ста раньше тебя, и тебе ничего не
останется.
   - Если так, тебе тем более незачем торопиться!
   - Кому? Мне? Да ведь я не за золотом! Я чиновник. Иду по служебному
делу. Бегу на ручей Индианки, чтобы произвести там перепись.
   - Эй ты, малютка! Куда спешишь? - окликнул Малыша другой. - Неужели
ты и вправду надеешься сделать заявку?
   - Я? - ответил Малыш. - Да я тот самый и есть, который открыл золотую
жилу на ручье Индианки. Теперь иду приглядеть, чтобы никто из проклятых
чечако не отнял у меня моего участка.
   В среднем золотоискатели по ровной дороге проходили три с половиной
мили в час. Смок и Малыш - четыре с половиной. Иногда они делали короткие
перебежки и тогда двигались еще быстрее.
   - Я решил оставить тебя без ног, - сказал Смок.
   - Ну, это ты врешь! - отозвался Малыш. - Я и без ног могу так
зашагать, что у твоих мокасин через час отлетят подметки. Хотя куда нам
торопиться, право не знаю. Я вот иду и прикидываю в уме. Каждая заявка на
ручье пятьсот футов. Допустим, что на каждую милю будет по десяти заявок.
Впереди шагает не меньше тысячи человек, а весь ручей не длиннее ста миль.
Вот и считай, сколько народа останется с носом. В том числе и мы с тобой.
   Прежде чем ответить Малышу, Смок неожиданно пошел быстрее и опередил
своего спутника шагов на десять.
   - Если бы ты помалкивал да прибавил бы шагу, мы живо обогнали бы
кое-кого из этой тысячи идущих впереди, - сказал Смок.
   - Кто? Я? Пусти меня вперед, я тебе покажу, что значит ходить
по-настоящему.
   Смок рассмеялся и снова перегнал Малыша. Теперь эта погоня за золотом
представлялась ему в новом свете. Ему припомнились известные слова одного
безумного философа о переоценке ценностей. И в самом деле: в эту минуту
ему гораздо важнее было перегнать Малыша, чем найти целое состояние. Он
пришел к заключению, что в игре самое важное - игра, а не выигрыш. Все
силы его души, его ума, его мускулов были направлены только на то, чтобы
победить этого человека, который за всю свою жизнь не прочел ни единой
книги и не мог бы отличить визга шарманки от оперной арии.
   - Погоди, Малыш, я тебя доконаю. С тех пор как я ступил на берег в
Дайе, каждая клеточка моего тела переродилась. Мясо у меня жилистое, как
клубок струн, и горькое, как яд гремучей змеи. Несколько месяцев назад я
бы многое отдал, чтобы выдумать такую новую фразу, но не мог. А теперь она
пришла сама собой, потому что я ее выстрадал. И когда я ее выстрадал, мне
незачем стало ее писать. Я теперь настоящий мужчина и могу дать хорошую
трепку всякому, кто заденет меня. Так и быть, пропускаю тебя вперед на
полчаса. Сделай, что можешь. А потом вперед пойду я и покажу тебе, как
надо ходить.
   - Ну, теперь держись, - добродушно посмеивался Малыш. - Прочь с
дороги ты, молокосос, и поучись у старших.
   Каждые полчаса они сменяли друг друга, устанавливая по очереди рекорд
быстроты. Разговаривали они мало. Им было тепло, потому что они шли
быстро, но дыхание застывало у них на губах. Они почти беспрерывно терли
рукавицами нос и щеки. Достаточно было не растирать лицо одну минуту, как
щеки и нос начинали неметь, и требовался новый энергичный массаж, чтобы
ощутить обжигающее покалывание вернувшегося кровообращения.
   Часто им казалось, что они уже обогнали всех, но впереди неизменно
обнаруживались путники, вышедшие из города раньше. Некоторые пытались не
отставать от Смока и Малыша, но это никому не удавалось, и, милю или две,
обескураженные соперники постепенно терялись во тьме позади.
   - Мы всю зиму в дороге, - объяснил Малыш, - а они раскисли, сидя
возле печки, и туда же - хотят состязаться с нами! Другое дело, если бы
они были настоящие старатели. Настоящий старатель умеет ходить.
   Смок зажег спичку и посмотрел на часы. Больше он не повторял этого:
мороз с такой злостью накинулся на его пальцы, что прошло полчаса, прежде
чем они собрались.
   - Четыре часа, - сказал он, надевая рукавицы. - Мы обогнали уже
триста человек.
