о  в  свите   в
зависимости от своего звания. Только один человек  оставался  здесь,  на
дороге, не сняв шляпы.
   Король, делая вид, будто ничего не замечает, не выпускал его из  виду
и, пожалуй, прошел бы мимо, так и не повернув головы в его сторону и  не
останавливаясь, если б человек со шляпой на голове не преклонил  колена,
когда король приблизился.
   Король остановился, - Вы rico hombre? - спросил он.
   - Да, государь.
   - Из Арагона или Кастилии?
   - Из Андалусии.
   - Мавританской крови нет?
   - Я - древней и чистой христианской крови.
   - Имя?
   - Дон Руис де Торрильяс.
   - Поднимитесь и говорите.
   - Лишь один король должен услышать то, что мне надобно сказать ему.
   - Отойдите все! - приказал король, делая повелительный знак рукой.
   И все удалились на такое расстояние, чтобы не  слышно  было  голосов;
образовался полукруг, перед которым находились король дон Карлос и  rico
hombre - дон Руис де Торрильяс.
   - Говорите, - произнес король.

XIV

ВЕРХОВНЫЙ СУДЬЯ

   - Ваше величество, - начал дон Руис, поднимаясь,  -  простите,  голос
мой дрожит, но я растерян и удручен оттого, что мне  приходится  умолять
вас о милости, это и привело меня к вам...
   - Говорите медленнее, - прервал его король, - тогда мне  легче  будет
понимать вас, сеньор!
   - Вы правы, - отвечал дон Руис скорее с гордостью, а не с учтивостью,
- я и забыл, что ваше величество еще с трудом говорит по-испански.
   - Я  научусь,  сеньор,  -  возразил  дон  Карлос  холодным  тоном  и,
помолчав, он повторил:
   - Говорите.
   - Ваше величество, у меня есть двадцатисемилетний сын.
   Он был влюблен в одну даму, но, страшась моего гнева, -  да,  я  виню
себя в том, что был  одновременно  и  безразличен,  и  слишком  строг  к
злосчастному юноше, - так вот, страшась  моего  гнева,  он  связал  себя
словом с этой дамой без моего согласия,  и  хотя  она  признала  за  ним
супружеские  права,  он  все   откладывал   день   бракосочетания.   Она
пожаловалась на него старику отцу, дону Диего. Тот, чувствуя, что рука у
него может дрогнуть от слабости  в  поединке  с  двадцатилетним  юношей,
повелел своему сыну, дону Альваро, отомстить.  Дон  Альваро  не  пожелал
принять извинения моего сына, и я должен признаться, сын вел себя в этих
обстоятельствах с  благоразумием,  чего  нельзя  было  ожидать  при  его
характере; дон Альваро не стал его слушать, молодые  люди  сразились,  и
дон Альваро был убит.
   - Дуэль, - перебил его дон Карлос, - я не люблю дуэлей.
   - При некоторых обстоятельствах, ваше величество, честный человек  не
может от нее отказаться, особенно когда знает, что после  смерти  своего
отца он должен будет дать отчет обо всех своих деяниях королю и  просить
у него милости с покрытой головой.
   - Да, знаю, - такое право дано всем вам - ricos hombres.
   Все это я упорядочу... Продолжайте.
   - Дуэль произошла без свидетелей. Отец  дона  Альваро  обвинил  моего
сына в убийстве и добился приказа об его аресте. Три стражника пришли за
ним и хотели увести силой средь бела  дня  в  тюрьму.  Сын  убил  двоих,
третьего ранил и бежал в горы.
   - Вот как, значит, ты, - сказал дон Карлос, в первый раз обращаясь  к
дону  Руису  на  ты,  причем  тон  у   него   был   угрожающим,   а   не
доброжелательным. - Значит, ты - rico hombre, а сын у тебя - разбойник!
   - Государь! Отец дона Альваро умер,  а  с  ним  умерла  и  ненависть,
молодая дама ушла в монастырь, и я  уплатил  за  нее  взнос,  словно  за
сеньору  королевской  крови;  я  обеспечил  семьи  раненого   и   убитых
стражников - на это я потратил все состояние. Хорошо, что  в  наследство
после отца у меня остался дом на площади Виварамбла, где я ныне и  живу.
Но все это  не  важно,  цена  крови  уплачена,  и  одного  слова  вашего
величества будет достаточно, чтобы восстановить в чистоте наше имя после
всех превратностей судьбы.
