ись вскоре в корпус другой лодки.
   - Что ты  хочешь  сделать?  -  осведомился  Макс.  -  Что  ты  можешь
сделать?
   - Еще не знаю, Макс,  -  сказал  Чейс,  угрюмо  глядя  вперед.  -  Но
что-нибудь сделаю.
 
*** 
 
   - Это мальчишки, - заметил Длинный, наблюдая  в  бинокль,  -  Лет  по
шестнадцать,  может,  по  восемнадцать...  Ловят  с  двадцатифутовой   с
подвесным  мотором.  Им  бы  нужно  молиться,  чтобы  акулу  не  удалось
вытащить: она разнесет их посудину в щепки.
   Приблизившись к лодке с  подвесным  мотором,  Длинный  убавил  газ  и
выключил передачу; они качались на холостом ходу в тридцати  или  сорока
ярдах от чужого борта.
   Один из ребят сидел в  рыболовном  кресле  на  корме,  конец  удилища
находился в гнезде у него между колен. Удилище изогнулось почти до точки
излома, и леска натянулась струной строго назад по ходу суденышка: акула
была у поверхности, но еще в пятидесяти ярдах или более.  Другой  парень
стоял впереди, у консоли, поворачивая штурвал и работая газом так, чтобы
удержать корму лодки, направленной на акулу.
   - Он на самом деле может  поймать  такую  большую  акулу  на  обычную
удочку? - поинтересовался Макс.
   - Если знает, что делает, -  отозвался  Чейс.  -  У  него  снасть  на
голубого тунца; леска, наверное, на шестьдесят или восемьдесят фунтов со
стальным поводцом.
   - Но ты сказал, акула весит тонну.
   - Он все-таки может ее вываживать. Большие белые -  невеликие  бойцы,
это не настоящая спортивная рыба. Они просто  тянут  и  тянут,  а  потом
сдаются.
   Пока они наблюдали, мальчишка с  удочкой  попытался  немного  выбрать
леску, но вес  был  слишком  велик,  и  барабан  катушки  не  выдерживал
натяжения  лески,  стравливая  ее  даже  на  тормозе.  Парню  у  консоли
приходилось поэтому работать мотором на реверс, отходить назад к  акуле,
обеспечивая удильщику слабину, которую тот выбирал.
   Как Чейс и опасался, ребята знали свое дело.
   -  Подойди  поближе,  -  приказал  он  Длинному.  -  Я  хочу  с  ними
поговорить.
   Длинный сманеврировал так, что корма  их  лодки  оказалась  в  десяти
ярдах от лодки рыбаков. Чейс прошел на корму и встал у транца.
   - Что зацепили? - задал он вопрос.
   - Челюсти, старик, - ответил парень у  консоли.  -  Самая,  к  черту,
здоровая белая акула, какую ты когда-нибудь видел.
   - И что вы с ней будете делать?
   - Поймаем... Продадим челюсти.
   - Но как вы собираетесь втащить ее на такую маленькую лодку?
   - А не нужно... Убьем и отбуксируем.
   - А как убьете? Акула здоровая и разъяренная.
   - Вот этой штукой, - парень потянулся под консоль и вытащил дробовик.
- Нужно только подтащить его поближе, чтобы наверняка  прикончить  одним
выстрелом.
   Чейс помолчал, раздумывая, а потом произнес:
   - Вы знаете, что он - это она?
   - Чего?
   - Эта акула - самка, и она беременна. Мы следим  за  чей  и  изучаем.
Если вы ее убьете, то убьете не только ее: вы убьете и ее детей, и детей
ее детей.
   - Это рыба, - огрызнулся мальчишка. - Какое мне, к черту, дело?
   - Белые акулы очень редки, им даже грозит исчезновение.  Я  предлагаю
вам сделку. Вы отпустите акулу...
   - Да пошел ты! - закричал парень с удочкой. - Я тут надрываюсь...
   - ...а я опубликую ваши имена в  газете  и  сообщу,  что  вы  помогли
институту. Вы заработаете куда больше, чем если просто ее убьете.
   - Даже не проси. - Удильщик бросил через плечо:
   - Сдай еще, Джимми. Она снова тянет леску.
   Парень у консоли снова дал  задний  ход,  и  Чейс  увидел,  что  угол
наклона лески увеличился - лодка приближалась к акуле.
   - Па, - сказал Макс. - Мы должны что-то сделать.
   - Угу, - промычал Чейс, облокачиваясь на фальшборт  и  чувствуя,  как
внутри закипает ярость.
