поднимался в воздух дым.
     Спрятавшись за кустом, Родерик припал  к  земле,  словно  волк,  и,  не
спуская пальца с собачки ружья, начал оглядываться по сторонам. "Если индеец
находится в хижине, то я буду ждать его до тех пор, пока он не  появится  на
свет божий, хотя бы до скончания века!" -- сказал он себе.
     Но как зорко  он  ни  оглядывался  по  сторонам,  его  глаз  ничего  не
улавливал, но зато до слуха  донеслось  слабое  рыдание,  которое  казалось,
исходило из хижины средь камней.
     Эти звуки потрясли Родерика до глубины души; он вскочил  с  места  и  в
несколько безумных прыжков очутился возле хижины. Он  задрожал  всем  телом,
когда увидел на пороге Миннетаки, которая сидела  с  распущенными  волосами,
ниспадавшими на ее плечи, и взглянула  на  неожиданного  гостя  так,  словно
узрела пред собой призрак или выходца с того света.
     Она была одна. По крайней мере так казалось. В тот же миг юноша,  забыв
всякую предосторожность, припал к ее ногам. Отчаянный крик девушки  заставил
его повернуться к двери. На пороге, приготовившись к прыжку, стоял  человек,
страшнее которого Родерик никого до сих пор не видел. В мгновение ока  юноша
отметил его необыкновенный рост, жестокое лицо и блеск занесенного ножа.
     В подобные минуты инстинкт  самосохранения  подсказывает  человеческому
существу чисто автоматические действия. Необходимые движения зарождаются как
бы  самопроизвольно,  словно  жизнь,  повисшая   на   волоске,   забыв   про
существование разума и мысли, находит в себе самой мощнейшие ресурсы.
     Вот почему в момент такой грозной  опасности  Родерик  не  думал  и  не
рассуждал. Немедленно, сам не сознавая, что он делает и что им руководит, он
бросился лицом к земле, и только это спасло его от верной смерти.
     С криком кровожадного зверя индеец рванулся в его сторону,  намереваясь
одним ударом прекратить жизнь врага, но нож его уткнулся в пустоту, а  порыв
вперед был так силен, что, споткнувшись о тело Миннетаки, он  упал  рядом  с
ней.
     Как ни короток был период, проведенный Родериком  в  Нортландии,  юноша
успел приобрести чисто кошачью ловкость. Его мускулы затвердели, как  сталь.
Даже не привстав с того места, где он упал, он метнулся на индейца  и  занес
над ним свой собственный нож, целясь прямо в грудь.
     Но такую же ловкость проявил и индеец, который с молниеносной быстротой
отвел удар, а одновременно и руку, бросившую его наземь.  Через  секунду  он
освободил свою руку и обвил ею шею Родерика, в результате чего он и  остался
так же недвижим, как и его противник.
     Никто из них не  мог  нанести  желанного  удара,  потому  что  малейшим
неосторожным движением каждый из них давал громадные преимущества другому.
     Индеец был гораздо сильнее Рода, и было ясно, что в тот самый миг,  как
он ослабит усилия, нож врага проткнет его грудь, и Миннетаки  на  всю  жизнь
останется в плену у жестокого дикаря.
     Он все ясно сознавал, давал себе полный отчет в каждом более или  менее
важном пустяке и не упускал ни единой возможности, которая могла бы так  или
иначе помочь ему.  Когда  он  слегка  повернул  голову  в  ту  сторону,  где
находился его револьвер, он заметил, что Миннетаки подползла совсем близко к
нему, и только тогда он обратил внимание на  то,  что  руки  ее  связаны  за
спиной.
     Она  не  отрывала  тоскливого  взора  от  обоих  противников  и  словно
спрашивала себя, как  может  она,  будучи  в  полупарализованном  состоянии,
помочь тому, кто так отважно вступился за нее.
     Вдруг,  издав  воинственный  крик,  она  всей  тяжестью  обрушилась  на
вытянутую руку Вунга.
     -- Скорее, Род, скорее! -- закричала она.--  Ударьте  его,  не  теряйте
времени!
     Родерик стремительным движением руки всадил свой  нож  в  грудь  врага.
Индеец выпустил нож, успев предварительно поранить бок Родерика.
