весы показывает весовые
колебания в организме человека во время сна. Он говорил, что только так
можно установить, пригоден человек для агравинизации или нет.
   - О каких весовых колебаниях шла речь и какие данные выяснял доктор
Коринта?
   - Это был его секрет, который он категорически отказался выдать.
   После этого профессор Батурин попросил полковника Локтева и директора
шахты Горалека рассказать о полетах Кожина. Локтев рассказал об испытании
Кожина и о сражении в Медвежьем логу. Горалек подтвердил, что был
очевидцем изложенных событий.
   После этого снова вернулись к кровати-весам и попросили лесничего Влаха
рассказать все, что он об этом знает. Лесничий подробно изложил, как он в
городе Б. доставал для Коринты десятичные весы и как помогал устраивать на
них кровать для Кожина на чердаке сторожки. О назначении прибора он ничего
не знал.
   В заключение дали слово женщинам. Ивета Кожина сказала:
   - Я ни разу не видела Ивана в полете. Только один раз он спрыгнул со
мной на руках с третьего этажа. Но это был не полет, а просто немного
замедленный прыжок. Последний раз я встретилась с Иваном, когда он был еще
Ночным Орлом, накануне сражения в Медвежьем логу. А потом я увидела его
уже больным, когда они с доктором Коринтой пришли в Кнежевесь после побега
из нацистской лаборатории.
   Оба были в ужасном состоянии: забыли речь, забыли все человеческие
навыки.
   Взрослые младенцы, которым всему пришлось учиться заново.
   Марта Коринтова знала еще меньше:
   - Во время войны я выполняла важное задание подпольной Коммунистической
партии.
   Требовалось войти к нацистам в доверие и поступить на службу в
комендатуру СС.
   Мужу я об этом рассказать не могла. Он ушел от меня, добился перевода
из Праги в глухую провинцию. О его встрече с Кожиным и о всей его научной
работе я ничего не знала. Самого Кожина я впервые увидела в деревне
Кнежевесь, куда он и мой муж пришли после побега из нацистской секретной
лаборатории. Оба уже были больны:
   На этом заседание специальной комиссии закончилось. Последняя попытка
пролить свет в загадочную историю летающего человека и найти хоть малейшую
нить, за которую можно было бы ухватиться и распутать весь клубок,
полностью провалилась.
   Оставалось составить отчетный доклад и сдать дело в архив.
 
