ойны, и
в конце 1853г. вернулась в Америку. Сначала она некоторое время
побыла в Нью-Йорке, оттуда поехала в Чикаго, а затем с караваном
эмигрантов через Скалистые горы направились в Сан-Франциско. Это
пребывание ее в Америке длилось около 2 лет, после чего она решила
во второй раз отправиться в Индию, через Японию. В 1855 г. она
приехала в Калькутту... В 1856 году произошла ее встреча в Лахоре с
другом ее отца Кюльвейном, который вместе с двумя спутниками
путешествовал по Востоку, и которого полковник Ган просил разыскать
его странствующую дочь". [20, с.49, 50]

Госпожа Блаватская об этом писала следующее: "В 1856 году я
поехала в Индию только потому, что тосковала по Учителю. Ездила из
одного места в другое, никому не говоря, что я русская. Встретила
Кюльвейна и его друзей где-то около Лахора. Если бы мне довелось
описать эту мою поездку по Индии за один только год, то получилась
бы целая книга.* Но как же я могу об этом  теперь
рассказать?" [14, с.151]

Синнет сообщал далее, что в этом путешествии их сопровождал один
"татарский шаман", который позднее помог ей попасть в Тибет
" тогда совершенно недоступную страну. Но пусть госпожа Блаватская
сама, своими словами расскажет об этом.




 ГЛАВА 10

 ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ТИБЕТЕ



"Много лет тому назад небольшая группа путешественников шагала
по трудному пути из Кашмира в Лех, ладакский город в Центральном
Тибете. Среди наших проводников был монгольский шаман очень
таинственного вида. Товарищи мои по путешествию придумали для себя
неразумный план попасть в Тибет в переодетом виде, но не понимая
при этом местного языка. Только один из них (Кюльвейн) немного
понимал по-монгольски и надеялся, что этого будет достаточно.
Остальные не знали и этого. Понятно, что никто из них в Тибет так и
не попал.

Спутников Кюльвейна очень вежливо отвели обратно на границу прежде,
чем они успели пройти 16 миль. Сам Кюльвейн (он когда-то был
лютеранским пастором) и этого не прошел, так как заболел лихорадкой
и принужден был вернуться в Лахор через Кашмир. Но зато он смог
увидеть нечто, что было для него так же интересно, как если бы он
присутствовал при самом воплощении Будды. Он раньше слыхал об этом
чуде и в течение многих лет его самым горячим желанием было увидеть
и разоблачить этот "языческий трюк", как он его называл.
Кюльвейн был позитивистом и очень гордился этим, однако его
позитивизму суждено было получить смертельный удар.

Примерно в четырех днях ходьбы от Исламабада мы остановились на
отдых в одной маленькой, ни чем не примечательной деревушке. Наш
лама рассказал нам, что недалеко, в пещерном храме остановилась
большая группа святых ламаистов с целью основать там монастырь.
Среди них находились "Три Почитаемых".*

Эти Бхикшу (монахи) способны творить великие чудеса. Кюльвейн сразу
же нанес им визит и между двумя группами установились самые
дружественные отношения.

Однако, несмотря на все предосторожности со стороны Кюльвейна и его
богатые подарки, настоятель монастыря, который был Pase-Budhu
(аскет высокой ступени), отказался показать нам феномен
"инкарнации" (воплощения), пока пишущая эти строки не
показала ему принадлежащий ей талисман. Увидев его, они сейчас же
начали подготовительные работы, а в соседнем поселке у бедной
женщины по договоренности был взят 3-4-х месячный ребенок.
Кюльвейну пришлось поклясться, что в течение 7 лет он не разгласит
увиденное им и услышанное.

Принадлежащий мне талисман " это обыкновенный агат. В Тибете и
других местах его называют "А-ю" и ему присущи таинственные
свойства. На нем выгравирован треугольник и в этом треугольнике
мистические слова**.

Прошло несколько дней, пока все было приготовлено. Ничего за это
время не случилось, исключая только того, что на какой-то приказ
Бхикшу из глубины озера на нас взглянули некие лица. Одним из этих
лиц оказалась сестра Кюльвейна, которую он оставил дома здоровой и
радостной, но которая, как мы узнали позже, умерла незадолго до
начала его странствий. Вначале появление этого лица взволновало
Кюльвейна, но он призвал на помощь весь свой скептицизм и попытался
разъяснить нам, что это видение " лишь тень от облаков или
отражение веток дерева и т.п., как это делают все подобные ему
люди.

