ком  положении,
когда быть невидимкой неудобно. Ему понадобились деньги, и вот он  принужден
отказаться от своей тайной силы.
     Он продолжал:
     - Хуже всего то, что я не знаю, как это сделать.  Эти  дураки  разорили
мою лабораторию, а у меня нет ни одного пузырька номер  "два".  Хороню,  что
они не добрались до тайника в саду. Но он завален  обломками,  и  мне  будет
нужна твоя помощь, чтобы их разбросать.
     - Я всегда к вашим услугам, - сказал Герман.
     - Приходи туда послезавтра в десять  часов.  Нас  все  равно  никто  не
увидит, а нам самим днем виднее.
     - Почему вы не хотите завтра?
     - Потому что завтра у меня другое  дело.  Я  такую  штуку  затеял,  что
кое-кому от нее солоно придется.
     Собеседники прошли дальше. Когда они опять вернулись, Шториц говорил:
     - Нет, я не уеду из Рача до тех пор, пока не утолю  своей  ненависти  к
этой семье, покуда Мира и этот французишка...
     Он не договорил: его душила злоба. Он стал  рычать  как  зверь.  В  эту
минуту он проходил  мимо  нас.  Стоило  только  протянуть  руку,  чтобы  его
схватить. Но наше внимание привлекли слова Германа:
     - В Раче все уже знают, что вы умеете делаться  невидимкой,  только  не
знают, каким способом.
     - И никогда не узнают, - отвечал Шториц. - С Рачем я  еще  не  покончил
своих счетов. Они сожгли мой дом и думают,  что  сожгли  и  все  мои  тайны.
Дураки! Нет, Рач не избегнет моей  мести,  я  в  нем  не  оставлю  камня  на
камне...
     Только он это сказал, как ветви деревьев в темноте быстро раздвинулись.
Господин Штепарк бросился в сторону голосов и крикнул мне:
     - Одного я держу, Видаль! Хватайте другого!
     Его руки схватили вполне осязаемое,  хотя  и  невидимое  тело.  Но  его
оттолкнули с такой силой, что он непременно  упал  бы,  если  бы  я  его  не
поддержал.
     Я ожидал теперь нападения на нас  самих  при  неблагоприятных  для  нас
условиях, потому что мы не могли видеть своих противников.  Но  мы  услышали
только иронический смех где-то слева и удаляющиеся шаги.
     - Сорвалось! - воскликнул Штепарк.  -  Но  мы  по  крайней  мере  знаем
теперь, что их можно схватить, хотя они и невидимки.
     - Да, это так. Но, к сожалению, они от нас вырвались, и  мы  не  знаем,
где они живут.
     Тем не менее Штепарк был в восторге.
     - Мы их захватим обоих,  -  говорил  он,  идя  со  мной  по  набережной
Батьяни. - Мы узнали слабую  сторону  нашего  врата,  и  нам  известно,  что
послезавтра Шториц будет на развалинах своего дома. У нас теперь два способа
его осилить. Не поможет один способ - удастся другой.
     Я расстался со Штепарком и вернулся домой. Марк и госпожа Родерих  были
у Миры. Я заперся с доктором и сейчас же рассказал  ему,  что  случилось  на
острове Свендор.
     Я передал ему все с подробностями, сообщил и об оптимизме Штепарка,  но
не скрыл, что я лично этого оптимизма не разделяю. Доктор признал вместе  со
мной, что ввиду угроз Вильгельма Шторипа, ввиду его непреклонного  намерения
продолжать свое мщение Родерихам и  всему  городу  Рачу  лучше  всего  будет
куда-нибудь уехать. Нужно будет уезжать немедленно и в совершеннейшей тайне.
     - Я вполне с вами согласен, - сказал я, - но только вот  вопрос:  может
ли Мира перенести путешествие?
     - Моя дочь, в сущности, ничем не больна физически, - отвечал Родерих. -
У нее только рассудок поврежден.
     - Он к ней возвратится, - с твердой уверенностью возразил я.  -  И  это
сделается еще скорее там, где ей нечего будет бояться  и  где  у  нее  будет
другая обстановка.
     - Увы! Я не думаю,  чтобы  отъезд  избавил  нас  от  всякой  опасности.
Вильгельм Шториц может преследовать нас и там, где мы будем.
     - Этого не случится, если никто не будет знать, когда и куда мы поедем.
Надобно только держать все в секрете.
     - Ах, какие уж тут секреты! - печально проговорил доктор.