 
   4
 
 
   До глубокой ночи засиделся профессор Батурин над составлением
окончательного заключения специальной комиссии для представления в
Президиум Академии наук. Это была последняя печальная работа по проблеме
свободного полета. В тексте доклада приходилось в изобилии употреблять
отрицательные частицы: "не обнаружили", "не подтвердилось", "не
установили". Работа поэтому не увлекала, подвигалась медленно, с натугой.
   Было досадно, что многолетний труд, положенный на скрупулезное изучение
истории Ночного Орла и материалов секретной нацистской лаборатории, не
принес решительно никаких плодов. Рассудок не желал мириться с этим,
воображение то и дело рвалось на простор безудержных мечтаний. Лишь
сознание ответственности заставляло ученого держаться тесного русла
проверенных фактов.
   Время от времени, отложив перо, Батурин принимался расхаживать по
тихому кабинету в глубокой задумчивости. Он останавливался у окна и
подолгу глядел на бесконечную россыпь огней ночной Москвы или подходил к
загадочному спальному прибору, вывезенному из пражской лаборатории
нацистов, и, погруженный в свои невеселые мысли, гладил руками его
холодные никелированные части.
   "Зачем эта странная кровать-весы? Чему она служит?.. Весовые колебания
во время сна? Чепуха! Придумано Коринтой для отвода глаз: Но в ней должен
быть какой-то смысл. Ведь в сторожке лесника у Коринты не было надобности
морочить кому-либо голову. Нет, нет, это неспроста!.. За этим обязательно
кроется что-то очень важное".
   Он возвращался к столу и снова садился за постылую работу. И опять
из-под его пера бежали глаголы с отрицательными частицами:
   "Сознание Ивана Кожина и Вацлава Коринты восстановить не удалось.
Сущность летающего феномена, равно как и состав препарата, называемого в
протоколах агравином, остались невыясненными. Оба пострадавшие вернулись в
той или иной мере к нормальной жизни. Если не считать потери памяти,
пережитые тяжелые испытания нисколько не отразились на здоровье Кожина. Он
женился на чешской девушке Ивете Сатрановой, с которой познакомился еще до
болезни и которая фактически выходила его потом и помогла ему сделать
первые шаги в нормальную жизнь. У них родился сын Михаил. Мальчику сейчас
девять лет. Это вполне здоровый, крепкий ребенок. Никаких отклонений от
нормы - ни физического, ни психического порядка - у него не наблюдается.
Сам Иван Кожин, забывший свою прежнюю профессию шахтера, успешно окончил
строительный институт. В настоящее время он живет и работает в Москве.
   Коринта восстановил отношения с прежней семьей. Причины его расхождения
с женой полностью им забыты. Однако психическое состояние у него
значительно хуже, чем у Кожина. Три года назад Коринта пережил тяжелый
приступ душевной депрессии, сопровождавшийся попыткой к самоубийству.
Несколько месяцев провел из-за этого в психиатрической лечебнице в Праге.
После ряда процедур депрессия его сменилась сильнейшим возбуждением,
которое вылилось в неукротимое желание писать химические формулы. Больной
писал их всюду: на стенах палаты, на бумаге, которую ему специально
подкладывали, прутиком на песчаных аллеях парка. Все формулы тщательно
записывал и фотографировал особо выделенный для этого сотрудник.
   Появилась смутная надежда, что среди формул окажется формула
таинственного агравина. Но надежды эти не оправдались. Все написанное
Коринтой представляет собой хаотическое нагромождение цифр и химических
символов. Когда приступ кончился, Коринта вернулся в прежнее состояние, и
его выписали из больницы.
   Живет он с женой и взрослой дочерью в Праге, работает кладовщиком на
заводе.
   Исходя из вышесказанного, нет оснований рассматривать нынешнего Ивана
Кожина как Ночного Орла и нынешнего Вацлава Коринту как первооткрывателя
принципа свободного полета и изобретателя агравина:"
   Профессор еще несколько раз прерывал работу и расхаживал по кабинету.
Отчет близился к концу:
   "В процессе работы комиссия собрала большое количество материала о
случаях благополучного падения человека с большой высоты. Бывали
прецеденты и более счастливого приземления, чем в случае с Кожиным, - люди
падали с заоблачных высот в снежные сугробы, на распаханные поля, в стог
сена и отделывались пустяковыми царапинами, - но ни в одном из них не
наблюдалось каких-либо признаков свободного полета, который, судя по
свидетельству очевидцев, довелось пережить Кожину".
   Наступил рассвет, когда Батурин дописывал последние слова резюме:
   "По всей вероятности, феномен свободного полета возможен в очень редких
случаях, при совершенно исключительных обстоятельствах. Воссоздать такие
обстоятельства с целью научного эксперимента не только трудно, но и
антигуманно. Изобретение препарата агравина следует считать фактом. Однако
все данные говорят о том, что этот препарат вызывает не только состояние
невесомости, но и парализует центральную. нервную систему. Полная потеря
памяти у Кожина и Коринты, наступившая одновременно, является,
по-видимому, результатом острой токсичности этого препарата. Изучив
материалы по делу Ночного Орла и секретной лаборатории в Праге, комиссия
пришла к заключению, что в современных условиях продолжать работу по
выявлению принципа свободного полета - как естественного, так и
искусственного - нет никаких оснований".
   Написав последние слова и поставив точку, профессор с отвращением
отбросил перо и долго сидел, закрыв лицо ладонями.
   Потом решительно поднялся и подошел к кровати-весам.
   - Нет никаких оснований: - пробормотал он, поглаживая блестящие поручни
загадочного прибора.
   И вдруг, крепко сжав кулаки и даже зажмурив от напряжения глаза, громко
произнес:
   - А все-таки он летал, и я должен узнать, как он это делал!..
 
