этому
он и поехал со мной на Мадагаскар.  Руки у него чудодейственные, и он проник
во все тайны препарирования шкурок.  Мы никогда не предполагали, что честную
способность его  рук  когда-нибудь  используем для  борьбы  с  божьим судом.
Богдан  достает  из  чемодана инструменты,  берет  мертвого петуха  и  после
часовой работы показывает,  клянусь,  самого что ни  на  есть живого петуха.
Грудь  гордо  выставлена,  в  стеклянных глазах сверкает воинственный блеск.
Петух ожил.
     Наступил полдень.  Я  прикрепил петуха проволокой к  забору около нашей
хижины, рядом с главной дорогой, чтобы все жители могли его видеть. Увидели.
Останавливаются, удивляются, рассуждают.
     Знают,  в чем дело. Знают, что вазаха набил птицу. Но логические доводы
для  них  не  так  важны.  Главное,  то,  что  непосредственно возбуждает их
фантазию, что говорит им само явление. А явление вполне понятное: птица была
мертва;  по воле духов валялся дохлый,  никудышный петух; и вот теперь стоит
как живой,  точно проснулся:  тело пружинит,  голова задрана, глаза блестят.
Чего доброго,  еще запоет.  А  может,  он  показывает чужую мощь,  неведомую
жителям долины? Деревня уже не так уверена в себе и в приговоре духов.
     В полдень адски палит солнце,  дороги опустели,  все живое спряталось в
тень.  Только петух остался на солнцепеке,  и это ему сильно повредило. Кожа
его стала быстро сохнуть и внутри что-то позорно испортилось.  Петух утратил
свою гордость и стал отчаянно плутоватым. Шея его кокетливо изогнулась. А во
втором часу дня она вдруг вытянулась и  затем согнулась в  дугу;  петух явно
паясничал.   Первые  же  прохожие,  выглянувшие  после  полудня,  не  смогли
удержаться от смеха.
     В  три  часа  петух взбесился:  он  вылупил в  толпу один пьяный глаз и
широко раскрыл клюв,  будто в  безумном и  дьявольском хохоте.  Это  уже  не
петух:  это  какой-то  повеса,  насмешник.  Он  смеется над всеми невидимыми
силами мира, глумится над всем святым, издевается своим раскрытым клювом над
всеми приговорами и отравленным рисом.  Он издевается над Мадагаскаром,  над
Европой.
     Он увлекает жителей деревни.  В Амбинанитело все дрожит от хохота. Люди
надрываются от смеха.  Смеются все коричневые, смеются двое белых. При таком
страшном порыве веселья и безумном замешательстве злой приговор божьего суда
бессилен,  сходит на нет.  Развеялись чары, которые должны были прогнать нас
из деревни.


        "НАСЕКОМЫЕ В ПЛЕНУ"

     В  борьбе  за  существование сильный побеждает слабого,  но  слабый  не
обязательно должен погибнуть. Газель не безоружна. Чутье у нее острее и ноги
резвее,  чем у льва. Газель может удрать. Больше того, газель должна удрать.
Предусмотрительная природа  дала  всем  без  исключения созданиям могучее  и
безотказное оружие: инстинкт самозащиты.
     И  все-таки однажды природа совершила ошибку:  нарушила железный закон,
отобрала инстинкт.  Природа наделила некоторых насекомых трагической тягой к
свету.  Это ее  капризная выходка,  какое-то  безумие.  Стихийное стремление
ночных насекомых к свету -  точно сумасшедший порыв,  он совсем не нужен для
их  существования;   он  призрачен  и  упоителен,   неудержим,   ненормален,
губителен.
     В первый вечер нашей жизни в Амбинанитело мы повесили на наружной стене
хижины,  в  которой мы  поселились,  большую простыню.  Перед ней  поместили
громадный заколдованный глаз - блестящую трехсотсвечовую бензиновую лампу. А
напротив  -  черная  пропасть леса,  непроглядная ночь,  буйная,  волнующая,
душная.  Мы ничего не видим, только светлый круг от лампы, но нас зато видит
вся долина.  Яркий свет лампы видят рисовые поля, плодоносящие рощи, болота,
но прежде всего -  лесная чаща. Ее края и середина амфитеатром взбираются на
склоны гор я находятся под магическим воздействием света.
     И вот летят ночные бабочки,  прялки, землемеры, жуки, кузнечики, лесные
клопы  и  множество других  насекомых,  всевозможный ночной  сброд.  Сначала
десятки насекомых, затем сотни, тысячи, а потом уже нашествие, тучи.
