ждал, когда они подойдут. А потом взрослые  стали
замечать, что при виде детей в глазах Белого Клыка появляется  довольное
выражение, которое уступало  место  чему-то  вроде  легкой  досады,  как
только они оставляли его для других игр.
   Много нового пришлось постичь Белому Клыку, но на все это  потребова-
лось время. Следующее место после детей Белый Клык отводил судье Скотту.
Объяснялось это двумя причинами: во-первых, хозяин, очевидно, очень  це-
нил его, во-вторых, судья Скотт был человек сдержанный. Белый Клык любил
лежать у его ног, когда судья читал газету на просторной веранде. Взгляд
или слово, изредка брошенные в сторону Белого Клыка, говорили  ему,  что
судья Скотт замечает его присутствие и умеет дать почувствовать это  без
всякой навязчивости. Но так бывало,  когда  хозяин  куда-нибудь  уходил.
Стоило только ему показаться, и весь остальной мир переставал  существо-
вать для Белого Клыка.
   Белый Клык позволял всем членам семьи Скотта гладить и ласкать  себя,
но ни к кому из них он не относился так, как к хозяину. Никакие ласки не
могли вызвать любовных ноток в его  рычании.  Как  ни  старались  родные
Скотта, никому из них не удалось заставить Белого Клыка прижаться к себе
головой. Этим выражением безграничного доверия, подчинения и преданности
Белый Клык удостаивал одного Уидона Скотта. В сущности говоря, остальные
члены семьи были для него не чем иным, как хозяйской собственностью.
   Точно так же Белый Клык очень рано почувствовал разницу между членами
семьи хозяина и слугами. Слуги боялись его, а он, со своей стороны, воз-
держивался от нападений на этих людей только потому, что считал их  тоже
хозяйской собственностью. Между ними и Белым Клыком поддерживался  нейт-
ралитет, и только. Они варили обед для хозяина, мыли посуду и  исполняли
всякую другую работу, точно так же как на Клондайке все это делал  Мэтт.
Короче говоря, слуги входили необходимой составной  частью  в  жизненный
уклад Сиерра-Висты.
   Много нового пришлось узнать Белому Клыку и  за  пределами  поместья.
Владения хозяина были широки и обширны, но и  они  имели  свои  границы.
Около СиерраВисты проходило шоссе. За ним начинались общие владения всех
богов - дороги и улицы. Личные же их владения стояли за изгородями.  Все
это управлялось бесчисленным множеством законов, которые диктовали Бело-
му Клыку его поведение, хотя он и не понимал языка богов  и  мог  знако-
миться с их законами только на основании собственного опыта. Он действо-
вал сообразно своим инстинктам до тех пор, пока не сталкивался  с  одним
из людских законов. После нескольких таких столкновений Белый Клык  пос-
тигал закон и больше никогда не нарушал его.
   Но сильнее всего действовали на Белого Клыка строгие нотки  в  голосе
хозяина и наказующая рука хозяина. Белый Клык любил своего  бога  безза-
ветной любовью, и его строгость причиняла ему такую боль, какой не могли
причинить ни Серый Бобр, ни Красавчик Смит. Их побои были ощутимы только
для тела, а дух, гордый, неукротимый дух Белого  Клыка  продолжал  буше-
вать. Удары нового хозяина были чересчур слабы, чтобы причинить боль,  и
все-таки они проникали глубже. Хозяин выражал  свое  неодобрение  Белому
Клыку и этим уязвлял его в самое сердце.
   В сущности говоря, Белому Клыку не так уж часто попадало от  хозяина.
Хозяйского голоса было вполне достаточно; по этому голосу Белый Клык су-
дил, правильно он поступает или нет, к нему приноравливал  свое  поведе-
ние, поступки. Этот голос был для него компасом, по которому он  направ-
лял свой путь, компасом, который помогал ему знакомиться с новой страной
и новой жизнью.
