ик, портной, солдат, мореход. - Уинтер покосился на Барбару.
-  И  я,  значит,  должен  заканчивать  детскую  считалочку,  отплывая  на
Тритон... Не нравятся мне шуточки этой вашей Anima Mundi. Ну а что  же,  -
он снова повернулся ко мне, - вы потребуете от них в действительности?
     - Ничего. После обычных песен и плясок с  подписанием  соглашения  мы
поставим их перед суровым неумолимым фактом.
     - А именно?
     - Что у нас есть заложник.
     - Не может быть! Кто?
     - Самый высокопоставленный мандарин директората  Тритона.  Их  шогун,
ведающий всей информацией и принимающий все решения.  Глава  "И-хэ-Цюань",
общества "Кулак во имя согласия и справедливости", ведущего  свою  историю
еще с девятнадцатого века.
     - И что, этот mache [деятель, делец (идиш)] у вас?  Прямо  здесь,  на
Земле?
     - Не совсем, но мы его вычислили. Видный ученый... Томас Янг.
     Уинтер был потрясен.
     - Да-мо Юн-гун Тритона. Довесок "гун" обозначает нечто вроде "князя".
Он - манчжурский аристократ.
     - Великий экзобиолог?
     - Молодец, возьми с полки пирожок.
     - Мой друг, сказавший, что для него будет высокой честью  обследовать
Деми и дать ей рекомендации?
     - Избавило бы их от уймы хлопот.
     - Н-но... Но каким образом?
     - Вспомогательные прикрытия. Самый стандартный прием всех разведок. Я
познакомилась с Сохо Янгом много лет назад здесь же, в Нью-Йорке. Тогда он
был  хозяином  небольшого  ломбардика.  Слыхал   когда-нибудь   о   крутом
порно-заведении "В Постельных Тонах"?
     - Это что, тоже он?
     - Нет, я.
     - Господи, и как это вы, циркачи, умеете играть столько разных ролей?
     - Век тупой, прямолинейной борьбы  за  существование  минул  давно  и
безвозвратно, -  вставила  Барбара.  -  Вместе  с  динозаврами.  "Блаженны
многогранные, ибо они наследуют землю" - вот лозунг дня.
     - Романтика плаща и кинжала, - презрительно бросил Уинтер. -  Детские
игрушки.
     - Да нет, - устало сказала я. - Скорее - самый  прозаический  подсчет
возможных прибылей и убытков. Вопросы времени  и  бюджета.  Все  прекрасно
знают, что есть разведки, есть их нелегальные агенты,  это  -  само  собой
разумеющаяся истина. Проблема  в  том,  как  сделать,  чтобы  наши  агенты
работали как можно дольше, чтобы их контрразведка как  можно  дольше  этих
агентов не обнаруживала. Понятно?
     - Понятно.
     - Поэтому организуется  липовая  агентурная  сеть,  чья  единственная
задача - привлекать к себе внимание. Само собой, липовые агенты ни  о  чем
таком даже не подозревают, они считают себя самыми взаправдашними. А потом
сидишь и надеешься, что чужая контрразведка угрохает все свои средства  на
борьбу с  легко  заменяемыми  отвлекающими  агентами  -  в  то  время  как
профессиональная сеть спокойно занимается своим делом. Нужно только хорошо
руководить липовыми агентами, чтобы те не начали дуром работать в  опасной
близости от настоящих. Именно этим и занимался  Янг  из  своего  ломбарда.
Именно это и делаю я, базируясь в "Постельных Тонах".
     - Ну, вы даете, - пробормотал Уинтер.
     - А теперь послушай. В прошлый раз я  допустила  ошибку,  за  которую
готова извиниться. Я не поверила,  что  ты  и  вправду  настолько  умен  и
сообразителен, как всем кажется.  Единственное  мое  оправдание  -  второй
закон разведдеятельности: каждый человек глупее, чем можно бы подумать.
     - А первый? - прорычал Уинтер.
     - Первый - что мы глупее, чем сами о себе думаем. Так  что  теперь  я
хочу говорить с тобой откровенно.
     - А стоит ли? - негромко предостерегла меня Барбара.
     - Не знаю, Барб, но приходится. Так вот  первое  -  запроси  визу  на
Тритон. Второе  -  отправляйся  на  Ганимед  и  останови  действия  мафии.
Последнее абсолютно необходимо, ты поймешь это и сам, узнав, какая  ставка
сейчас на кону.
     - И какая же?