     Некоторые насекомые как будто еще ведут с собой борьбу:  они беспокойно
кружатся вокруг лампы,  желая  избежать ее  колдовства.  Напрасно:  в  конце
концов усядутся на простыню. Уже сидя, они еще трепещут крылышками. Напрасно
- не улетят.  Других уже издали опутал свет. Летят из темноты прямо на белую
материю,  тут же садятся,  точно отуманенные наркотиком, и уже не двигаются.
Простыня превращается в  зоологический атлас.  Это  смотр  ночных насекомых,
населяющих соседний лес. Смотр внушительный.
     Только  теперь  нам  стало  понятно  все  тропическое  богатство  фауны
Мадагаскара.  В  Европе  невозможно получить и  десятой доли  такого  улова.
Богдан -  страстный и беспокойный зоолог.  Он носится как угорелый. Щеки его
горят.  Это его великий день,  до нас здесь никто не собирал насекомых.  Три
четверги добычи - новые виды, до сих пор никому не известные.
     Богдан -  жрец естественных наук и кровожадного божества,  он без конца
убивает,  но  притом сам так же  зачарован,  как и  его жертвы.  Его пленяет
мысль,  что далеко-далеко, туда, где течет холодная Висла, он отвезет щедрые
дары этой ночи.
     В  какой-то  момент хлынули на  лампу несколько десятков тысяч комаров.
Они буквально заполнили воздух,  но нас не трогают: это самцы, среди них нет
ни  одной злобной кусающей самки.  Какой же инстинкт объединил эту однополую
тучу и вытолкнул в пространство?  Нет времени для размышлений. Наше внимание
приковывает новое  явление.  Пауки не  поддаются влиянию света,  эти  подлые
разбойники пользуются слабостью других.  Недалеко от лампы, в полумраке, они
протянули свои сети. Вот стремящаяся к свету ночная бабочка попала в паутину
и  не  может выбраться.  Паук не  набрасывается на  нее сразу.  Он старается
быстро опутать ее новыми сетями. Ночная бабочка в отчаянии собирает силы и в
последний миг освобождается.
     Но   тут  происходит  странная  вещь.   Спасшаяся  бабочка  не  улетает
испуганно,  не проявляет никакого страха.  Она взлетает и  тут же садится на
белую  простыню.  Она  стала  нечувствительной к  ужасу смерти.  Чары  света
сильнее и значительнее гибели.
     Откуда-то  из глубины леса объявилось одно из чудес природы:  выроилось
гнездо термитов. Все больше их прилетает к нам. Мы различаем крупных самок и
более  мелких самцов.  Их  тоже  привлек свет.  Но  он  не  отуманил их,  не
приковал.  Термиты неспокойно носятся по простыне и чего-то ищут, тревожные,
подвижные,  удрученные.  Вот именно -  удрученные самым буйным законом своей
жизни, инстинктом размножения. И даже свет их не сдерживает. На наших глазах
у них отпадают крылышки, брачный наряд готов.
     Вблизи слышен приглушенный шепот и виден блеск многих глаз.  Наша лампа
привлекла жителей деревни.
     Из  мрака показалась девочка,  не больше девяти лет.  Она шла медленно,
несмело,  нерешительно,  пока  не  подошла  совсем  близко.  В  ее  больших,
красивых,  широко  раскрытых глазах невиданное изумление.  Девочка дрожит от
волнения. Она поддалась чарам света так же, как насекомые.
     Другие двинулись по ее следу,  подошли к  самой веранде,  стали в  двух
шагах от  манящей лампы.  Мужчины,  женщины,  даже  маленькие дети,  которых
приподымают старшие,  чтобы  они  могли  увидеть колдовство белого человека.
Блестят глаза,  сверкают зубы.  Стихийный прилет  насекомых вызвал  страшное
любопытство. Они внимательно пожирают глазами каждое движение Богдана. Когда
он собирает насекомых в  банку с ядом и умерщвляет их,  следуют возбужденные
замечания и  недовольство.  Шепот  часто  вздымается,  как  бурная волна,  и
доносятся слова  погромче,  затем ненадолго наступает внезапная тишина,  как
будто вся толпа поражена.
     Мы чувствуем себя как актеры на сцене перед зрительным залом.
     - Что  это за  слово,  которое они так часто повторяют?  -  опрашиваю у
Богдана.
     - Не мпакафу ли?
     - Правильно, мпакафу. Что оно может означать?
     - Может  быть,  колдун?  -  догадывается с  некоторым беспокойством мой
товарищ.
