Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
сточной работы. Она передала их
одной присутствовавшей при этом даме*. На лице одного из
джентльменов промелькнула тень сожаления от того, что не ему
вручили эту вещь. Е.П.Б. подошла, дотронулась до одной бусинки
ожерелья, и она тотчас отделилась и осталась у нее в руке. Затем
она отдала ее тому огорченному человеку. Он с изумлением обнаружил,
что это не просто бусинка, а булавка для галстука с золотой
заколкой. Между тем, бусы остались абсолютно целыми и дама,
рассматривая их, была поражена тем, что они не рассыпались после
изъятия одной бусины". [18, т.I, с.151-153]
Окончание истории с бусами, описанной м-ром В.Джаджем, можно найти
в цитируемой выше статье из "New York Times" от 2 января
1885 года: "Дама, чей брат с энтузиазмом уверовал в
удивительную русскую леди, придерживалась благочестивых религиозных
взглядов, противоположных теософии. Познакомившись с Е.П.Б. она
поддерживала с ней дружеские отношения, несмотря на разницу в их
убеждениях.
Однажды м-м Блаватская отдала этой даме прекрасные бусы,
изготовленные из какого-то странного материала, похожего на твердое
дерево. "Носите их, " сказала она, " но если вы позволите
надеть их кому-то другому, они исчезнут". Дама постоянно носила
их более года. Между тем она переехала в другой город.
Однажды ее маленький больной ребенок раскапризничался, стал плакать
и просить эти бусы. Она отдала их ему, посмеиваясь над своей
нерешительностью. Ребенок одел бусы себе на шею и был этим очень
доволен. Мать вышла из комнаты по своим делам и через несколько
минут услышала, что ребенок опять сильно заплакал. Вернувшись она
увидела, что он пытается снять с себя бусы. Она помогла ребенку
освободиться от них. Бусы укоротились на одну треть, были горячие и
оставили на шее ребенка следы ожогов. Она сама рассказывала эту
историю и в то же время отрицала, что верит в "подобные
вещи". [18, т.I, с.164]
"Где же Е.П.Б. брала материалы, составившие "Изиду",
которые невозможно проверить по доступным литературным источникам.
Из Астрального Света, из ее духовного сознания, от ее Учителей "
"Братьев", "Адептов", "Мудрецов",
"Наставников", как они по-разному назывались. Откуда мне
знать? Хотя я и работал с ней над "Изидой" в течение двух
лет и многие годы с другими ее литературными трудами", "
вспоминал полковник Олькотт. [18, т.I, с.208]
"Большая разница в стилях, которыми написаны ее рукописи,
иногда отличающихся совершенством, неопровержимо доказывает, что
это была работа не одного ума. Различия в почерке, в ментальном
методе, литературных приемах и в стилях подтверждают эту
мысль..."
[18, т.I, с.225]
"Каждое изменение в почерке сопровождалось изменением в манере,
настроении, выражениях и литературных способностях Е.П.Б. Когда она
обходилась только своими силами, это нетрудно было заметить. Из-за
некоторой неопытности ей приходилось прибегать к исправлениям, а
когда такие листы передавались мне для правки, в них были ужасные
ошибки и неточности." [18, т.I, с.243]
"Излишние замены старых "копий" на новые, перестановки
из одной главы в другую, из одного тома "Разоблаченной
Изиды" в другой, замедляли ее работу, когда она находилась в
нормальном состоянии, и, как следствие, предполагали болезненную
борьбу "неопытной руки" с гигантской литературной задачей.
