ил прутом.  Я помчался на выручку. Но
кулак слишком поздно опустился на  буйнопомешанного:  он уберег хамелеона от
второго удара,  но первый оказался смертельным.  Хамелеон зашипел от боли, и
тело его  стало изгибаться.  Вероятно,  был  перешиблен позвоночник.  Минуту
спустя он  как  ни  в  чем  не  бывало выпрямился,  но  кожа его,  до  этого
светло-зеленая,  быстро стала темнеть и в конце концов совсем почернела.  На
ветке сидел уже не  мой хамелеон,  а  странный,  черный,  бросающийся всем в
глаза большой кусок угля.  Хамелеону уже не  нужна защитная окраска:  смерть
приблизилась в густой черноте.
     Оказывается,  это был еще не  конец.  Хамелеон зашевелился,  и  во  мне
проснулась надежда.  Вскоре он сошел, вернее бессильно сполз с куста, приник
к  земле и  так  застыл;  это  самый скверный признак.  Здоровый хамелеон не
выносит земли,  он удрал бы на ветку.  Прошел час без всяких перемен.  Затем
наступило странное явление.  Хамелеон из  черного стал розовым,  прекрасного
розового цвета,  как  заря,  как пышущая здоровьем щека ребенка.  Началось с
передней  части  морды,   затем  перешло  на  всю  голову,  потом  медленно,
незаметно, но неуклонно стало продвигаться все дальше - на затылок, передние
конечности.  Когда розовый цвет дошел до хребта, голова снова изменила цвет.
Она  начала  краснеть все  больше  и  больше,  пока  не  вспыхнула пурпурным
пламенем. На теле умирающего хамелеона розовая волна сменилась пурпурной.
     Удивительное,  невероятное  создание.  У  него  необычной  формы  тело,
странные повадки,  о нем среди людей ходят невероятные легенды,  он вызывает
таинственные болезни и вот даже умирает необычно:  умирает пламенно-красного
цвета,  цвета,  который везде олицетворяет бурную жизнь, пламя... Здесь же -
смерть.
     Смотрю на  хамелеона как  зачарованный.  Проходящие мимо жители деревни
смотрят не на него,  а  на меня.  Я  для них более любопытный зверь:  может,
наступила злая  година для  белого человека и  демон рантутру опутал его?  А
может,  вазаха сошел с  ума?  Все посматривают на меня тревожно,  выжидающе,
исподлобья.
     Перед  заходом солнца хамелеон умирает совсем.  Нет  сомнения,  что  он
кончается. С головы до ног он великолепного красного цвета и таким останется
после смерти.  Безумный вид  смерти:  это  скорей победная песнь или могучий
гимн. Какой-то величественный апофеоз, а не смерть!
     Под вечер я  пригласил нескольких соседей-мальгашей на стаканчик рому и
устроил поминки. Велел им смело пить и веселиться так, как веселюсь я. Пьют,
но компании не получается. Пьют мрачно и опасаются подвоха.
     - Подвоха нет!  -  кричу  им.  -  Пьем  за  красивую смерть хамелеона в
красках.
     Это совсем непонятно, тревожно и тем более подозрительно. Соседи пьют и
молчат.  Им  хочется знать  подлинную причину моего веселья.  Наконец старый
Джинаривело -  тот самый,  который несколько дней тому назад на  берегу реки
заключил враждебный для меня союз с мимозами, спрашивает:
     - А на твоей родине хамелеоны никогда не умирают пурпурными?
     - Не умирают,  потому что у нас их нет,  -  объясняю я с улыбкой. - Это
только у вас, у ваших хамелеонов смерть окрашена в такие яркие цвета.
     Ого,  для них это уже слишком!  В  хижине явно пахнет опасным подвохом,
чарами грозными,  поскольку они никому не  известны.  Они не  знают,  откуда
грянет беда, и предпочитают вовремя исчезнуть. Неужели белый человек победил
демона рантутру и поэтому теперь такой веселый?  Они поспешно допивают ром и
один за другим исчезают.
     Вслед за ними выхожу и  я  во двор.  Полная луна.  Хамелеон по-прежнему
лежит на земле. И все еще невообразимо ярка его окраска. Свет луны приглушил
цвет,   но  если  осветить  хамелеона  электрическим  фонариком,   тело  его
засветится, как густое красное пятно.


