Жюль Верн
   Тайна Вильгельма Шторица


---------------------------------------------------------------------------
     Перевод с французского М. Таймановой.
     Собрание сочинений в пятидесяти томах, М.: ММП "Дайджест". 1997. - 464 стр.
     ISBN 5-86149-004-X (т.33)
     OCR Кудрявцев Г.Г.
---------------------------------------------------------------------------


        ^TГЛАВА ПЕРВАЯ^U

     "...И как можно скорее приезжай, милый Генрих.  Я  тебя  с  нетерпением
жду. Нижняя Венгрия - великолепная страна и очень интересная  для  инженера.
Уже из-за одного этого стоит приехать, и ты не раскаешься, вот увидишь.
     Всем сердцем твой Марк Видаль".

     Так заканчивалось письмо, полученное мной от брата 1 апреля 1757 года.
     Никаким особенным предвестием не ознаменовалось получение этого письма.
Все было очень обыкновенно. Принес его почтальон, передал привратнику, тот -
моему лакею, а лакей на подносе подал его мне с обычной невозмутимостью. Я с
такой  же  невозмутимостью  его  распечатал  и   прочитал   до   конца,   до
вышеприведенных  мною  последних  строк.  А  между  тем  в   этих   строчках
заключалось  зерно  будущих  невероятных  происшествий,  в  которых  и   мне
предстояло принять активное участие.
     Такова слепота человеческая.  Мы  живем,  ничего  не  зная,  ничего  не
предчувствуя, а тем временем совершается завязка драмы всей  нашей  жизни  и
нередко предрешается наша судьба.
     Мой брат написал тогда сущую правду. Я не раскаиваюсь, что  пустился  в
это путешествие. Но стоит ли о нем рассказывать? Не лучше ли умолчать?  Ведь
никто, пожалуй, не поверит моему рассказу: он до такой степени странен,  что
превосходит в этом отношении самые необузданные вымыслы самых смелых поэтов.
     Но уж так и быть - я рискну. Пусть мне не поверят, но я никак  не  могу
подавить в себе потребности вторично пережить приключения, к которым  письмо
моего брата явилось как бы прологом.
     Моему брату Марку было  тогда  двадцать  восемь  лет  и  он  уже  успел
снискать славу замечательного художника-портретиста. Мы с ним  очень  любили
друг друга. У меня к нему  было  до  известной  степени  отеческое  чувство,
потому что я был старше на восемь лет. Мы еще в юности лишились родителей, и
я должен  был  заняться  его  воспитанием.  С  детских  лет  Марк  обнаружил
способность к живописи, и я сам толкнул его на это поприще, будучи  убежден,
что он на нем выдвинется и сделает себе имя. Так оно и вышло.
     Теперь Марк уже собирался жениться. Жил он в это время в южной Венгрии,
в городе Рач, переехав туда из Будапешта, где ему  очень  повезло  по  части
заказов: он написал несколько очень удачных портретов,  за  которые  получил
хороший гонорар, убедившись при этом, что в Венгрии искусство очень любят  и
ценят художников. Из венгерской столицы он вниз по  Дунаю  переехал  в  Рач,
тоже довольно крупный город.
     В Раче в числе  лучших  домов  считалось  семейство  доктора  Родериха,
бывшего в то время одним из знаменитейших венгерских врачей. Получив от отца
порядочное состояние, доктор Родерих  нажил,  кроме  того,  огромные  деньги
практикой. Когда он уезжал на отдых в заграничное путешествие - а  делал  он
это каждый год, посещая то Италию, то Германию, то Францию,  -  его  богатые
пациенты разве что не плакали в голос. Но и бедняки без  него  теряли  очень
много, потому что он не отказывал в помощи никому, и неимущих лечил даром.
     Семья доктора Родериха состояла из него самого, его жены, сына-капитана
Гаралана и дочери Миры. Познакомившись с ними, Марк сразу же увлекся Мирой и
решил остаться  жить  в  Раче.  Мира  ему  понравилась,  и  я  нисколько  не
удивляюсь, что он в такой же  степени  понравился  Мире.  Он  мог  нравиться
женщинам:  красивый  молодой  человек  с  каштановыми  волосами  и  голубыми
глазами, жизнерадостный и добрейшего характера. Во  всяком  случае,  он  уже
называл Миру своей невестой и приглашал меня приехать на свадьбу.