     - Снова не хватает нам учителя.
     - Ангел-хранитель Рамасо  должен поселиться вместе с  нами,  -  пошутил
Богдан.
     Вдруг какое-то мощное насекомое с громким шумом закружилось в воздухе и
затем село.  Богомолтисма -  один  из  самых внушительных видов этого типа и
один из самых чудовищных хищников. Садясь, богомол встряхивает всю простыню.
     Тисма всегда и везде пожирает других насекомых.  Но сейчас -  глазам не
верится - сплошная идиллия: богомол уселся рядом с аппетитной прялкой, почти
касаясь ее,  -  и  ничего.  Самое невероятное приключение этой  ночи,  самое
непонятное и таинственное явление природы:  богомол не схватил сидящую рядом
жертву.
     Он   поднял   над   головой   длинные   передние  лапы,   ощетинившиеся
смертоносными шипами,  и  движение это  не  лживо  -  богомол  действительно
молится.  Неподвижный, с поднятой головой, он вперил жадные глаза в лампу и,
обессиленный,  ослепленный  ее  блеском,  как  бы  отдает  почтительную дань
могучему божеству - свету.
     Вдруг -  что это? Мы затаили дыхание и прислушались. Из ближайшего леса
доносится мрачный  вой.  В  темноте  слышатся протяжные громкие  звуки.  Они
заполняют всю долину.  Заполняют не  то тоскливой жалобой,  не то просьбой о
помиловании.
     Это воют лемуры.  Воют на наш свет.  Свет разбудил их на горных склонах
соседнего леса.
     Прервав на минуту ночную охоту,  я вошел в кухню,  где наш повар Марово
мыл посуду после ужина.
     - Марово, - обращаюсь к нему, - что означает слово мпакафу?
     Внезапный ужас появился в  его  глазах.  Он  весь помертвел и  долго не
может опомниться от страха.
     - Ну, скажи! - настаиваю дружелюбно.
     - Не знаю, я ничего не знаю, - бормочет он дрожащим голосом.
     - Марово, не бойся! Не будь ребенком! Скажи, что оно значит.
     Но повар твердил одно и то же,  что ничего не знает, потом он замкнулся
в мрачном молчании и не стал отвечать ни на один вопрос.
     На  следующий день рано утром он  принес нам вкусный завтрак:  яичницу,
сухарики,  привезенные из Тананариве,  масло,  джем,  пучок сладких бананов,
ароматный кофе. После завтрака он старательно прибрал нашу хижину, состоящую
из одной большой комнаты, смахнул крошки с нашей незатейливой мебели - стола
и  нескольких грубо  сколоченных стульев;  затем  надел чистую рубаху,  стал
передо мной и торжественно попросил отпустить его немедленно.
     - Вот так сюрприз! - восклицаю я. - Почему так внезапно?
     Марово отвечает,  что у него страшно болит голова,  что в Мароанцетре у
него беременная жена,  что  заболели дети,  что  ночью ему приснился тесть и
звал его и он должен пойти к тестю...
     Разумеется,  я  не соглашаюсь.  Кречмер что есть духу мчится к  учителю
Рамасо и вскоре возвращается с ним.  Учитель взывает к совести повара, и это
дает желаемые результаты.  Марово,  все  еще  с  мрачным лицом,  соглашается
остаться и работать дальше. Для поднятия духа я прибавил ему жалованье.
     Теперь туча рассеялась.  Только с  лица Марово долго не сходила упрямая
забота,  и  на  следующий день наше меню уже  не  отличалось ни  вкусом,  ни
разнообразием, ни изобретательностью.
     - Так что означает в конце концов мпакафу? - спрашиваю учителя.
     - Не тревожьтесь!  -  утешает Рамасо. - Это нехорошее слово. Означает -
пожиратель сердец.
     - Звучит очень романтично!
     - Романтично  только  в   вашем   европейском  понимании.   Здесь   это
воспринимается буквально.  Пожиратель сердец  -  это  значит  белый  колдун,
который действительно вырывает сердца и поедает их.


        "КРОТКИЙ, СТРАШНЫЙ ДЕМОН"

     В  Амбинанитело мы познакомились с  особым миром духов;  жители деревни
неосмотрительно разместили их  повсюду вокруг  и  тем  самым  причинили себе
немало хлопот.
