дется слегать в тыл врага, в
отряд Горалека, и лично заняться розысками Кожина. Я уверен, что
присутствие в отряде представителя науки заставит сержанта одуматься и
вернуться в часть. В противном случае мы рискуем рано или поздно потерять
его. Его могут убить и, что еще хуже, взять в плен. Летающий человек
обязательно заинтересует ваших немецких коллег, а выжимать секреты они,
как вы знаете, большие мастера.
   Последнее замечание генерала стало решающим. Примириться с тем, что
летающий человек может попасть в руки фашистских ученых, было для Батурина
неприемлемо.
   - Это меняет дело, - произнес он, нахмурившись. - Когда прикажете быть
готовым к выполнению задания?
   - Зависит от вас, Николай Николаевич. Ведь вам придется передать на
время все свои дела. Но медлить, разумеется, тоже нельзя.
   - Понятно, Петр Алексеевич. Я завтра же приступлю к передаче дел. Как
только буду готов, позвоню:
 
 
 
   21
 
 
   Генерал не преувеличивал, когда говорил, что Ночной Орел стал грозой
всего района. Это действительно было так.
   С той ночи, когда Кожин покинул партизанский лагерь и совершил свои
первые нападения на фашистов, в этом горном районе началась короткая, но
блистательная и сокрушительная эра беспрецедентных подвигов Ночного Орла.
   Каждую ночь то в одном конце района, то в другом происходили
неслыханные по своей дерзости и смелости диверсии. Перемещаясь со
скоростью самолета, Кожин в одну ночь успевал осуществить три-четыре
операции в местах, отстоящих на десятки километров одно от другого.
   Создавалось впечатление, что это действует группа в несколько сот
человек. В своих реляциях, рапортах и донесениях вышестоящему начальству
районные немецкие власти, отчитываясь за действия Ночного Орла, неизменно
писали о нем как о "большой и разветвленной подпольной организации
большевистских бандитов". Они ни за что не поверили бы, что это действует
один-единственный человек.
   Удары Ночного Орла всегда были точны и неотразимы. Но не сами эти удары
заставляли оккупантов нервничать, а порой и впадать в панику. Больше всего
их пугало то непостижимое обстоятельство, что любые меры предосторожности,
любая охрана и любые ловушки оказывались бессильными перед вездесущим и
неуловимым Ночным Орлом. Его дерзкие налеты поражали воображение врагов не
столько своей кровавой эффективностью, сколько неожиданностью и
загадочностью.
   О том, что удары наносятся с воздуха, никто не знал, да и мысль
подобная никому не могла прийти в голову. Все свои операции Ночной Орел
совершал исключительно под покровом ночи, проносясь черной бесшумной тенью
то над одним, то над другим концом обширного района. И всюду, где он
появлялся, гремели взрывы, полыхали пожары и оставались десятки вражеских
трупов. Можно было подумать, что само небо карает фашистов за их зверскую
жестокость.
   Неизвестно, как и откуда, просто из темноты, из воздуха, кто-то
невидимый расстреливал из автомата немецкие патрули, швырял гранаты в окна
штабов, резал телефонные провода, поджигал усиленно охраняемые склады с
горючим, снимал караулы на мостах, а затем беспрепятственно взрывал эти
мосты, уничтожал самолеты прямо на аэродромах. Дошло до того, что фашисты
нигде себя не чувствовали в безопасности, даже дома, в постели. Ночь несла
с собой ужас, смерть, разрушения, и никто не знал, чей наступает черед.
   Вот идет военный эшелон с людьми и техникой для фронта. Путь проверен и
усиленно охраняется. И вдруг - столб огня, грохот, страшный взрыв
раскалывает темноту ночи. Поезд на полном ходу срывается под откос, вагоны
превращаются в щепки, сотни солдат, не добравшись до линии фронта, гибнут
под обломками эшелона.
   А как это произошло, никто не заметил.
   Ни одна живая душа не видела, как навстречу поезду из темного ночного
неба стремительно вылетел человек, метнул на полотно перед самым паровозом
несколько гранат и тут же ушел в черную высь. Лишь потом где-нибудь среди
обломков находили небольшие листки с надписью: "Это сделал Ночной Орел". А
если и не находили, то все равно догадывались, чьих рук это дело, и в
очередной сводке сами писали о Ночном Орле, величая его не иначе, как
крупной подпольной организацией, раскинутой по всему району.
   Но не успеют районные власти исправить железнодорожное полотно, убрать
обломки и сосчитать убитых, как с другого конца района уже звонит,
надрываясь, какой-нибудь одуревший от ужаса вояка и докладывает о новой
потрясающей диверсии.
   Он, капитан, сделал все, чтобы доверенный ему объект был огражден от
любых проникновении подпольщиков. Он лично каждую ночь проверял посты. Он
не виноват, что вдруг, неизвестно каким путем, на объект проникли бандиты,
и теперь - теперь здесь лишь развалины, пепел и трупы. Но у него есть
оправдательный документ. Он нашел листок с надписью "Это сделал Ночной
Орел":
   И так было каждую ночь. То там, то здесь гремели взрывы, полыхали
пожары и меткие выстрелы поражали гитлеровцев. Дошло до того, что при
одном лишь имени Ночного Орла фашисты вздрагивали и бледнели, словно им
напоминали о неминуемой гибели:
 