     Миру я, конечно, знал только по пламенным письмам Марка,  и  мне  очень
хотелось увидеть ее. Еще больше хотелось моему брату  показать  ее  мне.  Он
звал меня в Рач как главу семьи и просил приехать не  менее  как  на  месяц.
Марк уверял, что и его невеста ждет меня с нетерпением. Как только я приеду,
сейчас же будет назначен и день  свадьбы.  Но  до  тех  пор  Мира  желала  -
непременно желала - сначала повидаться со мной лично,  потому  что  она  так
много слышала обо мне хорошего (это, кажется, ее собственные слова).
     Все это мне уже неоднократно рассказывал брат  в  своих  письмах,  и  я
чувствовал, что он без ума влюблен в Миру.
     Знал я ее, как я уже  выше  заметил,  только  по  восторженным  отзывам
Марка, а между тем чего бы ему стоило, как художнику-портретисту, взять да и
написать с нее хорошенький портретик, в каком-нибудь интересном  ракурсе,  в
красивом платье и прислать мне. Сама Мира этого не  хотела.  Она  собиралась
предстать передо мной лично и ослепить меня блеском своей  красоты.  Так  по
крайней мере она сама говорила Марку, а он, вероятно, даже и не старался  ее
переубедить. Оба они добивались одного: чтобы инженер Генрих Видаль  отложил
все свои дела и поскорее появился  в  парадных  комнатах  дома  Родерихов  в
качестве первого гостя.
     Требовалось ли так  много  доводов  для  того,  чтобы  меня  уговорить?
Конечно нет. Я все равно приехал бы на свадьбу брата.
     Таким образом, мне предстояло в скором времени  познакомиться  с  Мирой
Родерих, перед тем как она сделается моей невесткой.
     Помимо всего этого путешествие в Венгрию должно было  доставить  мне  и
удовольствие и пользу. Южная  Венгрия  -  земля  очень  интересная,  истинно
мадьярская, сумевшая оградить себя от немецкого влияния. В  истории  Средней
Европы она сыграла немалую роль и была ареной многих подвигов.
     План своей поездки я определил так: туда - сначала на почтовых лошадях,
затем пароходом по Дунаю, оттуда - только на почтовых. Путешествие по  Дунаю
я предполагал начать только от Вены. Правда, я, таким образом,  мог  увидеть
не весь Дунай, но зато самую интересную его часть, там, где он протекает  по
Австрии и Венгрии, до города Рач, возле сербской границы.  Тут  мой  маршрут
оканчивался. У меня не было времени посетить  города  и  местности,  лежащие
ниже  по  реке:  Валахию,  Молдавию,  знаменитые  Железные  Ворота,   Видин,
Никополь, Рущук, Силистру, Браилов, Галац и те гирла,  или  те  три  рукава,
которыми Дунай впадает в Черное море.
     Я полагал, трех месяцев  будет  вполне  достаточно  на  всю  задуманную
поездку. Месяц на переезд из Парижа до Рача. Уж пусть моя  будущая  невестка
умерит свое нетерпение и даст путешественнику этот срок. Месяц на пребывание
в Раче, в новом отечестве своего брата, и месяц на обратный путь домой.
     Устроив некоторые особенно спешные дела и выправив разные документы,  о
которых просил меня брат, я собрался в дорогу.
     Сборы мои были, впрочем, недолгие и  несложные.  Большого  багажа  я  с
собой не брал, взял только  один  чемоданчик,  не  позабыв  уложить  в  него
парадный костюм для предстоящего торжества, ради которого и  предпринималась
эта поездка в Венгрию.
     Насчет языка беспокоиться было нечего: по-немецки я говорил хорошо. Что
касается венгерского языка, то я надеялся, что можно будет  обойтись  и  без
знания оного, одним немецким.  Впрочем,  в  Венгрии  в  то  время  в  высшем
обществе был очень распространен и французский язык; по крайней  мере,  брат
мне писал, что он никогда в этом отношении не испытывал больших затруднений.
     - Вы - француз, следовательно, имеете в Венгрии  право  гражданства,  -
сказал  некогда  один  венгерский  магнат  моему  соотечественнику.  В  этой
любезной и сердечной  фразе  заключалась  вся  искренняя  любовь  венгров  к
французам.
