слегка
ощетинился. Даже сейчас можно было  спасти  положение.  Продолжай  Бэсик
стоять с высоко поднятой головой, грозно поглядывая на противника, Белый
Клык в конце концов удрал бы. Но ноздри Бэсику щекотал запах свежего мя-
са, и, не удержавшись, он схватил кость.
   Этого Белый Клык не смог перенести. Господство над товарищами по  уп-
ряжке было еще свежо в его памяти, и он уже не мог  совладать  с  собой,
глядя, как другая собака пожирает  принадлежащее  ему  мясо.  По  своему
обыкновению он кинулся на Бэсика, не дав тому опомниться. После  первого
же укуса правое ухо у старого пса повисло клочьями. Внезапность  нападе-
ния ошеломила его. Но немедленно вслед за этим и с такой же внезапностью
последовали еще более печальные события: Бэсик был сбит с  ног,  на  шее
его зияла рана. Не дав старику подняться, молодая собака дважды  рванула
его за плечо. Стремительность нападения была поистине ошеломляющей.  Бэ-
сик кинулся на Белого Клыка, но зубы его только яростно щелкнули в  воз-
духе. В следующую же минуту нос у Бэсика оказался располосованным, и он,
шатаясь, отступил прочь.
   Положение круто изменилось. Над костью стоял грозно ощетинившийся Бе-
лый Клык, а Бэсик держался поодаль, готовясь в любую  минуту  отступить.
Он не осмеливался затеять драку с молодым, быстрым, как молния,  против-
ником. И снова, с еще большей горечью, Бэсик почувствовал приближающуюся
старость. Его попытка сохранить достоинство была  поистине  героической.
Спокойно повернувшись спиной к молодой собаке и лежавшей на земле кости,
как будто и то и другое совершенно не заслуживало внимания, он величест-
венно удалился. И только тогда, когда Белый Клык уже не мог видеть  его,
Бэсик лег на землю и начал зализывать свои раны.
   После этого случая Белый Клык окончательно уверовал в себя и  возгор-
дился. Теперь он спокойно расхаживал среди взрослых собак, стал  не  так
уступчив. Не то чтобы он искал поводов для ссоры, далеко нет, - он  тре-
бовал внимания к себе. Он отстаивал свои права и не хотел отступать  пе-
ред другими собаками. С ним приходилось считаться, вот и все.  Никто  не
смел пренебрегать им. Это участь щенят, и мириться с такой участью  при-
ходилось всей упряжке, щенки сторонились взрослых собак, уступали им до-
рогу, а иногда были вынуждены отдавать им свою  долю  мяса.  Но  необщи-
тельный, одинокий, угрюмый, грозный, чуждающийся  всех  Белый  Клык  был
принят как равный в среду взрослых собак. Они быстро поняли, что его на-
до оставить в покое, не объявляли ему войны и не делали попыток завязать
с ним дружбу. Белый Клык платил им тем же, и после нескольких стычек со-
баки убедились, что такое положение дел устраивает всех как нельзя  луч-
ше.
   В середине лета с Белым Клыком произошел неожиданный случай. Пробегая
своей бесшумной рысцой в конец поселка, чтобы обследовать там новый виг-
вам, поставленный, пока он уходил с индейцами на охоту за  лосем.  Белый
Клык наткнулся на Кичи. Он остановился и посмотрел  на  нее.  Он  помнил
мать смутно, все-таки помнил, а Кичи забыла сына.  Грозно  зарычав,  она
оскалила на него зубы, и Белый Клык вспомнил все. Детство и  то,  о  чем
говорило это рычание, предстало перед ним. До встречи с богами Кичи была
для Белого Клыка центром вселенной. Старые чувства вернулись и  овладели
им. Он подскочил к матери, но она встретила его оскаленной пастью и рас-
порола ему скулу до самой кости. Белый Клык не понял, что  произошло,  и
растерянно попятился назад, ошеломленный таким приемом.
   Но Кичи была не виновата. Волчицы забывают своих волчат, которым  ис-
полнился год или больше года. Так и Кичи забыла Белого Клыка. Он был для
нее незнакомцем, чужаком, и выводок, которым она обзавелась за это  вре-
мя, давал ей право враждебно относиться к таким незнакомцам.
   Один из ее щенков подполз к Белому Клыку. Сами того не зная, они при-
ходились друг другу сводными братьями. Белый Клык с любопытством обнюхал
щенка, за что Кичи еще раз наскочила на него и располосовала ему  морду.