 
   5
 
 
   От Миши скрывали, что отец его когда-то умел летать. По молчаливому
уговору родители никогда не упоминали о Ночном Орле. Но после встречи в
Академии наук Ивета нарушила этот уговор. Воспоминания о прошлом вспыхнули
в ней с новой силой, и было обидно сознавать, что ученые зря трудились все
эти долгие годы, что тайна свободного полета, ослепительно сверкнувшая
людям, исчезла безвозвратно.
   Выбрав время, когда сына не было дома, Ивета заговорила с мужем о том,
что ее волновало:
   - Иван, неужели в тебе абсолютно ничего не осталось от твоих прежних
способностей? Ведь этому трудно поверить!
   Но Ивана, по всей видимости, эта проблема нисколько не тревожила.
Ночной Орел был для него посторонним человеком. На вопрос жены он
недоуменно пожал плечами:
   - Не знаю, Ветушка. Скорей всего, так и есть: ничего не осталось:
Впрочем: - он вдруг рассмеялся и как-то странно посмотрел на жену.
   - Ну чего ты, Иван, говори!
   Равнодушие исчезло с лица Кожина, как отброшенная маска. Он стал
серьезен. Более того, в глазах у него появилась тоска.
   - Зачем тебе это? - спросил он.
   - Как это - зачем? Ведь люди работали!.. Говори, Иван! Я вижу по твоим
глазам, что ты от меня что-то скрываешь. Кожин вздохнул.
   - Ладно, так и быть. Тебе одной: Недавно, Ветушка, мне начали сниться
сны о полетах. Я летаю во сне по воздуху с такой легкостью, что трудно
передать. И знаешь, при этом не ощущаю ни малейшего страха! Вся моя боязнь
высоты куда-то исчезает. Появляется что-то противоположное: меня влечет к
высоте и всего охватывает такое чувство, словно я вернулся в родную
стихию, которую утратил давно и навсегда: А утром выйду на балкон, чтобы
проверить себя, гляну вниз - и опять головокружение, тошнота: - Он
безнадежно махнул рукой и отвернулся.
   Но Ивета так и вцепилась в него после такого важного признания:
   - Иван, почему ты не сказал об этом Николаю Николаевичу?
   - Почему?.. Как тебе сказать: Стыдно было. Ведь это только сны,
которые, наверное, снятся очень многим людям и причины которых давно
изучены и понятны:
   - А что, если ученые ошибаются? Что, если: Иван! А вдруг кровать-весы
именно и сделана из-за этих снов о полете? _ Ивета, взволнованная, подсела
к мужу и схватила его за руку. - Ты должен рассказать об этом Батурину,
Иван. Вдруг это и есть та ниточка, за которую можно ухватиться распутать
весь клубок? Расскажешь, Иван? Кожин задумчиво посмотрел на синеющее за
окном небо и медленно покачал головой.
   - Нет, Ветушка, не проси меня об этом: Я не могу этого сделать, хотя,
если говорить откровенно, меня и самого преследуют эти мысли: Хотелось бы,
но при этом: Знаешь, внутренне я до сих пор не уверен, что я тот, за кого
меня принимают. Мне говорят, что я был Ночным Орлом, подробно рассказывают
историю этого Ночного Орла. А у меня такое чувство, словно я прочел все
это в книге, а не сам пережил:
   - Но ведь тут не может быть ошибки! Если другие Ошибаются, то я-то
наверняка не ошибаюсь! Я знала тебя, когда ты был Ночным Орлом! Я любила
тебя уже тогда!
   Неужели ты и мне не веришь?!
   - Ну что ты, что ты! Конечно, верю. И тебе, и друзьям верю. Кому
интересно придумывать такое: Но верю я, так сказать, рассудком, а в душе
все равно сомнения. Это и мешает говорить от имени Ночного Орла и
подсказывать какие-то новые эксперименты. Не могу я пойти на такое. Не
могу, и вс„!.. Боюсь стать обманщиком: Эх, если бы:
   Кожин умолк и пристально посмотрел Ивете в глаза.
   - Ну что, дорогой? Говори! Мне ты все можешь сказать!
   - Да, тебе могу все: Знаешь, Ветушка, я рискнул бы окунуться в новые
поиски, даже над собой стал бы работать, если бы была полная уверенность,
что Ночной Орел - реальная действительность. Ну, хоть какое-нибудь
настоящее, вещественное доказательство!
   - Глупый ты мой! Ну где же взять такое доказательство? Разве это
возможно?
   - А почему бы и нет? До сих пор не обнаружена база Ночного Орла.
Горалек говорит, что она должна быть где-то в окрестностях города Б.
Называет даже какой-то совершенно неприступный утес Чертов Палец: Вот если
бы найти базу Ночного Орла! Ведь там должно многое сохраниться. Это были
бы не просто рассказы очевидцев, а доказательства! А мне - мне бы это дало
уверенность, что Ночной Орел в самом деле был и что этим Ночным Орлом был
именно я: А так и перед собой стыдно, и перед Мишкой. Ведь от него потом
не скроешь, если начнутся эксперименты, поиски:
   - Я понимаю тебя, Иван. Но это не легкая задача. Я видела Чертов Палец.
Это страшная скала: Впрочем:
   Ивета глубоко задумалась. Потом подняла голову и решительно сказала:
   - Хорошо, Иван. Подождем этих вещественных доказательств. Я напишу в
Прагу - в Союз молодежи, в спортивные организации. Буду просить, чтобы
организовали экспедицию, осмотрели горы и особенно этот Чертов Палец.
Взбираться на него совсем не нужно, сейчас с такой задачей вполне может
справиться вертолет:
   - Вот это дело! - сразу повеселел Иван. - Я бы и сам поехал принять
участие в поисках, но какой из меня альпинист или наблюдатель в экипаже
вертолета! С балкона и то не могу смотреть: Напиши, Ветушка, а потом
решим, как быть - беспокоить Батурина моими снами или бросить все это дело
и больше к нему не возвращаться:
 