     Он, как и Марк, сомневался, можно ли что-нибудь сохранить в секрете  от
Шторица. А вдруг он стоит где-нибудь  тут  в  кабинете  и  слушает,  что  мы
говорим, а сам затевает какую-нибудь новую махинацию?
     Во всяком случае, отъезд  был  решен.  Госпожа  Родерих  возражений  не
высказала. Ей самой хотелось, чтобы Мира переменила обстановку.
     Марк тоже одобрил. О приключении на острове Свендор я  ему  не  сказал.
Нашел излишним. Зато капитану Гаралану рассказал все подробно. Против нашего
отъезда он также ничего не имел. Он только меня спросил:
     - Вы поедете с братом?
     - А как же иначе? Мое присутствие при нем необходимо, все равно  как  и
ваше при...
     - Я не поеду, - категорически  заявил  он  тоном  человека,  принявшего
непоколебимое решение.
     - Как не поедете?
     - Так, не поеду. Я должен остаться в Раче, потому что он в  Раче.  И  я
предчувствую, что смогу его достать.
     Возражать было нечего.
     - Хорошо, капитан.
     - Я рассчитываю на вас, дорогой Видаль, что вы замените меня  для  моей
семьи; теперь она ведь уже и ваша также.
     - Положитесь на меня, - отвечал я.
     Я  сейчас  же  приступил  к  сборам   в   дальний   путь.   Нанял   две
комфортабельные дорожные кареты. Сходил к Штепарку  и  посвятил  его  в  наш
план.
     - Вы очень хорошо делаете, что уезжаете, - сказал он. - Жаль, что  весь
город не может сделать того же.
     Начальник полиции был, видимо,  очень  озабочен.  Я  находил,  что  это
вполне естественно и понятно. В семь часов я вернулся домой и нашел, что там
все уже готово к отъезду.
     В восемь часов приехали кареты.  В  одной  должны  были  ехать  госпожа
Родерих с Мирой, в другой мы с Марком. Кареты должны были выехать из  города
по разным дорогам, чтобы не возбудить подозрений.
     Но тут произошло нечто непредвиденное и  -  увы!  -  самое  ужасное  из
всего, что случилось до сих пор.
     Кареты нас дожидались. Первая стояла  у  главного  подъезда,  вторая  у
бокового, возле сада. Доктор и Марк пошли за Мирой,  чтобы  перенести  ее  в
карету.
     В дверях ее спальни они в ужасе остановились.
     Кровать была пуста. Миры не было.


        ^TГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ^U

     Мира пропала!
     Когда в доме раздался этот крик, то его значение было даже как будто не
сразу понятно. Как - пропала? Не может быть. Куда она  могла  пропасть?  Это
было невероятно.
     За полчаса перед тем Марк и госпожа Родерих находились в спальне  Миры,
и она преспокойно лежала на постели, уже  одетая  по-дорожному.  Дышала  она
очень ровно и как будто дремала. Марк только что покормил  ее  и  сам  пошел
вниз обедать. После обеда доктор и он отправились наверх, чтобы взять Миру и
перенести в карету.
     На постели ее не оказалось. В комнате не было никого.
     - Мира! - закричал Марк, бросаясь к дому и хватаясь за  раму.  Но  окно
было заперто. Если Миру похитили, то не через окно.
     Прибежала госпожа Родерих, прибежал  капитан  Гаралан.  По  всему  дому
только и было слышно:
     - Мира!.. Мира!..
     Она не откликалась. Это было понятно, она не могла откликнуться,  этого
от нее никто и не ждал. Но куда же она скрылась из комнаты?  Как  она  могла
незаметно встать с кровати, перейти через комнату матери и сойти вниз?
     Я в это время укладывал в карету разные мелкие вещи.  Услышав  крик,  я
вбежал в дом.
     Доктор и мой брат бегали взад и вперед и кричали как сумасшедшие.
     - Что такое с Мирой? - спросил я Марка.
     - Что вы кричите?
     Доктор с трудом ответил мне:
     - Мира... пропала!..
     Госпоже Родерих сделалось дурно, пришлось уложить ее в постель. Капитан
Гаралан подбежал ко мне с искаженным лицом и дикими глазами и закричал:
     - Это опять он!
     Я  принялся  размышлять.  Мнение  капитана  Гаралана  казалось  мне  не
особенно основательным. Что Вильгельм Шториц мог пробраться в дом, это  было
вполне допустимо. Он мог воспользоваться  некоторой  суматохой,  поднявшейся
перед отъездом, и проскользнуть через дверь благодаря своей невидимости.  Но
тогда, стало быть,  он  или  его  лакей  все  время  наблюдали  за  домом  и
подстерегали удобный момент?