   Вопрос заключался в том, что он не  мог  ничего  сделать,  во  всяком
случае легально: мальчишки не нарушили никакой закон.  Однако  он  знал,
что если позволит им убить акулу, то никогда не простит себе  этого.  Он
повернулся и спустился вниз.
   Когда Чейс вернулся, он нес маску и ласты, а к поясу были пристегнуты
кусачки.
   - Господи, Саймон, - выдавил из себя Длинный с ходового мостика.
   - Где она, Длинный? Тот ткнул рукой:
   - Там, ярдах в двадцати, но ты же не...
   - Она так устала и ошеломлена,  что  не  обратит  на  меня  внимания.
Меньше всего она сейчас хочет кого-то съесть.
   - И ты, конечно, в этом уверен?
   - Конечно, - ответил Чейс, выдавливая улыбку и надевая  ласты.  -  По
крайней мере, я на это надеюсь.
   - Па! - взмолился Макс, когда до него  вдруг  дошло,  что  собирается
делать Чейс. - Не надо...
   - Не волнуйся, Макс.
   Чейс  опустил  маску  на  лицо  и  спиной  вперед  опрокинулся  через
фальшборт.
   Штурвальный лодки с подвесным  мотором  увидел  всплеск,  когда  Чейс
свалился в воду, и закричал:
   - Эй! Какого черта он собрался делать?
   - То, что ты уже давно должен был сделать, - сообщил Длинный.
   Парень поднял дробовик и взвел курок:
   - Пусть вернется, или...
   - Убери эту штуку, говнюк  малолетний,  -  приказал  Длинный  голосом
скучным и тяжелым, как кирпич, - или я поднимусь к тебе  и  заставлю  ее
сжевать.
   Мальчишка  посмотрел  на  огромную  темную   фигуру,   словно   башня
возвышавшуюся на ходовом мостике  лодки,  куда  более  крупной,  чем  их
собственная, и опустил ружье.
 
*** 
 
   Чейс нашел леску, тянущуюся с лодки рыбаков, и проследил взглядом  ее
направление, пока не увидел акулу. Он сделал  три  или  четыре  глубоких
вдоха на поверхности, задержал дыхание и отработал ластами вниз.
   Акула  прекратила  сопротивление,  потому  что  первыми  рывками  она
запуталась в стальном поводке, а потом и в леске и сейчас была  обмотана
моноволоконными нитями, врезавшимися в ее плоть.  Она  лежала  на  боку,
возможно, отдыхая перед последней тщетной попыткой  вырваться,  а  может
быть, уже обреченно готовая к смерти.
   Чейс подплывал к ней, оставаясь в стороне от спутанной лески  до  тех
пор, пока не смог дотянуться до акульего хвоста рукой.
   Прежде он никогда не плавал в открытом море с большой  белой  акулой.
Он обычно смотрел на них из защитной клетки, касался хвоста,  когда  они
проносились  снаружи  мимо  решетки,  преследуя  подвешенную   приманку,
наслаждался их мощью, но никогда не оставался с могучим хищником один на
один.
   Чейс позволил себе краткое прикосновение к гладкой как сталь шкуре на
акульей спине, затем провел рукой "против шерсти", против зерна зубчатых
составляющих кожи, - чувство было такое, словно он потерся  о  наждачную
бумагу. Он нашел свой буксировочный крючок с крошечным передатчиком, все
еще надежно закрепленный в шкуре за спинным плавником. Потом он нагнулся
над акулой: ее глаз смотрел на него без страха или  враждебности,  но  с
пустой и безмерной отстраненностью.
   Акулу обвивали шесть петель - стальная и пять моноволоконных, начиная
с хвоста и до самых грудных плавников. Чейс завис над акулой, почти  лег
ей на спину, снял с пояса кусачки и одну за другой перерезал петли.  Как
только очередная группа мышц торпедообразного тела ощущала свободу,  она
начинала дрожать и пульсировать. Когда Чейс  разрезал  последнюю  петлю,
акула развернулась вниз, удерживаемая только проволокой во рту,  которая
вела к крючку в глубине брюха. Чейс сунул руку в акулью пасть и  щелкнул
кусачками.
   Акула была свободна.  Она  начала  погружаться  вниз  головой,  и  на
мгновение Чейс испугался, не  умерла  ли  она:  прекращение  нормального
движения могло лишить жабры кислорода и таким образом  задушить  ее.  Но
потом хвост дернулся из стороны в сторону, акула перевернулась и открыла
рот, когда вода заструилась в жабры. Она сделала круг, не выпуская Чейса
из виду, и устремилась к нему.
   Она приближалась медленно, неумолимо, ничуть  не  возбужденная  и  не
испуганная; пасть была полуоткрыта, а хвост мощно толкал ее вперед.