     В   ответ   на   последнее   письмо   я    высказал    Марку    просьбу
засвидетельствовать перед своей невестой, что мое нетерпение не уступает  ее
собственному и что ее будущий деверь горит желанием  поскорее  познакомиться
со своей будущей невесткой. Дальше я сообщал, что скоро выезжаю, но не  могу
назначить точно день своего приезда в Рач,  потому  что  этот  день  слишком
зависит от различных  дорожных  случайностей.  Во  всяком  случае,  я  давал
обещание не мешкать в  пути.  Если  Родерихам  угодно,  он  могут  назначить
свадьбу на конец мая. "Прошу меня не очень бранить, - писал я в  заключение,
- если я буду присылать вам письма с дороги не из каждого города, в  котором
буду останавливаться. Во всяком случае, я буду писать настолько  часто,  что
мадемуазель Мира будет видеть, насколько быстро я продвигаюсь к  ее  родному
городу. Когда будет можно, то есть когда это выяснится для  меня  самого,  я
немедленно оповещу заранее о дне и даже, если угодно,
     0 часе моего прибытия в Рач".

     Накануне отъезда, 13 апреля, я сходил в канцелярию  лейтенанта  полиции
{Старинное название должности начальника полиции в Париже. (Примеч. пер.).},
выправил у него заграничный паспорт и кстати простился с ним самим, так  как
мы были хорошо знакомы и даже находились в дружеских отношениях.  Он  послал
со мной поклон моему брату и пожелание  счастливой  супружеской  жизни.  При
этом он заметил:
     - А я даже знаю, что  семья  доктора  Родериха,  с  которой  собирается
породниться ваш брат, пользуется в Раче большим почетом.
     - Вам кто-нибудь говорил? - спросил я.
     - Да. Мне говорили вчера, на вечере в  австрийском  посольстве.  Я  был
там.
     - Кто же говорил вам?
     - Один офицер из Будапешта, подружившийся с вашим братом, когда тот жил
в венгерской столице. Вашего брата он очень хвалил. Он говорил, что ваш брат
имел в Будапеште  огромный  успех  как  художник  и  что  таким  же  успехом
пользуется он теперь и в Раче.
     - А про Родериков что этот офицер говорил? - допытывался я у лейтенанта
полиции. - Тоже хвалил их?
     - О да. Сам доктор - настоящий ученый в полном смысле этого слова. И  в
Венгрии, и в Австрии - он знаменит повсюду. Нахватал чинов и всяких отличий.
Мадемуазель Мира Родерих, говорят, красавица.  Вообще,  ваш  брат,  кажется,
делает отличную партию, его и вас можно поздравить.
     - Марк в свою невесту влюблен по уши, - сказал я, - и отзывы его о  ней
- сплошной восторг.
     -  Тем  лучше,  любезный  Видаль;  так  вот  вы  и  передайте  ему  мои
поздравления и пожелания всего наилучшего. Только вот  что...  не  знаю,  не
будет ли с моей стороны нескромностью сказать вам про одну вещь...
     - Про какую? - удивился я.
     - Не знаю, писал ли вам о ней ваш брат... Это было еще задолго  до  его
приезда в Рач... За несколько месяцев...
     - Задолго до его приезда?.. Что же такое? - спросил я.
     - Мадемуазель Родерих... Наверное, дорогой Видаль, ваш брат об  этом  и
не знает, раз он вам не писал.
     - Объясните, мой друг, на что вы, собственно, намекаете? Я не понимаю.
     - Кажется, перед тем  за  мадемуазель  Родерих  многие  сватались  и  в
особенности добивался ее руки один господин с видным положением и с  именем.
Так мне по крайней мере рассказывал  тот  будапештский  офицер,  которого  я
видел в посольстве.
     - Чем же кончилось сватовство этого господина?
     - Доктор Родерих ему отказал.
     - Раз отказал, так не о чем и говорить. Не может быть,  чтобы  об  этом
Марк не знал, и если он не упомянул  мне  о  том  ни  разу  в  письмах,  то,
следовательно, не считает этого дела важным.
     - Вы совершенно правы, дорогой Видаль,  но  так  как  об  этой  истории
все-таки довольно много говорили в  Раче,  то,  мне  кажется,  вам  было  бы
гораздо лучше узнать о ней теперь же, заранее, чем по приезде на место.
     - Это верно, - согласился я,  -  и  вы  отлично  сделали,  что  мне  ее
рассказали. Скажите, этот случай действительно имел место? Или, может  быть,
это только сплетня?
     - Нет, это факт.
     - Во всяком случае, дело это конченое, и особенно беспокоиться о нем не
стоит, - сказал я.