Белый Клык попятился еще дальше. Все старые воспоминания, воскресшие бы-
ло в нем, снова умерли и превратились в прах. Он смотрел на Кичи,  кото-
рая лизала своего детеныша и время от времени поднимала голову и рычала.
Теперь Кичи была не нужна Белому Клыку. Он научился обходиться без нее и
забыл, чем она была дорога ему. В его мире не осталось места  для  Кичи,
так же как и в ее мире не осталось места для Белого Клыка.
   Воспоминаний как не бывало - он стоял растерянный, ошеломленный  всем
случившимся. И тут Кичи метнулась к нему в третий раз,  прогоняя  его  с
глаз долой. Белый Клык покорился. Кичи была самка, а по закону, установ-
ленному его породой, самцы не должны драться с  самками.  Он  ничего  не
знал об этом законе, он постиг его не на основании жизненного  опыта,  -
этот закон был подсказан ему инстинктом, тем самым  инстинктом,  который
заставлял его выть на луну, на ночные звезды, бояться смерти и неизвест-
ного.
   Месяцы шли один за другим. Сил у Белого Клыка  все  прибавлялось,  он
становился крупнее, шире в плечах, а характер его развивался по тому пу-
ти, который предопределяли наследственность и  окружающая  среда.  Белый
Клык был создан из материала, мягкого, как глина, и таившего в себе мно-
го всяких возможностей. Среда лепила из этой  глины  все,  что  ей  было
угодно, придавая ей любую форму. Так, не подойди Белый  Клык  на  огонь,
зажженный человеком. Северная глушь сделала бы из него настоящего волка.
Но боги даровали ему другую среду, и из Белого Клыка получилась  собака,
в которой было много волчьего, и все-таки это была собака, а не волк.
   И вот под влиянием окружающей обстановки податливый материал, из  ко-
торого был сделан Белый Клык, принял определенную форму. Это было  неиз-
бежно. Он становился все угрюмее, злее, он сторонился своих собратьев. И
они поняли, что с ним лучше жить в мире, чем враждовать,  а  Серый  Бобр
день ото дня все больше и больше ценил его.
   Но возмужалость не освободила Белого Клыка от одной слабости:  он  не
терпел, когда над ним смеялись. Человеческий смех выводил его  из  себя.
Люди могли смеяться между собой над чем угодно, и он не обращал  на  это
внимания. Но стоило кому-нибудь засмеяться над ним, как  он  приходил  в
ярость: степенная, полная достоинства собака неистовствовала до нелепос-
ти. Смех так озлоблял ее, что она превращалась в сущего дьявола. И  горе
тем щенкам, которые попадались Белому Клыку в эти минуты! Он слишком хо-
рошо знал закон, чтобы вымещать злобу на Сером Бобре; Серому Бобру помо-
гали палка и ум, а у щенков  не  было  ничего,  кроме  открытого  прост-
ранства, которое и спасало их, когда перед ними  появлялся  Белый  Клык,
доведенный смехом до бешенства.
   Когда Белому Клыку пошел третий год, индейцев, живших на реке Маккен-
зи, постиг голод. Летом не ловилась рыба.  Зимой  олени  ушли  со  своих
обычных мест. Лоси попадались редко, зайцы почти исчезли. Хищные  живот-
ные гибли. Изголодавшись, ослабев от голода,  они  стали  пожирать  друг
друга. Выживали только сильные. Боги Белого Клыка всегда промышляли охо-
той. Старые и слабые среди них умирали один за другим. В  поселке  стоял
плач. Женщины и дети уступали свою жалкую долю еды отощавшим, осунувшим-
ся охотникам, которые рыскали по лесу в тщетных поисках дичи.
   Голод довел богов до такой крайности, что они ели мокасины и рукавицы
из сыромятной кожи, а собаки съедали свою упряжь и даже бичи. Кроме  то-
го, собаки ели друг друга, а боги ели собак. Сначала покончили с  самыми
слабыми и менее ценными. Собаки, оставшиеся в живых, видели  все  это  и
понимали, что их ждет такая же участь. Те, что были посмелее и  поумнее,
покинули костры, разведенные человеком, около которых теперь шла  бойня,
и убежали в лес, где их ждала голодная смерть или волчьи зубы.