     Молодой человек одновременно издал крик победы и  боли  и,  сделав  над
собой еще одно сверхъестественное усилие, вскочил  на  ноги,  но  тотчас  же
зашатался.  Это  продолжалось  только  одну  секунду;   затем   он   вытащил
окровавленный  нож  из  груди  побежденного  врага,  мигом  перерезал  путы,
связывающие девушку, и свалился на землю.
     У него неимоверно стучало  в  висках,  и  голова  кружилась  так,  что,
казалось, вместе с ней закружился весь мир, но  в  то  же  время  он  слышал
нежный, чарующий голос, который словно приходил из неведомых далей и называл
его имя.
     Наконец он совсем потерял сознание.
     Он не знал, сколько времени оставался  в  таком  состоянии,  но,  когда
пришел в себя, почувствовал, что ручки Миннетаки ласково гладят его лицо. Он
раскрыл глаза и  заметил  склонившееся  над  ним  личико  девушки,  а  через
раскрытую дверь увидел сверкающий и искрящийся на солнце снег.
     -- Род...-- произнесла Миннетаки.
     Это был тихий шепот, в котором слились тревога и радость.
     -- Род...
     Юноша поднял ослабевшую руку и коснулся ею бледного личика, которое еще
ниже склонилось над ним. Он вздохнул.
     -- Если бы, Миннетаки, вы знали, как я счастлив, что снова вижу вас!
     Молодая девушка поднесла к его губам чашку с холодной водой.
     Ее глаза горели, как две звезды, когда она ответила:
     -- В таком случае я попрошу вас совершенно не двигаться и исполнять все
мои приказания. Я надеюсь, что  ваша  рана  невелика;  мне  удалось  кое-как
перевязать ее. Только не шевелитесь, а то вы потеряете много крови.
     -- Разрешите мне только сказать,-- настаивал Род,-- что я  был  страшно
огорчен, когда, приехав в Вабинош-Хоуз, чтобы попрощаться  с  вами,  уже  не
застал вас. Можете себе представить мой ужас, когда я узнал от Ваби, что вас
похитили! Теперь, слава Богу, Я снова нашел вас. Мне важно только это, а все
остальное не имеет для меня ровно никакого значения.
     -- Довольно, довольно! Молчите, прошу вас! И девушка закрыла рукой  рот
юноши.
     -- Вы понимаете, конечно, что я не меньше вашего горю желанием  узнать,
каким образом вы попали сюда, как вам удалось напасть на мой след  и  спасти
меня. Но я ни о чем не расспрашиваю вас...  по  крайнем  мере,  в  настоящий
момент. Я умоляю вас молчать  сейчас  и  не  утомлять  себя.  Это  --  самое
главное!
     Родерик заметил, что под его  пристальным  взглядом  Миннетаки  не  без
смущения отвела свой взор.
     Повернув голову, он увидел какую-то  бесформенную  массу,  лежавшую  на
полу хижины и прикрытую мехом.
     Он так вздрогнул, что  тотчас  же  почувствовал,  как  задрожала  ручка
девушки в его руке.
     -- Это Вунга,-- прошептала она,-- сам Вунга... мертвый...

Глава VI. Смертельная опасность

     Несмотря на страшнейшую слабость, Родерик вскочил с места,  на  котором
лежал.
     Итак,  умер  грозный  индейский   вождь,   старый   непримиримый   враг
Вабинош-Хоуза, пылавший некогда страстью к матери  Миннетаки  и  поклявшийся
отомстить отцу ее, который  похитил  прекрасную  Краснокожую  принцессу!  Не
стало того, кто хотел насильно жениться на  Миннетаки  и  тем  утолить  свою
ненасытную любовь и ненависть! И это он, Родерик Дрюи, убил его!
     Несмотря на сильные страдания и лихорадочное  состояние,  он  горделиво
улыбнулся.
     -- Как же я счастлив, Миннетаки! --  воскликнул  он.--  Я  просто  могу
передать, до чего велико мое счастье, которое...
     Он не успел кончить начатой фразы, как в  хижине  появились  дна  новых
лица. Это были Мукоки и Ваби. Видя, что их товарищ долго не  возвращается  к
ним, они поспешили  свернуть  со  своего  следа  и  отправились  на  поиски.
Волнение Родерика при виде их было столь велико, что он не совладал с ним  и
лишился сознания.
     В таком состоянии он провел около получаса, но, когда он пришел в себя,
ему показалось, что миновала целая вечность с  тою  момента,  как  кончилась
драма, в которой он играл самую главную и такую ответственную роль.