     Прощаясь, я все же задал еще вопрос:
     -  Кстати,  мой  друг,  ваш   будапештский   офицер   называл   фамилию
отвергнутого жениха?
     - Называл.
     - Как же его зовут?
     - Вильгельм Шториц.
     - Боже мой! Шториц! Не  сын  ли  он  знаменитого  химика  или,  вернее,
алхимика?
     - Сын.
     - Имя громкое. Этот ученый сделал много знаменитых открытий.
     - Да, и немцы гордятся им с полным основанием.
     - Но ведь он сам уже умер?
     - Несколько лет, как умер. Но сын его  жив,  и  мой  будапештский  друг
аттестует его "беспокойным" человеком.
     - То есть, как беспокойным? Я не понимаю, мой друг, что это значит.
     - Я тоже не совсем понимаю. Кажется, мой собеседник хотел сказать,  что
Вильгельм Шториц непохож на других людей.
     - Что же, у него три руки или четыре ноги? - засмеялся я. -  Или  шесть
чувств вместо пяти?
     - Не знаю, мне не объяснили, - засмеялся в ответ и  мой  собеседник.  -
Впрочем,  я  полагаю,  этот  эпитет  относится  не  к   физическому,   а   к
нравственному  облику  Вильгельма  Шторица.   Советую   вам   все-таки   его
остерегаться.
     - Будем остерегаться, - отвечал я, - по крайней мере, до тех пор,  пока
Мира Родерих не сделается Мирой Видаль.
     Я пожал руку лейтенанту и ушел домой заканчивать сборы в путь.


        ^TГЛАВА ВТОРАЯ^U

     Четырнадцатого апреля, в 7 часов утра, я выехал  из  Парижа  в  берлине
{Берлина или берлин - старинная большая дорожная карета.  (Примеч.  пер.).},
запряженной почтовыми лошадьми, и через десять  дней  прибыл  в  австрийскую
столицу.
     Об этой первой части моего путешествия я упомяну лишь вскользь. За  это
время ничего выдающегося не случилось, а земли, по которым  я  проезжал,  до
такой степени хорошо всем известны, что повторять их описания не стоит.
     Первой моей большой остановкой был Страсбург. При выезде  из  города  я
долго смотрел на него из окна кареты, любуясь  знаменитым  собором,  который
весь купался в лучах солнца, озарившего его в этот момент с юго-востока.
     Несколько  ночей  я  спал  под  стук  колес  моего  экипажа,  под   эту
однообразную песню, которая способна  лучше  всякой  тишины  навеять  сон  и
убаюкать. Я проехал Баден, Карлсруэ,  Штутгарт,  Ульм,  Аугсбург  и  Мюнхен.
Более продолжительная остановка была у меня  в  Зальцбурге,  на  австрийской
границе, и, наконец,  25  апреля  в  6  часов  35  минут  взмыленные  лошади
доставили мою берлину во двор одной из лучших венских гостиниц.
     В дунайской столице я пробыл только тридцать шесть часов, в  том  числе
две ночи. Осмотреть ее подробно я собирался уже на обратном пути.
     Дунай не протекает через Вену. Он от нее довольно далеко. Я проехал  от
города до пристани около мили, чтобы сесть на пароход,  который  должен  был
доставить меня в Рач.
     Накануне  я  запасся  местом  на  габаре  {Старинное   речное   судно.}
"Доротея", приспособленной для перевозки пассажиров, которых набралось много
и  всевозможных  национальностей:  испанцев,  немцев,  французов,   русских,
венгров и англичан. Больше было  венгров.  Пассажиры  размещались  на  корме
судна, а носовая часть была заставлена товарами, так что  по  палубе  ходить
было почти нельзя.
     Первой моей заботой было обеспечить себе на ночь койку в общей каюте. О
том, чтобы принести в эту каюту мой чемодан, нечего было  и  думать.  Я  его
оставил под открытым небом на палубе, возле скамейки, на которой рассчитывал
сидеть во время плавания, присматривая за сохранностью багажа.
     Благодаря попутному ветру и течению габара  довольно  быстро  плыла  по
желтой воде красивой немецко-славянской реки. Там встречались многочисленные
парусные лодки,  груженные  продуктами  сельского  хозяйства  с  необозримых
полей,  раскинувшихся  по  обоим   берегам.   Попадались   громадные   плоты
сплавляемого лесного  материала  -  толстейших  бревен  из  дремучих  лесов,
которые еще не были  тогда  истреблены  в  среднеевропейских  землях.  Потом
потянулись острова, большие и маленькие,  причудливо  разбросанные  и  порой
такие низменные, что едва поднимались над водой. Все они  были  цветущие,  с
осинками,  ветлами  и  тополями,  с  влажной  изумрудной  травой,   усеянной
пестрыми, яркими цветами.