   Дон Руис помолчал, но король молчал тоже, и он заговорил снова:
   - Итак, государь,  я  умоляю  об  одном,  простираясь  у  ног  ваших,
заклинаю ваше величество несчетное число раз,  ведь  противника  нет  на
свете и жизнь моего  сына  отныне  в  ваших  руках.  Поэтому  я  умоляю,
заклинаю вас, государь, помиловать сына.
   Король хранил молчание. Дон Руис говорил:
   - Он заслуживает прощения, мой государь, осмеливаюсь утверждать  это.
Я повторяю: ваше величество, он стал таким отчасти по  моей  оплошности,
но прошу во имя моих благородных предков, которые вопиют вместе со мной:
помилуйте его, помилуйте!
   Дон Карлос безмолвствовал. Пожалуй, он даже перестал слушать,  а  дон
Руис проникновенным голосом, склонившись почти  к  самым  ногам  короля,
продолжал:
   - Государь, бросьте взгляд на нашу историю, и  пред  вами  выстроится
целая вереница героев из моего рода. Короли  Испании  обязаны  им  своей
честью и славой. Государь, сжальтесь над моими сединами и внемлите  моим
мольбам, моим  слезам!  Если  это  не  трогает  ваше  сердце,  государь,
сжальтесь  над  благородной  дамой,  его  несчастной  матерью!  Во   имя
счастливого восшествия на престол Испании, во имя вашей матери Хуаны, во
имя ваших предков - Изабеллы и Фердинанда, которым я  честно  и  отважно
служил, чему доказательство вот этот  крест  на  моей  груди,  государь,
окажите милость, о которой я вас умоляю!
   Король  поднял  голову,  казалось,  туман,  застилавший   его   взор,
рассеялся, и он сказал бесстрастно:
   - Это не мое дело, обратитесь к верховному судье Андалусии.
   И он двинулся дальше.
   За ним последовали фламандские и испанские сеньоры и вскоре  исчезли,
войдя вслед за ним во дворец.
   Дон Руис, сраженный горем, остался один на площади Лос-Альхибес.
   Впрочем, мы ошибаемся, говоря,  что  дон  Руис  остался  один:  некий
сеньор из свиты дона Карлоса заметил, как  подавлен  старик  королевским
отказом; незаметно отстав, он не вошел со всеми  в  покои  мавританского
дворца, а поспешил к дону Торрильясу и, сняв  шляпу,  остановился  перед
стариком, который был так поглощен  горестными  думами,  что  ничего  не
заметил.
   - Вероятно, сеньор считает  делом  чести  помнить  старых  друзей,  -
сказал незнакомец, - так позвольте же, любезный дон Руис, одному из тех,
кто сердечно привязан к вам, приветствовать вас.
   Дон Руис медленно обратил к нему свое удрученное лицо,  посмотрел  на
того, кто его приветствовал с такой задушевностью, и его глаза  радостно
сверкнули. Он воскликнул:
   - Ах, это вы, дон Иниго! Я счастлив протянуть вам руку, впрочем,  при
одном условии...
   - Каком же? Скажите!
   - А вот каком:  во  время  своего  пребывания  в  Гранаде  -  никаких
отговорок не принимаю, предупреждаю заранее - вы будете моим гостем.
   Дон Иниго улыбнулся:
   - А мне и не надо было ждать вашего приглашения, дон Руис, дочка  моя
донья Флора уже нашла приют у доньи Мерседес и хоть  мы  просили  ее  не
утруждать себя, она все же отдала дочке свою спальню.
   - Жена сделала в отсутствие мужа то,  что  муж  сделал  в  отсутствие
жены. Значит, там все хорошо...
   И, вздыхая, дон Руис негромко добавил:
   - Как бы мне хотелось сказать, что все хорошо и здесь!
   Говорил он тихо, но дон Иниго услышал его слова. Вдобавок, как и  все
другие сеньоры, дон Иниго видел, как дон  Руис  преклонил  колена  перед
королем доном Карлосом, вероятно,  прося  о  милости,  и  нетрудно  было
догадаться, что в этой милости ему отказано.
   - Судя по всему, разговор с  нашим  молодым  королем  не  принес  вам
удачи, любезный дон Руис.
   -  Что  поделаешь,  сеньор!  Король  признался,  что  еще  не   знает
испанского языка,  я  же  признался,  что  не  знаю  фламандского...  Но
вернемся к  вашим  делам  и,  главное,  дон  Иниго,  поговорим  о  вашей
обворожительной дочери. - После минутного колебания он продолжал:
   - Я надеюсь, - тут его голос дрогнул, - злосчастная встреча  в  горах
не отразилась на ее здоровье?
   - Вы даже об этом знаете? - удивился дон Иниго.
