всегда,  зависят  от  такого  поражения  мозга как воспаление серозного
типа1 . Но то, что позволило Бруссе трансформировать эти  первые  попытки  в
систематическую  форму  интерпретации  всех  лихорадок -- это, без сомнения,
разнообразие и, в то же самое время, связность областей медицинского  опыта,
которые он прошел.
     Получив   образование   непосредственно  перед  Революцией  в  традиции
медицины XVIII века, знавший в качестве морского  военного  врача  проблемы,
характерные    для   госпитальной   медицины   и   хирургической   практики,
последовательно ученик Пинеля и клиницистов новой Школы здоровья, посещавший
курсы Биша и клиники Корвизара, приобщившие его к  патологической  анатомии,
он  вернулся  к военному ремеслу. Следуя за войсками из Утрехта в Майнц и из
Богемии в  Далмацию,  он  практиковался,  как  и  его  учитель  Деженетт,  в
сравнительной  медицинской  нозографии,  с  большим  успехом используя метод
аутопсии. Все формы медицинского опыта, пересекавшиеся в конце  XVIII  века,
были   ему  знакомы.  Неудивительно,  что  он  смог  из  их  совокупности  и
сопоставления извлечь радикальный урок, который должен был придать каждой из
них смысл и обобщить их. Бруссе был всего  лишь  точкой  конвергенции  всего
этого  опыта,  индивидуально вылепленной формой его совокупной конфигурации.
Он, впрочем, знал об этом, если говорил: "тот врач --  наблюдатель,  который
не  пренебрежет  опытом  других,  но захочет удостоверить его собственным...
Наши медицинские школы, которые не  сумели  сбросить  иго  старых  систем  и
предохраниться от заражения новыми, сформировали за несколько лет субъектов,
способных  укрепить  пока  еще  неустойчивое  искусство  врачевания.  Широко
известные
     _________________
     1 Р.-А. Dan de la Vautrie, Dissertation sur I 'apoplexie  consideree
specialement  comme  I'effet  d'une phlegmasie de la substance cerebrals
(Paris, 1807).
     277

     среди своих сограждан  или  далеко  рассеянные  по  нашим  армиям,  они
наблюдают,  они  размышляют...  Однажды, без сомнения, они заставят услышать
свои голос"1. Вернувшись в 1808 году  из  Далмации,  Бруссе  публикует  свою
Историю хронических воспалений.
     Это неожиданное возвращение к доклинической идее о том, что лихорадка и
воспаление  восходят  к  одному  и тому же патологическому процессу. Но в то
время как в XVIII веке эта идентичность делала вторичным различение общего и
локального,  у  Бруссе  она  выступает  естественным  следствием   тканевого
принципа  Биша,  то  есть необходимости нахождения поверхности органического
поражения.  Каждая  ткань  будет  иметь  собственный  тип  нарушений:  таким
образом,  именно  с помощью анализа частных форм воспаления на уровне частей
организма необходимо начинать изучение того, что называется  лихорадками.  В
тканях,  пронизанных  кровеносными  капиллярами  (таких, как мягкая мозговая
оболочка или легочные  доли),  будет  обнаружено  воспаление,  провоцирующее
сильный   температурный   скачок,   нарушение   нервного   функционирования,
расстройство  секреции  и,  возможно,  мышечные  расстройства  (возбуждение,
напряжение).  Ткани,  слабо  пронизанные  кровеносными  капиллярами  (тонкие
мембраны), приводят к  сходным,  но  более  слабым  расстройствам.  Наконец,
воспаление  лимфатических  сосудов  вызывает  нарушение  питания  и серозной
секреции2.
     В глубине этой совершенно глобальной детализации, стиль  которой  очень
близок  Биша,  мир  лихорадок  в  крайней степени упрощается. В легких будут
обнаруживаться лишь воспале-
     _____________
     1 F.-J.-V. Broussais, Histoire des phlegmasies croniques. t. II,
p. 3-5.
     2 Ibid, t.I, p. 55--56.
     278