     По берегам были рассеяны деревни на сваях, стоящие у самой воды. Издали
казалось, будто волны,  накатывая  на  берег,  раскачивают  сваи  и  деревни
качаются. Но это только  казалось.  На  пристанях  развевались  национальные
флаги.
     Вечером мы прибыли к устью реки Марха, одного из левых  притоков  Дуная
со стороны Моравии. Тут уже было недалеко до венгерской  границы.  "Доротея"
простояла в этом месте всю ночь с 28 на 29  апреля  и  на  рассвете  поплыла
дальше по тем местам, где в XV веке так отчаянно бились французы с турками.
     После коротких остановок в Петронеле, Альтенбурге и Гайнбурге "Доротея"
миновала узкие Венгерские Ворота, где перед ней раздвинули наплавной мост, и
остановилась у пристани города Пресбурга.
     В Пресбурге назначена была по расписанию суточная стоянка для разгрузки
и погрузки товаров. Этим временем я воспользовался, чтобы  осмотреть  город.
Он очень интересен и стоит весь на  мысу,  так  что  можно  подумать,  будто
крутом не река, а целое море. Дома красивые, крепкие. Очень  хорош  собор  с
золотым венцом на куполе. Много красивых особняков и дворцов,  принадлежащих
венгерским  магнатам.  Потом  я  взобрался  на   холм,   увенчанный   старым
средневековым замком квадратной формы с четырьмя  башнями  по  углам.  Замок
ровно  ничем  не  примечателен,  это  почти  развалины,  но  из  него  можно
любоваться  чудесным  видом  на  окрестные  виноградники  и  на  бесконечную
равнину, по которой извивается Дунай.
     Выйдя из Пресбурга, "Доротея" утром  30  апреля  поплыла  среди  пушты.
Пушта - то же, что русская степь  или  американская  саванна.  Пушта  -  это
бесконечная равнина,  раскинувшаяся  на  всей  территории  средней  Венгрии.
Громадные пастбища, по  которым  носятся  вольные  табуны  лошадей  и  стада
буйволов. Тех и других насчитывают тысячами.
     Тут извивается уже настоящий венгерский Дунай -  широкий,  многоводный,
напоенный многочисленными притоками с Карпат и Штрийских Альп.  Тут  уже  он
настоящая большая река, не такой, как в Австрии.
     Вечером прибыли в Рааб, где "Доротея" остановилась на эту ночь  и  весь
следующий день. На осмотр города я  употребил  полсуток.  Это  не  город,  а
скорее крепость. Ее мадьярское название - Гиор.
     На следующий день, несколькими милями ниже  Рааба,  я  любовался  видом
Коморнской цитадели, построенной в XV веке Корвином.
     Хорошо  здесь  плыть  по  Дунаю!  Чудо  что  такое!   Река   причудливо
извивается. Неожиданными поворотами открываются новые красивые пейзажи.  Над
низменными островками носятся аисты и журавли. Здесь  пушта  открывается  во
всем великолепии.  Роскошные  луга  чередуются  с  пологими  холмами.  Здесь
находятся самые лучшие виноградники Венгрии, и именно здесь миллионами бочек
изготовляют превосходное венгерское токайское вино. Я  не  утерпел  -  купил
себе несколько бутылочек. Не все же пить самим мадьярам. Говорят, будто  они
почти и не  вывозят  свои  вина  в  другие  страны,  а  все  выпивают  сами.
Счастливые люди!
     Земледелие в  пуште  постепенно  улучшается.  Способы  обработки  земли
совершенствуются с каждым годом. Но впереди  еще  очень  много  дела.  Нужны
оросительные приспособления, каналы, лесонасаждения для  защиты  от  ветров.
Тогда урожаи зерна удвоятся и даже утроятся.
     К несчастью, в Венгрии преобладает крупное землевладение. Мелкого почти
нет.  Впрочем,  это,  несомненно,  будет  впоследствии  исправлено.   Логика
обстоятельств неумолима, она свое возьмет.  Венгерский  крестьянин  не  чужд
прогресса. Он не такой рутинер и не так убежден в своей непогрешимости,  как
его немецкий собрат.
     После Грана, как я заметил, характе