Без знания английской грамматики и литературных приемов, без
привычки к длительному писательскому труду, но обладая безграничной
храбростью и умением концентрировать свои мысли, что почти
несовместимо, она неделями и месяцами продвигалась по пути к своей
цели, выполняя указания своего Учителя. Этот литературный подвиг
превосходит все ее феномены." [18, т.I, с.224]
"Боутон [ее издатель] потратил 600 долларов на исправления и
переделки, сделанные ею в гранках... Когда издатель наотрез
отказался вкладывать дополнительные средства в это предприятие, мы
уже почти полностью подготовили рукопись третьего тома. И все это
было уничтожено перед нашим отъездом из Америки. Е.П.Б. не думала,
что будет использовать эти материалы в Индии, и поэтому ее статьи в
журнале "Theosophist", "Тайная Доктрина" и другие
последующие литературные труды остались без них. Как часто мы с ней
сожалели о том, что те ценные страницы были так бездумно
утрачены!" [18, т.I, с.216]
Е.П.Б. писала из Итаки Александру Аксакову 20 сентября 1875 года:
"Я пишу теперь большую книгу, названную мною по совету Джона
"Skeleton Key to mysterious Gates" ("Ключ к
таинственным вратам"). Задаю же я вашим европейским и
американским ученым, папистам, иезуитам и этой расе полученых, les
chatres de la sciense [исследователей науки], которые все
разрушают, ничего не создавая и не способны создавать." [4,
с.274, 275] Годы спустя, изменив на "Ключ к Теософии", она
использовала это заглавие для одной из своих книг. Она затем
предложила назвать книгу "The veil of Isis" ("Покров
Изиды"), и первый том вышел под этим названием, оно напечатано
в верхней части каждой его страницы. Но ее издатель, м-р Д.В.
Боутон написал ей 8 мая 1877 года, что их общий друг м-р Сотеран
сообщил ему о том, что в Англии уже опубликована другая книга с
таким же названием. Таким образом, после этой даты, книга получила
название "Разоблаченная Изида".
17 сентября 1877 года Е.П.Б. отправилась навестить профессора
Корсона в Итаке и пробыла у него до середины октября. Д-р Евгений
Роллин Корсон, сын профессора, интересно рассказал о ней в своей
книге "Some Unpublished Letters of Helena Petrovna
Blavatsky" ("Некоторые неопубликованные письма Елены
Петровны Блаватской"): "В то время, когда Е.П.Б. прибыла в
Итаку, стояла отличная погода. В октябре здесь индейское лето;
деревья одеваются в осенний наряд, вечера и ночи становятся
бодрящими и морозными, к середине дня разливается приятное тепло,
дальние холмы и блестящее озеро как и летом виднеются в дымке. Вся
округа очень красива. Итака расположена в долине на берегу озера
Кайюга-Лейк, среди холмов, покрытых густыми лесами. Дом моего отца
находился на восточном холме. На этом же холме возвышаются
величественные здания [Корнуэльского] университета...
Однажды вечером, моя мать, предполагая ночные заморозки, хотела
занести в дом горшки с растениями, которые стояли на крыльце, но
Е.П.Б. попросила ее не беспокоиться, пообещав, что "Джон"
сам занесет их. Итак, они беззаботно легли спать, а утром все эти
растения уже находились в доме...
Она носила просторное платье с каким-то расшитым жакетом. Как моя
мать рассказывала мне, в его карманах находились бумага для сигарет
и табак. Мой отец, заядлый курильщик и знаток табака, полагал, что
она пользовалась дешевым сортом, возможно, из-за нехватки денег.
Сигареты она курила беспрестанно и цветочные горшки всегда были
полны окурками. У нее был специальный рабочий халат, известный по
фотографии Бэрдслея*.
Она все свое время проводила за письменным столом, писала, писала,
писала в основном днем, а иногда и до поздней ночи, ведя огромную
корреспонденцию. Здесь она начала работать над "Разоблаченной
Изидой". Ежедневно она исписывала своим убористым почерком
по двадцать пять страниц. Она не пользовалась книгами, а, между
тем, у моего отца была огромная библиотека, почти целиком состоящая
из английской литературы, но она крайне редко обращалась к нему за
консультацией." [21, с.25-36]
М-р В.К. Джадж написал об этом же в своей статье, опубликованной в
газете "New York Sun" от 26 сентября 1892 года:
"Разоблаченная Изида" привлекла к себе широкое внимание, и
в откликах всех нью-йорских газет подчеркивалось, что в книге
содержится результат огромной исследовательской работы. Для меня и
для многих других свидетелей подготовки этой книги было очень
странным то, что автор для своих исследований не пользовался
библиотекой и при этом отсутствовали предварительные заметки. Все
было написано сразу, как бы по волшебному мановению руки. Но тем не
менее, книга содержит множество ссылок на издания, хранящиеся в
Британском Музее, а также в других крупнейших библиотеках. И
каждая ссылка абсолютно верна. Это говорит о том, что или эта
женщина была способна хранить в своей памяти такую массу фактов,
дат, чисел, названий и сюжетов, на что не способен ни один человек,
или остается признать, что ей помогали какие-то невидимые
существа".