   На Севере единственным прирученным  животным  была  собака.  Все  ос-
тальные жили на воле и являлись законной  добычей  каждой  собаки,  если
только она могла с ней справиться. Раньше Белому Клыку часто приходилось
промышлять охотой, и ему было невдомек, что на Юге дело обстоит  по-ино-
му. Убедился он в этом в самом начале своего пребывания  в  долине  Сан-
та-Клара. Гуляя как-то рано утром около дома,  он  вышел  из-за  угла  и
наткнулся на курицу, убежавшую с птичьего двора. Вполне понятно, что ему
захотелось съесть ее. Прыжок, сверкнувшие зубы, испуганное кудахтанье  -
и отважная путешественница встретила свой конец. Курица была хорошо  от-
кормленная, жирная и нежная на вкус; Белый Клык облизнулся и решил,  что
еда попалась неплохая. В тот же день он набрел около конюшни еще на одну
заблудшую курицу. На выручку ей прибежал конюх.  Не  зная  нрава  Белого
Клыка, он захватил с собой для устрашения тонкий хлыстик. После  первого
же удара Белый Клык оставил курицу и бросился на человека. Его можно бы-
ло бы остановить палкой, но не хлыстом. Второй удар, встретивший его  на
середине прыжка, он принял молча, не дрогнув от боли.  Конюх  вскрикнул,
шарахнулся назад от прыгнувшей ему на грудь собаки, уронил хлыст,  схва-
тился за шею руками. В результате рука его была располосована  от  локтя
вниз до самой кости.
   Конюх страшно перепугался. Его ошеломила не столько злоба Белого Клы-
ка, сколько то, что он бросился молча, не залаяв, не зарычав. Все еще не
отнимая искусанной и залитой кровью руки от лица и  горла,  конюх  начал
отступать к сараю. Не появись на сцене Колли, ему бы несдобровать. Колли
спасла конюху жизнь, так же как в свое время она спасла жизнь  Дику.  Не
помня себя от ярости, овчарка кинулась на Белого  Клыка.  Она  оказалась
умнее слишком доверчивых богов. Все ее подозрения оправдались: это  гра-
битель! Он снова принялся за свои старые проделки! Он неисправим!
   Конюх убежал на конюшню, а Белый Клык начал отступать перед свирепыми
зубами Колли, кружась и подставляя под ее укусы то одно, то другое  пле-
чо. Но Колли продолжала донимать его, не ограничиваясь на этот раз обыч-
ным наказанием. Ее волнение и злоба разгорались с каждой  минутой,  и  в
конце концов Белый Клык забыл все свое достоинство и удрал в поле.
   - Он не будет охотиться на кур, - сказал хозяин,  -  но  сначала  мне
нужно застать его на месте преступления.
   Случай представился два дня спустя, но хозяин  даже  не  предполагал,
каких размеров достигнет это преступление. Белый Клык внимательно следил
за птичьим двором и его обитателями. Вечером, когда куры уселись на  на-
сест, он взобрался на груду недавно привезенного теса, перепрыгнул отту-
да на крышу курятника, перелез через ее гребень и соскочил на землю. Се-
кундой позже в курятнике началось смертоубийство.
   Утром, когда хозяин вышел на веранду, глазам его предстало любопытное
зрелище: конюх выложил на траве в один ряд  пятьдесят  зарезанных  белых
леггорнов. Скотт тихо засвистал, сначала от удивления, потом от  востор-
га. Глазам его предстал также и Белый Клык, который не выказывал ни  ма-
лейших признаков смущения или сознания  собственной  вины.  Он  держался
очень горделиво, как будто и в самом деле совершил  поступок,  достойный
всяческих похвал. При мысли о предстоящей ему неприятной  задаче  хозяин
сжал губы; затем он резко заговорил с безмятежно настроенным  преступни-
ком, и в голосе его - голосе бога - слышался гнев. Больше  того:  хозяин
ткнул Белого Клыка носом в зарезанных кур и ударил его кулаком.
   С тех пор Белый Клык уже не совершал налетов на курятник. Куры  охра-
нялись законом, и Белый Клык понял это. Вскоре хозяин взял его  с  собой
на птичий двор. Как только живая птица засновала чуть ли  не  под  самым
носом у Белого Клыка, он сейчас же приготовился к прыжку. Это было впол-
не естественное движение, но голос хозяина  заставил  его  остановиться.
Они пробыли на птичьем дворе с полчаса. И каждый раз, когда Белый  Клык,
поддаваясь инстинкту, бросался за  птицей,  голос  хозяина  останавливал
его. Таким образом он усвоил еще один закон и тут же, не выходя из этого
птичьего царства, научился не замечать его обитателей.
   - Такие охотники на кур неисправимы,  -  грустно  покачивая  головой,
проговорил за завтраком судья Скотт, когда сын рассказал ему  об  уроке,
преподанном Белому Клыку. - Стоит им только повадиться на птичий двор  и
попробовать вкус крови... - И он снова с грустью покачал головой.
