махнул на узкую площадку и притаился за выступом зуба. Потом
осторожно высунулся и глянул вниз.
   У подножия Чертова Пальца стояли трое лыжников. Их лица трудно было
различить.
   Кожин навел на них бинокль и даже крякнул от удивления:
   - Ну и дела!
   Неожиданными гостями оказались Локтев, Ивета и Горалек.
   - И-и-ва-а-ан!!! - отчетливо прозвучал звонкий голос Иветы.
   Кожину нестерпимо захотелось спуститься вниз, обнять Друзей, которых он
так долго не видел. Его наполнила такая бурная радость, что он едва владел
собой.
   - Нашли: догадались: - шептал он растроганно. - Молодцы: Хорошо бы
поговорить, уточнить обстановку, подробности завтрашней операции: К себе
вот только не позовешь: неподходящий у меня дом для нелетающих гостей: Эх,
хоть так поговорим!..
   Он уже хотел подняться во весь рост и крикнуть ответное приветствие, но
вдруг ужалила мысль: "А зачем они пришли? Что им нужно? Ведь, наверное,
неспроста, коли накануне боя:"
   Радость медленно угасла, сердце тревожно заныло.
   Нет, нет, показываться нельзя! Они пришли уговаривать, убеждать его,
чтобы он отказался от участия в завтрашнем сражении. Они боятся за него.
Только ради этого могли они прийти на лыжах в такую даль. Но он не может
отказаться от завтрашнего боя. Это решено твердо и бесповоротно. И
встречаться поэтому не надо. К чему эти разговоры? Призывы Локтева, упреки
Горалека, слезы Иветы: Все равно это не заставит его отказаться. Зря
только все расстроятся: Нет, нет, встречаться еще рано. Завтра, завтра!
После боя он полетит прямо в лагерь отряда. А сегодня нельзя.
   Вздохнув, Кожин еще раз глянул на своих непрошеных, но все же
бесконечно дорогих гостей, и вернулся в грот. Чтобы не подвергать себя
искушению, он плотно задернул палатку и лег.
   Некоторое время до него еще доносились призывные крики, дважды
прогремели выстрелы, потом все затихло.
   "Ушли!" - подумал Кожин и почувствовал вдруг, что к горлу его подкатил
нестерпимый комок обиды, горечи, отчаяния:
 