              БЕНпВСКИИ, НЕВЛАСТВОВАВШИЙ КОРОЛЬ МАДАГАСКАРА

     Жители деревни косятся на  нас.  Но работа идет как должно,  без помех.
Ловим  насекомых,  охотимся  за  птицами,  препарируем шкурки.  Помогают нам
несколько предприимчивых парнишек, не побоявшихся угроз старших.
     Продолжаю также поиски следов Беневского, но, увы, пока безрезультатно.
В  небольшой  библиотечке,  которую  я  захватил  с  собой,  есть  несколько
французских книжек о нем. Часто их перелистываю. При этом испытываю какое-то
особенное   удовольствие,    когда,    читая    необыкновенные   приключения
необыкновенного  завоевателя,   поднимаю  глаза  и  прямо  перед  собой,   в
нескольких сотнях метров,  вижу гору, на вершине которой герой повествования
заложил форт Августа.
     В свое время -  во второй половине XVIII века - Беневский был далеко не
заурядной личностью. Гуманная деятельность его резко отличалась от поведения
тогдашних  завоевателей,   которым  чужды  были  человеческие  чувства.  Они
стремились лишь  к  наживе и  славе.  На  Беневского оказали большое влияние
прогрессивные веяния эпохи просвещения.
     Беневский,  поляк по происхождению,  жил в Венгрии.  Дед его, родовитый
поляк,  выехал в  Венгрию и  поселился там вместе с  семьей.  Маурици,  внук
эмигранта, родился в 1741 году. В молодости он поступил в австрийскую армию.
Когда Польше стала угрожать опасность,  Беневский поспешил на родину. В чине
полковника Барской Конфедерации он  сражался против царской России.  Попал в
плен  и  был  сослан на  Камчатку.  Здесь он  поднял бунт среди заключенных,
захватил с  их помощью русское судно и бежал в открытое море.  После одиссеи
вокруг Юго-Восточной Азии Беневский высадился на Иль-де-Франсе,  французском
острове в  Индийском океане  (нынешнее название острова Маурициус*).  Остров
расположен  всего  в  нескольких сотнях  километров от  восточного побережья
Мадагаскара.  Здесь,  можно  сказать,  была  завершена  сибирская эпопея,  и
Беневский  затеял   новую,   еще   более   удивительную:   заинтересовавшись
таинственным Мадагаскаром,  он решил покорить его. В то время большой остров
был  разделен  на  множество  враждующих  между  собой  карликовых княжеств.
Никакое европейское государство не  завладело еще  этим островом.  Пробовали
это  сделать  купцы  и  колонизаторы четырех государств:  очень  осторожно -
португальцы и голландцы,  настойчивее - англичане и упорнее всех - французы.
Но ужасный климат и сопротивление туземцев сделали тщетными их усилия.
     ______________
     * На русских картах - о. Маврикий. (Прим. ред.)

     Наиболее выносливые и  настойчивые французы пытались время  от  времени
организовать на Мадагаскаре торговые пункты и  даже колонии,  как это делал,
например,  Модав.  Его экспедиция продолжалась два года и закончилась в 1770
году,   незадолго  до  прибытия  Беневского  на  Иль-де-Франс.   Завистливые
французские администраторы и купцы Иль-де-Франса,  хотя он и был французской
колонией,  не  хотели допускать конкурентов к  местным богатствам -  скоту и
рису, а также к рабам на Мадагаскаре. Позже та же участь постигла экспедицию
Беневского.
     Ознакомившись  подробно  с   положением  на  Иль-де-Франсе,   Беневский
отправился в  Париж  и  предложил  французам свой  план  завоевания для  них
Мадагаскара.  Камчатский герой был  обаятельной личностью.  Французский двор
поручил  ему  это  трудное  дело  и   послал  во  главе  отряда  "волонтеров
Беневского" на  далекий остров.  Такое предприятие заранее было  обречено на
провал  из-за  саботажа со  стороны заядлых соперников на  Иль-де-Франсе.  К
сожалению,  от  них зависело снаряжение экспедиции.  К  тому же преимущества
монопольной торговли на Мадагаскаре,  по королевскому декрету, переходили от
предпринимателей  к   Беневскому.   Бешенство  губернаторов  и   купцов   на
Иль-де-Франсе не поддавалось описанию.