     Всевозможные духи  в  общем-то  не  отличаются привлекательностью.  Они
обитают в животных,  деревьях,  скалах,  в дебрях лесов,  но больше всего их
кружится в  воздухе.  Главным образом это  духи  предков.  Настроение у  них
весьма изменчивое,  к людям они редко относятся с приязнью,  чаще враждебно;
но с  ними можно поговорить и поторговаться.  Казалось бы,  жизнь коричневых
людей,  питающихся рисом, молоком кокосовых пальм и блеском солнечных лучей,
должна быть простой и беззаботной.  Нет!  Жизнь их сложна,  запутана и много
трудней, чем жизнь белых людей.
     Вот хамелеон.  Честнейшее создание в мире.  Святая душа, невозможнейший
растяпа, невинный пожиратель мушек. Он родственник ящериц, но куда ему до их
проворства!   Словно  в  жилах  его  течет  не  кровь,   а  столярный  клей:
передвигается он медленнее,  чем муха,  завязшая в меду. Испанская пословица
гласит:  замеченный хамелеон считается погибшим.  Удирать он не умеет. И все
же  природа снабдила это  беспомощное создание самыми необходимыми для жизни
органами,   чтобы  оно  не   вымерло  без  остатка.   В   вознаграждение  за
малоподвижные лапы  хамелеон получил весьма длинный язык,  которым он  ловит
насекомых,  не  приближаясь к  ним.  Если  насекомые не  садятся поблизости,
хамелеон  постыдно  голодает  или  предпринимает утомительное путешествие на
соседнюю ветку. Что и говорить, хлеб достается ему тяжело.
     У  хамелеона вкусное мясо,  поэтому у  него много врагов.  Он  вынужден
приспосабливаться к  окружающей природе.  Цвет  кожи у  него преимущественно
зеленоватый.  Всем известно:  хамелеон меняет цвет; иногда он это делает для
того,  чтобы  надежнее  укрыться,  но  чаще,  чтобы  выразить свои  чувства.
Хамелеон чувствует,  как  художник,  и  настроения свои передает расцветками
собственной кожи.
     Беспомощность любит облекаться в  личину храбрости,  и у хамелеона тоже
вид грозный и воинственный. Такое впечатление производит его огромная голова
с  громадным ртом,  который скорей напоминает пасть  прожорливой бестии.  На
голове у  него расположены какие-то странные шлемы,  фантастические колпаки,
торчат шишки,  похожие на  рога,  -  все  это для устрашения врагов.  Однако
хищные птицы вскоре обнаружили весь обман и  смеются над пугалом.  Но  страх
совсем неожиданно обуял другие существа - людей.
     В  лесах,  окружающих  Амбинанитело,  живет  рантутру.  Этот  хамелеон,
говорят,  не больше обычных мадагаскарских хамелеонов,  но обладает он якобы
страшной,  сверхъестественной силой.  Демон, вселившийся в рантутру, убивает
все живые существа,  неосторожно приблизившиеся к его укрытию.  С необоримой
силой притягивает он летящих в  воздухе птиц и пожирает их;  заблудившиеся в
лесной глуши звери не  могут противостоять его могуществу и  сами попадают в
пасть.  Горе человеку,  очутившемуся вблизи рантутру! Тайная сила притянет и
умертвит его.  Рантутру никогда не трогается с места,  но нагроможденные под
деревом кости его жертв обнаруживают мрачное обиталище.
     Вера в  рантутру так  сильна,  что  приобрела реальные формы и  живет в
Амбинанитело,  как живут дети и  взрослые,  как стоят их хижины,  как растут
бананы,  как течет река Антанамбалана. Тропинки, по которым люди пробираются
в глубь леса, далеко обходят опасные места. Влияние рантутру проникло даже в
селение и навлекло беду на несчастного жителя Амбинанитело - Бетрару.
     Мадагаскар -  родина более тридцати видов хамелеонов,  и путешественник
рано или поздно наткнется на эти чудища.  Мой хамелеон -  великан. Длина его
вместе с  хвостом около полуметра.  Украшают его  два  ряда светлых пятен на
боках,  а на носу у него два смешных продолговатых отростка.  Я привез его с
собой из  Мароанцетры и  уже  в  пути полюбил это тихое,  несмелое,  кроткое
животное. Он был хорошим попутчиком.
     Земли он не выносит. Когда я положил его на песок, он попытался убежать
- помчался со скоростью улитки,  пока не достиг куста, затем вскарабкался на
ветку и вот уже много дней терпеливо не трогается с места.  Когда я перестаю
писать и отрываю взгляд от бумаги,  глаза наши встречаются,  вернее оба моих
глаза  с  его  одним;  второй  глаз  независимо  от  первого  самостоятельно
обозревает окрестность, с грустью созерцая пляску слишком далеко находящихся
насекомых.