   -  Разумеется,  сеньор.  Все,  что  происходит  с   таким   известным
человеком, как вы, - целое событие,  и  слухи  разлетаются  быстро.  Дон
Лопес рассказал мне... - тут голос дона Руиса задрожал  еще  сильнее,  -
да, дон Лопес рассказал, что вас захватил в плен Сальтеадор.
   - А говорил ли  он  о  том,  что  Сальтеадор  держался  как  истинный
дворянин, а не как разбойник, что атаман, наводящий на всех  ужас,  этот
лев, этот тигр для всех превратился в щенка, в ягненка для нас.
   - Кое-что говорил. Но я рад, что все это подтверждаете вы сами.
   - Да, подтверждаю и добавляю: я буду в долгу перед  этим  бесстрашным
молодым человеком, пока не выполню обещание, которое ему дал.
   - Позвольте узнать, какое? - нерешительно спросил дон Руис.
   - Я  искренне  расположен  к  нему  и  поклялся  ему  святым  -  моим
заступником,  что  не  успокоюсь,  пока  не  добьюсь  у   дона   Карлоса
помилования.
   - Король вам откажет, - произнес дон Руис, поникнув головой.
   - Почему же?
   - Вы сейчас спрашивали, о чем я коленопреклоненно просил короля?
   - О чем?
   - О помиловании.
   - Вы?
   - Да, я.
   - Какое отношение вы имеете к  этому  молодому  человеку?  Отвечайте,
сеньор дон Руис, ибо я возьмусь за дело, удвоив усилия, если буду знать,
что  стараюсь  я  и  ради  нового  друга,  и  ради   друга   старого   -
тридцатилетней давности.
   - Дайте вашу руку, Иниго.
   - Вот моя рука!
   - Человек, о котором вы говорите, - мой сын!
   Дон Руис почувствовал, что рука дона Иниго дрогнула.
   - Ваш и доньи Мерседес? - спросил он сдавленным голосом.
   - Разумеется, - ответил дон Руис с горькой и  печальной  усмешкой,  -
ведь донья Мерседес моя жена.
   - А что вам ответил король?
   - Ничего!
   - Как это - ничего?
   - Вернее, он ответил отказом.
   - Передайте все - слово в слово.
   - Он послал меня к верховному судье Андалусии.
   - Так что же?
   - То, что верховным судьей Андалусии был Родриго де Кальменар, а  дон
Родриго скончался.
   - Дон Родриго скончался, а неделю назад король назначил преемника,  и
вчера этот преемник приехал в Гранаду.
   - В Гранаду?
   - Да, и поверьте мне, дон Руис,  прошу  вас,  поверьте  мне,  в  этом
человеке вы можете быть уверены больше, чем в самом себе.
   Дон Руис собирался подробно  расспросить  обо  всем  своего  старого,
испытанного в  боях  друга,  который  так  уповал  на  провидение  и  на
верховного судью Андалусии, что это немного успокоило старика, но тут из
дворцовых дверей появился глашатай; он приблизился к ним  и  громогласно
возвестил:
   - Дон Иниго Веласко де Гаро, верховный судья Андалусии, вас призывает
король.
   - Так, значит, вы - верховный судья Андалусии, сеньор  дон  Иниго!  -
воскликнул дон Руис, вне себя от изумления.
   - Ведь я вам  говорил,  -  произнес  дон  Иниго,  крепко  пожимая  на
прощание руку дона Руиса, - что вы  можете  рассчитывать  на  верховного
судью Андалусии, как на самого себя. Я бы даже сказал - больше,  чем  на
самого себя, ибо я преемник дона Родриго.
   И, решив, что  не  следует  заставлять  ждать  короля,  раз  придется
просить его о милости,  дон  Иниго  поспешил  выполнить  повеление  дона
Карлоса  и  пошел  ко  дворцу,  ускорив  шаг,  насколько  ему  дозволяло
достоинство испанца - rico hombre.

XV

ДВОР ЛЬВОВ

   Последуем и мы за верховным судьей во  дворец  мавританских  королей,
куда недавно вошел король дон Карлос, вступив туда впервые, -  нашим  же
читателям, быть может, не доведется побывать там.
   Шагая за посланцем короля, дон Иниго пересек первый двор,  называемый
попросту Двором мирт, ибо там росло множество миртовых кустов  в  цвету,
затем прошел через Двор водоема  с  большим  бассейном  округлой  формы,
потом через Зал бань, ибо  там  во  времена  мавританских  халифов  были
женские купальни.
