ров  Оспри,  за  ним  -  мыс
Напатри, а совсем далеко - водонапорная башня в Уотерборо.
   - Эй, придурок, - позвал с мостика Мадейрас, - тебе  никто  не  давал
команду на перерыв. Смой с палубы дерьмо, пока не засохло.
   - Есть, сэр, - откликнулся Бобби, всосал последний глоток  воздуха  и
повернулся лицом к месту резни на юте. Он  уже  очистил  десять  больших
рыбин - соскоблил чешую и выпотрошил, а каждую тушку завернул в  газету,
- и еще двадцать ожидали его в садке на правом борту.
   Зачем этим рыбакам тридцать рыб? Они не съедят больше одной или двух,
продать остальных негде: нынешним  летом  столько  рыбы,  что  лавочники
могли заработать на ней, только если бы брали у поставщиков бесплатно, -
и не было даже уверенности, что рыбу удастся всучить в подарок друзьям.
   Трофеи, вот и все. Эмблема мужественности.
   С дюжину чаек висели  над  волной  от  катера,  криком  торопя  Бобби
продолжать работу.
   Он взял ведро для забора воды  с  привязанной  к  дужке  шестифутовой
веревкой,  подошел  к  открытому  кормовому  транцу,  крепко   ухватился
свободной рукой, перегнулся и бросил ведро в  море.  Ведро  ударилось  о
воду, подпрыгнуло, накренилось, сразу наполнилось и своим весом  дернуло
Бобби, почти вытащив его  за  борт.  Напрягшись,  тот  потянул  веревку,
поднял ведро наверх, выплеснул воду на палубу и соскоблил  щеткой  следы
высыхающей крови и чешую, сбрасывая их в море через транец и шпигаты.
   Чайки  закрутились  колесом  над  вновь  окровавленной  водой,  потом
бранчливо раскричались, не обнаружив очередных кусков мяса.
   Бобби отшвырнул ведро, опустился на колени, вынул из футляра на поясе
разделочный нож и сунул руку в садок за следующей рыбиной. Он вскрыл  ей
жабры, чтобы спустить кровь, затем разрезал брюхо от глотки  до  хвоста,
залез в брюшную полость, вытащил потроха и выбросил их за транец.
   Чайки яростно пикировали; сразу две ухватились за один и тот же кусок
рыбьих внутренностей и взлетели, хлопая  крыльями,  крича  и  растягивая
резиноподобные потроха.
   Бобби шлепнул рыбину на бок и начал счищать  ножом  чешую,  проклиная
себя, отца, Мадейраса и судьбу.
   Боже, как же он жалел, что не отправился в летнюю школу  вместо  этой
работы.  Отец  предложил  ему  выбор:  идти  на  летнюю  учебу  либо  на
оплачиваемую работу. При нынешнем экономическом положении найти  рабочее
место было не проще, чем зубы  у  гуся:  выпускники  колледжей  фасовали
товары   для   бакалейщиков,   а   учащиеся   школ   предпринимательства
прислуживали в барах. Бобби отказали в найме везде, начиная с Музея тайн
порта  и  кончая  Уотерборской  эспланадой.  Он  уже  собирался   начать
обзванивать летние школы, когда отец вдруг  вспомнил,  что  Мадейрасы  у
него в долгу.
   Отец  Бобби  оплатил  операцию  по  замене  бедренной  кости   своему
садовнику Мануэлю, не имевшему медицинской  страховки.  Как-то  раз  тот
обмолвился - у его брата Тони только что свалился с гепатитом  помощник.
Не спрашивая сына, господин Тобин позвонил Тони и получил эту работу для
Бобби.
   Честно говоря, Бобби не возражал. Работа казалась классной:  помощник