 
   22
 
 
   Одной из самых блестящих операций Ночного Орла было нападение на лагерь
советских военнопленных близ К-ова. По смелости, оперативности и четкости
эту операцию нельзя сравнить ни с одной. Здесь Кожин превзошел самого себя.
   О существовании лагеря он узнал от Влаха, когда еще, весь стянутый
повязками, лежал на чердаке сторожки и представлял свое будущее в самых
мрачных красках.
   Сведения, полученные от лесника, были общего порядка. Да Кожин и не
думал тогда, что они смогут ему пригодиться. Позже, находясь уже в отряде,
он слышал от чешских партизан, что лагерь близ К-ова не простой, что в нем
содержатся исключительно кадровые командиры Красной Армии, что среди
пленных советских офицеров есть даже два полковника.
   В партизанском отряде часто говорили о лагере военнопленных. Этот
лагерь был постоянным укором совести для всех местных партизан. Операцию
по освобождению военнопленных планировали многие партизанские отряды, в
том числе и отряд Горалека. Но осуществление операции было связано с
трудностями, почти непреодолимыми.
   Лагерь был слишком хорошо укреплен. Лес вокруг него был вырублен на
двести метров во все стороны; все окружающее пространство заминировано,
проходы через него держались в секрете и менялись каждые двое суток; сам
лагерь был окружен бетонной стеной и тремя линиями проволочного
заграждения; на четырех вышках были установлены пулеметы и прожекторы;
охрана лагеря состояла из двух эсэсовских взводов и дюжины специально
тренированных овчарок. Три лагерных барака, в которых находились пленные,
стояли буквой "П", причем все окна и двери выходили внутрь "буквы",
наружные же стены были глухими. Напротив открытой стороны "П"
   стоял большой бункер, в котором жила охрана лагеря и находились все его
хозяйственные отделы.
   Лагерь, как видно, был небольшой, но взять его было не просто.
   Готовясь к операции, Кожин учел все эти факты. Он понимал, что с земли
лагерь неприступен. Главным образом из-за минного заграждения. Но с
воздуха его взять можно. Для этого надо выбрать подходящее время и
продумать все детали молниеносной операции.
   Несколько ночей Кожин посвятил разведке. Он часами кружил над лагерем
на безопасной высоте, изучая периодичность вечерних лагерных поверок,
смены караулов и распорядок лагерной жизни в ночное время. Таким образом
ему удалось установить, что самым подходящим временем для налета будет
вечерняя поверка, которая происходила между девятым и десятым часом
вечера. В это время все пленные выстраивались на плацу перед бараками, а
весь личный состав охраны стоял перед бункером с автоматами на груди.
   Покончив с изучением обстановки, Кожин одну ночь посвятил заготовке
боевых припасов. В лесу, в противоположных концах от лагеря, на расстоянии
двух километров одно от другого он соорудил в кронах сосен гнезда, где
сложил запас гранат и дисков для автомата.
   И вот настал решающий вечер.
   Ровно в девять часов Кожин появился над лесом и в трех километрах от
лагеря стал набирать высоту. При нем были автомат с полным диском и десять
связанных попарно гранат. Больше он поднять не мог, не рискуя сорваться с
бреющего полета и разбиться о верхушки деревьев.
   Набрав высоту в две тысячи метров, он ринулся вниз и, тут же перейдя на
бреющий полет, стремительно помчался к лагерю. В течение считанных секунд
он успел забросать гранатами все четыре сторожевые вышки и улетел к гнезду
за новыми боеприпасами. Не успели немцы опомниться, как он снова появился
над лагерем, сея смерть и разрушения. После этого он ворвался на одну из
вышек, добил из автомата часовых и из стоявшего там тяжелого пулемета
принялся косить метавшихся перед бункером насмерть перепуганных эсэсовцев.
   Как он и рассчитывал, пленные не остались пассивными свидетелями боя.
Они ринулись на разбегавшуюся охрану, хватали оружие убитых, разоружали и
связывали живых, расстреливали яростно мечущихся собак, загораживали
выходы.
   Не прошло и десяти минут, как бой был окончен, неприступный лагерь был
взят.
   Убедившись, что пленные не нуждаются больше в его помощи, Кожин, никем
не замеченный в кромешной тьме, поднялся в воздух и с высоты двухсот -
трехсот метров наблюдал некоторое время за происходящим в лагере. Сердце
его пело от радости.
   Освободившиеся узники действовали быстро и решительно.
   Разобрав оружие, боеприпасы, провиант и одежду, бывшие пленные в
сомкнутом строю покинули лагерь и ушли в леса. Кто-то из них, по всей
вероятности, успел перед уходом подобрать один из оставленных Кожиным
листков с лаконичной надписью: "Это сделал Ночной Орел". А может быть, они
и так догадались, кто был их нежданным избавителем. Так или иначе, но
возникший самостоятельный партизанский отряд назвался гордым именем
Ночного Орла. Отряд этот с боями двинулся навстречу фронту, нанося
фашистам немалый урон:
 