В назначенное послеобеденное время ребенок был принесен в вихару и
оставлен в вестибюле, так как дальше этого места, внутрь святилища,
Кюльвейн не решился идти. Ребенка положили посреди пола на
покрывало. Всех посторонних выслали вон. У дверей поставили двух
монахов, которым поручили задерживать любопытных. Затем все ламы
уселись на пол, спиной к гранитным стенам, так, что каждый был в
десяти футах от ребенка. Настоятель сел в самый дальний угол на
кожаный коврик. Только Кюльвейн поместился поближе к ребенку и с
большим интересом следил за каждым его движением.

Единственное, что требовалось от всех нас, " это соблюдать
абсолютную тишину. В открытые двери ярко светило солнце. Постепенно
настоятель погрузился в глубокую медитацию, а остальные монахи,
пропев вполголоса краткую молитву, единственным звуком был лишь
плач ребенка.

Прошло несколько мгновений и движения ребенка прекратились.
Казалось, что маленькое его тельце окоченело. Кюльвейн внимательно
наблюдал. Оглядевшись кругом и обменявшись взглядами, мы убедились,
что все присутствовавшие сидят неподвижно. Взор настоятеля был
обращен на землю, он даже не глядел на ребенка. Бледный и
неподвижный, он больше похож был на статую, чем на живого человека.

Внезапно, к нашему большому удивлению, мы увидели, что ребенок, как
бы какой-то силой, был переведен в сидячее положение. Еще несколько
рывков и этот четырехмесячный ребенок, как автомат, которым движут
невидимыми нитями, встал на ноги. Представьте себе наше смущение и
испуг Кюльвейна. Ни одна рука не пошевелилась, ни одно движение не
было сделано, ни одно слово не было сказано, а этот младенец стоял
перед нами прямо и неподвижно, как взрослый.

Далее процитируем записи самого Кюльвейна, которые он сделал в тот
же вечер и передал нам:

"После минуты-другой ожидания, " пишет Кюльвейн, " ребенок
повернул голову и взглянул на меня с таким умным выражением, что
мне стало просто страшно. Я задрожал. Я щипал себе руки и кусал
губы до крови, чтобы убедиться, что я не сплю. Но это было лишь
начало. Это удивительное существо приблизилось на два шага в
направлении ко мне, приняло вновь сидячее положение и, не спуская с
меня глаз, начало на тибетском языке произносить, фразу за фразой,
те слова, которые, как мне раньше сказали, принято говорить при
воплощении Будды, и которые начинаются так: "Я есмь Его Дух в
новом теле" и т.д.

Я был по-настоящему в ужасе. Волосы у меня стали дыбом и кровь
застыла. Я не мог бы произнести и слова. Тут не было никакого
обмана, никакого чревовещания. Губы младенца шевелились и глаза его
казалось искали мою душу с таким выражением, которое заставляло
меня думать, что это был сам настоятель, его глаза, его выражение
глаз. Было так,  как будто бы в малое тельце вошел его дух и
глядел на меня сквозь прозрачную маску личика ребенка.

Я почувствовал головокружение. Ребенок потянулся ко мне и положил
свою маленькую ручку на мою руку. Я вздрогнул, как будто бы меня
обжег горячий уголек. Не в силах больше выдержать этот взгляд, я
закрыл глаза руками. Это длилось лишь мгновение. Когда я отнял руки
от глаз, младенец снова стал плачущим ребенком: он снова лежал на
спине и плакал, как в начале. Все вошло в свою колею и начались
разговоры.

Только после того, как этот эксперимент был повторен еще несколько
раз с промежутками в 10 дней, я осознал, что был свидетелем
невероятного, сверхъестественного феномена, подобного тем,
которые некоторые путешественники описывали ранее, но которые я
всегда считал обманом. Среди многих ответов, которые настоятель дал
на мои вопросы, есть один, который следует считать особенно
значительным. "Что случилось бы, " спросил я его с помощью
нашего ламы, " если бы в то время, когда ребенок говорил, а я в
страхе, принимая его за черта, убил бы его?" Настоятель
ответил: "Если бы удар не был сразу смертельным, то был бы убит
лишь ребенок". "Но, " настаивал я, " допустим, что удар
был бы быстрым как блеск молнии?" "В таком случае, "
последовал ответ, "  вы убили бы меня"." [5, т.II,
с.598-602]

"Выше мы упоминали агат, который принадлежал мне и который
оказал столь неожиданное и доброжелательное воздействие.