     ния, соответствующие первому типу (катар и перипневмония),  воспаления,
образующие  второй  тип (плеврит), и наконец те, источником которых является
воспаление лимфатических  сосудов  (туберкулез  легких).  В  пищеварительной
системе  слизистая  мембрана  может  быть  поражена  либо  на уровне желудка
(гастрит), либо кишечника (энтерит, перитонит). Что  касается  их  эволюции,
она  направлена в одну сторону, следуя логике тканевого развития: воспаление
в кровяном русле, когда оно очень сильно, всегда  затрагивает  лимфатические
сосуды.  Вот  почему  плевриты  дыхательной  системы  "приводят  к легочному
туберкулезу"1. Что касается кишечных воспалений, они  постоянно  тяготеют  к
язвенному  перитониту.  Гомогенные по своему происхождению и конвергентные в
своей  терминальной  форме,  воспаления  разворачиваются   в   множественные
симптомы  лишь  в  этом  промежутке.  Они захватывают по симпатическим путям
новые ткани и области: либо это развитие по ходу основных узлов органической
жизни (так, воспаление слизистой кишечника может нарушать желчную и почечную
секрецию, приводить к появлению пятен на коже и налетов во  рту),  либо  оно
последовательно  поражает  функцию  связи  (головная  боль,  мышечная  боль,
головокружение,    оглушенность,    делирий).     Таким     образом,     все
симптоматологические варианты могут быть выведены из этого обобщения.
     Здесь располагается великий концептуальный поворот, который основывался
на методе Биша, но еще не был ясен:
     локальная  болезнь,  генерализуясь,  порождает  специфические  симптомы
каждого типа; но лихорадка, взятая в своей первичной  географической  форме,
есть  не  что  иное,  как локально индивидуализированный феномен в структуре
общей патологии. Иначе говоря, отдельный симптом (нервный или печеноч-
     _________
     1 Ibid., t. I, preface, p. XIV.
     279

     ный) не  является  локальным  знаком;  напротив,  это  --  указание  на
генерализацию.   Только  генерализованный  симптом  воспаления  придает  ему
требование точно локализованного места поражения. Биша был озабочен  задачей
организменно   обосновать   генерализованные   болезни:  отсюда  его  поиски
органической универсальности. Бруссе расщепляет дуплеты:  отдельный  симптом
-- локальное   поражение,   общий  симптом  --  множественное  расстройство,
перекрещивая их элементы и показывая множественное расстройство за отдельным
симптомом и локализованное поражение за общим симптомом. Отныне органическое
пространство локализации реально не зависит от  пространства  нозологической
конфигурации: последнее скользит по первому, смещая по отношению к нему свое
значение и отражаясь в нем лишь за счет обращенной проекции.
     Но  что  такое воспаление, процесс, имеющий генерализованную структуру,
но  всегда   локализованный   в   определенной   точке   поражения?   Старый
симптоматологический  анализ характеризует его через отечность, покраснение,
жар, боль -- через то, что не  соотносится  с  формами,  принимаемыми  им  в
тканях:  воспаление мембраны не представляет собой ни боли, ни жара, ни, тем
более, покраснения. Воспаление  не  является  сочетанием  знаков,  оно  есть
процесс, который разворачивается внутри тканей: "Любое локальное возбуждение
органического  явления,  достаточное,  чтобы  нарушить  гармонию  функций  и
дезорганизовать ткань, с которой оно  связано,  должно  рассматриваться  как
воспаление"1.  Таким образом, речь идет о феномене, включающем два различных
патологических  пласта   уровня   и   хронологии:   сначала   функциональное
расстройство, а затем расстройство текстуры. Воспаление есть физиологическая
реальность,   опережающая   анатомическую   дезорганизацию,   делающую   его
воспринимаемым для глаза. Отсю-
     ______________
     1 Ibid.. t.I, p. 6.
     280