   В это тяжелое время Белый Клык тоже убежал в лес. Он был более  прис-
пособлен к жизни, чем другие собаки, - сказывалась школа,  пройденная  в
детстве. Особенно искусно выслеживал он маленьких зверьков. Он мог часа-
ми следить за каждым движением осторожной белки и ждать, когда  она  ре-
шится слезть с дерева на землю; при этом  он  проявлял  такое  громадное
терпение, которое ни в чем не уступало мучившему его голоду. Белый  Клык
никогда не торопился. Он выжидал до тех пор, пока можно было действовать
наверняка, не боясь, что белка опять удерет на дерево. Тогда,  и  только
тогда, Белый Клык с молниеносной быстротой выскакивал из  своей  засады,
как снаряд, никогда не пролетающий мимо намеченной цели  -  мимо  белки,
которую не могли спасти ее быстрые ноги.
   Но хотя охота на белок обычно кончалась удачей,  одно  обстоятельство
мешало Белому Клыку наедаться досыта: белки попадались редко, и ему  во-
лей-неволей приходилось охотиться на более мелкую дичь. По временам  го-
лод так мучил его, что он не останавливался даже перед тем, чтобы  выка-
пывать мышей из норок. Не погнушался он у вступить в бон с лаской, такой
же голодной, как он сам, но в тысячу раз более свирепой.
   Когда голод донимал Белого Клыка особенно жестоко,  он  подкрадывался
поближе к кострам богов, но вплотную к ним не подходил. Он бегал по  ле-
су, избегая встреч с богами, и обкрадывал силки, когда в них изредка по-
падалась дичь. Однажды он даже обворовал силок  на  зайца,  поставленный
Серым Бобром, а Серый Бобр в это время шел, пошатываясь, по лесу и то  и
дело садился отдыхать, еле переводя дух от слабости.
   Как-то раз Белый Клык наткнулся на молодого волка, изможденного и еле
державшегося на ногах. Если бы Белый Клык не был так голоден, он,  веро-
ятно, отправился бы дальше с ним и в конце концов примкнул бы к  волчьей
стае, но сейчас ему не оставалось ничего другого, как погнаться за  вол-
ком, задрать и съесть его.
   Судьба, казалось, благоприятствовала Белому Клыку. Всякий раз,  когда
недостаток в пище ощущался особенно остро, он находил какую-нибудь добы-
чу. Счастье не изменило ему даже в те дни, когда сил совсем не стало,  -
ни разу за это время он не попался на глаза более крупным хищникам.  Од-
нажды, подкрепившись рысью, которой хватило на целых два дня. Белый Клык
встретился с волчьей стаей. Началась долгая, жестокая погоня,  но  Белый
Клык был крепче волков и в конце концов убежал от них. И не только  убе-
жал, а описал большой круг и, вернувшись назад, напал на одного из своих
изможденных преследователей.
   Вскоре Белый Клык покинул эти места и отправился в  долину,  на  свою
родину. Разыскав прежнее логовище, он встретил там Кичи. Кичи тоже поки-
нула негостеприимные костры богов и, как только ей пришла пора щениться,
вернулась в пещеру. К тому времени, когда около  пещеры  появился  Белый
Клык, из всего выводка Кичи остался лишь один волчонок, но и он  доживал
последние дни, - молодой жизни трудно было уцелеть в такой голод.
   Прием, который Кичи оказала своему взрослому сыну, нельзя  было  наз-
вать теплым. Но Белый Клык  отнесся  к  этому  равнодушно.  Не  нуждаясь
больше в матери, он невозмутимо отвернулся от нее  и  побежал  вверх  по
ручью. На левом его рукаве Белый Клык нашел логовище рыси, с которой не-
когда ему пришлось сразиться вместе с матерью. Здесь, в заброшенной  но-
ре, он лег и отдыхал весь день.
   Ранним летом, когда голодовка  уже  подходила  к  концу.  Белый  Клык
встретил Лип-Лила, который, так же как и он, убежал в лес и  влачил  там
жалкое существование. Белый Клык  встретил  его  совершенно  неожиданно.
Огибая с противоположных сторон выступ крутого берега, они  одновременно
выбежали из-за высокой скалы и столкнулись нос к носу. Оба замерли,  ис-
пуганные такой встречей, и уставились друг на друга.