У каждого шамана имеется подобный талисман. Он носит его
привязанным к шнурку и держит под левой мышкой. "Какая польза
вам от него и какова его роль?" " Это были вопросы, которые мы
часто задавали нашему проводнику. На них он никогда не отвечал
прямо, а ограничивался некоторыми разъяснениями, обещая, что когда
появится подходящий случай и мы будем одни, он попросит, чтобы
 камень сам ответил. С этой, весьма неопределенной надеждой
мы оставались во власти собственных представлений.

Все же день, когда камень "заговорил", пришел скоро. Это
было в критический момент нашей жизни, когда душа странника "
автора этих строк, завела его в такие далекие страны, каким
незнакома никакая цивилизация и где безопасность человека не
гарантирована ни на миг. В один послеобеденный час, когда все
мужчины и женщины покинули монгольскую юрту, которая уже более двух
месяцев была нашим домом, чтобы присутствовать на церемонии
изгнания чутгура. (Tshoutgour " демон-элементал, в которых верит
каждый азиатский житель). Этого демона обвинили в том, что он в
какой-то семье, жившей на расстоянии двух миль от нас, ломает и
разбрасывает все предметы быта этих бедных людей. Используя этот
случай, мы напомнили нашему проводнику его обещание.

Он вздохнул, попытался оттянуть его выполнение, но после некоторого
молчания поднялся со своей овечьей шкуры, на которой сидел, и
вышел. Затем он надел на деревянный кол высохшую козью голову с
большими рогами, закрыл брезентовый вход в палатку и поставил перед
ней этот кол, сказав при этом, что козья голова это знак, что он
занят и что никто не смеет входить.

Затем он вынул камень, величиной примерно с лесной орех, заботливо
обтер его и, как нам казалось, проглотил. Через несколько минут его
члены стали коченеть и он упал на пол, холодный и неподвижный, как
труп. При каждом заданном ему вопросе губы его слегка шевелились.
Все это выглядело умопомрачающе и даже страшно.

Солнце садилось, и если бы его угасающие лучи не отражались о
стенки палатки, то к подавлявшей тишине присоединилась бы и полная
темнота. Я бывала и в западных прериях, и в южных русских
бескрайних степях, но тишина в них была совершенно не сравнимой с
той тишиной, которая наступает в монгольских песчаных пустынях в
час захода солнца. Это переживание нельзя сравнить и со смертельным
одиночеством американской пустыни, хотя Монголия частично заселена.
В африканских пустынях не меньше жизни. На счастье наше тишина не
продолжалась долго.

"Маханду! " выдохнул голос, который, казалось, исходил из
глубины земли, " Да будет мир с вами. Чего вы желаете? Пусть это,
доброе, я сделаю для вас". Это было потрясающим, хотя, однако,
я была к этому вполне подготовленной, так как с подобными явлениями
встречалась раньше. "Кто бы ты ни был, " мысленно сказала я,
" пойди к К... и попытайся передать нам ее мысли. Скажи, что она
делает, и расскажи ей, что делаем мы и где находимся".

"Я у нее, " ответил тот же голос, " Старая г-жа (Кокона)
сидит в саду. Она надела очки и читает письмо". "Сейчас же
передай содержание письма", " торопила его я, и быстро
приготовила записную книжку и карандаш. Содержание письма
передавалось медленно, как будто невидимое существо хотело дать мне
время записать слова, отмечая их произношение. Я поняла, что это
валахский язык, с которым я не знакома.

"Смотрите на запад, в сторону третьего столба юрты, " сказал
монгол своим естественным голосом, (голос звучал глухо, как бы
издалека), " Ее мысли тут".