     В то время как Миннетаки ласково и  нежно,  словно  мать,  убаюкивающая
своего ребенка, проводила рукой по его лицу, Мукоки, подобно рыси, свернулся
у его ног и устремил на него свои черные и сверкающие, как уголья, глаза.
     Странное выражение застыло в его взгляде. Родерик не мог разобраться  в
том, что хотели сказать глаза индейца, но всем существом  своим  чувствовал,
что  между  ним  и  Мукоки  отныне  установилась   такая   связь   и   такое
взаимопонимание, которые могут кончиться только с  их  смертью.  Теперь  они
были уже не просто товарищами, но настоящими друзьями.
     Он был  так  растроган  отношением  старого  траппера,  что  с  большим
волнением негромко произнес:
     -- О Муки! Милый Муки!
     При этих словах Мукоки подполз еще ближе к больному, схватил его руки и
с радостью на суровом лице сказал:
     -- Конечно, вы были правы, а я, старик,  оказался  в  дураках!  Это  вы
спасли Миннетаки и убили Вунга. Вы -- храбрец, настоящий  храбрец,  каких  я
мало видел на своем веку.
     Ваби со слезами на глазах закричал:
     -- Послушай, Род, ты знаешь, что я  скажу  тебе!  Ты  --  герой!  Самый
настоящий герой! Бог вознаградит тебя за это!
     В то  время  как  Миннетаки  накрыла  больного  мехами  и  одеялами  и,
приподняв его голову, снова напоила холодной водой,  к  которой  Род  припал
воспаленными губами, Мукоки и Ваби  вынесли  труп  Вунга  и  отправились  на
розыски саней и собак.
     По возвращении старый индеец более  тщательно  осмотрел  рану,  которая
оказалась гораздо глубже, чем можно было предполагать, и причиняла  Родерику
большие  страдания.  Было  решено,  что  на  следующий  день  весь  отряд  с
максимальной скоростью вернется в Вабинош-Хоуз, где жил опытный врач-хирург.
     В то время как в очаге, сложенном  из  больших  камней,  весело  пылали
сосна и северный тополь,  Миннетаки  в  общих  чертах  рассказывала  историю
своего пленения и всех тех ужасов, которым она подверглась.
     Все защитники  ее,  за  исключением  одного,  которому  каким-то  чудом
удалось вернуться домой, были перебиты, но, с другой стороны, не менее тяжки
были потери индейцев. Сам Вунга был серьезно ранен в ногу и  довольно  долго
страдал мучительным кровотечением. Как ему ни хотелось,  но  он  должен  был
считаться с собственным тяжелым состоянием,  а  также  с  серьезными  ранами
своих людей, и вот почему весь отряд оставался в продолжение трех дней в тех
самых хижинах, которые повстречали на своем пути трое преследователей.  Лишь
этим счастливым обстоятельством можно было объяснить тот факт,  что  Родерик
так скоро настиг Вунга. Индеец за последние дни  так  ослабел,  что  не  мог
оказать врагу должного сопротивления.
     До последнего времени Вунга заботился лишь об одном: как  можно  дальше
уйти от белых.
     Родерик осведомился, кем был убит индеец, которого они нашли на  следу,
и почему его убили. Миннетаки ответила, что в пути из-за нее возник  горячий
спор. Причину этого спора она до сих пор не могла определить, но видела, как
в самый трагический момент двое индейцев потащили противника Вунга в сторону
и как сам вождь всадил ему нож в спину. Она предполагала, однако, что убитый
предъявил на нее известные претензии, а это, очевидно, не понравилось Вунга.
     Родерик  пожелал  еще  узнать  тайну  следов,  оставленных   на   снегу
медвежьими лапами. Миннетаки не могла удержаться от смеха, рассказывая,  как
Вунга, миновав овраг, удалился от саней и людей, прикрепил к своим мокасинам
медвежьи ступни, специально для этой цели изготовленные, и оставил на  снегу
множество фальшивых медвежьих следов для того, чтобы сбить с пути  тех,  кто
несомненно, должен был пуститься за ним в погоню.
     Начиная с этого места, он все время нес девушку на руках и  опустил  ее
на землю лишь после того, как прошел большое расстояние. Здесь он связал  ей
руки и снял с мокасин медвежьи лапы.
     Когда девушка закончила рассказ, Мукоки сказал:
     -- Но наш молодец тоже оказался не глуп и пошел по  следам  медведя.  Я
никогда не догадался бы сделать это!