   Но Уидон Скотт не соглашался с отцом.
   - Знаете, что я сделаю? - сказал он наконец. - Я запру Белого Клыка в
курятнике на целый день.
   - Что же будет с курами! - запротестовал отец.
   - Больше того, - продолжал сын, - за каждую задушенную курицу я плачу
золотой доллар.
   - На папу тоже надо наложить какой-нибудь штраф, - вмешалась Бэт.
   Сестра поддержала ее, и все сидевшие за  столом  хором  одобрили  это
предложение. Судья не стал возражать.
   - Хорошо! - Уидон Скотт на минуту задумался. - Если к концу дня Белый
Клык не тронет ни одного куренка, за каждые десять минут, проведенные им
на птичьем дворе, вы скажете ему совершенно  серьезным  и  торжественным
голосом, как в суде во время оглашения приговора: "Белый Клык, ты умнее,
чем я думал".
   Выбрав такие места, где их не было видно, все члены семьи  приготови-
лись наблюдать за событиями. Но им пришлось потерпеть сильное  разочаро-
вание. Как только хозяин ушел со двора. Белый Клык лег и  заснул.  Потом
проснулся и подошел к корыту напиться. На кур он не обращал ни малейшего
внимания - они для него не существовали. В четыре часа он прыгнул с раз-
бега на крышу курятника, соскочил на землю по другую сторону и степенной
рысцой побежал к дому. Он усвоил новый закон. И судья Скотт, к  великому
удовольствию всей семьи, собравшейся на веранде,  торжественным  голосом
сказал шестнадцать раз подряд: "Белый Клык, ты умнее, чем я думал".
   Но многообразие законов очень часто сбивало Белого Клыка  с  толку  и
повергало его в немилость. В конце концов он  твердо  уяснил  себе,  что
нельзя трогать и кур, принадлежащих другим богам. То же самое относилось
к кошкам, кроликам и индюшкам. Откровенно говоря, после первого ознаком-
ления с этим законом у него создалось впечатление, что все живые сущест-
ва неприкосновенны. Перепелки вспархивали на лугу из-под самого его носа
и улетали невредимыми. Белый Клык дрожал всем телом, но все же смирял  в
себе инстинктивное желание схватить птицу. Он повиновался воле богов.
   Но вот однажды ему пришлось увидеть, как Дик спугнул на  лугу  зайца.
Хозяин тоже видел это и не только не вмешивался, но даже подстрекал  Бе-
лого Клыка присоединиться к погоне. Таким образом. Белый Клык узнал, что
новый закон не распространяется на зайцев, и в конце концов  усвоил  его
целиком. С домашними животными надо жить в мире. Если дружба с  ними  не
ладится, то нейтралитет следует поддерживать во всяком случае. Но другие
животные - белки, перепела и зайцы, не порвавшие связи с лесной глушью и
не покорившиеся человеку, - законная добыча каждой собаки. Боги защищали
только ручных животных и не позволяли им враждовать  между  собой.  Боги
были властны в жизни и смерти своих подданных и  ревниво  оберегали  эту
власть.
   Жизнь в Сиерра-Висте была далеко не так проста, как на Севере.  Циви-
лизация требовала от Белого Клыка прежде всего власти над самим собой  и
выдержки - той уравновешенности, которая неосязаема, словно паутинка,  и
в то же время тверже стали. Жизнь здесь была тысячелика,  и  Белый  Клык
соприкасался с ней во всем ее многообразии. Так, когда  ему  приходилось
бежать вслед за хозяйской коляской по городу Сан-Хосе или ждать  хозяина
на улице, жизнь текла мимо него глубоким, необъятным потоком, непрестан-
но требуя мгновенного приспособления к своим законам и почти всегда зас-
тавляя его заглушать в себе все естественные порывы.