   Белый Клык был в прекрасном состоянии. Всю эту неделю он очень удачно
охотился и ел много, а последней своей добычей был  сыт  до  отвала.  Но
стоило ему только увидеть Лип-Липа, как шерсть у него  на  спине  встала
дыбом. Он ощетинился совершенно непроизвольно - это  внешнее  проявление
злобы в прошлом сопутствовало каждой встрече с забиякой  Лип-Липом.  Так
было и теперь: завидев своего врага. Белый Клык ощетинился и зарычал  на
него. Ни одна минута не пропала даром. Все было сделано быстро,  в  одно
мгновение. Лип-Лип попятился назад, но Белый Клык сшибся с ним  плечо  к
плечу, сбил его с ног, опрокинул на спину и впился зубами в его жилистую
шею. Лип-Лип бился в предсмертных судорогах, а Белый Клык похаживал вок-
руг, не сводя с него глаз. Затем он снова пустился в  путь  и  исчез  за
крутым поворотом берега.
   Вскоре после этого Белый Клык выбежал на опушку леса и по узкой  про-
галине спустился к реке Маккензи. Он забегал сюда и раньше, но тогда  на
этом берегу было пусто, а сейчас тут виднелся поселок. Белый Клык  оста-
новился и, не выходя из-за деревьев, стал осматриваться. Звуки и  запахи
показались ему знакомыми. Это был старый поселок, перебравшийся на  дру-
гое место, но в его звуках и  запахах  чувствовалось  что-то  новое.  Не
слышно было ни воя, ни плача. Эти звуки говорили о довольстве.  И  когда
Белый Клык услышал сердитый женский голос, он понял, что  так  сердиться
можно только на сытый желудок. В воздухе пахло рыбой - значит, в поселке
была пища. Голод кончился. Он смело вышел из лесу и побежал прямо к  хо-
зяйскому вигваму. Самого хозяина не было дома, но Клу-Куч встретила  Бе-
лого Клыка радостными криками, дала ему целую свежую рыбину, и он лег  и
стал ждать возвращения Серого Бобра.


   Часть четвертая

   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   ВРАГ

   Если в натуре Белого Клыка была заложена  хоть  малейшая  возможность
сблизиться с представителями его породы, то возможность эта безвозвратно
погибла после того, как он стал вожаком  упряжки.  Собаки  возненавидели
его; возненавидели за то, что Мит-Са подкидывал ему лишний  кусок  мяса;
возненавидели за все те действительные и воображаемые преимущества,  ко-
торыми он пользовался; возненавидели за то, что он всегда бежал в голове
упряжки, доводя их до бешенства одним видом своего  пушистого  хвоста  и
быстро мелькающих ног.
   И Белый Клык проникся к собакам точно  такой  же  острой  ненавистью.
Роль вожака не доставляла ему ни малейшего удовольствия. Он  через  силу
мирился с тем, что ему приходится убегать от  заливающихся  лаем  собак,
которые в течение трех лет находились под его властью. Но  с  этим  надо
было мириться, иначе ему грозила гибель, а жизни, бившей в  нем  ключом,
гибнуть не хотелось. Лишь только Мит-Са трогал с места,  вся  упряжка  с
яростным лаем кидалась в погоню за Белым Клыком.
   Защищаться он не мог: стоило ему  повернуть  голову  к  собакам,  как
Мит-Са хлестал его по морде бичом. Белому  Клыку  не  оставалось  ничего
другого, как мчаться вперед. Отражать хвостом и задними ногами нападение
всей завывающей своры он не мог, - таким оружием нельзя обороняться про-
тив множества безжалостных клыков. И Белый  Клык  несся  вскачь,  каждым
прыжком насилуя свою природу и унижая свою гордость, а бежать так прихо-
дилось целый день.
   Такое насилие над собой не проходит безнаказанно. Если волос,  вырос-
ший на теле, заставить расти в глубь  кожи,  он  будет  причинять  мучи-
тельную боль. То же самое происходило и с Белым Клыком. Всем  своим  су-
ществом он стремился разделаться с собаками, преследующими его по пятам,
но волю богов нарушать было нельзя, тем более что воля их  подкреплялась
ударами тридцатифутового бича, свитого из оленьих кишок.  И  Белый  Клык
терпел все это, затаив в себе такую ненависть и злобу, на  какую  только
был способен его свирепый и неукротимый нрав.