 
   40
 
 
   Но они ушли не сразу.
   Убедившись, что и крики, и выстрелы остаются безответными, Локтев
предложил осмотреть Чертов Палец со всех сторон.
   - Если он здесь, какие-то следы должны быть. Как бы он ни был
осторожен, как бы ни соблюдал конспиративность, а мелочь какую-нибудь
всегда мог недоглядеть:
   уронить спичку или даже окурок. А этого достаточно, чтобы показать
присутствие человека.
   - Лично я уверен, что он здесь, - неожиданно заявил Горалек.
   - Почему ты в этом уверен?
   - А как же! Ведь раньше на этом утесе сколько птиц гнездилось. Особенно
воронья - тучи целые! А теперь мы и кричали, и из ружья палили, однако ни
одной птицы не спугнули. Нет их тут. Кто же их мог разогнать, если не
Кожин?
   - Да, пожалуй, ты прав: - согласился Локтев.
   Ивета молчала, подавленная видом одинокого мрачного утеса, такого не
похожего на окрестные горы, такого высокого, недоступного и страшного. Он
действительно напоминал гигантский палец с кривым, обломанным ногтем -
настоящий палец дьявола! Неужели Иван живет в какой-нибудь расселине этого
жуткого столба?..
   Медленно двигаясь друг за другом у самого подножия утеса, лыжники
внимательно ко всему присматривались. Снег тут лежал нетронутый,
девственный, словно свежая накрахмаленная простыня.
   Сделав почти полный круг, они нашли наконец неопровержимое
доказательство того, что Чертов Палец обитаем, причем не простым
человеком, а летающим.
   - Посмотрите! Что это? - Ивета лыжной палкой указала на белый, почти
незаметный на фоне снега предмет.
   Горалек проворно нагнулся, поднял его и торжествующе показал майору.
   Это была толстая стеариновая свеча, совершенно целая.
   - Да: - только и смог сказать Локтев.
   - Лежит поверх снега, следов вокруг нет, - резюмировал находку Горалек,
взявший на себя роль сыщика и следопыта. - Ворона ее принести не могла.
Значит, обронил Кожин, когда летел домой. Обронил и не заметил, потому что
нес их, наверное, несчетное количество, сколько удалось взять. Причем,
обронил недавно, не позже чем сегодня утром, потому что ночью валил снег и
он засыпал бы свечу, если бы Кожин потерял ее раньше. Кроме того, свеча
ведь! Она может понадобиться только тому, кто живет в пещере. По себе
знаем, тоже ведь пещерные жители:
   - Но почему же он, в таком случае, не отозвался? - огорченно
воскликнула Ивета.
   - Это другой вопрос, - ответил Горалек. - Если бы он спал, наши
выстрелы разбудили бы его, это точно. В его положении люди спят очень
чутко, особенно днем. Значит, либо его нет дома, либо он увидел нас и не
захотел с нами встречаться.
   - Скорей всего, не захотел, - хмуро заметил Локтев. - Вряд ли он днем
куда-нибудь полетел.
   - Тогда давайте попробуем еще: Ивете не верилось, что Иван видел ее и
не пожелал к ней спуститься.
   - Сколько можно кричать: Кожин парень упрямый. Раз не захотел, значит,
зря мы тут будем надрываться, - заявил Локтев.
   - Тогда что же, домой? - спросил Горалек.
   - Выходит, что домой: К нему ведь не заберешься. Если он видел нас и не
захотел показаться, нам тут больше нечего делать. У него есть полная
возможность нас игнорировать, стой мы тут хоть до ночи. Снимется в темноте
с утеса и улетит. А мы этого даже и не заметим: Остается одно: надеяться,
что завтра все обойдется:
   На обратном пути они долго молчали, погруженные в печальные мысли.
Только лыжи их тихонько поскрипывали по свежему снегу.
   Потом Горалек вспомнил о бумагах, извлеченных из портфеля барона фон
Норденшельда. Помимо прочего, там был протокол решения об отправке доктора
Коринты в Прагу, в распоряжение высших властей протектората.
   - Неаккуратно мы работаем, майор, - пробасил Горалек сокрушенно.
   - О чем ты?
   - Да обо всем: Кожина из рук выпустили, Корниту проморгали. Плохо
получилось. С нас ведь за это и спросить могут. У вас, скажут, под носом в
тюрьме большого ученого держали, а вы не сумели освободить его! Не
партизаны вы, скажут, а увальни трусливые, лежебоки запечные:
   - С доктором действительно некрасиво вышло. Можно подумать, что мы
бросили его на произвол судьбы. Но ведь это не так. Мы готовились, изучали
обстановку и не виноваты, что его вдруг взяли и увезли. Пока он был здесь,
освободить его было трудно, невероятно трудно, однако можно. А теперь все:
до Праги нам не достать.
   - Не тужи, доберемся и до Праги!
   - Не сомневаюсь. Но пока доберемся, они десять раз успеют с Коринтой
расправиться.
   - Хотели бы расправиться - здесь бы расправились. У них это быстро. А
раз увезли, значит, он им нужен живой, а не мертвый. Я уверен, что мы еще
встретимся с Коринтой:
   К полудню лыжники достигли Медвежьего лога и остановились передохнуть.
После короткой передышки, во время которой наскоро подкрепились шоколадом,
Локтев сказал Ивете:
   - Вот что, сестрица. До лагеря тут близко, доберетесь одна, а нам с
Горалеком надо осмотреть позиции.
   - Хорошо, товарищ майор:
   Ивета была рада побыть наедине с собой. Присутствие командиров стесняло
ее, мешало думать. А подумать хотелось о многом. Она быстро побежала по
проложенной утром лыжне и вскоре скрылась среди белых прозрачных деревьев.
   Командиры закурили и осмотрелись по сторонам. - Первым делом наметим
пулеметные точки, - сказал Локтев.
   Они достали из планшетов карты-трехверстки и не спеша двинулись в обход
Медвежьего лога.
 
