикарь, настоящий мужчина. А вот на
этот раз я сама буду к тебе приставать. - Кофточка улетела  в  сторону.  -
Сколько, по твоему мнению, может ждать девушка? До самой смерти, что ли?
     - Ни себе хрена! - восхищенно воскликнул Уинтер. - Да  тебя  хоть  на
нос парусника приколачивай!
     - Да, - серьезно согласилась Деми. - У меня  даже  прозвище  такое  -
Чайный Клиппер.
     - Ты что, террористка из организации "Свободу девственницам"?
     - А чего спрашивать, - рассмеялась она. - Лучше  взять  да  выяснить.
Давай, Роуг.
     Деми рывком подняла Уинтера с дивана и потащила в  спальню,  на  ходу
сдирая с него одежду.

                     Всю силу, юность, пыл неудержимый
                     Сплетем в один клубок нерасторжимый
                     И продеремся в ярости борьбы
                     Через железные врата судьбы.
                     И пусть мы солнце в небе не стреножим -
                     Зато пустить его галопом сможем!

     Но ей оказалось под силу и  это  -  остановить  солнце  над  лишенном
времени чистилище любви. Она казалась сотней женщин с сотнями рук и  ртов.
Она была негритянкой с толстыми  губами,  которые  обхватывали,  поглощали
его, с высокими, крепкими ягодицами, которые сжимали его, как  клещи.  Она
была девственницей из Новой Англии - тоненькой, белокурой  и  беспомощной,
но дрожащей от счастья.
     Она наполняла его уши жадным, ненасытным воркованием  -  и  в  то  же
время ее рты извлекали арпеджио из его кожи и пили их. Она была дикой,  из
какого-то иного мира тварью, гортанно вопившей,  когда  он  по-зверски  же
овладевал ею. В какое-то мгновение она стала надувной пластиковой  куклой,
то пищавшей, то гудевшей, наподобие игрового автомата. Она была жесткой  и
нежной, требовательной и бесконечно покорной и всегда - неожиданной.
     И она вызывала  у  него  странные,  чудовищные  видения.  Его  словно
стегали кнутом, распинали, рвали на дыбе и четвертовали,  клеймили  добела
раскаленным железом. Ему казалось, что он видит ее  и  себя  -  невероятно
сплетенных - в увеличивающих зеркалах. Он пришел в ужас,  услышав  громкий
стук в дверь и той же дверью приглушенные голоса, выкрикивавшие непонятные
угрозы. Его чресла