   Если какое-нибудь живое существо и можно было  назвать  врагом  своих
собратьев, то это относилось именно к Белому Клыку. Он никогда не просил
пощады, и сам никого не щадил. Раны и шрамы не сходили у него с тела,  а
собаки, в свою очередь, не расставались с отметинами его зубов. В проти-
воположность многим вожакам, кидавшимся под защиту богов, как только со-
бак распрягали. Белый Клык пренебрегал такой  защитой.  Он  безбоязненно
разгуливал по стоянке, ночью расправляясь с собаками за все то, что при-
ходилось терпеть от них днем. В те времена, когда Белый Клык еще не  был
вожаком, его теперешние товарищи по упряжке обычно  старались  не  попа-
даться ему на дороге. Теперь положение изменилось. Погоня,  длившаяся  с
утра и до вечера, сознание, что весь день Белый Клык убегал от них,  на-
ходился в их власти, - все это не позволяло собакам отступать перед ним.
Стоило ему появиться среди стаи, сейчас же начиналась драка. Его прогул-
ки по стоянке сопровождались рычанием, грызней,  визгом.  Самый  воздух,
которым он дышал, был насыщен ненавистью и злобой, и это лишь  усиливало
ненависть и злобу в нем самом.
   Когда Мит-Са приказывал упряжке остановиться, Белый Клык слушался его
окрика. На первых порах эта остановка вызывала замешательство среди  со-
бак, все они набрасывались на ненавистного вожака. Но тут дело принимало
совсем другой оборот: размахивая бичом, на помощь Белому Клыку  приходил
Мит-Са. И собаки поняли наконец, что, если сани останавливаются по  при-
казанию Мит-Са, вожака лучше не трогать. Но если Белый  Клык  останавли-
вался самовольно, значит, над ним можно было чинить расправу.
   Вскоре Белый Клык перестал останавливаться без приказания. Такие уро-
ки усваиваются быстро. Да Белый Клык и не мог не усваивать их, иначе  он
не выжил бы в той суровой среде, которую уготовила ему жизнь.
   Но для собак эти уроки пропадали даром - они не оставляли его в покое
на стоянках. Дневная погоня и яростный лай, в который упряжка вкладывала
всю свою ненависть к вожаку, заставляли ее забывать то, что было  преды-
дущей ночью; на следующую ночь урок повторялся, но к утру от него не ос-
тавалось и следа. Кроме того, вражду собак к Белому Клыку питало еще од-
но немаловажное обстоятельство: они чувствовали в  нем  иную  породу,  и
этого было вполне достаточно, чтобы противопоставить их друг другу.
   Так же как и Белый Клык, все они были прирученные волки, но  за  ними
стояло уже несколько прирученных поколений. Многое, чем  наделяет  волка
Северная глушь, было уже утеряно, и для собак в Северной  глуши  таилась
лишь неизвестность, вечная угроза и вечная вражда. Но  внешность  Белого
Клыка, все его повадки и инстинкты говорили о крепкой связи  с  Северной
глушью; он был символом и олицетворением ее. И поэтому,  скаля  на  него
зубы, собаки тем самым охраняли себя от гибели, таившейся в сумраке  ле-
сов и во тьме, со всех сторон обступавшей костры человека.
   Впрочем, один урок собаки заучили твердо: надо держаться вместе.  Бе-
лый Клык был слишком опасным противником, и никто не решался встретиться
с ним один на один. Собаки нападали на него всей сворой, иначе он разде-
лался бы с ними за одну ночь. И Белому Клыку не удавалось разделаться ни
с одним из своих врагов. Он сбивал противника с ног, но стая  сейчас  же
набрасывалась на него, не давая ему прокусить собаке горло. При малейшем
намеке на ссору вся упряжка дружно ополчалась на своего  вожака.  Собаки
постоянно грызлись между собой, но стоило только кому-нибудь из них  за-
теять драку с Белым Клыком, как все прочие ссоры мигом забывались.
   Однако загрызть Белого Клыка они не могли при всем своем старании. Он
был слишком подвижен для них, слишком грозен  и  умен.  Он  избегал  тех
мест, где можно было попасть в ловушку, и всегда ускользал, когда  свора
старалась окружить его кольцом. А о том, чтобы сбить Белого Клыка с ног,
не могла помышлять ни одна собака. Ноги его с таким же упорством  цепля-
лись за землю, с каким сам он цеплялся за жизнь. И поэтому в той нескон-
чаемой войне, которую Белый Клык вел со стаей, сохранить жизнь  и  удер-
жаться на ногах - были для него понятия равнозначные, и  никто  не  знал
этого лучше, чем он сам.
   Итак, Белый Клык стал непримиримым врагом своих  собратьев  -  врагом
волков, которые пригрелись у костра, разведенного человеком,  и  изнежи-
лись под спасительною сенью человеческого могуще