     Несмотря  на  трудности,  успех  на  Мадагаскаре  все  же  сопутствовал
Беневскому.  Как  известно,  свое селение Луисберг он  основал в  устье реки
Антанамбалана,  в заливе Антонжиль.  К мальгашам относился гуманно. Туземцев
считал равными себе и  всячески доказывал им свое хорошее отношение.  Этим и
объясняется то,  что он быстро нашел с ними общий язык.  "Взгляды Беневского
опередили его эпоху, а обращение с мальгашами было справедливее и лучше, чем
обращение других европейцев,  прибывающих на  этот остров",  -  писал знаток
истории Мадагаскара англичанин У.Эллис  в  своем  труде "Три  путешествия на
Мадагаскар", опубликованном в 1859 году.
     Не  обошлось и  без  вооруженных стычек.  Губернаторы на  Иль-де-Франсе
подстрекали население  Мадагаскара против  Беневского.  Кроме  того,  мощное
племя  сакалавов,  живущее в  западной части  острова,  видело  в  Беневском
противника,  который может  помешать их  захватническим планам  в  отношении
других племен.  Но у  Беневского не было недостатка и в преданных союзниках,
которые искали у  него защиты от  набегов сакалавов.  В  течение двух лет он
провел две оборонительные кампании, окончившиеся победой. Первая разыгралась
в   районе   долины   Здоровья,   на   которой  сейчас  расположено  селение
Амбинанитело, и отразила нападение сафиробаев, подстрекаемых губернаторами с
Иль-де-Франса и сакалавами. Вторая кампания велась дальше, на северо-западе,
и была решающей в грозном походе сакалавов против Беневского.  Победитель не
преследовал побежденных, а стремился прежде всего завязать дружбу и торговые
отношения.
     Выдающейся датой в  жизни Беневского был  день  10  октября 1776  года,
когда  мальгаши с  восточной и  северной части  острова  признали его  своим
великим королем -  ампансакабе.  Поступили они  так  потому,  что  Франция в
результате  интриг   губернаторов  острова  Иль-де-Франс   решила   отозвать
Беневского,  а дело его предать забвению.  Провозглашение Беневского великим
королем  Мадагаскара нанесло  французской колониальной политике существенный
удар.  Настолько существенный, что он даже был причиной смерти Беневского. А
память  об  этом  дне  была  вычеркнута из  истории.  Политика  колониальных
государств в  таких  случаях беспощадна:  убирает свидетелей,  уничтожает их
следы, клевещет, высмеивает или покрывает все убийственным молчанием.
     Желая во что бы то ни стало осуществить свою идею, Беневский решился на
отчаянный  шаг.   Он   поехал   во   Францию  лично   доложить  французскому
правительству, как обстоит дело, и бороться за судьбу своей экспедиции.
     Несмотря  на  отрицательный ответ  французских  властей,  Беневский  не
переставал думать о возвращении.  Но прошло немало лет,  пока он снова попал
на Мадагаскар,  и  то по поручению англо-американской компании.  В июне 1785
года Беневский с двумя десятками друзей снова прибыл на Мадагаскар.
     Восстанавливая после почти десятилетнего отсутствия дружеские отношения
с   мальгашами,   Беневский  принялся  кропотливо  создавать  основы  своего
государства.  Прежде всего  он  построил над  морем вблизи Ангонцы и  залива
Антонжиль   укрепленное  селение.   Правителям   Иль-де-Франса   он   послал
официальное сообщение о своем прибытии с уверением, что готов сотрудничать с
французской  колонией  и  предоставляет ей  преимущественное право  поставки
продуктов на остров. Французы не пожелали такой расстановки сил. Они выслали
против Беневского вооруженный отряд под командой капитана Ларшера. Поход его
был  удачен.  Если  на  Мадагаскаре так  и  не  образовалось государство под
управлением Беневского,  то  в  этом  целиком повинен непредвиденный случай.
Французская пуля сразила его  в  самом начале стычки.  Это  был удивительный
каприз  судьбы.   Никто  не  погиб,   кроме  него,  невластвовавшего  короля
Мадагаскара.
     Вопреки бешеной клеветнической кампании,  которая велась против него  в
течение полутора веков шовинистическими кругами Франции,  доброе имя и слава
Беневского  победили.   Большую  услугу  оказали  его  дневники.   В   конце
восемнадцатого столетия они  были  переведены на  многие европейские языки и
были очень популярны. Немало поэтов, писателей, драматургов всех стран брали
темы для своих произведений из жизни Беневского.