     Пробраться в дом, допустим, он мог, но как он  мог  устроить  похищение
Миры? Я все время не отходил от тех дверей  галереи,  возле  которых  стояла
карета. Я бы непременно должен был увидеть Миру. Шториц -  невидимка,  я  не
мог его видеть. Но как же Мира?
     Я сошел в галерею и позвал лакея. Ворота  из  сада  на  бульвар  Текели
заперли за замок, я вынул ключ и спрятал в карман. Осмотрели весь  дом,  все
подвалы, все погреба, башню, террасу. Обыскали сад.
     Никого не нашли.
     Я вернулся к Марку. Бедняжка плакал навзрыд горькими слезами.
     Я находил, что нужно сейчас же дать знать начальнику полиции.
     - Пойдемте со мной, - предложил я капитану Гаралану, - я сейчас  иду  в
ратушу.
     Карета все еще стояла у подъезда. Мы сели в нее и помчались на  площадь
Курца.
     Штепарк сидел у себя в кабинете. Я изложил ему дело. Хоть он  и  привык
ничему не удивляться, но наше известие его поразило.
     - Мадемуазель Родерих пропала! - вскричал он.
     - Да, и при каких странных обстоятельствах, - отвечал я. - Сама ли  она
убежала, похитил ли ее кто-нибудь, но только ее нет. Это факт.
     - Тут опять не обошлось без Шторица, пробормотал Штепарк.
     Значит, начальник полиции полагал то же самое, что и  капитан  Гаралан.
Подумав немного, он прибавил:
     - По всей  вероятности,  это  и  есть  та  самая  "штука",  которую  он
похвалялся сделать, когда беседовал со своим лакеем. Вы помните?
     Господин Штепарк был прав. Шториц действительно как бы сам  предупредил
нас о своем намерении, а мы, безумцы, отнеслись к этому легко и  не  приняли
никаких мер, чтобы защититься.
     - Не отправиться ли мне к вам в дом, господа? - сказал  Штепарк.  -  Не
пойти ли нам сейчас же?
     - Пойдемте, пойдемте, - сказал я.
     - Я к вашим услугам. Только вот распоряжусь.
     Штепарк позвал чиновника и велел ему отправить к дому  Родерихов  наряд
полицейских и оставить его там на всю ночь. После того  он  долго  о  чем-то
говорил вполголоса со своим помощником. Наконец мы все трое сели в карету  и
поехали. Осмотрели весь дом, и опять безуспешно. Но тут Штепарк сделал  одно
интересное наблюдение, когда вошел в спальню Миры.
     - Господин Видаль, - сказал он,  -  не  чувствуете  ли  вы  здесь  того
странного запаха, который мы с вами однажды уже слышали?
     Действительно,  в  комнате  чем-то  слегка  попахивало.  Я  вспомнил  и
воскликнул:
     -  Пахнет  той  самой  жидкостью,  которая  была  налита  в   пузырьке,
разбившемся в лаборатории у Шторица.
     - Совершенно верно, господин Видаль, и это  обстоятельство  наводит  на
разные предположения.  Если  это  та  самая  жидкость,  от  которой  человек
становится невидимым, то Шториц мог влить ее в рот мадемуазель Родерих. Мира
сделалась тоже невидимкой, и он ее похитил незаметно для вас.
     Мы были поражены. Да, вероятно, это именно так и  произошло.  Когда  мы
обыскивали лабораторию, Шториц был, вероятно, там и нарочно разбил пузырек с
жидкостью, чтобы она  не  попала  в  наши  руки.  Запах  от  нее  был  тогда
совершенно такой же, какой чувствовался теперь в комнате Миры.
     Вильгельм Шториц, воспользовавшись суматохой перед отъездом,  проник  в
дом и похитил Миру Родерих.
     Что это была за новость для нас! Я ухаживал за Марком, доктор Родерих -
за женой.
     С каким нетерпением дожидались мы наступления дня!
     А на что нам был день? Вильгельма Шторица все равно и днем нельзя  было
видеть. Он умел окружать себя непроницаемым мраком.
     Штепарк пробыл с нами до рассвета  и  ушел  к  себе  в  управление.  На
прощание он мне сказал:
     - Видаль, не теряйте бодрости. Или я сильно ошибаюсь, или ваши  горести
подходят к концу.
     Это было странно слышать при существующих обстоятельствах,  так  что  я
ничего не ответил Штепарку и только посмотрел на него довольно тупо.  Я  был
так измучен и физически и  морально,  что  даже  слышал  плохо  и  еще  хуже
соображал. Из меня в тот момент ничего нельзя было вытянуть.