 
   23
 
 
   Молва о подвигах Ночного Орла разнеслась во все концы обширного района.
Дошла она, конечно, и до партизанского отряда шахтера Горалека.
   Бойцы отряда были уверены, что это действует какая-то новая группировка
смелых и опытных подпольщиков, объединившихся под общим названием "Ночной
Орел". Как видно, не только немцев, но и партизан ввели в заблуждение
многочисленные диверсии летающего человека.
   Разговоров по этому поводу было в отряде превеликое множество. И какие
это были разговоры! Они были проникнуты не только восхищением, но и вполне
законной завистью, которую в сердцах партизан вызывала боевая отвага
неизвестных патриотов.
   И это было вполне понятно. Ведь группа "Ночной Орел" возникла недавно,
однако за неделю она умудрилась сделать больше, чем отряд Горалека за все
время своего существования. Едва возникнув, она покрыла себя славой! По
донесениям разведки, немцы вообще теперь перестали интересоваться
партизанскими отрядами. Все свои силы они бросили на борьбу с группой
"Ночной Орел":
   Учитывая настроение, создавшееся в отряде, Локтев и Горалек решили
осуществить ряд крупных диверсий. То обстоятельство, что оккупанты были
всецело заняты Ночным Орлом, создавало благоприятную обстановку для
активных действий широкого масштаба.
   Командиры отлично знали, что Ночной Орел не новая подпольная группа, а
их строптивый подопечный - летающий сержант Кожин. Но они молчали об этом,
чтобы не дать распространиться слухам об этом удивительном человеке. Эти
слухи могут дойти до немцев, и Кожин тогда не только потеряет преимущество
внезапности и загадочности своих ударов, но и подвергнется серьезной
угрозе попасть в смертельную западню.
   Горалек не скрывал своего глубокого восхищения Кожиным, его
беспримерными дерзкими подвигами.
   В то утро, когда обнаружилось, что Кожин покинул базу, Горалек говорил
вконец расстроенному майору:
   - Это ты сам виноват, дружище Локтев. Надо было сержанта приспособить к
какому-нибудь немудреному делу. Парень он горячий, боевой! Такого заставь
без дела сидеть, так он, пожалуй, и спятить может. А у Кожина еще и эта
его летучесть. Ты представляешь, каково ему было выполнять твои приказы и
соблюдать твои запреты? Кругом леса, небо, простор, друзья-товарищи ходят
на боевые дела, а тут сиди, словно ты арестант или паралитик какой-нибудь:
Нет, майор, такое даже я бы не вынес, а Кожин в свои двадцать два года и
подавно. Дал бы ты ему отдушину, позволил бы хоть в разведку по ночам
летать, он бы и успокоился, потому что был бы при деле. А теперь ищи-свищи
его!
   Локтев молча согласился с доводами шахтера и лишь попросил его говорить
в отряде, что сержант Кожин отправлен на особое секретное задание.
   Когда слава о Ночном Орле стала греметь по всему району, Горалек
открыто восторгался им и, оставаясь с Локтевым наедине, не забывал уязвить
своего друга:
 