     Разговор затянулся до  позднего  вечера,  и  языки  пламени  все  время
отбрасывали пляшущие тени на стены деревянной хижины, в  которой,  очевидно,
очень часто бывал убитый индеец.
     Со своей стороны, Ваби подробно  рассказал  о  том,  сколько  тоскливых
часов пережили все они в Вабинош-Хоузе, как они догнали Родерика, уезжавшего
на родину, и как только благодаря ему они нашли ее.
     Заодно он рассказал девушке  и  про  некоторые  забавные  и  интересные
эпизоды, которые случились с ними во время зимней охоты на волков  и  пушных
зверей. Он описал ей старую хижину, в которой они  обнаружили  скелеты  двух
людей, подравшихся из-за географической карты, и  поведал  ей  тайну  мощной
золотоносной жилы, на поиски  которой  формировалась  новая  экспедиция.  Он
добавил, что экспедиция начнет свои работы не ранее будущей весны.
     Воодушевление мужчин подействовало и на Миннетаки, которая, подобно им,
загорелась желанием как можно скорее найти это таинственное золото. Конечно,
как и друзей, ее больше интересовало само по себе приключение, а не золото.
     Родерик уже давно уснул, а его товарищи и Миннетаки все еще  продолжали
разговаривать у огня, который готов был с минуты на минуту погаснуть.
     Всем  казалось,  что  дела  обстоят,  как  нельзя  лучше.  Вабинош-Хоуз
находился сравнительно недалеко, и через пару  дней  Миннетаки  должна  была
живой  и  невредимой  вернуться  к  родителям,  которые  ждали  ее  с  таким
нетерпением. Начиная с завтрашнего дня...
     Но на завтрашний день все круто изменилось к худшему, потому что к утру
положение  Родерика  стало  гораздо  серьезнее,  чем  можно   было   думать.
Оказалось, что нож индейца попал в пах,  и  без  помощи  врача  нельзя  было
определить, не задет ли  какой-нибудь  важный  внутренний  орган.  С  другой
стороны, его тяжелое состояние можно было объяснить чрезмерной усталостью  и
небывалым душевным напряжением, в котором он находился последние дни. Он был
истощен и физически и морально.
     Молодой человек все время находился в состоянии прострации, из которого
его никак не удавалось вывести. С тысячью предосторожностей его перенесли на
сани,  и  мужчины  в  сопровождении  плачущей  Миннетаки   повезли   его   в
Вабинош-Хоуз, куда они прибыли сравнительно благополучно.
     Родерик серьезно заболел и болел очень долго.  Проходили  дни  и  ночи;
жизнь упорно боролась со смертью, но пока еще  ничего  определенного  нельзя
было сказать. Юноша не переставал бредить. Ему все время  казалось,  что  он
находится в какой-то дьявольской кухне и без конца жарит, жарит, жарит...  И
неизменно, когда бы он ни приходил на  несколько  минут  в  себя,  он  видел
озабоченно склоненную над ним головку Миннетаки, которая  ухаживала  за  ним
больше всех остальных и беспрестанно делала ему компрессы из ледяной воды.
     Но Родерик был слишком молод, и здоров для  того,  чтобы  не  совладать
даже с самой жестокой болезнью, и мало-помалу его  рана  стала  заживать,  а
воспаление уменьшаться. К концу месяца доктор объявил, что его  пациент  уже
находится вне опасности. Однако для полного выздоровления  потребовался  еще
один месяц, по истечении которого в один прекрасный солнечный день Миннетаки
объявила больному радостную новость: в Вабинош-Хоуз  прибыла  его  мать,  за
которой была послана в Детруа специальная пара саней.
     По мере того как Родерик возвращался  к  жизни,  он  все  чаше  и  чаще
беседовал с Ваби о пресловутой золотоносной  жиле.  Приближался  назначенный
срок, и молодой человек окреп уже настолько, что мог серьезно  подумывать  о
предстоящей весьма нелегкой экспедиции.
     Разговорившись однажды после обеда с девушкой, Родерик как бы  случайно
задал ей вопрос: не желала ли бы она присоединиться к ним?
     Он тотчас же обратил внимание на  то,  как  загорелись  чудесные  глаза
девушки, и поспешил добавить:
     -- Вот было бы замечательно, если бы вам  удалось  добиться  разрешения
ваших родителей! Пустите в ход все ваши чары! Попросите Ваби  помочь  вам  в
этом деле.