 
   41
 
 
   Для решающей битвы партизаны всего горного района объединились в один
мощный кулак и собрались невдалеке от Медвежьего лога.
   К отряду Горалека присоединилось три отряда таких же размеров и более
десятка групп по пятнадцать - двадцать человек в каждой. Утром прибыли
связные и доложили, что на марше еще три отряда из соседних районов. Они
должны прибыть к Медвежьему логу не позже полудня.
   Таким образом, к месту генерального сражения с карателями собрались
внушительные партизанские силы - до двух тысяч бойцов. Конечно, это было
не так уж много по сравнению с численностью и технической оснащенностью
карателей, но на стороне партизан было главное преимущество: выбор места
для боя и возможность нанести удар первыми. Это и должно было решить исход
сражения.
   Когда все отряды заняли отведенные им позиции и тщательно
замаскировались, над горами появились фашистские штурмовики. Они с ревом
носились над безбрежным лесным массивом, пикировали вниз, обстреливали из
тяжелых пулеметов и забрасывали бомбами каждый подозрительный объект.
   - Хоть бы эти стервятники до появления Кожина убрались! - тихо
проговорил Локтев.
   Он лежал рядом с Горалеком в кустах на вершине холма, с которого
просматривался весь Медвежий лог. Это была глубокая, чуть изогнутая в дугу
балка, растянувшаяся более чем на километр. Когда-то по ней проходила
лесная дорога, по которой вывозили бревна с лесозаготовок, но, давно
заброшенная, она густо поросла кустарником и хвойным молодняком.
   На замечание Локтева Горалек отозвался густым сдержанным басом, не
отрывая от глаз бинокля:
   - Уберутся. Им тут нечего делать. Страх только наводят, а толку от них
никакого!..
   И действительно, минут через пятнадцать, сбросив все бомбы в лесные
чащи и не причинив партизанам ни малейшего вреда, штурмовики улетели.
   Прошло еще с полчаса в томительной тишине. И вдруг где-то вдали возник
рокот множества моторов. Рокот нарастал и постепенно наполнил собой весь
лес. Это шли главные наземные силы карателей.
   По плану, разработанному бароном фон Норденшельдом, наступление на горы
должно было происходить в шести направлениях. Но основной поток - два
полка мотопехоты, усиленные танковым дивизионом и батальоном горных
егерей, - должен был двигаться через Медвежий лог к месту, где, по данным
фашистской разведки, находилась база крупного партизанского отряда,
созданная в малодоступном естественном укреплении. Эту базу необходимо
было уничтожить в первую очередь.
   Грохот моторов достиг максимальной силы. В балке появились "тигры". Они
шли колонной по узкой лесной дороге на самой малой скорости. Гусеницы их,
подминая кусты, глубоко проваливались в снег и в еще не скованную морозом
землю. За танками шли бронетранспортеры и наконец длинная вереница
грузовых машин, набитых солдатами в касках. Солдаты сидели в одинаковых
позах, словно куклы, и равномерно покачивались на ухабах. Они ехали
заниматься делом, а дело требует порядка и дисциплины.
   - Тоже мне дурьи головы! С танками в лес поперли! - насмешливо прогудел
Горалек.
 
   Грозный боевой порядок немецкой колонны не произвел на шахтера ни
малейшего впечатления.
   Локтев подумал:
   "Боевой командир этот Горалек! Отличный комбат бы из него получился!.."
   Но ответить на реплику друга майор не успел.
   Колонна немцев к тому времени уже целиком втянулась в Медвежий лог и
заполнила его от начала до конца. Танки, бронетранспортеры, грузовики,
легкие штабные машины, мотоциклы с колясками, еще грузовики, а в самом
хвосте - снова бронетранспортеры и танки. Балка наполнилась грохотом,
лязгом и синим дымом выхлопных газов.
   И в этот момент произошло нечто странное и неожиданное.
   Над балкой пронеслась какая-то тень и тут же скрылась. Несколько секунд
спустя прогремели пять взрывов. Два танка и бронетранспортер в голове
колонны запылали, высоко выбросив столбы черного дыма. Колонна замедлила
движение и остановилась.
   - Что это? Неужели Кожин?! - крикнул Горалек.
   - К сожалению, он!
   - Артист! Вот это артист! Противотанковыми работает! - восхищенно
рокотал Горалек. - Но где же он сам, майор? Ты успел его заметить?
   - Вверх надо смотреть, тогда заметишь! - ответил Локтев.
   Боевой порядок колонны сломался. В ней явно нарастала паника. Немцы
никак не могли понять, кто и откуда на них напал. Горящие танки загородили
балку и не давали двигаться вперед.
   Локтев и Горалек напряженно следили за воздухом. И вот они увидели
Ночного Орла.
 