     Однако во всем этом есть какая-то нелепая,  тревожная загадка. Нынешние
мальгаши совершенно не  помнят истории Беневского,  не  знают ни легенд,  ни
былин о нем.  Я пытался разузнать о нем в Мароанцетре - ничего; расспрашивал
здесь, в Амбинанитело - никаких следов.
     В  нескольких сотнях метров от  нашей хижины высится гора,  на  которой
согласно подробному описанию современников стоял  построенный Беневским форт
Августа и где некоторое время жил он сам.  Ныне,  понятно,  там непроходимый
лес,  а на склонах -  мальгашские плантации гвоздики,  -  это все.  Ничто не
напоминает о Беневском.
     Как-то я пригласил учителя Рамасо на чай.  В разговоре спросил,  что он
знает о Беневском.  И Рамасо выложил всю его историю,  как по книге,  да и в
самом деле по  книге:  историю Беневского он  изучил в  школе по французским
учебникам. Других источников - местных - он не знает. Гора Беневского хранит
молчание.
     - Это действительно непонятно!  -  говорит Рамасо и,  подумав, излагает
объяснение, странное, но не лишенное правдоподобия.
     - Племя бецимизараков,  -  говорит он, - так же как и другие племена на
Мадагаскаре, все еще очень отсталое. Мальгаши не знают истории в европейском
значении этого слова.  События они  воспринимают в  рамках собственной семьи
или рода, и то в виде религиозного культа предков.
     - Правильно!  -  прерываю я.  -  Припоминаю факт,  который  значительно
способствовал укреплению влияния Беневского среди мальгашей. Его мальгашские
друзья  распустили  слух,   будто   Беневский  -   потомок  влиятельного  на
Мадагаскаре королевского рода рамини. Будто он был внуком последнего короля,
дочь которого некогда была похищена и привезена на Иль-де-Франс и родила там
сына.  Вот  этим сыном и  был якобы Беневский.  Дружественные племена быстро
подхватили эту весть (разумеется,  сам герой не очень опровергал эти слухи),
и,  таким  образом,  культ  предков  был  использован для  укрепления дружбы
мальгашей с Беневским.
     - Вот именно,  -  оживленно подтверждает Рамасо,  -  бецимизараки знают
точно,  что делал даже самый отдаленный предок, зато они совсем равнодушны к
делам  чужих.  Беневский не  создал  мальгашской семьи,  здесь  у  него  нет
наследников по крови,  поэтому можно предполагать,  что память о нем предана
забвению.   Нет  потомков,   которые  обязаны  были  бы  напоминать  о   его
деятельности.


        "ЛЕС СБЛИЗИЛ НАС"

     Лес пел мне детские песенки,  когда отец водил меня еще за руку.  Потом
был лес над Ивахой в  Паране.  Потом он  учил любить грозу на Укаяли.  Потом
издавал душистый запах смолы в  Канаде.  Лес для меня больше,  чем друг:  он
вошел  в  мою  жизнь  благожелательным,  мудрым советником и  руководит моей
судьбой. Мои пути идут сквозь лес.
     Лес,  окружающий нас в Амбинанитело, покрывает горы, спускается к самой
долине и задерживается только у края болотистых рисовых полей.  Лесная чаща,
живая,  душная,  воинственная,  насыщена зеленью алчных  растений и  звуками
звериных голосов;  ежедневно при  восходе солнца в  нашей  хижине слышен хор
лемуров,  под  вечер  -  хор  лесных  птиц,  ночью  -  таинственные крики  я
загадочный гул.  Лес мы  видим в  разное время дня и  ночью при звездах,  но
совершенно исчезает он в час дня.  Ежедневно,  точно в это время,  на долину
обрушивается знойный ураганный ливень. После дождя появляются радуги.
     Я не хожу пока в лес,  выручает Богдан Кречмер, мой товарищ - зоолог. У
меня много работы дома -  пишу.  К  тому же  все внимание поглощает деревня,
которая объявила нам тихую,  упорную войну.  Но  все же с  лесом знакомлюсь:
многое оттуда попадает в мою хижину.
     Богдан приносит новости о своих многочисленных открытиях. В полдень, во
время обеда,  отчитывается в утренних походах,  а так как мы душой и сердцем
связаны друг с  другом,  не  требуется много слов.  Я  переживаю его  лесные
приключения,   в  которых  участвуют  задиристые  насекомые,  редкие  птицы,
папоротники величиной с дерево,  диковинные пальмы,  кишащие жизнью лужи,  -
словом,    весь    созидательный,    пленительный    и    возбуждающий   мир
естествоиспытателя.