капитана на катере для спортивного рыболовства.  Пять  "зеленых"  в  час
плюс чаевые - до сотни  "зеленых"  в  хороший  день.  Работа  на  свежем
воздухе. Обучение профессиональной рыбной  ловле.  Трудиться  предстояло
много (семь дней в неделю, если позволит погода), но вечер  свободен,  и
по крайней мере десять дней в течение сезона дождь и ветер должны мешать
выйти в море.
   Но кое о чем Бобби никто  не  сказал.  Во-первых,  моторные  лодки  -
особенно тридцативосьмифутовые, как "Морской охотник", -  не  похожи  на
парусники. Они  не  идут  по  ветру,  разрезая  волны,  а  подпрыгивают,
заваливаются в килевую и бортовую качку, и весь  день  ты  мокнешь,  обо
что-то стукаешься и тебя выворачивает.
   Во-вторых, слово "помощник" на деле обозначает официанта (а также его
помощника, убирающего со стола), мусорщика, горничную, потрошителя рыбы,
жополиза и мальчика на побегушках. Если у клиента  сорвалась  рыба,  это
вина помощника: он  скверно  выставил  крючок  или  не  вовремя  потянул
поводец. Если клиент блюет, помощник убирает  блевотину.  Хуже  всего  -
довольно часто - приходилось, когда  клиенты,  не  обращая  внимания  на
постоянно вспыхивающую над бачком в  туалете  надпись,  забивали  колено
унитаза тампонами, сигаретными фильтрами либо презервативами  (бывало  и
так). В обязанности помощника входило вскрыть и прочистить колено.
   Наконец, не сообщили Бобби и о том, что Тони Мадейрас - хам и садист,
один из тех, кто раздувается, как  пузырь,  унижая  других.  А  также  -
алкоголик: хотя он заявлял, что не пьет на работе,  "работа",  казалось,
каждый день кончалась все раньше и раньше. Месяц назад он не принимал ни
капли, пока катер не швартовался у пристани: теперь  начинал  сосать  на
мостике из фляжки сразу после отхода от рыболовецкого причала.
   Большинство клиентов об этом не знали, либо им  было  наплевать,  как
сегодняшним - пожарным из Нью-Лондона, которые начали с пива в семь утра
и переключились на "Кровавую Мэри" в девять.
   Бобби, однако, было не наплевать. Он принимал на  себя  главный  удар
перемен настроения Мадейраса - от  непотребного  сарказма  до  слезливой
любви, но с перевесом первого.
   Конечно, Бобби может уйти,  но  он  не  уйдет,  потому  что  знает  о
последствиях. Он расскажет отцу, как все было с его точки зрения, а отец
сделает вид, что поверил, хотя на самом деле  не  поверит.  Он  позвонит
Мадейрасу, и тот сообщит (вежливым кодом, который используют  взрослые),
что Бобби оказался слабаком и ленивым плаксой.
   Отец никогда  не  скажет,  что  поверил  Мадейрасу,  однако  ощущение
разочарования и сожаления будет сказываться по меньшей мере целый год.
   Уход обошелся бы слишком дорого. Лучше продержаться еще шесть недель.
   Бобби потрошил новую  рыбину,  когда  остекленная  дверь  в  каюту  с
кондиционером раздвинулась и оттуда раздалось:
   - Эй, малыш, у нас кончился лед.
   - Есть, сэр, - откликнулся Бобби, снова  бросил  за  борт  ведро  для
воды, вымыл руки и вошел к клиентам. Руки все равно воняли рыбой, но эти
двое никогда не заметят.
 