     - Пусть Тритон сохраняет свою монополию на мета. Мы можем - во всяком
случае  некоторое  время  -  платить  их  несуразные   цены,   но   скупка
собственности, попытка прибрать  к  рукам  всю  Солнечную  -  этому  нужно
положить конец и как можно скорее. Через пятьдесят лет они  скупят  нас  с
потрохами.
     - Так что, вы хотите тянуть время и торговаться?
     -  Как  только  твоя  мафия  утихомирится,  а  ты  и  Деми  будете  в
безопасности, мы вытащим из рукава своего туза,  Да-мо  Юн-гуна,  и  тогда
наши  карты  могут  -  при  благоприятных  обстоятельствах   -   оказаться
выигрышными. Но даже в самом плохом случае получится нечто вроде пата, и у
нас будет время придумать что-нибудь еще.
     И тут он взорвался бешеной, нерассуждающей яростью.
     - А колебал я вас всех со всеми этими говенными  девичьими  забавами!
Сделки! Паты! Торговаться они, видите ли, будут! Да можете вы понять,  что
имеете дело со взрослыми мужиками, которые давно в игрушки не  играют?  Мы
натягиваем вас и вышвыриваем, и вся любовь и сиськи набок. Ты что, и  меня
держишь за какую-то там карту в рукаве?
     - Роуг!
     - А я не карта, я дважды король маори.
     - Бога ради, Уинтер...
     - Ладно,  все  будет  так,  как  ты  сказала  -  за  одним  маленьким
исключением. На Ганимеде я не стану и пытаться  покончить  с  мафией,  мне
ведь в лицо рассмеются. Вы, бабы, не понимаете того,  что  понятно  любому
дураку. Нет, я призову их к бою, и каждый солдат-маори будет  в  восторге.
Ты понимаешь меня, драгоценная Брюнхильда? Мафия получает заказ на  погром
Тритона.
     Придя к такому решению, он пулей вылетел из моей студии. Я посмотрела
на Барбару. Ход событий вызывал очень мало восторга, а моя в  них  роль  -
еще меньше.
     - Может, и стоило тебя послушать.
     - Неужели мы никогда не перейдем на партеногенез? - вопросила она.  -
Могут же тли, ну а мы-то чем хуже?
     - Держись около него, Garda. Помощь нужна?
     - Обойдусь, - жестко улыбнулась Барбара, а затем добавила: - А я  еще
хотела поделиться с ним добычей из своей побирушечной банки,



                           СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА

                                   На войне и в любви стратегия дозволена.
                                                          Сюзанна Сентливр

                                   Там часто тактика, где мы ошибку зрим.
                                                            Александр Поуп

     Я вылетел из этой студии, буквально булькая  от  негодования:  задним
умом, к которому вы, Одесса,  относитесь  со  странным  предубеждением,  я
прекрасно понимаю все дальнейшие свои ляпы и промахи. Я  там  орал  что-то
насчет погрома Тритона. Господи,  да  я  бы  взял  заказ  на  погром  всей
Солнечной, если бы это вернуло мою Деми!.. Где она? Куда она  запряталась?
Как она? В безопасности ли она? Я ничего не знал и не знал даже, где можно
что-нибудь узнать. Перспектива вырисовывалась какая-то бесперспективная.
     Я вернулся в  свою  ротонду  Beaux  Arts,  переоделся  в  практически
невесомый комбинезон, покидал в дорожную сумку кое-что из вещей, опять  же
самых легких - двести фунтов это макс. разр. вес на одного пасс.,  включая
и багаж, и собственное его  бренн,  тело,  -  накрутил  на  шею  пси-кошке
платочек в горошек (чтобы ей было чем заняться) и пошлепал  в  зоопарк,  к
Найдж Энглунд.
     - Ветеринарная лечебница за углом, - сообщила Найдж.
     - Она здорова.
     - А почему шея завязана?
     - Для ее развлечения. Киска любит пятнышки.
     Найдж окинула взглядом мое походное обмундирование.
     - Собрался куда-нибудь?
     - У-гу.
     - И даришь свою  якобыкошку  зоопарку?  Слушай,  Роуг,  мы  по  горло
наелись всеми этими домашними животными, которые надоели хозяевам.  Ты  не
представляешь  себе,  сколько  нам  их  таскают   -   зеблюды,   собадилы,
кенгопарды. Аквариумы переполнены - лещуки, бестеры...
     - Я хочу пристроить ее к тебе.
     - Да? А почему не в гостиницу для зверей?
     -  Не  могу  довериться,  Найдж,  никому,  кроме  тебя.   Моя   кошка
ультраособая. Вдруг она подцепит в  этой  ночлежке  какую-нибудь  гадость?