     К  вечеру -  это вошло в  привычку -  заходят ко мне на чай с  сухарями
несколько соседей-мальгашей.  Они приносят с собой дыхание леса, но как этот
лес не  похож на  лес Кречмера!  В  их рассказах лесная чаща мрачная,  злая,
предательская,  кишащая  злыми  духами.  Так  могут  говорить о  лесе  люди,
выросшие в  долине,  привязанные к  рисовым полям,  а может быть,  враждебно
настроенные к чужим, пришельцам. Может быть, хотят нас запугать?
     Удастся ли это? Я достаю свои старые книги о лесе и вооружаюсь. Война с
деревней  бессмысленна  и  утомительна,  а  вид  амазонских  дебрей  вселяет
бодрость.  Старик  Джинаривело прав:  с  растениями  можно  заключать  союз.
Однажды Джинаривело зашел ко  мне невзначай покурить и  поболтать.  Случайно
взглянув на  мою  укаяльскую книгу,  он  внезапно оживился.  На  иллюстрации
изображены были  собиратели каучука возле  дерева  с  надрезанной корой.  Он
спросил,  что означает эта иллюстрация.  Я рассказал ему трагическую историю
бразильских собирателей каучука,  которые из нищих становились миллионерами,
а  потом -  снова нищими.  Я не узнаю Джинаривело:  он весь просиял и тут же
объяснил,  в чем дело. Отец его тоже был искателем каучука, и он, будучи еще
мальчишкой,  часто сопровождал его. Это были хорошие времена, он очень любил
ходить в лес...
     - А лесные духи не приставали к тебе? - спрашиваю удивленно.
     - Лесные духи всегда были ко мне благосклонны, - отвечает.
     - Значит, ты странный бецимизарака! - признаюсь я.
     - Почему странный?
     - Потому что не боишься леса.
     Нет, леса он не боится. Напротив.
     - Ах!  -  вздохнул  он  и  тут  же  устыдился  своего  вздоха.  Схватил
соломенную шляпу и смущенный ушел.
     Но час спустя он возвращается. Успокоенный. Он хочет знать, что я думаю
о лесе.  Я решил не рассказывать,  а показать репродукции фотографий из моих
книг.  Тропический лес на Укаяли вызывает восхищение его,  а  пейзаж в книге
"Канада пахнет смолой" просто ослепляет.  В торжественном молчании впитывает
он в  себя красоту группы канадских елей.  По его мнению,  это предел лесной
красоты.   Он  смотрит  как  зачарованный.  Впервые  житель  Амбинанитело  с
дружеским  вниманием  слушает  мои   слова,   воспринимает  мои   мысли  без
предубеждения и подозрения.
     - Ты долго там был?  -  спрашивает Джинаривело,  показывая на канадский
пейзаж.
     - Я  был там много месяцев,  пока не познакомился со страной,  людьми и
животными.
     - А жители тебя любили?
     Показываю ему фотографию, на которой я изображен в обществе улыбающихся
индейцев.
     - Честные люди во всем мире,  -  объясняю ему,  -  всегда благосклонны,
если к ним приходят с открытой душой и доброй волей.
     - И они не боялись тебя?
     - Почему должны были бояться? Напротив, наша дружба укрепляла их силы и
придавала бодрость.
     Старик Джинаривело понял упрек. Он перелистывает книгу и возвращается к
пейзажу с елями. Он не может наглядеться на него.
     - На Мадагаскаре есть дерево,  - говорю, - красивее, пожалуй, елей и уж
наверняка диковинней.
     - Какое же это дерево? - старик с сомнением поднимает голову.
     - Пальма равенала.
     - Это правда,  -  признает он с улыбкой.  - Пальма равенала особенная и
необычайная, но красивее ли?
     - Жаль, что она не растет в вашей долине.
     - Растет, и даже недалеко отсюда. Если хочешь, я провожу тебя к ней.
     - Проводи.
     Мы идем к горе Беневского,  которую Джинаривело называет Амбихимицинго,
что  означает "отсюда все видно".  У  ее  подножия мы  поворачиваем направо.
Здесь в гору врезается широкое ущелье.  В глубине оно покрыто величественным
лесом, а по краям, ближе к выходу, видны несколько пальм равенал.
     Эти  деревья поражают своей  диковинной фор