   Чейс не развернулся, не устремился прочь и не попятился.  Он  остался
лицом  к  акуле,  наблюдая  за  ее  глазами  и  зная,  что  единственным
предупреждением о неизбежном нападении будет поворот ее глазных яблок  -
инстинктивная защита от зубов и когтей жертвы.
   Он  услышал,  как  застучала  кровь  в  висках,  и   почувствовал   в
конечностях выброс адреналина.
   Акула приближалась к голове Чейса до тех  пор,  пока  между  ними  не
осталось всего четыре фута, потом вдруг перекатилась на  бок,  показывая
снежно-белый живот, распираемый плодом, и ушла вниз, как истребитель  на
вираже, исчезнув в сине-зеленой глубине.
   Чейс смотрел ей вслед, пока акула  не  скрылась  из  виду.  Тогда  он
всплыл, жадно вдохнул несколько раз и направился к  лодке.  Подтянувшись
из воды и усевшись на перекладине трапа, чтобы снять ласты, он  отметил,
что транец институтской лодки навис над  корпусом  посудины  рыбаков,  и
услышал, как Длинный говорит:
   - Значит, договорились, да? Версия такая: вы зацепили акулу, увидели,
что она меченая, и сообщили нам. А мы  расскажем  газетчикам,  какие  вы
образцовые граждане.
   Хмурые парни стояли на корме, и один из них сказал:
   - Ладно, о'кей...
   Длинный посмотрел вниз, увидел, что Чейс поднимается на борт,  и  дал
задний ход.
   - Спасибо, - обратился он к  рыбакам.  Саймон  отдал  Максу  ласты  и
поднялся через дверцу фальшборта.
   У Макса был злой вид.
   - Па, ты свихнулся, - сказал он. - Ты не мог...
   - Рассчитанный риск. Макс, -  ответил  Чейс.  -  С  дикими  животными
всегда так. Я был уверен, что она меня не укусит: я заключил, что  стоит
рискнуть - попытаться спасти жизнь этой акульей мамы.
   - Но предположим, что ты ошибся. Неужели жизнь акулы можно сравнивать
с твоей?
   - Ты неверно рассуждаешь. Суть в том, что  я  знал,  что  должен  это
сделать. В  Библии,  может,  и  говорится,  что  человек  -  хозяин  над
животными, но это не значит, что у нас есть  право  стирать  их  с  лица
земли.
 
*** 
 
   Макс стоял на краю выступающего вперед настила, а Чейс - позади  него
на баке. Они пересекали глубоководный участок между островами.
   Внезапно Макс закричал:
   - Па! - и указал вниз, на воду.
   Дельфин появился из ниоткуда и оседлал волну от лодки: он без  усилий
держался на гребне, созданном движением  судна.  Людям  были  видны  его
блестящая серая спина, острое рыло и гофрированное  дыхало  на  затылке.
Они слышали звуки  -  щелчки  и  трели,  исходящие  откуда-то  из  нутра
животного.
   -  Он  говорит!  -  возбужденно  воскликнул  Макс.  -  Вот  как   они
разговаривают! Узнать бы, что он говорит.
   - Может, просто болтает... Может, зовет приятелей,  а  может,  кричит
что-то вроде "Э-ге-ге!".
   Некоторое время дельфин едва шевелился: для движения  он  использовал
импульс, создаваемый лодкой. Затем  по  какой-то  причине  встрепенулся,
двигая вверх и вниз хвостом, и  вырвался  вперед.  Потом  замедлил  ход,
позволил лодке догнать его и снова оседлал волну от форштевня.
   - Посмотри на его хвост, - сказал Чейс. Макс свесился с настила:
   - А что с ним?
   - Левая  лопасть.  Похоже  на  шрамы.  Макс  посмотрел  и  увидел  на
хвостовой лопасти пять глубоких белых царапин, разделенных дюймом-двумя.
   - Откуда это? - спросил он.
   - На дельфина кто-то напал, - объяснил Чейс.  -  И  похоже,  ему  еще
повезло, что вырвался.
   - Акула?
   - Нет. Таких акул нет. Акулий укус был бы полукруглым.
   - Касатка?
   - Нет, тогда бы остался пунктир или следы от конических зубов, но  не
такие выраженные порезы. - Чейс нахмурился. - Это похоже на отметины  от
когтей, вроде тигриных или медвежьих.
   - А у кого же в океане пять когтей?
   - Ни у кого, - сказал Чейс. - Я о таком не слышал.