   Кожин мчался со скоростью истребителя на высоте не более трехсот
метров. Теперь он летел над балкой в обратном направлении. Снова
загрохотали взрывы, снова взвились к небу фонтаны огня и дыма. Из строя
вышли две боевые машины противника, на этот раз в хвосте колонны.
   Путь к отступлению был отрезан, оба выхода из балки были накрепко
закрыты грудами расплавленного металла и пылающими обломками. В промежутке
между ними, на протяжении без малого километра, ревели машины и метались
люди.
   Несколько рот, покинув грузовики, залегли и открыли беглый огонь по
заросшим лесом склонам гор. Батальон егерей кинулся было на кручи, но
туда, через их головы, стали бить из орудий танки, и егерям пришлось
откатиться обратно на дно балки.
   Во время второго налета Кожина увидели не только Локтев и Горалек.
Многие из немцев тоже догадались посмотреть вверх и заметили стремительно
летящего человека. Постепенно бессмысленный огонь по лесу прекратился.
Прозвучали резкие команды и в воздух уставились сотни ружейных, автоматных
и пулеметных стволов.
   - Догадались, дьяволы! - прохрипел Локтев. - Хоть бы он дал уже эту
свою красную ракету!.. Пропадет ведь!..
 
 
   42
 
 
   Над Медвежьим логом нависла зловещая тишина. Умолкли моторы,
прекратились выстрелы, затихли крики. Тысячи людей - и запертые в балке, и
укрывшиеся в зарослях на ее склонах - замерли в ожидании.
   Кожин заметил эту странную тишину и понял ее страшное значение. Но
азарт боя уже целиком охватил его. Он твердо решил сделать третий налет на
вражескую колонну и лишь после этого дать сигнал партизанам. Что ему
свинцовая завеса, сквозь которую придется лететь! Он уверен в своем особом
предназначении, уверен, что ни одна пуля его не коснется! Последний боевой
вылет! Вперед!
   Это и погубило его.
   Когда он, вооружившись связками гранат и набрав высоту за пределом
видимости со стороны Медвежьего лога, снова устремился к вражеской колонне
со скоростью выпущенного из пращи камня, то наткнулся на заслон из
сокрушительного огня.
   Промчавшись по инерции почти до конца колонны, он успел метнуть гранаты
и разнести в щепки пять грузовиков. Но уйти уже не смог.
   Локтев и Горалек отчетливо видели, как Ночной Орел замешкался в воздухе
и, вместо того чтобы умчаться прочь, сделал вдруг кругой разворот,
совершенно не нужный и нелепый, ясно показывавший, что Кожин уже потерял
способность управлять собой. В этот критический момент он еще нашел в себе
силы выстрелить красную ракету, а затем, кружась, словно лист, оторванный
от ветки дерева, стал быстро снижаться прямо на фашистские танки.
   Майор что-то крикнул, с силой сжав плечо Горалека. Но его слова
потонули в невероятном грохоте пальбы. Красная ракета еще не успела
погаснуть, как заговорили все тридцать пять партизанских пулеметов и сотни
ружей, кося кинжальным огнем мечущихся по балке врагов.
   Горные егеря несколько раз бросались в атаку на склоны, пытаясь
добраться до линии партизан, но их всякий раз отбрасывали свинцовым
шквалом, и они скатывались обратно в балку, оставляя на склонах десятки
трупов. Отдельные роты, еще не утратившие способности выполнять команды,
залегли за машины и отвечали партизанам ожесточенным, но почти
безрезультатным огнем.
   Танки тоже принялись бить из орудий по склонам, стараясь подавить
партизанские пулеметные точки. Несколько пулеметов захлебнулись и умолкли.
Но к танкам уже подбирался специальный отряд, вооруженный трофейными
фаустпатронами. Переползая от куста к кусту, смельчаки, несмотря на
большие потери, добились своего:
   несколько танков окутались черным дымом, уставив к небу стволы
онемевших орудий.
 