   - Ну что, майор, кто из нас мыслит по-государственному? Мы с Кожиным
или ты?
   Ведь Кожин-то герой, а? Герой или нет?
   - Что герой, я не отрицаю. Но трибунала ему все равно не миновать, -
сухо отвечал Локтев.
   - Врешь! - кипятился Горалек. - Ты просто дразнишь меня! Какой
трибунал? За что?!
   - За злостное нарушение воинской дисциплины, за невыполнение приказа в
боевой обстановке, за самовольный уход из части, за анархистское
поведение, за срыв мероприятия государственной важности. Ты, Горалек,
партизан и рассуждаешь по-партизански. По-твоему, раз бьет фашистов,
значит, и хорош. А ведь Кожин - боец Красной Армии и к тому же комсомолец.
Он обязан подчиняться уставу, дорожить честью бойца. За подвиги его,
конечно, следует наградить, но за анархистские настроения и действия
строжайше наказать:
   - Не верю! Нельзя Кожина наказывать!.. - загремел Горалек. - Ну как ты
его накажешь, если он единственный на Земле человек, умеющий летать! Как
ты его накажешь? Расстреляешь? В тюрьму посадишь? Чепуха все это! С такой
редкой птицей надо обращаться бережно. К нему твои мерки неприменимы!
   Где-то в глубине души Локтев понимал, что Горалек прав, но признаться в
этом ему было трудно. И поэтому возражения его звучали далеко не столь
убедительно, как ему хотелось:
   - Не увлекайся им, Горалек. С Кожиным еще будет серьезный разговор! Его
способностью заинтересовалась Москва, я получил приказ о немедленной
отправке его в распоряжение столичных ученых, а он сбежал! Своими
сумасшедшими налетами на фашистов он старается оправдать свой поступок, но
это не поможет ему. Рискуя своей жизнью, он наносит вред советской науке,
а стало быть, и Советскому государству.
   - Вред? Кожин наносит вред?! Ну, майор, это уж ты преувеличиваешь!
   - Нисколько. Вред, потому что это время можно было бы использовать
гораздо лучше. Что он сделал? Ну, пустил в расход две-три сотни фашистов,
взорвал мост, эшелон пустил под откос, поджег несколько складов да
ликвидировал с десяток самолетов и полсотни машин:
   - И освободил пленных советских офицеров, которые вернулись в строй и
снова бьют фашистов! - вставил Горалек.
   - Правильно, - согласился Локтев. - И тем не менее это не оправдывает
его уход из части, не оправдывает риск, которому он себя подвергает. Все
это было бы сделано и без него. А вот изучать причины, благодаря которым
человек может летать, без Кожина никак невозможно. Если Кожин из-за своей
безудержной лихости погибнет, науке, всему человечеству будет нанесен
такой урон, что и представить себе трудно. Даже если Кожин сделает в
тысячу раз больше, но в конце концов все-таки погибнет, он не оправдает
себя этим перед современниками.
   - Сухарь ты, майор, вот что я тебе скажу, - хмуро заявил Горалек. -
Может, ты и правильно все говоришь, но слушать тебя тошно. По-моему, ты
забываешь о самом главном - о том, что Кожин не птица, а живой человек.
Если бы ты думал об этом, Кожин не ушел бы из отряда. Любой, даже самый
ценный для общества человек, имеет право поступать так, как ему велит его
человеческая душа. Вот у вас был великий поэт Пушкин. Ты что, не пустил бы
Пушкина на войну, если бы он рвался сражаться за Родину?
   - Не пустил бы, - не колеблясь, ответил Локтев.
   Видя, что майора не переспорить, Горалек огорченно крякал и переводил
разговор на другую тему:
   Споры эти велись ежедневно и никогда не приводили к согласию. Однажды
во время подобного разговора Локтев сказал:
   - Вот что, друг шахтер. Восхищаться Кожиным, молиться на Кожина я тебе