     да необходимость физиологической медицины, "наблюдающей жизнь, но жизнь
не абстрактную, а жизнь органов и жизнь в органах в связи с любыми агентами,
которые  могут  как-либо  на  них   повлиять"1;   патологическая   анатомия,
задуманная  как  простое  обследование  безжизненных  тел, есть сама по себе
собственный предел, покуда "роль и симпатическое влияние всех органов далеки
от того, чтобы быть известными"2.
     Чтобы определить  первичное  и  основное  функциональное  расстройство,
взгляд  должен  уметь  выделять  область  поражения,  ибо  она  не введена в
действие, хотя болезнь в своем исходном  укоренении  всегда  локализуема,  и
благодаря функциональным расстройствам и их симптомам эти органические корни
должны   быть   точно   определены   до   самого   поражения.  Именно  здесь
симптоматология приобретает  свою  роль,  но  роль,  целиком  основанную  на
локальном характере патологического поражения: восходя по пути симпатических
связей  и  органических  влияний,  она  должна  за бесконечно обширной сетью
симптомов "свести" или "вывести" (Бруссе употребляет два слова в одном и том
же смысле) исходную точку физиологических расстройств.  "Изучать  пораженные
органы  без  упоминания  симптомов  болезни  -- это то же, что рассматривать
желудок независимо от пищеварения"3. Так, вместо того, чтобы восхвалять, как
это обычно делается, "без меры  в  дежурных  писаниях  преимущества  описи",
совершенно  обесценивая  "индукцию под именем генетической теории, априорной
системы напрасных предположений"4, следует заставить говорить  о  наблюдении
симптомов языком патологической анатомии.
     ________________
     1   Broussais,   Sur   l'influence  que  les  travaux  des  medecins
phisiologistes ont exercee sur l'etat de la medecine (Paris,  1832),  p.
19--20.
     2 Broussais, Examen des doctrines (Paris, 1821), t. II, p. 647.
     3 Ibid., p. 671.
     4  Broussais,  Memoir  sur la phllisophie de la medecine (Paris,
1832), p. 14--15.
     281

     Новая, по сравнению с Биша, организация медицинского взгляда: начиная с
Трактата о мембранах, принцип наблюдаемости был абсолютным  правилом,
а  локализация  представляла  лишь  его следствие. Начиная с Бруссе, порядок
изменился. Именно потому, что болезнь по  своей  природе  локальна,  она,  с
другой  стороны, и наблюдаема. Бруссе, особенно в Истории воспалений,
допускает (и именно в этом он  идет  дальше  Биша,  для  которого  витальные
болезни  могли  не  оставлять  следов),  что  любой  "патологический  недуг"
включает особые "изменения феномена, который восстанавливает  наши  тела  по
законам неорганической материи". Как следствие -- "если трупы иногда кажутся
нам  немыми,  то  это  потому,  что  мы  не  умеем  их  спрашивать"1. Но эти
расстройства, в особенности  когда  они  имеют  в  основном  физиологическую
форму,  могут  быть  едва  видимыми,  либо  к тому же, как пятна на коже при
кишечной лихорадке, исчезать со смертью. В  любом  случае,  они  могут  быть
несоразмерными   по  своей  интенсивности  и  воспринимаемому  значению  тем
нарушениям, которые они вызывают: то, что важно на самом деле, это совсем не
то, что в  этих  расстройствах  явлено  зрению,  но  то,  что  в  них
определяется  местом,  где  они  развиваются. Разрушая нозологическую
перегородку, возведенную Биша между витальным или функциональным  нарушением
и   органическим   расстройством,   Бруссе,  в  силу  очевидной  структурной
необходимости, поставил аксиому  локализации  выше  принципа  наблюдаемости.
Болезнь  принадлежит пространству до того, как она стала принадлежать
взгляду. Исчезновение двух последних  классов  a  priori  нозологии  открыло
медицине  поле полностью пространственных исследований, детерминированное от
начала до конца этим локальным значением. Забавно кон-
     _____________
     1 Broussais, Histoire des phlegmasies. I, preface, p. V.
     282