Тогда в конвульсивном движении шамана верхняя часть его туловища
поднялась и голова его тяжело упала к ногам автора этих строк;
обеими руками я ее поддержала. Положение становилось все более
неприятным, но любопытство мое взяло верх. На западной стороне
палатки, слабо светясь, появился призрак моей старой приятельницы,
валахской румынки. Она по природе своей мистик, но абсолютно не
верит в феномены подобного рода.

"Ее мысли здесь, но тело ее спит в бессознательном состоянии,
иначе я не мог бы ее привести", " произнес голос.

Я попросила ее дать нам доказательство, что это она, ответив на
вопрос, но напрасно: щеки ее дрожали, все тело жестикулировало, как
бы в страхе, агонии, но ни звука не слетало с ее уст. Мне только
показалось, но может быть это было моим воображением, что я
услышала как бы издалека румынские слова: "Non se pote!"
("Это невозможно!")

Более двух часов нам давались реальные, необъяснимые доказательства
того, что астральное тело шамана выполняло мои невысказанные
желания. Через 10 месяцев я получила письмо от моей приятельницы из
Валахии. Она писала, что в то утро она сидела в саду и была занята
приготовлением консервов. Письмо, которое она тогда читала, было от
ее брата и его содержание соответствовало тому, что я записала и
потом письмом передала ей. Внезапно она потеряла сознание, как ей
казалось, из-за жары. В состоянии сна она увидела группу людей в
каком-то пустынном месте, сидящих в "цыганской палатке".

Но наш опыт оказался для нас очень полезным. Я послала дух шамана к
одному своему другу. Это Кутчи из Лхассы. Он постоянно путешествует
из Лхассы в Британскую Индию и обратно. Тем же способом мы сообщили
ему о нашем критическом положении в пустыне и через несколько часов
пришла к нам помощь. Нас освободили верховые, которых начальник
прислал прямо в то место, где мы были и о котором ни один человек
не мог знать. Начальник этот был "адептом". Ни раньше, ни
позже, мы его не встречали, так как он никогда не покидал своего
ламаистского монастыря. Для нас он был недоступен. Но он был личным
другом Кутчи.

Все рассказанное, конечно, вызовет у читателей только недоверие, но
я пишу для тех, кто верит, кто, как и автор этих строк, понимает
безграничные возможности астральных сил. В этом случае, я знаю,
"астральный двойник" шамана не работал один, так как он не
являлся адептом, а лишь обыкновенным медиумом. Шаман всегда
говорил, что как только он возьмет камень в рот, показывается его
отец, освобождает его от тела и ведет туда, куда пожелает, куда
прикажет". [5, т.II, с.626-628]



 ГЛАВА 11

 С УЧИТЕЛЕМ ПО ИНДИИ



Хотя в 1856 г. Е.П.Б. попала в Тибет, ей все же не удалось вступить
тогда в ашрам Учителя. Это не значит, что она Его не видела. Он мог
посещать Индию и она могла встречаться с ним во время своего
пребывания в Индии в 1852-1853 и 1855-1857 гг. Синнет уверяет, что
обучение оккультизму началось в ее двадцатипятилетнем возрасте и
что "в 1857 году ее оккультный Руководитель посоветовал ей
оставить Индию. Это было перед началом беспорядков" "
восстанием сипаев. [20, с.45-48]

Е.П.Б. говорила: "Учитель предложил мне уехать на Яву с
некоторым поручением. Там жили два человека, о которых я думала,
что они чела. В 1869 г. я видела одного из них в доме Махатмы и
узнала его, но он это отрицал". Это означало, что Е.П.Б. была
теперь окончательно принята Учителем и ей надо было выполнять Его
поручения в разных частях света. [14, с.151]

Доказательством того, что Е.П.Б. встретила Учителя и путешествовала
с Ним по Индии, может послужить и другой источник. В 1879 году, в
апреле, она и полковник Олькотт посетили Карли, пещеры недалеко от
Бомбея. Олькотт об этом писал в своем "Дневнике", а Е.П.Б.
в своей книге "Из пещер и дебрей Индостана", которая
состоит из писем, посылавшихся ею в журнал "Русский
Вестник". [18, т. II, гл. IV; 1, гл. II, III]

Эти два источника несколько противоречат друг другу.

По описанию Олькотта, группа путешественников состояла из него,
Е.П.Б., и Мулджи Текерси. Их провожал слуга Бабула.

