на  улице  чужую  собаку:  зубы
ощерены, шерсть поднялась дыбом, слышится рычание. Папуасы  отмалчивались.
Но их взгляд, все их существо дышало жестокостью.
   И все же никто не ожидал, что в один прекрасный день они  смогут  тайно
предаться тропоедству. Все  в  лагере  были  глубоко  потрясены,  искренне
возмущены и  по-настоящему  опечалены.  Понадобился  весь  авторитет  отца
Диллигена, все его красноречие, дабы спасти виновных  от  слишком  суровой
кары. И в то же время больше всех  потрясло  это  злополучное  приключение
самого отца Диллигена, ибо  он  лишь  недавно  обратил  своих  папуасов  в
христианство. "Но, с другой стороны, в чем я, собственно говоря,  могу  их
упрекнуть? - спрашивал он. - Кого съели они: животных или людей?  Мы  сами
еще не в силах решить этот вопрос, как же  можно  требовать  от  папуасов,
чтобы они знали больше нашего?"
   И никому не приходило в голову  улыбаться  (каждый  чувствовал  себя  в
какой-то степени виновным), когда святой отец патетически задавал  себе  в
сотый раз один и тот же вопрос:  должен  ли  он  исповедовать  папуасов  в
совершении ими смертного греха? Они вполне могут  сделать  вид,  будто  не
понимают, о чем идет  речь,  говорил  он.  А  в  таком  случае,  на  каком
основании откажет  он  им  в  отпущении  грехов  без  наложения  епитимьи.
Требовать же от них раскаяния лишь за то, что они  предались  чревоугодию,
было бы лицемерием.
   Правда, Дуг был в какой-то степени удовлетворен.  Он  вскоре  убедился,
что Сибила не смеет смотреть ему в глаза. Но, хотя  он  и  одержал  победу
после недавнего спора, сейчас ему было не  до  торжества.  Ибо  дальнейшие
события, таящие в  себе  гораздо  большие  опасности,  нежели  тропоедство
папуасов, со всей ясностью показали  правоту  Дуга  и  отца  Диллигена,  и
теперь все члены экспедиции, и даже Сибила с  Крепсом,  желали  как  можно
скорее решить проклятый вопрос: люди тропи или нет?


   Операторы ежедневно снимали тропи, но им не всегда удавалось поймать  в
объектив киноаппарата обитателей скал, а потому  большинство  кадров  было
посвящено пленникам,  выполнявшим  свои  очередные  тесты.  Съемки,  таким
образом, шли в двух направлениях: с одной стороны, готовился игровой фильм
для широкой публики, с другой - снимались  кадры,  имеющие  чисто  научный
интерес. Это были, так сказать, своеобразные дневник и архив экспедиции.
   Геликоптеры,  отправлявшиеся  за  продуктами,  отвозили  в  лабораторию
австралийской фирмы, приславшей своих  операторов,  уже  заснятые  пленки,
которые там и проявлялись. Что же, собственно говоря, произошло?  По  всей
вероятности, среди владельцев фирмы и их гостей, для которых в узком кругу
демонстрировали эти кадры, находился некий  Ванкрайзен,  один  из  крупных
дельцов, известный своей акульей хваткой.
   Надо  признать,  что  тесты,  которые  в  последнее   время   выполняли
прирученные тропи, не могли не навести на  определенные  размышления.  Это
была уже не столько проверка умственных данных тропи с целью установить их
способности к наблюдению и размышлению (тут, как мы видели, тропи мало чем
отличались   от   человекообразных   обезьян),   сколько    проверка    их
восприимчивости с  целью  узнать,  могут  ли  они  усваивать  и  повторять
определенные жесты, движения, выполнять ту или иную работу. Известно,  что
любого  шимпанзе  можно  очень  быстро  научить  одеваться,  зашнуровывать
ботинки, накрывать на стол, есть ножом и вилкой, курить сигару, ездить  не
велосипеде или верхом на лошади. В колониях нередко шимпанзе не хуже  слуг
выполняют всю домашнюю работу. Этот первый этап - этап несложных  работ  -
был  быстро  пройден  тропи.  Под  руководством  двух  механиков   они   с
поразительной быстротой  научились  обращаться  с  металлическими  частями
машин, находить и даже подбирать нужные детали; правда, их так и не смогли
научить обращаться с буравом, зато они  с  явным  удовольствием  вставляли
болты и  завинчивали  гайки.  Они  были  бесконечно  терпеливы  в  работе,
напоминая этим слонов; правда, их нужно было  время  от  времени  ободрять
ласковым  словом,  хвалить,  а  главное,  в  качестве   поощрения   давать
кусок-другой ветчины. К тому же они были необычайно выносливы и  не  знали
усталости.