Просто не хочу рисковать.
     - А что в ней такого особого?
     - Пятая поправка.
     - Тоже мне. Как ее хоть звать-то?
     - Же... - Я закусил язык, сообразив, что Найдж спрашивает не  фамилию
Деми, а имя пси-кошки, которого я к тому же не знал. - Нет у нее имени.  Я
называю ее просто "Мадам".
     Найдж видит меня насквозь, но эта наглая ложь  прошла  почему-то  без
комментариев.
     - Посмотрю, есть ли у нас место.
     Она потыкала клавиатуру компьютера, и на  экране  вспыхнула  надпись:
"1/2 O.K.".
     - Я не хочу, чтобы мадам жила вместе с кем-то, - испугался я.  -  Еще
покалечится в драке. Неужели у вас нет одноместных номеров?
     - Попробуем снова, - сказала Найдж. - Эти штуки отвечают иногда не на
те вопросы, которые им задаешь. - Теперь компьютер дал направление в  зону
3, корпус 2, клетку 7. - Ну вот, твоя подружка сможет испытать все радости
одиночного заключения по соседству с кроликами. Что она ест?
     - Все, что угодно, лишь бы с круглыми пятнышками. Икру красную,  икру
черную, а также...
     - Ничего, удовлетворится пестрой фасолью и  просом,  пусть  и  за  то
спасибо скажет. Когда возвращаешься?
     - Не знаю.
     - Не важно. Сообщи мисс Джероукс, что она может забрать кошку,  когда
угодно, - лишь бы уплатила по счету.
     Меня буквально вымело из ее кабинета - с фигурально  говоря,  стрелой
в, фигурально говоря, заднице. Это же надо, с какой  скоростью  разносятся
сплетни!
     Оттуда - в один из моих банков (я пользуюсь тремя  в  надежде  надуть
налоговое начальство) за аккредитивом на две тысячи.  Две  тысячи  даже  в
купюрах что-то весят. А я и так был на опасной  грани  тех  самых  двухсот
фунтов макс., еще несколько унций - и можно оказаться за этой гранью.
     Я хотел получить аккредитив на тисненом пергаменте банка "Орб и К"  -
шараги настолько классной - они  ведь  даже  чеканят  собственные  золотые
монеты в пятьдесят соверенов - что вся Солнечная знает их бумагу  (предмет
головной боли и отчаяния для фальшивомонетчиков) и пресмыкается перед ней.
     И персонал там соответствующий, ребята  настолько  высокомерные,  что
прямо носом лампочки сшибают, могу  привести  отличный  пример.  Как-то  я
погасил у них чек, а затем, выйдя уже из банка, обнаружил, что по какой-то
таинственной ошибке то ли машин, то  ли  людей  получил  на  сотню  больше
положенного. Ну, я -  девушка  честная,  а  посему  вернулся  и  попытался
вернуть эту сотню, на что получил от  элегантного  кассира  гордый  ответ:
"Извините, сэр, но банк не принимает никаких претензий, если клиент отошел
от окошка".
     Так что  я  представился  и  попросил  выдать  мне  "фракционируемый"
аккредитив, чтобы иметь возможность брать с него не все деньги сразу, а по
частям. Кассир (другой) понажимал клавиши, и черти бы меня драли, если  на
экране не появилась надпись  "1/2  O.K.".  Как  видно,  я  уже  запутался,
сколько в какой банк положил - знак благоприятный, ведь если я сам не могу
уследить за  своими  капиталами,  как  же  справиться  с  этим  налоговому
управлению? Пришлось согласиться на тысячу, куда мне, собственно, больше?
     Затем я последовал твоему,  Одесса,  совету  и  пошел  в  консульство
Тритона, чтобы запросить визу и тем показать,  что  готов  к  переговорам.
Джинк, к которому  я  попал  (скорее  джап,  чем  чинк)  был  услужлив  до
умопомрачения, к тому же все время улыбался,  кланялся  и  вежливо  шипел.
Шипят они, кстати, не  как  люди  -  не  на  выдохе,  с  помощью  языка  -
"Ш-ш-ш...", а на вдохе, с помощью нижней губы - "Х-ф-ф...".
     - Вы оказываете нам высокую честь, сьероре Ивер  (таким  вот  образом
звучит "мистер Уинтер" на соларанто, международном  вспомогательном  языке
Солнечной системы). Х-ф-ф.  Такой  знаменитый  джентльмен  не  почел  ниже
своего достоинства посетить наш убогий, провинциальный мир. Х-ф-ф-ф. Когда
вы почтите Тритон своим визитом?