Е.П.Б. в своей книге пишет: "Мы ехали с тремя знакомыми
индусами. Двое из них когда-то высокой касты, ныне исключены из нее
и "отлучены" от пагоды за сообщество и сношения с нами,
презренными иностранцами. На станции к нам присоединились еще двое
приятелей из туземцев, с которыми мы переписывались из Америки уже
несколько лет. Все они члены нашего Общества, реформаторы юной
Индии и враги браминов, каст и предрассудков, сговорились
отправиться вместе с нами на ежегодную ярмарку храмового праздника
в пещерах Карли, посетив сперва Матаран и Кхандалу. Один из них был
брамин из Пуны, другой мудельяр " помещик из Мадраса, третий
сингалезец из Кераллы, четвертый земиндар " землевладелец из
Бенгала, пятый " громадного роста раджпут, независимый такур из
провинции Раджистана, которого мы давно знали под именем Гулаб Лалл
Синга, а звали просто Гулаб-Синг".* [1, с.41]

В чем причина противоречий в рассказах? Объяснение мы можем найти в
одном из писем Е.П.Б. Синнету; в нем она возражает Селину, который
высказал сомнение в правильности рассказанного ею случая "Может
ли двойник убить?" только потому, что она спутала какие-то
даты. Е.П.Б. в этом письме Синнету настаивала на своих авторских
правах: "Я писала рассказы, основываясь на фактах, которые
происходили в разных местах с живыми людьми, только переводила их
слова... Разве я писала дневник? Или давала какие-то показания, в
которых мне надо было, обрисовывая факты, вспоминать точно, строго
повторять сказанные слова?.. Так же было и с моими "Русскими
письмами" из Индии.

Разве мне надо было сообщать географические названия и т.п. так,
чтобы эти письма служили путеводителем по Индии? Я описывала факты,
как они были, называла имена действующих участников событий, но в
этом литературном произведении я соединила события, происходившие в
разные годы, и описала некоторые феномены, показанные Учителем в
разное время. Разве это преступление?" [14, с.153]

Еще одно подтверждение дал В.С.Соловьев, который в 1884 году
познакомился с Е.П.Б. в Париже:


" Надолго вы здесь? " спросил я.

" А и сама еще не знаю... Хозяин послал...

" Какой хозяин?

" Мой хозяин, учитель, гуру мой, ну назовите его хоть Гулаб Лалл
Сингом из "Пещер и дебрей Индостана". [4, с.14]

После обследования пещер Карли и осмотра ближайшего базара,
путешественники решили провести ночь на какой-то террасе. Заметьте,
как по-разному описывают следующие далее события Е.П.Б. и полковник
Олькотт. Он пишет: "На террасе перед пещерами нас угостили
горячим ужином и после того, как мы налюбовались освещенной луной
панорамой и в последний раз закурили, мы завернулись в одеяла,
легли на каменный пол и проспали спокойно до утра. Бабу Рао сел у
входа на террасу, чтобы заботиться о костре, защищавшем нас от
хищных зверей... То, что в "Пещерах и дебрях" говорится о
нападении ночью огромного тигра, все это фантазия".

Е.П.Б. пишет: "Был организован ужин по восточному обычаю. Мы
сидели на покрытом полу и ели на банановых листах. Тихие,
скользящие шаги слуг, их белые муслиновые одежды и красные тюрбаны,
безграничные просторы земли перед нами, освещенные луной, за нами
старинные темные пещеры, выкопанные людьми неизвестных рас
неизвестно как давно в честь неизвестных доисторических божеств, "
все это увело нас в сказочную страну другой эпохи, которая так
отличалась от нашей".

Здесь без сомнения Е.П.Б. описывает какое-то другое посещение
Карли, с другими дорожными спутниками, среди которых был и Гулаб
Лалл Синг. Е.П.Б. далее пишет: "Я распространюсь о нем более,
нежели о других, потому что об этом странном человеке шли самые
удивительные и разнообразные толки. Ходила молва, что он
принадлежит к секте радж-йогов, посвященных в таинства магии,
алхимии и разных других сокровенных наук Индии. Он был человек
богатый и независимый, и молва не смела заподозрить его в обмане,
тем более, что если он и занимался этими науками, то старательно
ск