   - Триста тридцать восемь, - поправил Малыш. - Я считал. Эй вы там,
уступите дорогу! Дайте возможность идти тому, кто умеет ходить.
   Это относилось к выбившемуся из сил человеку, который еле плелся
впереди, загораживая дорогу. Этот да еще такой же были единственными
неудачниками, которые попались им на пути, потому что Смок и Малыш
двигались почти впереди всех. Об ужасах этой ночи они узнали только
впоследствии. Обессиленные люди садились в снег, чтобы отдохнуть немного,
и больше уже не вставали. Насмерть замерзли только семеро, но сколько
ампутаций ног, рук, пальцев было произведено в доусонских больницах на
следующий день! Ночь великого похода на ручей Индианки была самая холодная
за всю эту зиму. На рассвете спиртовые термометры Доусона показывали
семьдесят пять градусов ниже нуля. Участники того похода были большей
частью новички и не имели представления о том, что такое мороз.
   Через несколько шагов наши путники обогнали еще одного ходока,
выбывшего из строя. Северное сияние, яркое как прожектор, охватило
полнеба, от горизонта до зенита. Он сидел у дороги на глыбе льда.
   - Вперед, сестрица! - весело крикнул ему Малыш. - Шевелись, а не то
замерзнешь.
   Человек ничего не ответил. Путники остановились, чтобы выяснить,
отчего он молчит.
   - Твердый, как кочерга, - объявил Малыш. - Толкни его, и он
переломится пополам.
   - Дышит ли он? - Смок снял рукавицу, и сквозь мех и фуфайку попытался
нащупать сердце.
   Малыш открыл одно ухо и приложил его к обледенелым губам человека.
   - Не дышит, - сказал он.
   - Сердце не бьется, - сказал Смок.
   Смок натянул рукавицу и долго хлопал рука об руку, прежде чем решился
снова снять рукавицу и зажечь спичку. На льдине сидел мертвый старик. При
беглом свете спички они разглядели длинную седую бороду, превратившуюся в
ледяную сосульку, щеки, побелевшие от холода, закрытые глаза, слипшиеся,
опушенные снегом ресницы. Спичка догорела.
   - Идем, - сказал Малыш, потирая ухо. - Покойнику ничем не поможешь. А
я отморозил ухо. Теперь слезет кожа, и оно будет ныть целую неделю.
   Несколько минут спустя, когда пылающая лента на горизонте неожиданно
брызнувшим светом озарила все небо, они увидели на льду, далеко впереди,
две быстро шагающие фигуры. Кроме них, кругом не было ни одной живой души.
   - Те двое - впереди всех, - сказал Малыш, когда снова спустилась
тьма. - Идем скорее, перегоним их.
   Но прошло полчаса, а Смок и Малыш все еще не нагнали двоих впереди.
Малыш уже не шел, а бежал.
   - Догнать мы их догоним, но перегнать все равно не удастся! -
задыхаясь, проговорил Малыш. - Ну и шагают! Это тебе не чечако! Готов
поклясться, это здешние старожилы.
   Они нагнали быстроногих ходоков, когда впереди был Смок. И Смок с
удовольствием пристроился к ним сзади. У него вдруг явилась уверенность,
что та из закутанных фигур, которая ближе к нему, женщина. Откуда взялась
эта уверенность, он не знал. Женщина была вся закутана в меха, и все-таки
что-то знакомое почудилось Смоку. Когда снова вспыхнуло северное сияние,
Смок успел разглядеть маленькие ножки в мокасинах и узнал походку,
которую, раз увидав, невозможно забыть.
   - Здорово шагает, - хрипло произнес Малыш. - Пари держу, что она
индианка.
   - Здравствуйте, мисс Гастелл! - сказал Смок.
   - Здравствуйте! - сказала она, повернув голову и бросив на него
быстрый взгляд. - Темно. Я ничего не вижу. Кто вы?
   - Смок.
   В морозном воздухе раздался смех, и Смок почувствовал, что ни разу в
жизни не слышал такого очаровательного смеха.
   - Ну как? Женились? Воспитываете детей, как тогда обещали? - И,
прежде чем он успел ответить, она продолжала: - Много ли чечако плетутся
за вами?
   - Несколько тысяч. Мы перегнали больше трехсот. И они не теряют
времени.
   - Старая история! - горько вздохнула девушка. - Пришлые люди занимают
самые богатые русла, а старожилы, которые так мужественно, с такими
страданиями создали эту страну, остаются ни с чем. Ведь они нашли золото
на Индианке и дали знать старожилам Морского Льва. Как об этом пронюхали
все, неизвестно. Морской Лев на десять миль дальше Доусона, и когда
старожилы придут на ручей Индианки, весь он будет занят доусонскими
чечако. Это несправедливо, возмутительно.