 
11 
 
   Док был построен в  закрытой  бухте  на  северо-западной  оконечности
острова; когда лодка вползала в бухту, Чейс слегка толкнул Макса локтем,
указал  вверх  и  улыбнулся:  высоко  над  водой  летела  пара  скоп   ,
разыскивающих корм для своих птенцов,  которые  были  надежно  укрыты  в
гнездах на шестах, установленных Чейсом.
   - Одно время скопы почти  исчезли,  -  рассказывал  он  Максу.  -  По
какой-то причине яйца стали такими хрупкими, что разбивались раньше, чем
могли вылупиться птенцы. Этим занялся один ученый, и он  нашел  причину:
ДДТ. Пестицид вымывался водой и отравлял пищевую цепочку. Рыба,  которую
ели скопы, разрушала их яйца. С этого  начался  Фонд  защиты  окружающей
среды. Когда добились запрета на ДДТ, скопы начали возвращаться.  Сейчас
они в довольно хорошей форме.
   Однокрылая голубая цапля стояла как  часовой  у  приливного  бассейна
рядом с доком.
   - Привет, Вождь, - крикнул Длинный птице, потом посмотрел на Чейса  и
сказал:
   - Вождь мрачный. Его ленч запаздывает.
   - Это Вождь Джозеф, - объяснил Чейс Максу. -  Его  нашла  ребятня  на
городском пляже. У него было сломано крыло. Ветеринар,  к  которому  его
отнесли, сказал, что крыло слишком разбито, чтобы Вождя лечить, и  хотел
его усыпить. Но я сказал: нет, ампутируй крыло  и  отдай  птицу  нам.  И
теперь  он  ведет  себя  как  настоящая  примадонна.   Дважды   в   день
прогуливается по отмелям, а все остальное время стоит здесь и  жалуется,
что мы его мало кормим.
   - Почему вы его зовете Вождь Джозеф? - спросил Макс.
   - Длинный назвал его в честь вождя  неерсе...  Ну,  помнишь  битву  в
горах Бэр По. Длинный сказал, что цапля с одним  крылом  напоминает  ему
слова вождя Джозефа после той битвы: "Я больше не буду воевать" .
   - А с Вождем можно дружить?
   - Если у тебя есть чем его кормить, то да. Если еды нет - он на  тебя
и смотреть не будет. Макс усмехнулся:
   - Возможно, я найду какое-нибудь другое  животное,  за  которым  буду
ухаживать и которому дам имя.
   - Конечно, найдешь, - согласился Чейс.
   Длинный провел  лодку  в  эллинг  между  двумя  суденышками  меньшего
размера - "Уэйлером" и "Мако" . Чейс спрыгнул на причал и поднял канаты.
Кормовые и носовые концы он бросил Длинному,  а  сам  вернулся  на  борт
показать Максу, как крепить линь на носу.
   Потом Длинный отправился на поиски еды для цапли,  а  Чейс  с  Максом
двинулись на холм.
   Остров Оспри  на  протяжении  почти  ста  лет  был  частным  семейным
владением, но за четыре поколения семья переросла  те  пять  домов,  что
позволяли выстроить здесь местные земельные законы. Время от времени  ее
члены пытались купить друг  друга,  но  обнаружили,  что  стали  жертвой
парадоксальной ситуации.
   Теоретически остров - тридцать пять акров земли с выходом  к  морю  -
стоил баснословных денег; соответственно с этим  его  облагали  налогами
администрации штата  и  города.  За  последние  два  десятилетия  налоги
удвоились, потом удвоились еще раз,  и  наконец  расходы  по  содержанию
владения достигли ста пятидесяти тысяч долларов в  год.  Постепенно  все
члены семьи выяснили: за причитающиеся на их  долю  две  недели  летнего
отдыха на своем острове они платят больше, чем стоит двухмесячная аренда
приличного дома на островах Нантакет или Мартас-Винъярд.
   Они пытались продать остров, но убедились, что реально  он  вовсе  не
столь дорогостоящ, поскольку никто - в том числе и сами члены семьи - не
хотел платить за него даже номинальную цену.
   Поэтому в  рассчитанном  акте  возмездия  против  местных  "налоговых
зверств" семейная корпорация  (объединение,  существовавшее  только  для
управления островом) получила под него  в  банке  максимально  возможный
залог (половину номинальной цены), разделила эту сумму между двенадцатью
семьями внутри клана - и исчезла, оставив остров  вместе  с  налогами  с
продажи и с собственности, а также  с  расходами  по  его  содержанию  в
распоряжение банка.