*** 
 
   Существо плавало туда и обратно в пене почти на поверхности,  сатанея
от сильного, пронзительного запаха добычи  и  недоумевая,  поскольку  не
находило ничего существенного. Попались несколько кусков еды, и существо
почти достало их, но прямо из-под носа их выхватили сверху.
   Испытывая танталовы муки, оно плыло вперед, пропуская маслянистую, со
следами крови воду сквозь трепещущие жабры.
 
*** 
 
   - Разделай последнюю пару и  брось  в  сумку  для  меня,  -  приказал
Мадейрас. - Возьму домой своей.
   - Есть, сэр, - ответил Бобби.
   В садке оставались три  рыбины,  первые  пойманные  сегодня  и  самые
большие - по восемь, может, по десять фунтов. Он зацепил за хвост  самую
крупную и шлепнул на палубу. Ее поймали несколько часов назад, и она уже
затвердела. Остекленевшие глаза таращились в тупой угрозе,  окостеневший
рот с рядом мелких правильных треугольников был открыт.
   - Я рад, что ты  не  выросла  до  сотни  фунтов,  -  произнес  Бобби,
добравшись до спинного хребта, воткнув нож и оттягивая его к хвосту.
   Эту рыбину Бобби чистить не стал. Вместо  этого  плавными  движениями
ножа он снял мясо с одного бока, от хвоста по ребрам и до  жабер.  Потом
перевернул ее и повторил процедуру на другой стороне. И выбросил за борт
скелет, жабры, потроха и прочее.
   Бобби смотрел, как чайки накинулись на рыбьи останки, кувыркавшиеся в
волне от катера.  Одна  попыталась  поднять  костяк  за  голову,  но  он
оказался слишком тяжел - птица не смогла взлететь. Другая ухватилась  за
хвост, и мгновение казалось, что  вдвоем  чайки  смогут  утащить  скелет
туда, где удастся спокойно объесть его. Но тут в скелет ударилась третья
птица, и он отлетел, разбрызгивая воду.
   Птицы снова устремились вниз. Прежде  чем  они  достигли  цели,  вода
всплеснулась, сверкнуло что-то блестящее, а когда блеск  померк,  костяк
исчез.
 
*** 
 
   Длинные, искривленные когти  разорвали  мертвое  животное  на  куски.
Существо всосало потроха из брюшной полости и глаза из глазниц. Зубы его
раздробили челюстные кости; существо съело язык рыбы. Погружаясь на дно,
оно сожрало все, что осталось.
   Нечто  большое,  откуда  поступила  пища,  удалялось,   оставляя   на
барабанных перепонках существа затухающие толчки.
   Существу требовалось большее. Не  только  от  голода  -  недавно  оно
поглотило многих, питалось, пока не срыгнуло, а потом питалось еще, - но
по запрограммированному рефлексу. Добыча манила неудержимо;  убийство  и
поедание были его единственными функциями. Даже при полностью заряженном
энергией теле у существа продолжал выделяться желудочный сок.
   Существо  оттолкнулось  от  дна;   ластоподобные   ступни   синхронно
поднимались и опускались, когти на  пальцах  ног  тускло  блестели.  Оно
летело сквозь водную толщу на пульсирующий звук.
   Бобби кончил разделывать  последние  две  рыбины,  выбросил  за  борт
скелеты и завернул  тушки.  Зачерпнув  ведром  воды,  он  вымыл  руки  и
собрался уже драить палубу, когда услышал, что машина снижает обороты, и
увидел, что лодка замедляет ход, останавливается и начинает покачиваться
на мелкой боковой волне.
   - Впереди птицы! - крикнул вниз Мадейрас. - Похоже,  там  стая  синих
гоняется за мелочью. Спроси этих двоих, может, хотят пару  раз  закинуть
удочку.
   - Есть, сэр, - отозвался Бобби.
   Он открыл дверь в каюту и ощутил  порыв  холодного  воздуха  изнутри.
Клиенты играли на койке в джин-рамми. Один из  них  при  этом  уснул,  а
другой еще возился с картами. Из мусорной  корзины  вверх  дном  торчала
пустая бутылка из-под водки.
   "Пусть  они  откажутся",  -  взмолился  Бобби.  Он  не  хотел   снова
укладывать леску и чистить рыбу. Кроме того, теперь  рыбаки  нализались,
значит, обязательно будут ошибаться и обязательно ему достанется  за  их
ошибки.
   - Капитан просил узнать, не хотите ли вы  еще  порыбачить,  -  сказал
Бобби.
   Клиент посмотрел на Бобби и нахмурился, словно не узнавая.
   - Что ловить? - спросил он.
   - Рыбу.
   Человек на минуту задумался, потряс  за  коленку  друга,  но  тот  не
просыпался.
   - А, иди ты... - ответил рыбак.
   - Есть, сэр. - Бобби захлопнул дверь и крикнул Мадейрасу:
   - Они сказали "спасибо, нет".
   - Они об этом пожалеют, - проворчал Мадейрас, наблюдая в  бинокль  за
пикирующими крачками. - Там, похоже, настоящее чудовище.
   Бобби выплеснул на палубу воду, бросил ведро  и  смыл  через  шпигаты
кровь и чешую.
   Несколько пятен засохшей крови остались на настиле. Бобби взял ведро,
намотал на руку веревку и пошел на корму.
   - Эй, придурок, - крикнул Мадейрас, - ты не все вычистил!
   - Да, сэр, - четко отозвался Бобби. -  Поэтому  я  хочу  достать  еще
воды.
   - Когда закончишь, принеси мой спиннинг. Попробую пару раз  забросить
отсюда, - сказал Мадейрас, снова поднимая бинокль.
   "Давай, - со  злостью  подумал  Бобби.  -  Может,  ты  уже  настолько
накачался, что оступишься и свалишься за борт, и синие разорвут  тебя  в
клочья".
   На юте клубились выхлопные  газы  от  работающего  на  холостом  ходу
двигателя. У Бобби слезились глаза, он не  все  различал.  Чайки  висели
высоко в небе, подальше от ядовитого дыма.
   Волна в  корму  больше  не  била,  лодка  не  двигалась,  и  мальчик,
забрасывая ведро, не стал держаться за транец.  Оно  шлепнулось  о  воду
дном и встало вертикально; Бобби дернул  за  веревку,  чтобы  опрокинуть
ведро и наполнить его.
 