   - Да, это скверно, - согласился Смок. - Но, право же, с этим ничего
не поделаешь. Кто первый пришел, тот и нашел.
   - А все-таки я хотела бы что-нибудь предпринять, - с жаром
воскликнула она. - Я буду рада, если все они замерзнут по дороге или
что-нибудь ужасное случится с ними, только бы старожилы Морского Льва
пришли раньше!
   - Однако вы не очень любите нас! - рассмеялся Смок.
   - Ах, нет, совсем не то! - торопливо сказала она. - Но я знаю всех в
Морском Льве, каждого человека, и какие это люди! Сколько голодали они в
этом краю и как геройски работали! Вместе с ними мне пришлось пережить
тяжелые времена на Коюкуке, когда я была совсем маленькой девочкой. Мы
вместе голодали на Березовом ручье и на Сороковой Миле. Это герои, которые
заслужили награду. А тысячи желторотых новичков обгоняют их и оставляют ни
с чем. Ну, я умолкаю и прошу вас не сердиться на меня. Нужно беречь
дыхание, а то вы и ваши обгоните меня и отца.
   В течение часа Джой и Смок не сказали друг другу ни слова, но он
видел, что девушка изредка перешептывается с отцом.
   - Я узнал его, - сказал Малыш Смоку. - Этот Льюис Гастелл - из
настоящих. А девушка - его дочь. Он пришел сюда в незапамятные времена и
привез с собой девочку, грудного ребенка. Это он вместе с Битлсом пустил
первый пароход по Коюкуку.
   - Нам незачем обгонять их, сказал Смок. - Нас только четверо.
   Малыш согласился с ним, и они еще час шагали в полном молчании. В
семь часов утра, при последней вспышке северного сияния, они увидели
широкий проход между гор.
   - Ручей Индианки! - воскликнула Джой.
   - Чудеса! - воскликнул Малыш. - А по моим расчетам выходило, что мы
придем сюда только через полчаса. Ну и быстро же мы бежали.
   Здесь дорога, ведущая по Юкону к Дайе, поворачивала в обход торосов к
восточному берегу. Им пришлось сойти с хорошо накатанной дороги и шагать
между льдин по едва заметной тропинке, бегущей вдоль западного берега.
   Льюис Гастелл, шедший впереди, вдруг поскользнулся в темноте на
неровном льду и сел, схватившись обеими руками за лодыжку. Он с трудом
поднялся на ноги и, прихрамывая, медленно заковылял. Через несколько минут
он остановился.
   - Не могу идти дальше, - сказал он дочери. - Я растянул себе
сухожилие. Иди одна и сделай заявку за нас обоих.
   - Не можем ли мы вам помочь? - спросил Смок.
   Льюис Гастелл покачал головой.
   - Ей нетрудно застолбить два участка. А я поднимусь на берег, разведу
костер и перевяжу себе ногу. Обо мне не беспокойтесь. Иди, Джой, застолби
участок выше "Находки". Выше почва богаче.
   - Возьмите хоть бересты, - сказал Смок, разделив свой запас на две
равные части. - Мы позаботимся о вашей дочери.
   Льюис Гастелл хрипло рассмеялся.
   - Благодарю вас, - сказал он. - Она и сама о себе позаботится. Лучше
вы идите за нею. Она вам покажет дорогу.
   - Вы позволите мне идти впереди? - спросила она Смока. - Я знаю этот
край лучше, чем вы.
   - Ведите нас, галантно ответил Смок. - Я с вами согласен:
возмутительно, что мы, чечако, обгоняем жителей Морского Льва. А нет ли
здесь какой-нибудь другой дороги, чтобы от них избавиться?
   Она покачала головой.
   - Если мы пойдем другой дорогой, они все-равно, как стадо, побегут за
нами.
   Пройдя четверть мили, она вдруг круто повернула к западу, и Смок
заметил, что они теперь идут по девственному снегу. Однако ни он, ни Малыш
не обратили внимания на то, что едва заметная тропинка, по которой они
шли, по-прежнему ведет на юг. Если бы они видели, что сделал Льюис
Гастелл, оставшись один, вся история Клондайка приняла бы, пожалуй, другой
оборот. Старик, нисколько не хромая, побежал за ними, низко наклонив
голову, как собака, бегущая по следу. Он старательно утоптал и расширил
поворот в том месте, где они свернули на запад, а сам зашагал вперед по
старой дороге, ведущей к югу.