   Несмотря на душевное смятение, несмотря на  то  что  в  скитальческой
своей жизни ему довелось познакомиться со многими памятниками Старого  и
Нового Света, дон Иниго постоял у входа в первый двор - там и в наши дни
останавливаются путешественники, изумленные,  пораженные,  предчувствуя,
что входят в таинственный, незнакомый мир Востока.
   Дон Иниго поднял голову и увидел огромную великолепную вазу, стоявшую
на возвышении, - испанская нерадивость виной тому, что  в  наши  дни  ее
упрятали в какой-то музей, куда никто не ходит, а в те времена она  была
лучшим украшением двора, над которым высилась башня  Комарес,  вздымаясь
над  стенами  из  кедрового  дерева  и  кровлями,  крытыми  позолоченной
черепицей, пурпурные и оранжевые зубцы  башни  вырисовывались  на  синем
прозрачном небе.
   Из Двора водоема дон Иниго вошел в переднюю, прозванную Залом  де  ла
Барка - или проще - Лодкой, из Лодки - в Зал послов, но  ни  своеобразие
формы,  благодаря  которой  передняя  и  получила  название  Лодки,   ни
переплетение  арабесок  на  стенах,  ни  великолепный  узорчатый   свод,
расписанный зеленью, лазурью, багрянцем, ни чудесные,  тончайшие  лепные
работы, подобные тем,  над  которыми  тысячелетиями  терпеливо  трудится
природа, создавая сталактиты, - словом, ничто не могло ни на миг отвлечь
дона Иниго от мысли, не дававшей ему покоя  Стремительно,  в  молчаливом
раздумье он миновал восхитительный павильон, называемый  ныне  Мирадором
 королевы, -
из окон виден Хенералифе, похожий на  необъятный  олеандровый  куст,  на
котором красуются павлины, подобные  золотым  и  сапфировым  птицам;  он
ступал по плитам из белого мрамора, испещренным крошечными отверстиями -
по огромным курильницам, из  которых  окуривали  благовониями  султанов,
когда они выходили из бань; затем,  уже  не  останавливаясь,  он  прошел
через сад Линдараха - ныне там пустырь, поросший кустарником,  а  прежде
был роскошный цветник, - оставил по левую сторону Зал  бань,  тогда  еще
хранивший дыхание гордой Зобеиды - красавицы, прозванной Цепью Сердец, и
вот, наконец, он очутился во Дворе львов, где его и ждал король.
   Двор  львов  описывали  так  часто,  что  нам  нет  надобности  вновь
проделывать это, ограничимся лишь кратким очерком, рассказом о некоторых
достопримечательностях,  набросаем  эскиз,  что  необходимо  для  нашего
повествования.
   Двор львов - прямоугольник в сто двадцать шагов в длину  и  семьдесят
три в ширину, окруженный ста двадцатью колоннами  из  белого  мрамора  с
капителями из золота с ляпис-лазурью.
   Галерея на  высоте  двадцати  восьми  метров  нависает  над  обширным
внутренним двором, посреди которого красуется знаменитый фонтан Львов.
   Дон Иниго, войдя во Двор львов, увидел, что  он  превращен  в  шатер:
натянутые над двором широкие полосы ткани национальных цветов Испании  и
Австрии - красных, черных и желтых - служили также и защитой от  горячих
солнечных лучей.  Вода  выбивалась  из  всех  отверстий  фонтана  Львов,
освежая воздух в этом огромном шатре, где был  накрыт  стол  для  обеда,
устроенного в честь молодого короля городом  Гранадой  и  высшей  знатью
Андалусии.
   Гости прохаживались по Двору львов, по Залу  двух  сестер,  рядом  со
двором, по галерее, что возвышается над ним.
   Прислонившись головой к одному из львов фонтана, дон Карлос рассеянно
слушал своего главного министра графа Шиевра и  поглядывал  на  кровавые
пятна, что испещряют гранит, - говорят, это следы крови обезглавленных -
тридцати шести Абенсерагов, которых заманил сюда, как в западню, Зегрис.
   О чем же раздумывал дон Карлос, почему его блуждающие глаза не меняли
выражения, когда он внимал речам  министра?  Да  просто  он  забыл,  что
находится во Дворе львов, в Гранаде, и мысленно перенесся во  Франкфурт,
в зал, где происходят выборы, забыл о мавританских междоусобных  войнах,
он ничего не видел и только задавал себе  один  вопрос:  "Кто  же  будет
императором Германии - я или Франциск Первый?"
   Но вот царедворец, приблизившись к королю, оповестил,  что  верховный
судья следует за ним.