*** 
 
   Существо уже плыло в десяти футах от поверхности воды, когда  большой
предмет прекратил движение.
   Существо зависло. Его рецепторы искали признаки добычи, но ничего  не
находили.
   Существо поднялось на  несколько  футов  и  сквозь  неподвижную  воду
смогло разглядеть отражение чего-то движущегося.
   На поверхности произошло возмущение, раздался негромкий  звук,  пошла
рябь; существо увидело нечто плывущее.
   Добыча.
   Существо метнулось вверх и впилось в нее  когтями.  Рот  у  него  был
открыт, нижняя челюсть  выдвинулась  вперед,  и  ряд  треугольных  зубов
поднялся в положение для укуса.
   Ведро наполнилось,  и  Бобби  потянул  веревку,  но  даже  без  учета
сопротивления воды оно было тяжелым  -  два  галлона  весят  шестнадцать
фунтов. Бобби выбирал веревку, меняя руки.
   Внезапно  веревка  сильно  натянулась,   словно   ведро   за   что-то
зацепилось. Затем оно дернулось прочь, как будто его заглотила  огромная
рыба.
   Бобби потерял равновесие, повернулся, чтобы ухватиться за транец,  но
был уже слишком далеко от него, и пальцы поймали  только  воздух.  Бобби
кувырнулся за  борт.  Шлепаясь  в  воду,  он  подумал:  "Надеюсь,  ведро
досталось не очень большой синей".
 
*** 
 
   Существо погружалось по спирали, зажав  добычу  в  когтях,  вгрызаясь
зубами в мягкую белую плоть. Оно всасывало, пило, жевало и глотало.
   К тому времени, когда существо достигло дна, оно уже не могло  больше
есть. Присев на песке на корточки, оно когтями и зубами разодрало добычу
на куски. Один зуб застрял в хрящевой массе и  сломался.  Из  следующего
ряда выдвинулся другой и занял его место.
 