   Тропинка вела вверх по ручью, но она была так мало заметна, что
несколько раз они сбивались с пути. Через четверть часа Джой почему-то
выразила желание идти сзади и пропустила обоих мужчин вперед поочередно
прокладывать путь по снегу. Они двигались теперь так медленно, что
золотоискатели, шедшие по их следам, стали догонять их: к девяти часам,
когда стало светать, за ними тянулся огромный хвост. Темные глаза Джой
засверкали.
   - Сколько времени мы идем по этому ручью? - спросила она.
   - Два часа, - ответил Смок.
   - Да два часа на обратную дорогу! Итого четыре, - сказала она и
засмеялась. - Старожилы Морского Льва спасены!
   Смутное подозрение пронеслось в голове Смока. Он остановился и
посмотрел на девушку.
   - Я не понимаю, - сказал он.
   - Что ж, я вам объясню. Это Норвежский ручей. Ручей Индианки -
следующий к югу.
   Смок на мгновение онемел.
   - И вы это сделали намеренно? - спросил Малыш.
   - Да, намеренно, для того чтобы старожилы выиграли время.
   Она засмеялась. Смок взглянул на Малыша, и они оба захохотали.
   - Если бы женщины не были такой редкостью в этой стране, - сказал
Малыш, - я перекинул бы вас через колено и высек.
   - Значит, ваш отец не растянул себе жилу, а просто подождал, пока мы
скроемся из виду, и пошел дальше? - спросил Смок.
   Она кивнула.
   - И вы заманили нас на ложный путь?
   Она снова кивнула, и Смок весело захохотал. Это был смех человека,
открыто признавшего себя побежденным.
   - Почему вы на меня не сердитесь? - обиженно спросила она. - Или...
не побьете меня?
   - Надо возвращаться, - сказал Малыш. - У меня ноги мерзнут, когда мы
стоим.
   Смок покачал головой.
   - Значит, мы даром потеряли четыре часа. Я предлагаю идти вперед. Мы
прошли вверх по этому Норвежскому ручью миль восемь, и когда посмотришь
назад, видно, что мы довольно круто повернули к югу. Если мы пойдем прямо
и перемахнем через водораздел, мы выйдем на ручей Индианки где-нибудь
повыше "Находки". - Он посмотрел на Джой. - Не пойдете ли и вы? Я обещал
вашему отцу смотреть за вами.
   - Я... - она колебалась, - я пойду с вами, если вы ничего не имеете
против. - Она смотрела ему прямо в глаза и больше уже не смеялась. -
Право, мистер Смок, вы заставили меня пожалеть о том, что я сделала. Но
ведь должен же был кто-нибудь защитить интересы старожилов?
   - Я понял, что поход за золотом - это, в сущности, спортивное
состязание.
   - А я поняла, что вы оба хорошие спортсмены, - сказала она со вздохом
и прибавила: - Как жаль, что вы не старожилы!
   В продолжение двух часов они шли по замерзшему руслу Норвежского
ручья, а потом повернули к югу по узкому извилистому притоку. В полдень
они стали взбираться на перевал. Позади тянулась длинная цепь
золотоискателей, шедших по их следам. Кое-где с привалов поднимались уже
тонкие струйки дыма.
   Идти было трудно. Они брели по пояс в снегу и часто останавливались,
чтобы перевести дух. Малыш первый взмолился об отдыхе.
   - Мы уже целых двенадцать часов в пути, - сказал он. - Я устал. Вы
тоже. Я чертовски голоден и готов, как индеец, закусить сырой
медвежатиной. А эта бедная девушка свалится с ног, если не поест
чего-нибудь. Надо разложить костер. Что скажете?
   Они так быстро, ловко и так методически принялись устраивать
временную стоянку, что Джой, недоверчиво следившая за ними, должна была
признать, что и старожилы не справились бы лучше. Из еловых веток и одеял
был сооружен шалаш. Путники не подошли к огню, пока не растерли докрасна
своих щек и носов.
   Смок плюнул в воздух. Через секунду раздался звон упавшей льдинки.
   - Я сдаюсь, - сказал он. - Никогда еще я не видал такого мороза.
   - Была одна зима на Коюкуке, когда мороз достиг восьмидесяти шести
градусов, - заметила Джой. - Сейчас, должно быть, не меньше семидесяти или
семидесяти пяти. Я чувствую, что отморозила себе щеки. Они горят, как в
огне.