     Хочу проникнуть в ощущения жителей Амбинанитело,  хочу почувствовать их
ужас. Не получается: слишком крепко сидит во мне естествоиспытатель. Не вижу
в  хамелеоне демона  рантутру,  не  хватает  фантазии.  Пожалуйста,  я  могу
представить,  что предком его мог быть какой-нибудь гигантский ихтиозавр; но
мой  теперешний хамелеон всего лишь горбатый растяпа,  которого можно только
пожалеть.  Он смирный, удивительно дряхлый, полуокаменевший, может быть даже
страдающий и голодный - все, что хотите, но только не страшный.
     Как-то утром наступил важный момент:  перед хамелеоном уселась муха.  Я
напряг все  внимание и  преисполнился доброжелательностью до  такой степени,
что даже сердце заколотилось. Муха все еще сидит, но хамелеон медлит. Забыл,
что ли, сонная тетеря, что у него язык во рту?
     Нет,  не  забыл!  Вдруг,  точно  молния,  выскакивает из  пасти длинная
розовая глиста и так же молниеносно прячется. В мгновение ока мухи не стало:
липкий язык уволок ее в пропасть.
     Удивительная,  непостижимая ловкость!  И любопытно,  хамелеон продолжал
так  же  неподвижно сидеть,  как  и  сидел.  Ничем,  ни  движением  век,  ни
судорожным глотком он не выдал своего успеха,  не проявил интереса к мушиной
драме.
     Я начинаю постигать. В самом деле, невероятная двойственность уживается
в натуре хамелеона.  В неподвижном, беспомощном теле внезапный, молниеносный
хищный  язык  -   какая-то  западня,   небывалая,  исключительная  хитрость,
подстроенная природой, предательство почти сатанинское.


        "ЯРКАЯ СМЕРТЬ ХАМЕЛЕОНА"

     Каждое утро на рассвете,  когда на горных вершинах сияет уже солнце,  а
на склонах висит еще густое кольцо ночных облаков,  старик Бетрара срывается
и  совершает свою  ежедневную пробежку.  Он  мчится как  безумный через  все
селение Амбинанитело,  чтобы согреть озябшее за ночь тело и  выгнать из него
хворь.  Вот уже тридцать лет он каждый день старается согреть свое тело,  но
болезни изгнать не может: в нем сидит сам демон рантутру.
     Возле моей хижины Бетрара на минуту останавливается,  и  тогда я  вижу,
как он страдает Бетрара весь дрожит, дрожит беспрерывно ночью и днем.
     Сны в  долине Амбинанитело имеют силу божественного прорицания.  И  вот
тридцать лет назад Бетраре во  сне был дан наказ добыть зуб рантутру.  Он не
смел ослушаться.  Поборов страх,  он отправился в лес и действительно увидел
на ветке рантутру в  образе хамелеона.  Как правило,  демон рантутру убивает
все существа,  приблизившиеся к  нему.  Но  на этот раз он не убил человека.
Бетрара стащил его на землю,  задушил,  но, потеряв от волнения силы, тут же
заснул.  Проснувшись на следующий день,  он снова увидел сидящего на прежнем
месте живого рантутру. Бетрара в ужасе убежал в селение.
     Сны  упрямы.  Бетрару опять  приснился зуб,  и  на  следующий день  все
повторилось снова:  он пошел в лес,  задушил хамелеона вторично и без памяти
свалился под  деревом.  Но  что  поделаешь,  упорное животное ожило вместе с
Бетрарой.  Тогда обезумевший от  ужаса человек стал в  отчаянии рубить ножом
демона. Разрубил его в клочья и на беду себе раздробил в порошок его зубы.
     Рантутру убит,  но сон не сбылся:  несчастный безумец зуба не добыл,  а
только навлек на себя страшную месть духов.  С той поры вот уже тридцать лет
он  непрерывно  трясется  и  без  конца  взмахивает руками,  точно  кромсает
рантутру.  Поглупевший,  высохший,  как щепка,  в  лихорадке мчится он через
селение,  чтобы  уйти  от  наваждения.  Бетрара -  жертва мести мрачных сил,
объект презрения здоровых соседей, пугало для детей.
     Он виновник печальной судьбы хамелеона,  тихого друга, сидящего скромно
на  ветке  куста возле моей  хижины.  Однажды Бетрара заметил его  и  совсем
обезумел.  Подскочил и в бешенстве удар