*** 
 
   Тони Мадейрас повесил бинокль на крюк, выключил передачу и передвинул
рычаг на передний ход. Двигатель взревел, нос поднялся, а корма осела.
   - Черт побери, где моя удочка? - заорал он, не глядя вниз.
   Ответа не последовало.
 
Часть IV 
ХИЩНИКИ 
 
20 
 
   Когда Чейс направил "Уэйлер" к причалу - сразу после  полудня,  -  он
увидел госпожу Бикслер, спускающуюся  по  тропинке  к  доку.  Она  несла
древнюю плетеную корзину для пикников, и Саймон знал, что там:  сандвич,
термос с ледяным чаем, моток лески, а также шкурка от копченой грудинки,
говяжий жир либо черствый хлеб. Госпожа  Бикслер  любила  проводить  час
ленча, вручную забрасывая с дока леску  на  мелкую  рыбку  для  кормежки
цапли. Цапля увидела, что она приближается, и вприпрыжку  устремилась  к
доку.
   Выключив мотор, Чейс услышал лай, доносящийся из бухты за холмом.
   - Похоже, доктор Мейси со своими морскими львами добрались  живыми  и
невредимыми, - заметил он госпоже Бикслер.
   - Ага, и она, и весь бродячий зверинец.
   - Это морские львы лают? - возбужденно спросил Макс. - Можно  мне  их
посмотреть?
   - Конечно, - ответил Чейс. -  Но  не  забывай  вести  себя  прилично,
представься. Мы с доктором Мейси незнакомы.
   Макс кивнул, спрыгнул с "Уэйлера" и побежал по тропинке вверх.
   Госпожа Бикслер заглянула в лодку.
   - Кто-то был в убийственном настроении? - заметила она,  указывая  на
мертвых животных - двух чаек и детеныша дельфина.
   - Кто-то или что-то.
   Чейс поднял маленького дельфина. Тот был  менее  трех  футов  длиной;
гладкая кожа - глянцевитого серо-стального  цвета  при  жизни  -  сейчас
казалась блеклой и тусклой, как пепел  сгоревшего  древесного  угля.  На
спине остались глубокие рваные раны, живот разодран.
   - Я захватил его, чтобы доктор Мейси взглянула. Она больше меня знает
о млекопитающих.
   - Что она скажет, чего  не  сказал  бы  любой  другой?  Кто-то  забил
малыша, как мясник.
   - Да, но кто? - Чейс бросил дельфина обратно в лодку.  -  Я  заморожу
его, пока мы не сможем сделать нормальное вскрытие.
   Он шагнул на причал, закрепил носовой и кормовой концы и поднялся  по
ступенькам дока.
   - Вы устроили Мейси? - спросил он.
   - Я показала ей, что где. Длинный сложил вещи.
   - На что она похожа?
   Госпожа Бикслер пожала плечами:
   - Вроде полна энтузиазма, одета, словно собралась на сафари.  Но,  по
крайней мере, не кичится своими учеными степенями,  как  большинство  из
них.
   Чейс поднялся на холм и, когда достиг вершины, услышал  голос  Макса.
Сначала ему показалось, тот кричит, но потом он  понял,  что  слышит  не
крики, а смех.
   Он посмотрел вниз и увидел Макса, который стоял по плечи в  бассейне,
построенном для морских львов, и барахтался в воде. Вокруг него мелькали
четыре  темных  тела,  атаковали  под  водой,  приближались   сзади   на
поверхности, ловко уклоняясь от его ответных бросков.
   На срезе бассейна стояла женщина, она делала знаки  морским  львам  и
смеялась вместе с Максом.
   Поскольку ни она, ни Макс его не  заметили,  Чейс  имел  возможность,
спускаясь с холма, разглядеть женщину.
   Высокая и крепко  сложенная,  Аманда  Мейси  походила  на  модель  из
каталога одежды для путешественников.  На  ней  были  высокие  мокасины,
походные шорты по колено, рубашка защитного цвета с погончиками;  с  шеи