Д-р Корсон описал следующий забавный эпизод: "Однажды мой
отец сказал ей: "Жаль, Мадам, что вы еще не видели красоту,
окружающую вас. Я бы хотел предоставить вам экипаж, чтобы вы
осмотрели здания университета и чудесные окрестности". В конце
концов, она согласилась, но мой отец попросил ее не курить во время
прогулки, так как это могло вызвать нежелательные толки людей, не
привыкших к подобному и которые повредили бы его репутации
солидного университетского профессора. На это она весьма
неохотно согласилась.
Однако, перед самым окончанием поездки, Мадам сказала, что ей
совершенно необходимо выкурить сигарету, что она больше не может
терпеть ни минуты. Она попросила остановить экипаж, чтобы выйти и
спокойно покурить, присев на придорожный камень, заметив при этом,
что не произойдет ничего страшного, если кто-то и примет ее за
цыганку. Итак, автор "Разоблаченной Изиды" и "Тайной
Доктрины" сидела, поглощенная своими думами, забыв обо всем,
что ее окружало, забыв о лошадях, кучере, экипаже и его обитателях.
Возможно, не табак был тому причиной, а ее желание побыть наедине с
собой. Покурив, она вернулась в экипаж и прогулка была продолжена.
Мой отец, вспоминая ее и подчеркивая свое восхищение, часто
говорил: "Никогда я не встречал такой сильной натуры, сильной в
своих желаниях и стремлениях; окружающее не имело для нее значения,
даже если небеса рухнут, она будет продолжать свой путь". [21,
с.26, 27]
Е.П.Б. заранее добродушно предупреждала своих друзей в Итаке об
этом своем "национальном грехе" " курении. Отвечая на их
приглашение, она говорила: "Увы, мой дорогой сэр, я
действительно в своем роде большая грешница, я непростительно
грешна в глазах добропорядочных американцев... Вы очень добры ко
мне, пригласив в Каскад, но что вы скажете, увидев как ваша гостья
каждые пятнадцать минут будет украдкой выходить из комнаты и
прятаться за дверью или где-то во дворе, чтобы выкурить сигарету?
Вынуждена признаться, что я, как и все женщины в России, курю прямо
в своей гостиной, как принято в гостиных любой уважающей себя дамы,
от великосветской княжны, до жены простого служащего. Согласно
нашему национальному обычаю, они курят и в экипаже, и даже в фойе
театра. Здесь же я вынуждена скрываться, как вор, из-за того, что
американцы оскорбляли меня, приводили в замешательство, публикуя
обо мне всякие небылицы, обзывая при этом самыми прекрасными
именами. Все это привело к тому, что не сумев избавиться в течение
более двадцати лет от своей безобидной привычки, дошла до того, что
я считаю обыкновенным малодушием. Но, если вы можете простить мне
мои национальные грехи, то, конечно, я буду счастлива принять ваше
любезное приглашение... Скажите ей (миссис Корсон), что я обещаю
никогда не курить в ее гостиной." [21, с.132, 133]
ГЛАВА 37
КТО ПИСАЛ "РАЗОБЛАЧЕННУЮ ИЗИДУ"?