   В городе он видел мясные лавки, в которых прямо  перед  носом  висело
мясо. Но трогать его не разрешалось. В домах, куда заходил хозяин,  были
кошки, которых тоже следовало оставлять в покое.  А  собаки  встречались
повсюду, и драться с ними было нельзя, хоть они рычали  на  него.  Кроме
того, по тротуарам сновало бесчисленное множество людей, чье внимание он
привлекал к себе. Люди останавливались, показывали на него  Друг  другу,
разглядывали его со всех сторон, заговаривали с ним  и,  что  было  хуже
всего, трогали его руками. Приходилось терпеливо выносить  прикосновение
чужих рук, но терпением Белый Клык уже успел запастись.  Он  сумел  даже
преодолеть свою неуклюжую застенчивость и с высокомерным видом  принимал
все знаки внимания, которыми наделяли его незнакомые боги. Они снисходи-
ли до него, и он отвечал им тем же. И все же в Белом Клыке  было  что-то
такое, что препятствовало слишком фамильярному обращению с ним. Прохожие
гладили его по голове и отправлялись дальше, довольные собственной  сме-
лостью.
   Но Белому Клыку не всегда удавалось отделаться так легко.  Когда  хо-
зяйская коляска проезжала предместьями Сан-Хосе, мальчишки, попадавшиеся
на пути, встречали его камнями. Белый Клык знал, что догнать их и разде-
латься с ними как следует нельзя. Приходилось поступать вопреки инстинк-
ту самосохранения, и он, заглушая в себе голос инстинкта, становился ма-
лопомалу совсем ручной, цивилизованной собакой.
   И все же такое положение дел не совсем  удовлетворяло  Белого  Клыка,
хоть он и не знал, что такое беспристрастие и честность. Но каждое живое
существо до известной степени обладает чувством справедливости, и Белому
Клыку трудно было примириться с тем, что ему не позволяют защищаться  от
этих мальчишек. Он забыл, что договор, заключенный между ним  и  богами,
обязывал последних заботиться о нем и охранять его. И вот однажды хозяин
выскочил из коляски с хлыстом в руках и как следует  проучил  сорванцов.
После этого они перестали бросаться камнями, и Белый Клык  все  понял  и
почувствовал полное удовлетворение.
   Вскоре Белому Клыку пришлось испытать другой подобный же случай. Око-
ло салуна, мимо которого он пробегал по дороге в город, всегда слонялись
три пса, взявшие себе за правило бросаться на него. Зная, чем  кончаются
все схватки Белого Клыка с собаками, хозяин  неустанно  втолковывал  ему
закон, запрещающий драки. Белый Клык хорошо усвоил этот закон и,  пробе-
гая мимо салуна на перекрестке, всегда попадал в очень неприятное  поло-
жение. Его злобное рычание сейчас же отгоняло всех трех собак на прилич-
ную дистанцию, но они продолжали свою погоню издали,  лаяли,  оскорбляли
его. Так продолжалось довольно долгое время. Посетители салуна даже  по-
ощряли собак и как-то раз совершенно открыто натравили их на Белого Клы-
ка. Тогда хозяин остановил коляску.
   - Взять их! - сказал он Белому Клыку.
   Белый Клык не поверил собственным ушам. Он посмотрел на хозяина, пос-
мотрел на собак. Потом еще раз бросил на хозяина вопросительный  и  тре-
вожный взгляд.
   Тот кивнул головой.
   - Возьми их, старик! Задай им как следует! Белый  Клык  отбросил  все
колебания. Он повернулся и молча кинулся на врагов. Те не отступили. На-
чалась свалка. Собаки лаяли, рычали, лязгали  зубами.  Вставшая  столбом
пыль заслонила поле битвы. Но через несколько минут две собаки  уже  би-
лись на дороге в предсмертных судорогах, а третья бросилась наутек.  Она
перепрыгнула канаву, проскочила сквозь изгородь и убежала в поле.  Белый
Клык мчался за ней совершенно бесшумно, как настоящий волк,  не  уступая
волку и в быстроте, и на середине поля настиг и прикончил ее.
   Это тройное убийство положило конец его неладам  с  чужими  собаками.
Слух о происшествии разнесся по всей долине, и  люди  стали  следить  за
тем, чтобы их собаки не приставали к бойцовому волку.


   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   ГОЛОС КРОВИ

   Месяцы шли один за другим. Еды на Юге было вдоволь, работы от  Белого
Клыка не требовали, и он вошел в тело, благоденствовал и  был  счастлив.
Юг стал для Белого Клыка не только географической точкой - он жил на Юге
жизни. Человеческая ласка согревала его, как  солнце,  и  он  расцветал,
словно растение, посаженное в добрую почву.