   Дон Карлос поднял голову. Глаза его сверкнули, когда он посмотрел  на
дона  Иниго,  и,  очевидно,  решив  отделаться  от  своих  фаворитов   -
фламандцев,  теснившихся  вокруг,  и  подойти  к   испанским   дворянам,
собравшимся на другом конце, он направился к тому, кого велел позвать.
   Дон Иниго, заметив, что  король  идет  ему  навстречу,  и  поняв  его
намерение, остановился и стал ждать, когда король заговорит с ним.
   - Ты знаешь  дона  Руиса  де  Торрильяса?  -  спросил  дон  Карлос  у
верховного судьи.
   -  Да,  ваше  величество,  -  это  один  из  самых  достойных  дворян
Андалусии.  Мы  вместе  сражались  с  маврами   в   царствование   ваших
достославных предков - Фердинанда и Изабеллы.
   - Ты знаешь, о чем он меня просил?
   - Он просил о пощаде у вашего величества - о помиловании  сына,  дона
Фернандо.
   - Ты знаешь, что сделал его сын?
   - Он убил на дуэли брата одной дамы, своей возлюбленной.
   - Дальше!
   - Он убил двух стражников, которые пришли  его  арестовать,  и  ранил
третьего.
   - Дальше!
   - Он убежал в горы.
   - Дальше!
   Король, в третий раз произнеся "дальше", посмотрел на дона Иниго; его
глаза, обычно мутные  и  ничего  не  выражавшие,  с  таким  непреклонным
упорством и такой проницательностью следили за ним, что дон  Иниго  даже
отступил на шаг; он не представлял себе, что  взгляд  земножителя  может
сверкать таким ослепительным огнем.
   - Дальше? - пробормотал он.
   - Да, я спрашиваю тебя, что он делал в горах?
   - Ваше величество,  должен  признаться,  что,  увлеченный  юношескими
страстями...
   - Он стал разбойником. Он убивает и грабит путешественников,  и  тот,
кто задумал поехать из моего города Гранады  в  мой  город  Малагу  или,
наоборот, из моего города Малаги в мой  город  Гранаду,  должен  сделать
завещание перед отъездом, как перед смертью.
   - Государь...
   - Хорошо... Так вот, верховный судья, говори, что ты намерен  сделать
с душегубом?
   Дон Иниго содрогнулся,  ибо  в  голосе  девятнадцатилетнего  юнца  он
почувствовал такую непреклонность, что  ему  стало  страшно  за  будущее
своего подопечного.
   - Я думаю, ваше величество, что нужно многое простить молодости.
   - Сколько же лет дону Фернандо де Торрильясу? - спросил король.
   Дон Иниго, подавив вздох, отвечал:
   - Двадцать семь, ваше величество.
   - На восемь лет старше меня, - заметил король.
   В его голосе словно слышалось: "Какая же  это  молодость  в  двадцать
семь лет? Вот мне девятнадцать, а я уже чувствую себя стариком".
   - Гениальность сделала вас старше, ваше  величество,  вам  не  должно
сравнивать себя с простыми смертными, судить о них по своей мерке.
   - Итак, твое мнение, верховный судья?
   - Вот мое мнение, государь: бывают  различные  обстоятельства  -  дон
Фернандо виноват, но есть и оправдательные  причины.  Он  принадлежит  к
одной из самых знатных семей Андалусии, отец его, достойный и  уважаемый
человек, сделал все, чтобы обеспечить семьи убитых; и  было  бы  хорошо,
если б король дон Карлос ознаменовал свое путешествие по Андалусии актом
милосердия, а не актом жестокости.
   - Таково твое мнение?
   - Да, - смиренно выговорил дон Иниго,  опустив  глаза  перед  орлиным
взглядом молодого короля.
   - В таком случае сожалею, что  отослал  к  тебе  дона  Руиса.  Я  сам
займусь этим делом... И  думаю,  что  решу  его  по  совести.  -  Затем,
обернувшись к группе гостей, стоявших рядом, он сказал:
   - К столу, сеньоры! И не будем задерживаться! Вот мой верховный судья
дон Иниго де Веласко считает, что я слишком  строгий  судья,  и  я  хочу
поскорее доказать ему, что я - само правосудие. - И, снова  обращаясь  к
дону Иниго, ошеломленному проявлением могучей воли у девятнадцатилетнего
юноши, едва вышедшего из детского возраста, он приказал:
   - Садись справа от меня, дон Иниго. Когда выйдем из-за стола,  вместе
посетим тюрьмы Гранады, и там мы  найдем,  без  сомнения,  людей,  более
заслуживающих помилования, чем тот, за кого ты меня просишь.
   Он подошел к месту, предназначенному для него,