 
   6
 
 
   Ивете не пришлось писать в Прагу. На другой день после откровенного
разговора с мужем она получила от брата Владика толстый пакет. В нем было
письмо с подробным описанием пещеры Чертова Пальца и найденных в ней
предметов и тетрадь с собственноручными заметками Ночного Орла. Живое
прошлое властно напомнило о себе.
   Этот день стал праздником в семье Кожиных, Понимая, что Ивану
необходимо побыть наедине со своим забытым дневником, Ивета забрала сына и
уехала за город, на дачу.
   Кожин, оформив отпуск, двое суток просидел дома. Он не просто читал
старую покоробленную тетрадь, - он всем своим существом впитывал каждую
строчку дневника, стараясь вызвать в себе воспоминания об утраченном
прошлом. Но завеса, скрывавшая это прошлое, упорно не поднималась.
Несмотря на все усилия, Кожин помнил себя только с деревни Кнежевесь,
словно он там и родился десять лет назад. Двадцать два года жизни
оставались в черном провале.
   Занявшись тетрадью, Иван прежде всего удостоверился, что записи сделаны
его собственной рукой. Он знал, что почерк человека такой же устойчивый
фактор, как и рисунок кожи на пальцах. И действительно, почерк его с тех
пор нисколько не изменился. Кожин сразу признал своими эти бледные,
полувыцветшие строчки, убористо заполнявшие несколько десятков страниц
пожелтевшей бумаги в клетку.
   На первой странице было много раз повторено имя Иветы в различных
ласкательных формах и неумелой рукой нарисован профиль девушки. Потом
стояли два стиха из Лермонтова:
   Печальный демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей:
   Затем сразу:
   "К черту! Холодно! Ужасно холодно! Прямо собачий холод! И ветер воет,
как голодная собака: Трудно быть летающим человеком, особенно зимой.
Сейчас бы миску горячих пельменей - да на русскую печку!.. Чепуха! Нельзя
раскисать! Буду вести дневник. Может, когда-нибудь пригодится".
   Со следующей страницы шли датированные записи. Они были лаконичны, без
подробностей, с массой сокращенных слов. Первая запись, сделанная, по всей
вероятности, в тот же день, когда было решено вести дневник, была самой
длинной - целых две страницы. В ней Кожин умудрился изложить всю свою
историю, от прыжка с самолета и кончая устройством жилья в пещере Чертова
Пальца. Здесь же было сказано про кровать-весы и про научную гипотезу
доктора Коринты. Но до чего коротко сказано, всего четыре фразы:
   "Несколько суток спал на весах, пока не увидел сон о полете. Потерял
тридцать килограммов веса! Доктор Коринта объяснил про ферменты-антигравы,
убеждал, что могу летать. Сначала не верил, но потом пришлось полететь:"
   У Ивана чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда он прочел эти строки.
   "Умница Ивета! Правильно догадалась про кровать-весы! Вот уж Николай-то
Николаевич обрадуется! Ведь это: это: прямое указание!.."
   Дальше в дневнике шли короткие записи такого примерно содержания:
   "8 дек. Удачная ночь. Летал к аэродрому. Взорвал склад с горючим.
Отлично полыхало! Светло было, как днем. Надо устроить фейерверк и на
ж.-д. станции.
   Когда летел домой, заметил там целый состав с цистернами.
   9 дек. Настолько освоился с полетами, что даже не представляю себе, как
это раньше не умел летать. Боюсь, что разучусь пользоваться ногами. И еще
ужасно мерзну, особенно на бреющем. Лицо прямо деревенеет, глаза слезятся,
ничего под собой не могу разглядеть. Надо раздобыть очки и кутать лицо в
шарф. До цистерн на ж.-д. ст. еще не добрался. Узнал про военный эшелон и
пустил его под откос.
   Тоже красиво получилось!"
   Такими краткими заметками было заполнено полтетради. Две последние
записи были такие:
   "21 дек. Виделся с Иветой у нашего дуба. Передал для Лок. и Гор.
портфель Норденшельда. Надеюсь, что хоть на этот раз майор похвалит. Пока
что ничем ему не мог угодить. За все ругает и требует, чтобы вернулся в
отряд. Особенно за воздушный бой досталось. Но теперь он будет доволен.
Как-никак предупредил о генеральном наступлении карателей. Да и план
операции в Медв. логу неплохо разработал. Послезавтра второй дневной бой.
После этого ликвидирую базу и вернусь в отряд. На Большую землю теперь не
отправят. Из Москвы должен на днях прилететь профессор, который будет
изучать меня на месте. Если все будет хорошо, в воскресенье с ним
встречусь и поговорю: Фронт уже близко, даже отсюда слышно.
   Скоро конец войне! Нельзя теперь сидеть в тылу и заниматься наукой.
Надо воевать до Победы, надо увидеть Победу своими глазами! Если профессор
будет уговаривать отправиться с ним в Москву, откажусь. У меня тут еще
немало дел. Коринту надо выручить. Век себе не прощу, если он пропадет.
Без него я бы так и не полетел!..
 