     статировать, что это абсолютное опространствливание медицинского  опыта
возникает    не   вследствие   окончательного   объединения   нормальной   и
патологической  анатомии,  но  прежде  всего  лишь  для  того,  чтобы
определить физиологию болезненного феномена.
     Но  необходимо  продвинуться  еще  дальше  к образующим элементам новой
медицины  и  поставить  вопрос  об  истоках  воспаления.  Последнее,  будучи
локальным возбуждением органических событий, предполагает в тканях некоторую
"способность  двигаться", а в контакте с этими тканями существование агента,
запускающего  и  усиливающего  механизмы.  В  качестве   таковой   выступает
раздражимость  --  "свойство  приходить  в движение при контакте с инородным
телом, которым обладают  ткани...  Галлер  приписывал  это  свойство  только
мышцам, но сегодня все согласны с тем, что оно присуще всем тканям"1. Его не
следует   смешивать   с   чувствительностью,  которая  является  "осознанием
изменений, вызванных инородными телами,  образующим  лишь  дополнительный  и
вторичный  феномен  по сравнению с раздражимостью: эмбрион еще, а апоплектик
уже  не  обладают  чувствительностью,  но  и   тот,   и   другой   сохраняют
раздражимость. Приращение раздражимости провоцируется "телами или объектами,
живыми  или безжизненными"2, которые вступают в контакт с тканями. Это могут
быть  внутренние  или  внешние  агенты,  но  в  любом  случае  --  инородные
функционированию  органов.  Серозная жидкость, выделяющаяся из тканей, может
стать раздражающей для другой ткани или для себя  самой,  если  она  слишком
избыточна.  Но  в  той  же  мере это может быть изменение климата или режима
питания. Организм болен лишь в связи с вмешательством внешнего мира
     ________________
     1 Broussais, De l'irritation et de la folie (Paris, 1839), I, p.
3.
     2 Ibid., p. 1, n. 1.
     283

     или  расстройством   его   функционирования,   или   анатомии.   "После
многочисленных  колебаний в своем движении медицина, наконец, последовала по
единственной дороге, которая могла бы привести ее к истине: наблюдению связи
человека с внешними изменениями и одних органов человека с другими"1.
     Этой концепцией внешнего агента и внутреннего изменения Бруссе  обходит
одну  из  тем,  которая  преобладала, за небольшими исключениями, в медицине
после Сиденхама: невозможности определения  причины  болезни.  Нозология  от
Саважа  до  Пинеля  была,  с этой точки зрения, чем-то вроде фигуры, скрытой
внутри этого отречения от каузального  определения:  болезнь  удваивалась  и
устанавливалась  сама  собой  в своем сущностном подтверждении, а каузальные
последовательности являлись не чем иным,  как  внутренними  элементами  этой
схемы,  где  природа  патологии  служит им эффективным основанием. Начиная с
Бруссе -- при Биша это было еще  не  известно  --  локализация  нуждается  в
охватывающей  каузальной схеме: местоположение болезни есть не что иное, как
точка   прикрепления   раздражающей   причины,   точка,    детерминированная
одновременно  раздражимостью  тканей  и раздражающей силой агента. Локальное
пространство болезни есть в то же самое время и  непосредственно  каузальное
пространство.
     Итак, -- ив этом великое открытие 1816 года -- исчезает существо
болезни.  Органическая реакция на раздражающий агент, патологический феномен
более  не  принадлежат  миру,  где  болезнь  в  своей  особенной   структуре
существовала  согласно  предваряющему  ее  властвующему  типу, в котором она
сосредотачивала однажды рассеянные индивидуальные варианты и все  вневидовые
случайности. Они обретают в органической
     ______________
     1 Ibid., Preface de 1'edition de 1828, (1839), t.I, p. LXV.
     284