на цепочке свисали солнцезащитные очки, на  руке  поблескивали  часы  из
нержавеющей  стали  для  подводного  плавания.  Ноги  у  доктора   Мейси
оказались мускулистые  и  загорелые,  волосы  -  короткие,  высветленные
солнцем.
   Она выглядела моложе, чем он представлял, хотя Чейс не  знал,  почему
решил, что она  должна  быть  его  ровесницей  или  старше.  Он  пытался
разглядеть ее лицо,  но  доктор  Мейси  стояла  спиной.  В  мозгу  Чейса
неожиданно прозвучал сигнал тревоги - тревоги неожиданного рода.  "Боже,
- подумал он, медленно приближаясь, - пусть она окажется некрасивой".
   Для некоторых мужчин  решающее  значение  имеет  женская  грудь,  для
других - зад, руки, бедра или ступни. Чейс никогда не мог устоять против
милого личика. Всю жизнь он оставался жертвой  женских  лиц;  совершенно
неразумно -  и  зная,  что  неразумно,  -  он  не  обращал  внимания  на
невротичность,  легкомыслие,  тупость,  жадность  или  тщеславие,  часто
скрывавшиеся за их красивой кожей.
   Ему предстояло работать с этой женщиной три месяца. Меньше  всего  он
хотел осложнений, связанных с влюбленностью.
   Макс увидел Чейса, закричал: "Па!", и доктор Мейси обернулась.
   Чейс с облегчением выдохнул. У нее было  симпатичное,  с  правильными
чертами, привлекательное лицо, но не из тех, что сразу заставляют сердце
биться чаще. Он протянул руку.
   - Саймон Чейс.
   - Аманда Мейси,  -  представилась  она,  сопровождая  слова  крепким,
уверенным рукопожатием и улыбкой - помады на губах не было.
   - Вижу, Макс не очень стесняется.
   - О, он был чрезвычайно вежлив, - сказала Аманда. -  Светскую  беседу
прекратила я,  объяснив,  что,  если  он  хочет  узнать  морских  львов,
наилучший способ - прыгнуть прямо к ним в воду. Между прочим, в воде  он
как дома, а по отношению к животным, кажется, одареннее, чем большинство
детей. Они сразу приняли его.
   - Па! - крикнул Макс. - Смотри!
   Чейс посмотрел на  бассейн.  Два  морских  льва  расположились  перед
Максом, высунув головы из воды. Мальчик плеснул в одного, и внезапно оба
льва словно взорвались, хлопая  ластами  и  окатив  Макса  водой,  будто
задиры на детской площадке. Тот зашелся в смехе  и  скрылся  под  водой.
Львы устремились за ним, толкая шелковистыми телами.
   - Восхитительно, - заметила Аманда. -  Обычно  они  долго  никому  не
доверяют. Должно быть, чувствуют доброту, что-то невинное в детях...  Во
всяком случае, в этом ребенке.
   - Они не кусаются?
   - Это спрашивает отец, а не ученый, верно? - засмеялась Аманда.
   - Верно, - согласился Чейс.
   - Единственные причины кусаться у разумных млекопитающих вроде этих -
ради питания, из страха или из-за самки. Мои, все четверо, девочки,  так
что насчет сексуальной агрессивности вопросов нет. Их хорошо  кормят.  И
им нечего бояться. - Аманда на секунду замолчала. -  Они  не  похожи  на
акул.
   Глаза Чейса следили за Максом, резвившимся с морскими львами.
   - Я вижу, - сказал он.
   - Для меня эти животные гораздо ближе к людям, чем к акулам. Им нужны
внимание и преданность - и друг от друга, и от меня. Они любят, когда им
чистят зубы и гладят шерсть. Я взяла их еще сосунками.
   Макс выскочил на поверхность, засмеялся, а  Чейс  махнул  ему  рукой,
показывая на стенку бассейна.
   - Вылезай оттуда,