   И неудивительно, что Ванкрайзен увидел  в  этих  беззащитных  существах
дешевую и послушную  рабочую  силу.  Отдельные  подробности,  в  сущности,
особой роли не играют. В общем, Ванкрайзен тут же вспомнил об  Акционерной
компании фермеров  Такуры,  основанной  лет  десять-двенадцать  назад  для
разведки недр этого еще не изученного массива и  ныне  почти  прекратившей
свою деятельность. В то время предполагали, что на севере имеются  большие
запасы нефти. Они действительно существовали, но в течение двух  лет  были
полностью исчерпаны. Правда, на западе обнаружили несколько  сот  гектаров
каучуконосов, и благодаря этим плантациям компания с грехом пополам смогла
продолжать  свою  деятельность.  Она  сдавала  также  в  аренду  отдельным
обществам охотничьи угодья.  Бесспорно,  все  это  навело  Ванкрайзена  на
мысль,  что  по  концессии,  полученной   компанией,   за   ней   остается
исключительное право  на  эксплуатацию  флоры  и  фауны  во  всей  Такуре.
Проверить это оказалось делом несложным, и, как выяснилось, все тропи -  и
те, которые жили среди скал, и те, которые,  возможно,  населяли  соседние
долины, - действительно по закону принадлежали компании фермеров.
   Сам Ванкрайзен контролировал в Сиднее одно из крупнейших предприятий по
переработке шерсти. Почти за  бесценок  он  скупил  через  его  посредство
большинство акций компании фермеров. Как только они  очутились  у  него  в
кармане, он вызвал к себе некоего Гренета, который был тесно связан как  с
правительственными кругами, так и с шерстопрядильной промышленностью.
   Как известно, иммиграция в Австралию строго ограничена и находится  под
контролем соответствующих  органов.  Уровень  жизни  там  довольно  высок,
рабочей силы мало и рабочие руки дороги. В силу этого огромное  количество
шерсти, которое  ежегодно  дают  бесчисленные  отары  овец,  пасущиеся  на
плоскогорье,  не  может  обрабатываться   на   месте:   естественно,   что
австралийские  ткани  по  цене  не  в  состоянии   выдержать   конкуренции
английских. Шерсть поэтому отсылается в Англию, где она  обрабатывается  и
поступает на фабрики.
   - Вы уже видели фильмы о тропи? - спросил Ванкрайзен.
   - Нет, - ответил Гренет. - А что это такое?
   - Пойдемте, увидите сами, - сказал Ванкрайзен и повел Гренета за собой.
   - Ну а что вы теперь скажете? - спросил он после просмотра.
   - По правде говоря... - начал Гренет.
   - Представьте себе их, - начал Ванкрайзен, - на ткацкой фабрике...  Три
тропи вместо одного рабочего.
   Гренет взглянул на него и даже рот открыл от удивления.
   - Я уже все прикинул, - продолжал  Ванкрайзен.  -  Тридцать  или  сорок
тысяч тропи, пройдя соответствующую подготовку, смогли бы под руководством
специалистов обработать две трети всей шерсти, получаемой в  Австралии.  А
расходы самые пустяковые: питание, ну и кое-какой уход.  Мы  в  два  счета
обставили бы англичан.
   - Черт возьми, - пробормотал  Гренет.  -  Мы  могли  бы  отбить  у  них
американский рынок.
   - Without taking  our  coats  off  [не  вступая  в  драку  (англ.)],  -
рассмеялся Ванкрайзен. - Если не ошибаюсь, в  Такуре  насчитывается  около
двух или трех тысяч тропи. Животное становится взрослым уже в десятилетнем
возрасте. Лет через пять около тысячи самок смогут  дать  нам  необходимое
поголовье. И самое  позднее  лет  через  десять-пятнадцать  работа  пойдет
полным ходом.
   - Что же вам для этого нужно? - спросил Гренет.
   - В первую очередь, конечно, деньги, - ответил Ванкрайзен,  -  а  также
поддержка правительства.
   - Деньги дадут вам скотоводы.
   - Не нужно мне их денег, - возразил Ванкрайзен, - предпочитаю ссуду  от
правительства.