   22 дек. Меня нашли! Только что видел, как у подножия Чертова Пальца
прошли на лыжах Ивета, Локтев и Горалек. Кричали, стреляли из ружей, но я
не отозвался.
   Знаю, зачем приходили: отговаривать от завтрашнего боя. Пустая затея! У
меня все приготовлено, все продумано, а я вдруг возьму и откажусь! Да ни
за что на свете!.."
   Кожин раз десять перечитал весь дневник Ночного Орла и много над ним
размышлял.
   На третьи сутки, усталый до головокружения, но в отличном настроении,
он привел себя в порядок и поехал за женой и сыном на дачу.
 
 
   7
 
 
   Тропинка к пруду вела через густые заросли бузины. Кожин медленно брел
по мягкой влажной земле, похлопывая в такт шагам зеленой веткой. Он думал
о том, как упорно будет теперь над собой работать, чтобы найти хотя бы
ничтожную крупицу своих утраченных способностей. Ведь это так важно для
успешной работы над проблемой свободного полета! Яркий летний день, купы
зелени, чудесный воздух сняли с него усталость, и на берег пруда он вышел
бодрым, как никогда.
   Гладкая поверхность небольшого водоема ярко сверкала на солнце, а у
берегов, под навесом из плакучих ив, казалась бездонной и прохладной.
Где-то на другой стороне звенели голоса мальчишек.
   - М-и-и-иша-а-а!!! - закричал Кожин. Из чащи на том берегу выскочил
мальчишка в трусах. Узнав отца, он радостно замахал рукой:
   - Па-а-ап, я сейча-а-ас!
   Кожин думал, что сын побежит к нему по берегу пруда. Но тут случилось
такое, отчего бывший Ночной Орел схватился за сердце.
   Мальчик разбежался по берегу и бросился в пруд. Но не это так поразило
Кожина.
   Он знал, что Мишка плавает отлично, а пруд был неширок. Все дело было в
том, что Миша не поплыл через пруд, а легко побежал по его поверхности,
оставляя на ней множество расходящихся кругов. Да, да, мальчуган бежал по
воде, как посуху, и это было настолько поразительно, что у Кожина
закружилась голова и „кнуло сердце, словно он смотрел на землю с десятого
этажа.
   Через минут