     ткани,   где   структуры   пространственны,   каузальную  детерминацию,
анатомические и физиологические феномены. Болезнь теперь --  лишь  некоторое
сложное  движение тканей в реакции на раздражающую причину: именно в этом --
сущность патологии, так как не существует  более  ни  летучих  болезней,  ни
сущностей  болезней.  "Все  классификации,  которые  тяготеют  к тому, чтобы
заставить нас рассматривать болезни  как  отдельные  существа,  дефектны,  а
здравый  ум,  вопреки  его воле, без конца возвращается к поискам страдающих
органов"1. Так, лихорадка не может быть  летучей:  она  "не  что  иное,  как
ускорение  тока  крови с увеличенным теплообразованием и нарушением основных
функций.  Это  экономическое  состояние   всегда   зависит   от   локального
раздражения"2.   Все   лихорадки   растворяются  в  длительном  органическом
процессе, почти полностью угаданном в тексте 1808  года3,  подтвержденном  в
1816  году  и  по-новому  схематизированном через восемь лет в Катехизисе
физиологической Медицины. В основании всех лихорадок --  одно  и  то  же
гастроинтестинальное воспаление:
     сначала  простое  покраснение,  затем  все более и более многочисленные
пятна винного цвета в области  червеобразного  отростка;  эти  пятна  всегда
переходят в отечность поверхности, вызывая впоследствии изъязвления. На этой
постоянной  патоанатомической  основе,  которая определяет истоки и основную
форму    гастроэнтерита,    процессы    разделяются:    когда    раздражение
пищеварительного  канала  больше  распространяется  вширь,  чем  вглубь, оно
вызывает значительную желчную
     _____________
     1 Broussais, Examen de la doctrine (Paris, 1816), preface.
     2 Ibid., 1821, р. 399.
     3 В 1808 году Бруссе уже  выделял  злокачественные  типы  (атаксические
лихорадки),  при  которых  он  не  находил  во  время  аутопсии висцеральных
воспалении (Examen des doctrines, 1821, t. II, p. 666-- 668).
     285

     секрецию и боль в двигательных мышцах -- это  то,  что  Пинель  называл
желчной  лихорадкой;  у лимфатических субъектов, или когда кишечник наполнен
слизью -- гастроэнтерит принимает направление, которое заслуживает  название
слизистой  лихорадки;  то, что называли адинамической лихорадкой -- есть "не
что иное, как гастроэнтерит, достигший такой степени интенсивности, что силы
уменьшаются, интеллектуальные способности притупляются... язык  коричневеет,
рот  покрывается  черноватым  налетом";  когда  раздражение  захватывает  по
симпатическим   путям   мозговые   оболочки   --   оно   приобретает   формы
"злокачественных" лихорадок1. Таким, либо другим разветвлением гастроэнтерит
захватывает  мало-помалу  весь  организм:  "Совершенно  верно, что ток крови
пронизывает  все  ткани,  но  это  доказывает  лишь  то,  что  эти  феномены
располагаются  в любой точке тела"2. Итак, нужно лишить лихорадку ее статуса
общего состояния, и к выгоде  патоанатомических  процессов,  оформляющих  ее
проявление -- ее "деэссенциализировать"3.
     Эта  ликвидация  онтологии  лихорадки, вместе с допущенными ошибками (в
эпоху, когда различие между менингитом и тифом уже начало ясно  отмечаться),
есть  наиболее  известный  элемент анализа. На самом деле, в общей экономике
анализа она не более  чем  негативная  копия  позитивного  и  более  тонкого
элемента:  идеи  медицинского  метода  (анатомического  или,  в особенности,
физиологического),  примененного  к  органическому   страданию.   Необходимо
"позаимствовать у физиологии харак-
     ______________
     1  Broussais,  Catechisme  de  la Medecine phisiotogiste (Paris,
1824), p. 28--30.
     2 Examen des doctrines (1821), t. II, p. 399.
     3 Это выражение содержится в ответе  Brousais  к  Fodere  (Histoire  de
quelques   doctrines   medicales),   Journal   universel   des   Sciences
medicates, t. XXIV.
     286

     терные черты болезни и распутать  с  помощью  научного  анализа  всегда
запутанные  кризы  страдающих  органов"1.  Эта  медицина  страдающих органов
содержит три момента:
     1.  Установить,  какой  орган  страдает,  что  происходит,  начиная   с
манифестации  симптомов  при  условии  выяснения "всех органов, всех тканей,
образующих средства сообщения, с помощью которых эти органы объединены между
собой, и изменений, которые модификации одного органа производят в других".
     2. "Объяснить, как Орган становится  страдающим",  начиная  с  внешнего
агента  и  придерживаясь  основного  факта,  что  раздражение  может вызвать
гиперактивность, или, напротив, функциональную астению, и что "почти  всегда
эти  два изменения существуют одновременно в нашей экономике" (под действием
холода активность любой секреции уменьшается, а легких -- увеличивается).
     3. "Указать, что необходим