     - Где-нибудь в ближайшие два месяца.
     - Понятно. - Он поработал на  терминале,  связывавшем  консульство  с
посольством, и вскоре - вы будете смеяться -  на  экране  появилось:  "1/2
O.K.". Джинк был настолько ошеломлен, что  даже  запутался,  кто,  кому  и
какую оказывает честь. - Сьероре Ивер, вам  Предоставлена  виза  на  целые
шесть месяцев. Половина года, сьероре Ивер. Х-ф-ф-ф. Высочайшая  возможная
честь. Х-ф-ф-ф.
     Все до предела любезно и корректно, однако, если бы горевшая  во  мне
ярость  нуждалась  в  новом  топливе,  к  тому  времени,  как  я   покидал
консульство с визой в  паспорте,  это  топливо  взгромоздилось  бы  кучей,
достойной большого скаутского костра. Ученым  известно  архаичное  понятие
"растревоженная совесть" - непрестанные упреки, грызущие тебя изнутри.  Ну
а что вы  скажете  насчет  "растревоженной  мстительности",  непрестанного
желания отомстить, воздать по закону око за око, зуб за зуб?
     Консульские украсили свой холл произведениями примитивного  искусства
и прочей экзотикой. И  здесь,  среди  прочего,  находилась  очаровательная
рамочка с натянутой кожей.  Лицо  маори  с  полным  комплектом  ритуальных
шрамов и священных татуировок. Лицо моего отчима, Те Юинты.
     О,  сладость  будущего  мщения!  Вот  так  вот.  Корабль  "Sternreise
Kompanie" [Компания звездных перевозок (нем.)] отправлялся на Ганимед  тем
же вечером, забитый под завязку, за исключением одной каюты, которая была,
как  я  устал  уже  повторять,  _н_а_п_о_л_о_в_и_н_у_  о'кей,   т.е.   мне
предстояло с кем-то ее делить. С кем? Не понимаю, Одесса, каким манером ты
это-то намухлевала? С твоей драгоценной лесбиянкой Барбарой Булл.
     (Проще простого, Роуг. Мы взяли всю  каюту,  а  потом  отказались  от
половины. Было ясно, что ты рванешь на Ганимед ближайшим рейсом, а уж коли
нет - в самый последний момент Барб сошла бы с корабля.)
     Барб  мне  нравится,  и  я  преисполнен  к  этой   леди   глубочайшей
благодарности, однако проводить в ее обществе слишком много времени как-то
не хотелось. Уж больно обе вы хитры, я боялся нечаянно ляпнуть  что-нибудь
не то и выдать все свои планы.
     Лайнер был роскошный, с haute cuisine, так что я сшивался по  большей
части  на  камбузе,  притворяясь,  что  имею  задание   проинтервьюировать
шеф-повара, работающего в условиях невесомости. Дело оказалось  и  вправду
интересным, помогло отвлечься ото всех моих заморочек.  Если  когда-нибудь
напишу по этим материалам статью - пойдет на ура.
     Жарка-варка в невесомости не сравнима ни с чем. Повар  парит  посреди
кухни, и ему  все  равно  -  где  пол,  где  стена,  где  потолок.  (Перед
включением двигателей его обязательно предупреждают, чтобы успел  выловить
из воздуха все свои принадлежности и положить их на стол). Он может стоять
на голове, может безбоязненно бить яйца над этой же самой  своей  головой.
Одна беда - в невесомости ничто не падает и не льется по собственной своей
воле, все нужно вытряхивать, выталкивать,  заставлять  и  уговаривать.  На
земле  можно  перевернуть  блин,  подкинув  его  сковородкой.   А   теперь
представьте себе, как это будет выглядеть в невесомости.
     И еще одна проблема. Морозильники  охлаждаются  космическим  холодом,
царящим на  теневой  стороне  корабля;  если  температура  в  них  слишком
опускается, приходится  даже  включать  нагреватели.  Однако  бывает,  что
корабль в полете переворачивается, подставляя их  солнечному  жару.  Тогда
повар хватается  за  интерком  и  последними  словами  несет  навигаторов,
которые крайне неохотно включают касательные двигатели,  ведь  это  с  (их
точки зрения) бессмысленное растранжиривание топлива.
     - Дебилы! Вы что, хотите испортить мой  creme  brulee?  Это  как  это
бессмысленное? Я все сообщу в "Etoilevoyage Companie!" [Компания  звездных
перевозок (фр.)]