"Рукописи" Е.П.Б., изготовленные в разное время, имели
большие отличия. Почерк определяет особенности характера, поэтому
человек, знакомый с ним, всегда способен определить любую страницу
Е.П.Б. Но при тщательном исследовании можно обнаружить по крайней
мере три или четыре варианта ее стиля, и каждый из них, постоянный
в продолжение нескольких страниц рукописи, дает новый
каллиграфический вариант... Один из почерков Е.П.Б. был мелкий, но
простой; еще один " отчетливый и свободный; другой " простой,
среднего размера и очень четкий; следующий " быстрый и
неразборчивый со странными иностранными буквами. Все эти стили
почерка были связаны с огромнейшими различиями в ее английском
языке. Иногда мне приходилось делать по нескольку исправлений на
каждой строчке, в других случаях, просматривая целые страницы, я
едва ли находил всего одну ошибку. Самыми лучшими были рукописи,
написанные для нее, когда она спала. Тому пример " начало главы о
цивилизации древнего Египта. Как обычно, мы закончили в два часа
ночи, оба очень уставшие, предвкушая перекур и последнюю беседу
перед сном. На следующее утро, когда я спустился к завтраку, она
показала мне целую кипу, по крайней мере 30-40 страниц рукописи,
написанных прекрасным почерком. Она сказала, что все это было
написано для нее Учителем, имя которого в отличие от других никогда
не упоминалось. Эти страницы были совершенны во всех отношениях и
пошли в печать без исправлений.
Любопытно, что каждое изменение в рукописи Е.П.Б. происходило либо
после того, как она на какой-то момент выходила из комнаты, либо
когда она входила в транс или абстрактное состояние, и ее взгляд
был безжизненно направлен мимо меня в пространство.
Также имели место отчетливые изменения в ее индивидуальности,
скорее в ее личных особенностях, в походке, в голосе, в манерах и
более того " в ее нраве... Она выходила из комнаты одним
человеком, а возвращалась другим. Но менялись не физическое тело, а
особенности ее движений, речи и манер, ментальная ясность, взгляд
на вещи, английская орфография, а главное " очень менялось ее
настроение... Мистер Синнет говорил: "Она была философом и
могла пожертвовать всем миром ради спиритуалистического прогресса,
в то же время предавалась неистовым страстям из-за простейших
причин. Долгое время это было для нас серьезной загадкой."
Согласно теории, если тело занято мудрецом, то оно вынуждено
действовать со спокойствием мудреца, если нет, то нет. Загадка
решена." [18, т.I, с.210]
"В вопросе замещения тела Е.П.Б. (Авиша) существовало
дополнительное доказательство, известное тем, кто обращал на него
внимание. Предположим, что Учитель А. или В. был "на
страже" час или более, работал над "Изидой" один или
вместе со мной, и в определенный момент сказал что-то мне или
кому-то из третьих лиц, если таковые присутствовали. Неожиданно она
(он?) замолкает и, извинившись, выходит из комнаты. Она вскоре
возвращается, осматривается, как человек, впервые попавший в
незнакомую комнату, скручивает себе свежую сигарету и говорит
что-то, не имеющее ни малейшего отношения к нашему предыдущему
разговору. Кто-то из присутствующих, желая вернуть ее к
обсуждаемому ранее предмету, любезно просит пояснить. Она
смущается, потеряв нить разговора; начинает говорить нечто
противоположное сказанному ранее, а если ей делали замечание, то
раздражается, применяя при этом крепкие выражения. Если же ей
напоминали, что до этого она говорила то-то и то-то, она на
мгновение задумывалась и, извинившись возвращалась к первоначальной
теме. Иногда она была быстра, как молния, в этих переменах. Я
забывал о ее сложной натуре, часто раздражался из-за ее кажущейся
неспособности придерживаться определенного мнения и ее отказа от
слов, произнесенных ею минуту назад.
Позднее мне объяснили, что требуется некоторое время после
вхождения в живое тело для соединения чьего-то сознания с мозговой
памятью предыдущего владельца. Если кто-то пытается продолжить
беседу до того, как произойдет это соединение, то возможны ошибки,
подобные вышеуказанным. Кто-то выходящий говорил: "Я
должен оставить эту мысль в уме, чтобы мой последователь смог
найти ее там", или Кто-то входящий, дружески поприветствовав
меня, спрашивал, каков был предмет обсуждения перед
изменением." [18, т.I, с.289-291]
"...Не требовалось многословных объяснений, после того как мы
стали "двойниками", проработав вместе достаточно долго, и я
познакомился с особенностями ее речи, настроений и импульсов. Обмен
происходил просто; после того, как она выходила из комнаты и
возвращалась, мне достаточно было быстрого взгляда на черты лица и
поведение, чтобы я мог сказать себе то или другое и всегда
оказывался прав." [18, т.I, с.243]
"Они поняли, что я научился различать их и даже придумал им
имена, которыми мы с Е.П.Б. называли их, когда они отсутствовали.