     Но Миннетаки, приняв вдруг серьезный вид, покачала головой:
     -- Я нисколько не сомневаюсь,-- сказала она,-- что отец  и  мать  ни  в
коем случае не согласятся на это. Вы  понимаете,  конечно,  как  была  бы  я
счастлива, если бы могла сопровождать вас... Мне так хотелось  бы  вместе  с
вами охотиться на медведей, волков, оленей и лосей! А затем, не разлучаясь с
вами, идти все дальше и дальше, пока мы вместе не нашли бы этой самой  жилы,
которая вам спать не дает. Господи, Боже мой, да чего бы только я ни дала за
то, чтобы видеть и пережить все это, но... войдите хоть на  одну  минутку  в
положение моих родителей. Вы прекрасно знаете, как они любят меня и  сколько
горя я невольно причинила им  совсем  недавно.  Ведь  воспоминания  еще  так
свежи! Если смерть Вунга  и  подействовала  на  его  соплеменников,  которые
вдруг, как будто по волшебству, исчезли с наших глаз, то не  надо  забывать,
что есть множество других страшных опасностей, связанных с моим путешествием
по такой дикой стране.
     Она тотчас же добавила:
     -- Что касается меня лично, то я абсолютно  ничего  не  боюсь.  В  этом
отношении я нисколько не похожа на моих родных, которые  во  всем  том,  что
касается меня, не так решительны. Вы понимаете, что я не вправе причинять им
горе и неприятности. Волей-неволей мне придется остаться с ними  и,  кстати,
поближе познакомиться с вашей матушкой, которую я уже люблю так, точно я  --
ее родная дочь. А вы поезжайте, и дай вам Бог побольше счастья и удачи!

Глава VII. На льду озера Нипигон

     С каждым днем солнце всходило все раньше  и  заходило  все  позже.  Дни
удлинились, и в воздухе  уже  чувствовалось  нежное  дыхание  весны,  полное
ароматами земли. В  своем  снежном  ложе  проснулся  лес,  и  вместе  с  ним
проснулись все миллионы жизней, все мириады звуков... Повсюду  --  на  голых
ветвях,  в  кустах,  в   подымающихся   травах   защебетали,   застрекотали,
заворковали птицы.
     Вороны и сойки громко заявляли  о  своем  недовольстве.  Зимние  птицы,
словно огромные драгоценные камни, сверкая на солнце, собирались уже  лететь
еще дальше на север и действительно исчезли с последним  снегом:  им  больше
нечего было делать здесь.
     Почки тополей, уже  величиной  с  горошину,  пышно  набухали  и  быстро
лопались, доставляя обильный корм куропаткам.
     В это время года медведица-мать  выходит  из  своей  зимней  берлоги  в
сопровождении своих медвежат, которым уже минуло  два  месяца,  и  терпеливо
учит их, как надо пригибать к земле юные деревца  и  лакомиться  их  свежими
ароматными побегами.
     Одновременно  с  медведями  на  свет  божий  появляются  лоси,  которые
спускаются с горных круч, где они нашли себе убежище на  всю  зиму  и  таким
образом спаслись от  голодающих  волков.  Старые  и  больные  лоси  за  зиму
погибли, и теперь осталось только самое молодое и здоровое племя.
     Снег оседает и незаметно для глаза испаряется на земле и на озерах,  на
скалах и на  деревьях.  Каждую  ночь  уменьшается  блеск  северного  сияния,
которое все дальше и дальше на север уносит свой холодный бледнеющий свет.
     Полный, ничем и никем не нарушаемый покой  царил  в  Вабинош-Хоузе,  из
которого уже уехали солдаты, посланные канадским правительством  для  защиты
фактории от индейцев.
     Отъезд золотоискателей состоялся рано утром в один из первых апрельских
дней. Родерик, Ваби и Мукоки накануне покончили со всеми  приготовлениями  в
дорогу и в последние минуты бросили критический взгляд на все то, что  брали
с собой. Они как будто ничего не забыли, и Родерик, которому мысль о  новой,
чудесной экспедиции в Нортландии не давала уснуть всю ночь, нервно сжимал  в
руке кусок березовой коры, где был грубо начертан план их путешествия.
     Звезды не успели еще погаснуть в небе, как вся  фактория  была  уже  на
ногах. Все собрались в  большой  столовой,  где  в  продолжение  двух  в