     В восемь часов мы получили извещение от губернатора, что все  меры  для
розыска Миры Родерих приняты. Все  мы  на  это  только  улыбнулись  с  самым
горьким недоверием. Что мог поделать тут губернатор?
     На следующий день с утра весть  о  пропаже  Миры  разнеслась  по  всему
городу и вызвала неописуемое волнение.
     В девять часов пришел поручик  Армгард  и  предоставил  себя  в  полное
распоряжение своего товарища. Но, Боже мой, для чего? Зачем?
     Однако капитан Гаралан посмотрел на это иначе. Он не  счел  предложение
поручика Армгарда излишним и с благодарностью его принял.  Надев  саблю,  он
сказал товарищу:
     - Идем.
     Оба офицера направились к дверям. У меня  вдруг  явилось  непреодолимое
желание пойти с ними. Я предложил это и  Марку.  Должно  быть,  он  меня  не
понял, потому что ничего не ответил.
     Когда я вышел, офицеры уже шли по набережной. Редкие прохожие с  ужасом
поглядывали на наш дом. Не из него ли  вышла  вся  буря,  разразившаяся  над
городом?
     Когда я догнал Армгарда и Гаралана, капитан поглядел на  меня  довольно
бессознательно, почти не узнавая.
     - Вы с нами, господин Видаль? - спросил меня Армгард.
     - Да. А куда вы идете?
     Поручик пожал плечами. Он не знал.  Должно  быть,  куда  глаза  глядят.
Навстречу случаю. Но разве случай не самый надежный проводник?
     Пройдя несколько шагов, капитан Гаралан спросил отрывисто:
     - Который час?
     - Четверть десятого, - ответил его товарищ, вынув из кармана часы.
     Мы опять пошли.
     Шли неуверенно и молчали. Перейдя Мадьярскую площадь и выйдя  на  улицу
Милоша, мы обошли вокруг всей Михайловской площади под ее сводами. Временами
капитан Гаралан останавливался как вкопанный и опять спрашивал, который час.
"Двадцать пять минут десятого, половина десятого, без  четверти  десять",  -
последовательно отвечал  ему  товарищ.  Получив  ответ,  капитан  снова  шел
дальше.
     Повернув налево,  мы  прошли  мимо  собора.  Подумав  немного,  капитан
Гаралан направился по улице Бигар.
     Аристократический квартал Рача казался точно вымершим. Редко попадались
торопливые прохожие. Почти во всех особняках окна были закрыты, точно в  дни
общего траура.
     С  конца  улицы  перед  нами  открылся  весь  бульвар  Текели.  Он  был
совершенно пустынен. После пожара дома Шторица публика стала его избегать.
     Куда теперь направится капитан Гаралан?  Вверх  ли,  по  направлению  к
замку, или вниз, к набережной Батьяни, к Дунаю?
     Он остановился опять как бы в нерешительности. С его губ слетел обычный
вопрос:
     - Который час, Армгард?
     - Без десяти десять, - отвечал поручик.
     - Пора, - сказал капитан и быстро пошел по бульвару.
     Мы дошли до решетки дома Шторица, но Гаралан  даже  не  остановился,  а
обогнул дом и зашел сзади к забору сада. Забор  был  высотой  около  двух  с
половиной метров.
     - Помогите! - сказал капитан, указывая на верх забора.
     Я сразу понял все. Я понял цель несчастного брата Миры.
     Десять часов - ведь это сам Шториц назначил. Мы с Штепарком  подслушали
тогда его разговор с лакеем.
     Я сам сообщил об этом капитану Гаралану, и  он  запомнил.  Да,  в  этот
именно час злодей собирался открыть тайник у себя во дворе и достать из него
свое опасное снадобье. Дастся ли нам застигнуть его за работой?  Вероятность
была очень небольшая. Но все-таки представлялся удобный случай, которого  ни
под каким видом не следовало упускать.
     Помогая друг другу, мы перелезли через  забор  и  соскочили  с  него  в
глухую темную аллею с часто насаженными деревьями. Тут никакой Шториц не мог
нас увидеть.
     - Стойте тут, - сказал капитан, а сам  пошел  вдоль  забора  к  дому  и
скрылся у нас из виду.
     С минуту мы постояли на месте, но любопытство взяло верх,  и  мы  пошли
тоже. За деревьями нас совсем не было видно. Мы шли, пригибаясь к земле  под
ветвями, стараясь ступать совершенно без всякого шума.