Они часто приветствовали меня низким поклоном или дружеским
прощальным кивком, выходя из комнаты перед очередным изменением.
Иногда они беседовали со мной друг о друге, как говорят друзья о
своих знакомых, поэтому я узнал о некоторых их личных
историях." [18, т.I, с.246]
По любопытному совпадению, перечитывая предыдущий отрывок, я
вспомнил одно обстоятельство, стал перелистывать кучу старых
ньюйоркских писем и заметок, пока не обнаружил следующее. В заметке
того времени встречается описание моей беседы с одним Махатмой,
венгром по происхождению, который в тот вечер вселился в тело
Е.П.Б.: "Прикрыв глаза, он убавил газ в светильнике, стоящем на
столе. Спрашиваю, зачем. Отвечает, что свет это физическая сила.
Попадая в глаза незанятого тела, он встречает препятствие,
отражаясь, наносит удар и травмирует астральную душу временного
владельца. Этим ударом он может быть вытолкнут. При этом возможен
даже паралич незанятого тела. При вхождении в тело должны быть
соблюдены исключительные предосторожности. Полное слияние не
происходит, пока не будут соответствовать до автоматизма их
кровообращение, дыхание и т.п. Тем не менее даже на больших
расстояниях существует эта тесная связь. Тогда я зажег люстру, но
заместитель сразу же взял газету и закрыл ею свою голову от света.
Удивившись, я попросил объяснения. Мне ответили, что сильный
верхний свет, освещающий макушку, более опасен, чем направленный
прямо в глаза." [18, т.I, с.275]
Я заметил, что когда физическая Е.П.Б. находилась в раздражительном
состоянии, редко кто занимал ее тело, за исключением Учителя "
духовного наставника и опекуна, чья железная воля была сильнее ее.
Кроткие философы в такое время предпочитали держаться в
стороне." [18, ст.I, с.257]
Один из этих ее Alter Ego ("Второе Я"), которого я
затем встречал лично, носит большую бороду, длинные усы,
закрученные на раджпутский манер, переходящие в бакенбарды. У него
привычка теребить свои усы в минуты глубокой задумчивости. Он это
делает механически и бессознательно. Временами личность Е.П.Б.
исчезала, и она становилась "Кем-то другим". Я наблюдал,
как она с отрешенным видом разглаживала и закручивала
несуществующие у нее усы, пока мой пристальный взгляд не выводил ее
из этого состояния, тогда она быстро убирала руку от лица и
продолжала свою писательскую работу.
Следующим был некто, кто не любил английский язык так сильно, что
не желал со мною разговаривать ни на каком другом языке, кроме
французского. У него был прекрасный артистический талант и
страстное увлечение всякими механическими изобретениями. Время от
времени приходил другой. Он сидел, небрежно чертил что-то
карандашом, сочинял дюжины станцев, содержащие и возвышенные идеи и
юмористические строки. Итак, каждый из них имел свои отличительные
особенности так же, как все наши обычные знакомые и друзья. Один
был хороший рассказчик, веселый и очень остроумный; другой
олицетворял собой достоинство, сдержанность и эрудицию. Один был
спокойным, терпеливым и доброжелательным помощником, другой
дотошный и иногда раздражительный. Один всегда подчеркивал и
объяснял научное и философское значение предметов, о которых я
писал, демонстрируя феномены мне в назидание; в то время как
другому я не осмеливался даже упоминать о них". [18, т.I,
с.244]
"Когда один из Них был "на страже", как я обычно
говорил, то все особенности ее рукописи повторяли свойственный ему
литературный стиль как и в предыдущее его посещение. Он обычно
писал на различные темы по своему вкусу, и Е.П.Б. играла роль не
только секретаря, а того и другого одновременно. Если бы в то время
мне дали любую страницу из "Изиды", то я с полной
уверенностью смог бы сказать, кем они были написаны". [18, т.I,
с.246]
"Мы работали, сотрудничая по крайней мере с одним невоплощенным
существом " чистой душой одного из мудрейших философов
современности... Он был великим исследователем Платона, и мне
говорили, что изучение смысл