   В это время три уцелевших танка неожиданно развернулись и ринулись
прочь из балки, расшвыривая автомашины и давя своих же людей. Это было
чудовищное зрелище, ужасное по своей бесчеловечности.
   - Мерзавцы! Смотри, что делают! Перехватить гадов! - вне себя от
негодования крикнул Локтев Горалеку.
   Тот кивнул и отдал короткий приказ связному, который тут же исчез в
кустах. Но перехватить танки не удалось. Они вырвались из балки и на
предельной скорости ушли по направлению к городу.
   - Черт с ними! Пора кончать эту музыку! - сказал Локтев.
   Вместо ответа Горалек вынул ракетницу. Над Медвежьим логом одна за
другой вспыхнули три зеленые ракеты - сигнал к всеобщей атаке.
   - Вперед! Бей гадов!
   Горалек и Локтев повели свой отряд в рукопашную схватку.
   Одновременно по всей длине высоких берегов балки загремело дружное
партизанское "ура". Сотни людей поднялись во весь рост и ринулись вниз по
склонам, забрасывая карателей гранатами и поливая огнем из автоматов.
Натиск был настолько стремительный, что через десять минут все было
кончено. Остатки гитлеровцев не выдержали всеобщей атаки партизан и
сдались.
   Над Медвежьим логом вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь голосами
людей:
   командами, радостными криками, возбужденным говором, стонами раненых.
   Пока Горалек и другие партизанские командиры занимались пленными и
трофеями, Локтев со своей значительно поредевшей группой искал тело
сержанта Кожина. Он осмотрел не только то место, куда упал Кожин, но и всю
балку и даже ближайшие лесные заросли. Но напрасны были его старания -
убитый ли, раненный ли, Ночной Орел исчез бесследно, словно сквозь землю
провалился.
   Локтеву невольно вспомнились другие поиски пропавшего сержанта - сразу
после приземления десанта в этих лесах. Тогда исчезновение Кожина тоже
было непонятным, а поиски казались безнадежными. И все же Кожин нашелся.
Может, и теперь найдется:
   Стало смеркаться. Покидая Медвежий лог, партизаны уничтожили все
уцелевшие во время боя немецкие машины. Пользоваться ими в лесу они не
могли, а оставлять врагу не хотели. По всей балке запылали гигантские
костры, освещая сотни вражеских трупов, разбросанных по всей ее длине.
   Тогда и Локтев со своими людьми решил покинуть поле боя и вернуться на
базу. На душе у него было тяжело. Как он ни утешал себя везучестью Кожина,
как ни уверял себя, что сержант жив и обязательно найдется, чувство вины
не покидало его. Он и только он, майор Локтев, отвечает за гибель
удивительного летающего человека Ивана Кожина, столь недолго, но славно
носившего грозное имя "Ночной Орел":
 
 
   43
 
 
   Победа в Медвежьем логу досталась партизанам не дешево.
   В одном только отряде Горалека было двадцать два человека убитых, а
раненых около семидесяти. В группе Локтева осталось двенадцать человек.
Раненых у него не было, убитых семеро и один - пропавший без вести.
   У Иветы в этот день было работы по горло. На поле боя ее не пустили, но
после боя ранеными забили весь госпитальный и два жилых отсека. Девушка
работала, не жалея сил, но сердце ее терзала тревога за любимого.
   Спрашивать о летающем человеке раненых она не решалась. Помогая
партизанскому врачу накладывать повязки, извлекать пули и осколки, сшивать
раны и собирать раздробленные кости, она почти не воспринимала всего ужаса
этой кровавой работы.
   Все ждала, что раненые, может быть, сами заговорят о недавнем сражении.
Но раненым было не до воспоминаний - они лишь стонали да просили воды.
   В лазарет заглянул лесник Влах:
   - Сестричка, поди-ка сюда!
   - Что у вас, Влах? Вы тоже ранены?
   Ивета бросилась к нему в надежде узнать от него что-нибудь о ходе боя и
благополучно ли его начал Ночной Орел. Но Влах был в скверном настроении и
отказался о чем-либо говорить.
   - Нет, я не ранен, - ответил он мрачно, словно сожалея, что вышел из
боя невредимым. - Меня командир за тобой прислал:
   - Зачем? Что-нибудь случилось? Влах махнул рукой и отвернулся.
   - Почем я знаю! Надо. Идем давай! Ивета растерянно посмотрела на врача.
   - Что ж, Сатранова, идите, коли командир зовет.
   Сбросив забрызганный кровью халат, Ивета покинула лазарет и по узким
темным переходам пошла вслед за Влахом к штабному отсеку. Лесник проводил
ее до дверей и, крепко пожав ей руку, быстро ушел прочь.
   Ивета робко постучала и вошла в каморку. Здесь были Горалек и несколько
чужих командиров.
   Усадив девушку на ящик, шахте