   - Почему?
   Ванкрайзен расхохотался и ответил вопросом на вопрос:
   - Вы плохо их рассмотрели, что ли?
   - Кого, скотоводов?
   - Нет, дорогой, тропи. Не слишком ли они похожи на настоящих людей?
   Гренет с улыбкой пожал плечами.
   - Да, да, - повторил Ванкрайзен. -  Неужели,  по-вашему,  англичане  не
попытаются нам помешать?
   - И вы полагаете, что...
   - Конечно. Они таки постараются вставить нам  палки  в  колеса.  Начнут
кричать о том, что мы  не  имеем  морального  права  эксплуатировать  этих
слишком уж похожих на человека животных  и  прочее  и  прочее.  Можете  не
сомневаться.
   - И все-таки я не понимаю, при чем тут банки...
   - Банки, - прервал его Ванкрайзен, - должны по горло завязнуть  в  этом
деле. Если во  время  судебного  процесса  суду  придется  выбирать  между
моральным  правом  тропи  и  падением  кредита  австралийских  банков,  не
сомневайтесь, выбор будет предопределен заранее. Понятно?
   - Понятно. Что же вы собираетесь предпринять?
   -  Это  зависит  от  вас,  от  того,  чего  вы   сможете   добиться   в
правительстве.  Необходимо  немедленно  субсидировать  постройку   ткацких
фабрик, оборудованных по последнему слову техники. Неважно,  каковы  будут
размеры самой  субсидии.  Важно  заставить  банки  вложить  в  предприятие
необходимые миллионы... Вам ясна суть дела?  Лишь  сумасшедший  согласится
затем потерять такие деньги. Дайте только заполучить тропи, обратно мы  их
не выпустим. К тому же незачем дожидаться,  пока  их  привезут.  Надо  уже
сейчас построить образцовый  лагерь  с  дортуарами,  лазаретом,  столовой,
пригласить  врачей,  зоологов  и  т.д.   И,   конечно,   открыть   большую
экспериментальную клинику. Ибо требуется развить их  работоспособность,  а
главное, сократить у самок период вынашивания  детенышей.  Тут,  по-моему,
нам на помощь должна прийти селекция. Вы ведь отчасти  скотовод  и  должны
разбираться в подобных вопросах.
   - Все это так, - пробормотал Гренет. - Я даже думаю, -  добавил  он,  -
что не мешало бы также кастрировать самцов. Судя  по  фильмам,  они  очень
неуравновешенны, это, пожалуй, их основной  порок.  Полагаю,  что  с  ними
произойдет то же, что и со всеми домашними животными: после кастрации  они
станут более покладистыми, но не потеряют работоспособности.
   - Счастливая мысль! - воскликнул Ванкрайзен.


   Гренет сразу же энергично, ловко и без лишних слов взялся за дело.  Все
уже было основательно подготовлено, когда экспедиция после восьмимесячного
пребывания в  Такуре  возвратилась  в  Сидней.  Она  привезла  с  собой  и
поместила в Антропологическом музее около тридцати взрослых  тропи  обоего
пола и несколько тропи-малышей.
   Через несколько дней  после  возвращения  Дугу  позвонили  в  отель  по
телефону: звонили из "Сидней геральд" и просили разрешения  зайти  к  нему
завтра утром. Дуг не  придал  значения  этому  разговору  и  только  уныло
подумал, что ему, видимо, придется вежливо  выпроводить  за  дверь  своего
собрата: он действительно чувствовал себя не вправе делать какие бы то  ни
было  сообщения  для  прессы,  а  тем  более  (если  таково  было  желание
редактора) давать в газету серию статей о тропи.
   Посетитель с первых же слов успокоил Дуга:  пришел  он  вовсе  не  ради
статей. По его словам, у него просто были друзья среди сотрудников газеты.
Сначала разговор шел о  самых  безразличных  предметах.  Элегантно  одетый
гость  самоуверенно  улыбался.  Он  несколько  раз  повторил,  что   решил
встретиться  именно  с  Дугласом,  а  не  с  кем-либо  другим  из   членов
экспедиции, ибо не сомневается в  его  доброй  воле,  и  эта  добрая  воля
откроет перед мистером Темплмором весьма заманчивые перспективы. Так что в
конце концов Дуг почуял, что за этими туманными фразами  кроется  какое-то
сомнительное предложение. Он пошел на эту игру и  выказал  себя  настолько
сообразительным, что, возможно, даже превзошел ожидания гостя. Не прошло и
часа, как он уже знал все о компании фермеров Такуры,  о  ее  средствах  и
целях, знал и то, чего они от него ждут: ему известна  местность,  дороги,
нравы тропи, и он  мог  бы  оказать  им  помощь  в  поимке  первой  партии
животных.