   Здесь, на горном склоне, не было льда. Поэтому они положили в таз
твердого, зернистого, как сахар, снегу и сварили кофе. Смок жарил свинину
и подогревал сухари, чтобы они оттаяли. Малыш поддерживал огонь. Джой
расставила две тарелки, две кружки, жестянку со смесью соли и перца и
жестянку с сахаром. Она и Смок ели из одной тарелки и пили из одной
кружки.
   Было уже около двух часов, когда они стали спускаться и попали на
какой-то приток ручья Индианки. Джой, которая теперь хотела, чтобы ее
спутники сделали заявки, боялась, что из-за нее они идут медленно, и
потребовала пропустить ее вперед. Она шла так быстро и ловко, что Малыш
пришел в восторг.
   - Посмотрите на нее! - воскликнул он. - Вот это женщина! Смотрите,
как мелькают ее мокасины. У нее нет высоких каблуков! Она пользуется
ногами, дарованными ей природой. Да, она годится в жены бравому охотнику
на медведей.
   Джой повернула голову и бросила благодарный взгляд, предназначенный
отчасти и для Смока. И Смок уловил дружеское чувство в этой улыбке и в то
же время отметил про себя, сколько женского заключено в этой дружелюбной
улыбке.
   Дойдя до ручья Индианки, они оглянулись и увидели длинную цепь
золотоискателей, с большим трудом тащившихся вниз с перевала.
   Они спустились с откоса в русло промерзшего до самого дна ручья; его
берега, аллювиального происхождения, доходили до восьми футов в вышину.
Лед был покрыт нетронутым снегом, и наши путники поняли, что они сошли в
ручей выше "Находки" и выше последних заявок старожилов Морского Льва.
   - Не попадите в родник! - крикнула Джой Смоку. - А то при
семидесятиградусном морозе вы останетесь без ног.
   Эти родники, обычные для Клондайка, не замерзают даже при самых
страшных морозах. Они образуют лужи, замерзающие сверху и прикрытые
снегом. Вот почему, ступая по сухому снегу, можно неожиданно провалиться в
воду по колено. Если в течение пяти минут не переменить промокшую обувь,
ноги придется отнимать.
   Уже в три часа дня начались долгие серые северные сумерки. Наши
спутники стали искать сухое дерево, которое должно было означать
центральный столб последней заявки. Джой, увлекающаяся и живая, первая
увидела его. Она побежала вперед и закричала:
   - Здесь уже кто-то был! Посмотрите на снег! Вот зарубка на этой елке!
   И вдруг по пояс провалилась в снег.
   - Я попалась! - жалобно закричала она. - Не подходите ко мне. Я сама
выберусь.
   Шаг за шагом, проламывая тонкую корочку льда, прикрытую сухим снегом,
она выбралась на более прочный лед. Смок, не теряя времени, побежал на
берег в кусты, куда весенние ручьи нанесли много валежника. Этот валежник,
казалось, только ждал спички, чтобы вспыхнуть. Когда Джой подошла к Смоку,
костер уже разгорался.
   - Сядьте! - скомандовал он.
   Она послушно села в снег. Он сбросил мешок со спины и постлал ей под
ноги одеяло.
   Сверху донеслись голоса золотоискателей, следовавших за ними.
   - Пусть Малыш пойдет вперед и поставит столбы, - посоветовала Джой.
   - Иди, Малыш, - сказал Смок, снимая с нее заледеневшие мокасины. -
Отшагай тысячу футов и поставь два столба. Угловые столбы поставим потом.
   Смок перочинным ножиком срезал завязки с мокасин Джой. Они так
замерзли, что скрипели и визжали под ножом. Сивашские чулки и тяжелые
шерстяные носки обледенели. Казалось, будто вся нога вложена в железный
футляр.
   - Ну, как нога? - спросил он, продолжая работать.
   - Я ее не чувствую. Не могу шевельнуть пальцами. Но все обойдется.
Огонь чудесно горит. Сами не отморозьте себе рук. Должно быть, пальцы у
вас уже онемели.
   Он снял рукавицы и стал голыми руками хлопать себя по бедрам. Когда
кровообращение в пальцах восстановилось, он снова принялся разувать
девушку. Вот обнажилась белая кожа сначала одной, потом другой ноги,
предоставленная укусам семидесятиградусного мороза.
   Смок с яростью принялся растирать ее ноги снегом. Наконец Джой
откинулась, зашевелила пальцами и радостно пожаловалась на боль.
   Она подползла с его помощью к огню.