   Банк и город приветствовали Саймона Чейса как  нового  владельца.  Он
уходил в местное сообщество корнями, и, хотя институт как некоммерческая
организация освобождался от местных налогов, некоторые из проектов Чейса
могли обеспечить горожанам существенный доход. Например, Саймон  мог  бы
найти способ воскрешения промысла креветок и омаров. Многие  годы  места
обитания гребешков, мидий и двустворчатых моллюсков в Уотерборо были так
сильно загрязнены, что этих животных запрещалось собирать, употреблять в
пищу  либо  продавать.  Чейс  мог  подсказать,  каким  образом  очистить
мидиевые отмели.
   Кроме  того,  местные  бизнесмены  знали:  институт  не  составит  им
конкуренции.  И  наконец,  обширные  планы  Чейса,  касающиеся  острова,
обещали дать району наиболее необходимое - рабочие места.
   Сокращение военного бюджета вызвало массовые увольнения у крупнейшего
работодателя на юго-востоке Коннектикута - компании  "Электрик  боут"  в
Гротоне;  "принцип  домино"  от  "ЭБ"   и   других   пострадавших   фирм
сокрушительно сработал в отношении сферы  услуг.  Тут  и  там  закрылись
рестораны и бакалейные лавки, салуны и магазины подарков, уступая  место
антикварам и  художественным  галереям.  В  Уотерборо  начала  проникать
мерзость запустения, и  все  надеялись,  что  институт  поможет  вернуть
здешнее сообщество к жизни. Сотни людей будут заняты  на  строительстве,
оснащении и подключении к коммуникационным сетям,  а  когда  эти  работы
закончатся - десятки поступят  в  штат  института  и  обслуживающих  его
заведений.
   В течение года казалось, что мечта станет явью. Чейс окончил курсы по
составлению заявок на субсидии и получил пособие  в  размере  ста  тысяч
долларов на закупку лодок и основного научного оборудования. Он  получил
также предварительное подтверждение на  субсидии  по  проектам,  которые
касались  видов,  нуждающихся  в  охране,  коммерческого  рыболовства  и
медицинских   исследований,   от   федерального   правительства,   штата
Коннектикут и нескольких частных фондов. Один  из  проектов  должен  был
дать ему возможность изучить тот любопытный факт, что акулы, не  имеющие
костей, не болеют раком и артритом и могут достигать в укусе чудовищного
давления - до двадцати тонн на квадратный дюйм  -  с  помощью  челюстей,
целиком состоящих из хряща. Еще  одна  субсидия  позволяла  ему  принять
участие  в  работах  по  проверке  пока  еще   очень   хрупкой   теории:
измельченный акулий хрящ лечит рак. Работавшие с контрольной группой  на
Кубе врачи утверждали, что у пациентов, получающих большие  дозы  хряща,
опухоли уменьшились на сорок процентов.
   А  потом,  в  конце  тысяча  девятьсот  девяносто  пятого,  экономика
затрещала по  всем  швам.  Национальный  долг  достиг  шести  триллионов
долларов;  президент  и  конгресс,  озабоченные  шансами  на   следующих
выборах, отказались от непопулярных решений, которые были необходимы для
ликвидации бюджетного дефицита. Немцы, японцы  и  арабы,  почти  полтора
десятилетия поддерживавшие хваленый американский образ жизни,  наблюдали
за всем этим через океаны и в конце концов с  возмущением  заявили,  что
Соединенные Штаты на деле кончились как мировая  держава,  -  и  забрали
свои деньги.
   Инфляция взмыла  до  небес:  учетная  ставка  измерялась  двузначными
числами, биржевые котировки рухнули на тысячу пунктов, и до сих  пор  не
было признаков конца падения: уровень  безработицы  в  целом  по  стране
составил одиннадцать процентов: каждая четвертая семья жила ниже  уровня
бедности.
   В  течение  одной  недели  все  обещанные  Чейсу  субсидии  оказались
отозваны. Ему еще хватило денег завершить строительство.  Потом  он  мог
только платить троим сотрудникам и наскребать на пропитание. Если бы  не
полученный институтом статус не облагаемого налогами  учреждения,  Чейсу
пришлось бы по примеру своих предшественников бежать с острова.
   Что, впрочем, еще не исключалось,  окажись  пустышкой  его  последняя
ставка.
   Несколько месяцев назад Чейсу позвонила из Калифорнии  доктор  Аманда
Мейси. Он знал ее как ученого, читал статью о ней  в  каком-то  журнале.
Она вела исследования в совершенно новой области - с  помощью  обученных
морских  львов  снимала  на  видеопленку  серых  китов  в   естественных
условиях.    До    безобразия    пугливые,    серые    ки