   И все-таки между Белым Клыком и собаками чувствовалась какая-то  раз-
ница. Он знал все законы даже лучше своих собратьев, которым не приходи-
лось жить в других условиях, и соблюдал их с большей точностью, - и  тем
не менее свирепость не изменяла ему, как будто Северная  глушь  все  еще
держала его в своей власти, как будто волк, живший в нем, только  задре-
мал на время.
   Белый Клык не дружил с собаками. Он всегда был одиночкой и намеревал-
ся держаться в стороне от своих собратьев и впредь. С первых  лет  своей
жизни, омраченных враждой с Лип-Липом и со всей сворой щенков, и  за  те
месяцы, которые ему пришлось провести у  Красавчика  Смита,  Белый  Клык
возненавидел собак. Жизнь его уклонилась от нормального  течения,  и  он
сблизился с человеком, отдалившись от своих сородичей.
   Кроме того, на Юге собаки относились к Белому Клыку с большой  подоз-
рительностью: он будил в них инстинктивный страх перед Северной  глушью,
и они встречали его лаем и рычанием, в котором слышалась  ненависть.  Он
же, со своей стороны, понял, что кусать их совсем  необязательно.  Оска-
ленные клыки и злобно вздрагивающие губы действовали безошибочно и оста-
навливали почти любую разъяренную собаку.
   Но жизнь послала Белому Клыку испытание, и этим испытанием была  Кол-
ли. Она не давала ему ни минуты покоя. Закон не обладал для нее такой же
непреложной силой, как для Белого Клыка, и Колли противилась всем попыт-
кам хозяина заставить их подружиться. Ее злобное, истеричное рычание не-
отвязно преследовало Белого Клыка: Колли не могла простить ему историю с
курами и была твердо уверена в преступности всех его намерений. Она  на-
ходила вину там, где ее еще и не было. Она отравляла  Белому  Клыку  су-
ществование, следуя за ним по пятам, как полисмен, и стоило  ему  только
бросить любопытный взгляд на голубя или курицу,  как  овчарка  поднимала
яростный, негодующий лай. Излюбленный способ Белого Клыка отделаться  от
нее заключался в том, что он ложился на землю, опускал голову на  перед-
ние лапы и притворялся спящим. В таких случаях  она  всегда  терялась  и
сразу умолкала.
   За исключением неприятностей с Колли, все остальное шло гладко. Белый
Клык научился сдерживать себя, твердо усвоил законы. В характере его по-
явились положительность, спокойствие, философское терпение. Среда перес-
тала быть враждебной ему. Предчувствия опасности, угрозы боли  и  смерти
как не бывало. Малопомалу исчез и ужас перед неизвестным, подстерегавшим
его раньше на каждом шагу. Жизнь стала спокойной  и  легкой.  Она  текла
ровно, не омрачаемая ни страхами, ни враждой.
   Ему не хватало снега, но сам он не понимал этого. "Как затянулось ле-
то!" - подумал бы, вероятно. Белый Клык, если бы мог так подумать.  Пот-
ребность в снеге была смутная, бессознательная. Точно так  же  в  летние
дни, когда солнце жгло безжалостно, он испытывал легкие  приступы  тоски
по Северу. Но тоска эта проявлялась только в беспокойстве, причины кото-
рого оставались неясными ему самому.
   Белый Клык никогда не отличался экспансивностью. Он прижимался  голо-
вой к хозяину, ласково ворчал и только такими способами выражал свою лю-
бовь. Но вскоре ему пришлось узнать и третий способ.  Он  не  мог  оста-
ваться равнодушным, когда боги смеялись. Смех приводил его в  бешенство,
заставлял терять рассудок от ярости. Но на хозяина  Белый  Клык  не  мог
сердиться, и, когда тот начал однажды добродушно подшучивать и  смеяться
над ним, он растерялся. Прежняя злоба поднималась в нем, но на этот  раз
ей приходилось бороться с любовью. Сердиться он не мог, - что же ему бы-
ло делать? Он старался сохранить величественный вид, но хозяин захохотал
громче. Он набрался еще больше величия, а хозяин все хохотал и  хохотал.
В конце концов Белый Клык сдался. Верхняя губа у него дрогнула,  обнажив
зубы, и глаза загорелись не то лукавым, не то любовным  огоньком.  Белый
Клык научился смеяться.
   Научился он и играть с хозяином: позволял валить себя с ног,  опроки-
дывать на спину, проделывать над собой всякие шутки, а  сам  притворялся
разъяренным, весь ощетинивался, рычал и лязгал зубами,  делая  вид,  ч