не возбраняю, это твое личное дело. Но, помимо личного, есть еще и дело
государственное, народное, которому мы оба служим. А для пользы этого дела
нам необходимо как можно скорее связаться с Кожиным и убедить его, чтобы
он прекратил свои гусарские выходки и делал то, что ему положено делать.
   С таким подходом к делу Горалек согласился:
   - Ты, майор, в самую точку попал. Связаться с ним нужно. В любом
случае!..
   Только как это сделать? Он ведь летучий. Трудно даже представить себе,
как он живет, где спит, куда прячет трофейное оружие: Это будет трудная
задача!
   - Трудная, но выполнить ее надо. Скоро к нам должен прилететь видный
ученый из Москвы, профессор. Специально для того чтобы заняться Кожиным,
убедить его вернуться, не дать этому сумасшедшему пропасть за здорово
живешь. Стыдно будет, Горалек, если мы к приезду профессора не сумеем хотя
бы связь с Кожиным наладить!
   - Базу его надо искать, базу.
   - База у него, скорей всего, где-нибудь в горах. В населенных пунктах
ему опасно оставаться.
   - Это верно:
   - Вот и прикинь, где он мог устроить базу. Ты ведь лучше меня знаешь
здешние горы.
   Горалек сгреб в кулак свою великолепную черную бороду и крепко
задумался.
   - Задачу ты мне задал, майор: А впрочем, почему бы и не прикинуть? Если
бы это мне довелось летать, как наш друг Кожин, и пришлось искать, где бы
соорудить базу, я бы выбрал для этого Чертов Палец. Самое подходящее место.
   - Что это за Чертов Палец?
   - Скала такая. А вернее, высокий каменный столб. Высоты в нем метров
двести, стороны отвесные, как стена. Ни один человек не забирался на его
вершину. Один скалолаз из Праги пытался в тридцать шестом, да сорвался,
бедняга, с половины и расшибся насмерть. Так этот Чертов Палец до сих пор
и стоит непокоренный. Одни птицы на нем гнездятся. Лучшей базы Кожину не
придумать.
   - А что там, на вершине-то, пещера, что ли, какая есть или так просто,
гладкое место?
   - А кто его знает. Снизу не разобрать. А с соседних гор тоже не видно,
потому что далеко. Да ведь это неважно, есть там пещера или нет. Одному
человеку большой дыры не нужно, всегда можно выдолбить. К тому же Кожин-то
шахтер, подрывник, небось сумеет заложить взрывчатку и сделать себе
пещеру, если природа не позаботилась.
   - Ну хорошо. А где находится этот Чертов Палец? - Да как тебе
сказать?.. Где Медвежий лог знаешь?
   - Знаю.
   - Так вот, ежели миновать Медвежий лог и взять направление на гору
Белый Горб, то километров через двадцать и наткнешься на Чертов Палец.
   - Далековато:
   - Это нам с тобой далековато, а Кожину пустяки: пять минут - и он дома.
   - Что правда, то правда, - сказал майор. - Надо будет понаблюдать за
этим Чертовым Пальцем:
 
 
   24
 
 
   Горалек попал в самую точку. Его предположение относительно возможной
базы летающего человека оказалось совершенно правильным. Да и не
удивительно - в окрестных горах не было для такой базы более удобного
места, чем одинокий каменный столб, прозванный Чертовым Пальцем.
   Кожин обнаружил его не сразу.
   Первые ночи, возвращаясь с боевых операций, он, усталый и голодный,
подолгу кружил над пустынными горами в поисках надежного убежища. Ничего
не подыскав, он пристраивался для отдыха где-нибудь на дереве. Но что это
за сон! Привязанный ремнями к стволу, он не столько спал, сколько дрожал
от холода да то и дело тревожно озирался по сторонам, заслышав
какой-нибудь подозрительный шорох.
   Кожин понимал, что так ему долго не протянуть. Ночные операции
требовали больших физических усилий и душевной собранности. Для этого е