     Так мы приблизились к дому. Нас  от  него  отделяла  открытая  лужайка,
шириной метров двадцать. Мы легли на  землю  и  жадно  вглядывались,  затаив
дыхание.
     От дома оставались только  одни  закопченные  стены.  Крутом  на  земле
валялись камни, кирпичи, обуглившиеся балки,  покоробившееся  железо,  груды
пепла, изломанная мебель. Мы смотрели на весь этот  разгром  и  думали:  как
жаль, что вместе с домом не сгорел и сам немец со своей проклятой тайной!
     Мы с поручиком окинули взглядом всю площадку и вздрогнули.  В  тридцати
шагах от нас, тоже прячась за деревьями,  стоял  капитан  Гаралан,  устремив
глаза на  ближайший  угол  дома.  Он  стоял  в  напряженной  позе  человека,
готовящегося  сделать  прыжок,  и   сильно   напоминал   льва   или   тигра,
подстерегающего добычу.
     Мы стали глядеть в ту сторону, куда глядел он, и скоро поняли,  на  что
он смотрит. Происходило странное явление. Обломки  шевелились,  хотя  никого
около них не было. Кто-то  невидимый  осторожно,  тихо,  чтобы  не  обратить
внимания,  передвигал  их,  переносил,  перекладывал,  и  все  это  делалось
обдуманно и методично.
     Мы смотрели вытаращенными от страха глазами. Нас ослепила догадка.  Тут
были Вильгельм Шториц и его лакей. Работали невидимки, но работа была видна.
     Вдруг послышался бешеный крик. Со своего места мы увидели, как  капитан
Гаралан  одним  прыжком  бросился  к  обломкам  и  натолкнулся  на  какое-то
невидимое препятствие. Мы видели, что он то двигается вперед, то  отступает,
наклоняется, выпрямляется, вообще делает такие движения, как  будто  борется
врукопашную с невидимым врагом.
     - Ко мне! - крикнул капитан Гаралан. - Я его держу!
     Я и поручик Армгард бросились к нему.
     - Я держу этого негодяя, я его схватил! - повторял капитан  Гаралан.  -
Ко мне, Видаль! Ко мне, Армгард!
     Вдруг я почувствовал толчок от невидимой руки и почувствовал у себя  на
лице чье-то горячее дыхание.
     Да, это рукопашная схватка. Схватка с невидимым врагом! Кто  бы  он  ни
был, Шториц или кто другой, но мы его не выпустим и заставим  сказать,  куда
он девал Миру.
     Выходило опять совсем так, как я говорил Штепарку. Шториц мог  делаться
невидимкой, но материальность  его  при  этом  сохранялась.  Он  не  делался
призраком. Он тут, мы его схватили, держим, и, конечно, удержим, несмотря ни
на что.
     Я держу его за одну руку, Армгард за другую.
     - Мира? Где  Мира?  -  лихорадочно  задавал  вопросы  пленнику  капитан
Гаралан.
     Ответа нет. Негодяй вырывается, борется. Он оказывается очень  сильным.
Если он вырвется, то сейчас же убежит, скроется, и мы никогда больше его  не
увидим.
     - Скажешь ли ты, где Мира? - повторяет  капитан  Гаралан  вне  себя  от
ярости.
     Наконец раздается ответ:
     - Никогда!.. Никогда!..
     Голос запыхавшийся, но узнать его все-таки можно. Это голос  Вильгельма
Шторица.
     Борьба может затянуться. Нас трое  против  одного.  Как  ни  силен  наш
противник, все-таки он долго сопротивляться не может. Вдруг поручик  Армгард
получил сильный толчок и упал в траву. В ту же минуту  я  почувствовал,  что
меня кто-то схватил за ногу и опрокинул. Я невольно выпустил  руку,  которую
держал. Капитан Гаралан получил удар прямо в лицо. Он  пошатнулся,  взмахнул
руками...
     - Вырвался!.. Вырвался! - закричал он.
     Поручик лежал на  траве  почти  без  сознания.  Я  бросился  на  помощь
Гаралану. Напрасно. Мы ловили пустое место. Шториц убежал.
     Но вот из-за деревьев на  площадку  вышли  люди.  Много  людей.  Другие
перелезают со стороны решетки;  третьи  перелезают  через  забор;  четвертые
выходят из развалин сгоревшего  дома.  Их  много,  их  сотни.  Они  подходят
стеной, держась локоть к локтю. Подходят тремя рядами.  Первый  ряд  одет  в
местную полицейскую форму. Второй и третий в форму граничар. В один миг  они
образуют кольцо, которое постепенно