   Дуг даже поспорил о размере вознаграждения и в заключение  просил  дать
ему время подумать. Не успел посетитель  удалиться,  как  Дуг  ворвался  в
комнату Гримов. Через час вся экспедиция в полном составе с ужасом слушала
сообщение Дуга. Были также приглашены директор Антропологического музея  и
его "solicitor" [адвокат (англ.)]. Как только Дуг закончил свою речь,  все
взоры обратились к юристу.
   С минуту адвокат сидел молча. Потом наморщил нос, энергично  потер  его
указательным пальцем и спросил:
   - Но, в конце концов, кто же эти тропи? Люди они или обезьяны?
   Отец Диллиген, вскочив с места, воздел руки к небесам. И, подобно мужу,
выведенному из себя глупостью жены, он возмущенно отошел к окну.
   Сибила взглянула на Дугласа. У нее было такое  расстроенное  лицо,  что
при желании свести с ней старые счеты Дугу ничего не  стоило  бы  одержать
победу. Но не этого он сейчас хотел. Его самолюбие было удовлетворено  уже
тем,  что  к  нему  первому  обратила  она  с  трогательной  мольбой  свои
прекрасные, глубокие, как море,  глаза.  Гнев,  горечь  и  даже  угрызения
совести боролись в ней; она нетерпеливо  покусывала  губы,  ей  необходимо
было действовать, бороться.
   Наконец Грим собрался с духом. Все это время он сидел, опустив глаза  и
смешно выпятив нижнюю губу, так что почти не видно  было  его  маленького,
красного, морщинистого подбородка.
   Прищелкнув языком, он начал:
   - Люди это или обезьяны? С нашей стороны было бы...  гм...  было  бы...
большой оплошностью, - пробормотал он, краснея, - а  может  быть,  даже...
гм... преступлением, если бы... если бы... в конце концов... было... гм...
вероятно... было невозможно... определить это.
   И Грим поднял на адвоката влажный и тоскливый взор.
   - То есть как "невозможно"! - воскликнул тот,  вытаращив  глаза.  -  Да
самый темный пастух из саванн сразу  же  узнает  человека.  Даже  зобастый
кретин не станет колебаться в этом вопросе. Если в тропи нельзя с  первого
взгляда признать человека - значит, они обезьяны!
   Грим тяжело вздохнул.
   - Видите ли, - ответил он уже более уверенным тоном, - до  сегодняшнего
дня нам самим  казалось,  что  все  это  именно  так.  И  действительно...
биологически... гм... самый последний дикарь настолько ближе...  к  любому
британскому подданному, чем к шимпанзе, что даже  ваш  зобастый  пастух...
мог не хуже любого антрополога отличить grosso modo человека от  обезьяны.
Но разве это не показывает нам, - продолжал Грим, ко  всеобщему  удивлению
уже без всяких запинок, - что сами  антропологи  до  сегодняшнего  дня  не
нуждались в особой проницательности,  дабы  отличить  их  друг  от  друга.
Почему же довольствовались они столь поверхностным изучением  вопроса?  Да
потому, что им просто везло. Им везло потому, что вот уже пять тысяч  лет,
как исчезли все промежуточные виды. И посему мы пребывали, как  оказалось,
в состоянии обманчивого покоя. С этой точки зрения,  -  добавил  он  вдруг
жалобным  тоном,  -  существование  наших  тропи   настоящая   катастрофа.
Благодаря им мы вынуждены срочно решить вопрос, который мы по  лености  до
сих пор обходили. Нам придется дать точный и исчерпывающий ответ: _каковы_
характерные черты того существа, которое мы называем человеком? Не  правда
ли, прежде можно было и не торопиться, - продолжал он таким саркастическим
тоном, что друзья его удивленно переглянулись, -  ошибки  исключались.  Мы
даже гордились, что остаемся, таким образом, в  разумных  границах  науки.
Главное, провозглашали мы,  не  выходить  за  пределы  нашей  области!  Не
доверять своим  чувствам,  остерегаться  ловушек  психологии,  неточностей
этики! Только не путать разные вещи!
   Он снова вздохнул.