     Наблюдать, как повар жарит мясо или дичь - полный восторг.  Аккуратно
поместив оное поджариваемое на нужном расстоянии от электрического  гриля,
он чуть-чуть его закручивает. В  результате  вышеупомянутое  поджариваемое
так и висит на одном месте, медленно поворачиваясь. Этакий тебе вертел без
вертела. При небольших уходах в сторону легкое, ласковое прикосновение - и
все опять в порядке. Наш повар весьма  дотошно  выдерживает  детали  этого
процесса, что характерно для всех  космических  поваров.  Очень  интересно
послушать их  жаркие  споры  на  тему  оборотов  в  минуту  и  сантиметров
расстояния от гриля.
     А поджаривание креветок в масле  -  нечто  вообще  месмерическое.  Он
вытряхивает над грилем посудину лучшего растительного масла, в  результате
чего образуется целое облако капелек. Затем следует кропотливая работа  по
соединению капелек в один золотой шар, затем этот шар начинает  шипеть.  В
точно отмеренный момент добавляются специи (я так и не  удостоился  редкой
чести наблюдать это священнодействие), затем - креветки. В конечном  итоге
получается медленно вращающийся, завораживающий, а  главное  -  аппетитный
шар. Чувствуешь себя,  как  больной  царевич,  загипнотизированный  часами
Распутина, - только часы нельзя съесть.

                     В куполах турецких щедрая земля.
                     Маки пламенем горят, зреет конопля.

     Избавиться от Барбары оказалось проще простого. После  посадки  я  не
стал  забирать  из  каюты  свое  барахло  и  вышел  из  корабля  вместе  с
новообретенным приятелем - поваром, облачившись в его замусоленную форму и
белый колпак. Сам он был, конечно же, при полном при  параде  -  намечался
трехдневный загул в обществе девиц-креолок, знакомых ему еще по предыдущим
рейсам,  для  каковых  девиц  он  пронес  контрабандой  три  дюжины  ампул
женьшеня. Не без моей, конечно же, помощи  -  я  всегда  стараюсь  платить
услугой за услугу. По выходе их порта мы расстались, он направился к своим
девицам, а я - не в купол маори,  как  можно  бы  ожидать,  а  в  турецкие
купола. И сразу вломился к Ахмету Труйджу - обговорить  стратегию  военных
действий.
     У турков Ахмет - парень номер раз, gantze  macher.  Он  в  неоплатном
предо мной долгу, мы с ним это знаем, но вам  можно  и  объяснить,  в  чем
дело. Он великолепно справляется со  своей  должностью  -  блестящий  бей,
искусный правитель, сумевший сделать турков почти такими же  влиятельными,
как джинки, но все равно, если я  когда-нибудь  расскажу  о  нем  то,  что
только мы с ним и знаем, он сразу же  полетит  со  своего  поста,  с  него
сорвут эполеты,  над  его  головой  сломают  шпагу,  в  общем  -  позорная
отставка. Хуже того, он станет всеобщим посмешищем. Во всяком  случае  так
описываем возможное развитие событий мы в наших с ним разговорах.
     Много лет назад, когда я делал большой очерк о его отце, знаменитом и
достойнейшем Труйдже  Калифе  (задолго  до  этой  загадочной,  прискорбной
смерти), чрезвычайном и полномочном после, поработавшем в  добром  десятке
различных столиц, папа Труйдж решил, что нуждается  в  пересадке  роговицы
обоих глаз. Направляясь к глазному хирургу, он  прихватил  за  компанию  и
сыночка своего Ахмета, а уж я увязался за ними сам,  в  надежде  обогатить
будущий очерк одной-другой  деталью  обстановки.  Ахмету  было  тогда  лет
шестнадцать. В глазной клинике папу посетила блестящая мысль - а почему бы
не проверить заодно, как там у сына со зрением. Ахмета усадили перед этими
самыми таблицами, где разные буквы, и быстро выяснили, что зрение у  него,
как у орла, но букв он не знает. Ни одной.
     Смейтесь - не смейтесь, но так оно и было. С самого  раннего  детства
Труйдж-младший  отирался  в  дипломатических  кругах,   приобретая   шарм,
утонченность и весьма разорительные вкусы, отлично проводил время - и  при
всем при том ни одному из приближенных посла как-то и в голову не  пришло,
что ребеночек-то не ходит в школу. Все они  считали,  что  он  как-то  там
где-то там учится, и ни один из них не удосужился проверить.
     Ну а сам Ахмет на себя не стучал - какой же мальчишка хочет в  школу?
Так вот он