   - Мы упивались  своим  собственным  невежеством,  ибо  человек  занимал
совершенно особое место в животном мире, он настолько  отличался  от  всех
прочих живых существ, что даже ваш зобастый пастух не мог ошибиться.  Если
вам дадут очень горячую и очень холодную воду, вы  ведь  тоже  не  станете
колебаться. Ну а как быть с теплой  водой?  Как  вы  ее  определите,  если
только,  конечно,  предварительно  не  договоритесь  точно,  при  скольких
градусах воду следует считать горячей? Именно это с нами и произошло ныне.
Человека с шимпанзе не спутаешь: слишком велика разница. Ну  а  вот  между
шимпанзе и плезиантропом, между плезиантропом и синантропом, синантропом и
тропи,  тропи  и  неандертальцем,  неандертальцем  и   негритосом,   между
негритосом и вами, простите за  сопоставление,  дорогой  мэтр,  расстояние
всякий раз приблизительно одинаковое. Если вы  сможете  сказать  нам,  где
кончается обезьяна  и  начинается  человек,  вы  окажете  нам  огромнейшую
услугу!
   - Если только, как вы сказали, предварительно не договоритесь?..
   - Да...
   - Так разве нельзя это сделать? Разве нельзя, пусть даже с  опозданием,
потребовать, чтобы конгресс антропологов дал подобное определение?
   Крепе расхохотался и звучно ударил себя по ляжке.
   - От всего сердца желаю вам успеха в этом предприятии! - воскликнул он.
- Но, уверяю вас, вы успеете  поседеть,  прежде  чем  ученые  между  собой
договорятся.
   - Разве это так трудно?
   - Не то что трудно, дружище.  Но  существует  слишком  много  различных
мнений. Право, лучше просто бросить жребий: дело пошло бы куда быстрее,  а
результат был бы тот же. Еще  триста  лет  назад  Локк  пытался  разрешить
вопрос, при какой степени уродства  ребенок  перестает  быть  человеческим
существом, а следовательно, не может приобщиться к таинству крещения,  ибо
в противном случае за ним признали бы существование души. Видите, все  это
не так уж ново. И вы сами понимаете, что за три дня и даже за  три  месяца
нельзя решить спор, который ведется уже столетия.
   Адвокат посмотрел на Крепса отсутствующим взглядом. Потом снял очки  и,
протерев стекла, снова надел их.
   - Что же, - сказал он, - если дело действительно  обстоит  так,  боюсь,
что компания фермеров добьется своего.
   - Простите!.. - воскликнула Сибила.
   Адвокат вопросительно взглянул на нее.
   - Ведь существуют  же,  -  продолжала  она,  -  законы,  охраняющие  от
истребления вымирающие биологические виды. По-моему, можно сыграть на этих
законах.
   - Можно-то можно, - возразил адвокат, - но  лишь  в  том  случае,  если
компания собиралась бы послать тропи на бойню.  Но  она,  напротив,  хочет
оградить их от превратностей жизни в пустыне, намерена позаботиться об  их
существовании, гигиене, питании  и  даже  о  размножении.  Она  без  труда
докажет, что этот закон в данном случае не имеет к ней никакого отношения.
Конечно, музей мог бы потребовать принятия специального закона  об  охране
тропи... Но вы сами понимаете, сколько это займет времени. Да  и  добьется
ли еще - неизвестно. Вы же знаете: у компании  -  железная  хватка.  Кроме
того, здесь замешаны  слишком  крупные  дельцы.  Так  что,  видите  ли,  -
заключил он, - если нельзя доказать,  что  тропи  не  являются  животными,
никто не сможет помешать их законным владельцам обращаться с ними,  как  с
лошадьми или слонами. Одним словом: либо тропи - часть фауны Такуры,  либо
- часть ее населения. Или то, или другое, третьего решения нет.
   - А вы что можете предложить? - спросил Дуг, помолчав.
   - Надо подумать, - ответил юрист. - В настоящий момент я вижу лишь  два
способа действий.  Первый  -  добиться,  чтобы  какое-нибудь  авторитетное
официальное учреждение, скажем вроде Royal Academy of Science [Королевская
академия наук (англ.)], дало бы не вызывающее споров научное  определение,
но, судя по словам мистера Крепса, это невозможно. Второй  же  -  получить
судебное решение, которое ipso facto [в силу самого факта (лат.)] исходило
бы из того, что тропи люди. Таким образом, у нас был бы прецедент. И  это,
по