Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
ато
в Доусон. Увидев незнакомца, они ответили на его поклон с заметной
холодностью: печальное приключение с мнимыми полицейскими сделало их
подозрительными. Однако тот, не обращая внимания на такой прием, любезно
улыбнувшись, проговорил:
-- А! Мосье Редон... Как я счастлив видеть вас!
Удивленный журналист внимательно посмотрел на незнакомца и вдруг
воскликнул: -- Тоби!.. Вы здесь, мой бравый Тоби! -- протянул ему обе руки,
обменялся коротким и дружеским рукопожатием и прибавил: -- Дорогой Леон,
позволь представить тебе мистера Тоби No 2, правую руку знаменитого
Мельвиля. Мой добрый Тоби, друг мой Леон Фортен, первая жертва "Красной
звезды"!
Оба энергично пожали друг другу руки, и Редон, который еще не пришел в
себя от этой встречи, прибавил:
-- Каким добрым ветром занесло вас сюда, дорогой товарищ?
-- Усердным преследованием бандитов, которым я объявил беспощадную
войну.
-- Ах, сколько произошло необыкновенных событий, Тоби, со времени
получения вашей депеши из Бремена! Но скажите, пожалуйста, вы знали, что
найдете нас здесь или только случайность привела вас сюда?
-- Вы забываете о Доусонских журналах, где помещены и биографии, и
портреты, и автографы, и сообщение о ваших чудесных открытиях. Сообщение
очень опасное, поверьте мне, так как лучше скрывать свое богатство, чем
кричать о нем на всех перекрестках!..
-- Кому говорите вы это?!
-- Разве произошло уже несчастье?
-- Нас обокрали, украли все наше золото около трехсот тысяч франков. И
это было проделано с неслыханной ловкостью и смелостью!
-- Так значит, я снова прибыл слишком поздно. О, почему вы не написали
мне, как я просил, в Ванкувер или в Доусон-Сити!..
-- Глупость с моей стороны... Непростительная забывчивость!
-- Несчастье!.. Большое несчастье!.. Худшее, может быть, чем вы
думаете, если мои подозрения оправдаются.
-- Но извините, дорогой Тоби, я заставил вас стоять и даже не предложил
выпить и закусить. Извините меня и не думайте худо О нашем гостеприимстве!
Моя растерянность и неожиданность вашего визита -- единственная причина
этого! Все, что здесь находится, принадлежит вам. Распоряжайтесь им
по-своему! -- прибавил Леон.
-- Благодарю, господа, от всего сердца, но не сейчас! Поговорим прежде
всего, так как время не ждет!
-- Но что произошло?
-- Меня привело сюда нетолько желание увидеть вас: я веду слежку.
-- И местная полиция не хочет помочь вам?
-- Она пускает в ход все средства, чтобы затормозить мои усилия, и даже
не хочет признавать меня!
-- Почему же?
-- Потому что стремится во что бы то ни стало скрыть все преступления,
даже мелкие, совершающиеся здесь ежедневно. И все это делается для того,
чтобы не помешать притоку рудокопов, главному населению Клондайка. Да, надо
во что бы то ни стало, чтобы люди и капиталы были в полной безопасности...
нужно, чтобы царило доверие, хотя воображаемое... Таким образом двое конных
полисменов превратились в дезертиров...
-- Черт возьми! Наши воры! -- вскричал Леон.-- Они отправились в путь
сейчас же и, если все еще едут, то должны быть далеко!
-- Я имею основание думать, что их исчезновение не будет оглашено. Его
скроют с большим старанием, и, может быть, если заявят семейства, их объявят
умершими случайно во время исполнения своих обязанностей.
-- Но это преступление!
-- Но, господа, не думаете же вы, что начальник полиции будет
раскрывать каждому встречному истину, которую я подозреваю и которую скоро
подтвердят новые доказательства: оба полисмена, завлеченные в западню, в
Фурше, были убиты в харчевне и трупы их сожжены.
-- Черт возьми! Что это вы говорите, Тоби?!
-- Убийцы же, взяв их форму, вооружение и лошадей, отправились на
северо-западный участок и украли у его обладателей сто килограммов золота...
- Тоби!
-- После этого они проехали Клондайк, убили лошадей, сожгли форму,
уничтожили оружие и вернулись пешком в Доусон-Сити; краденое же золото
превратили в слитки и обменяли на банковские билеты... Войдя во вкус,
бандиты остались в Доусоне, часто посещают увеселительные заведения,
готовятся к новому подвигу и ждут благоприятного момента действовать, не
подвергаясь излишнему риску.
-- Но, Тоби, вы рассказываете ужасные вещи!
-- Ужасные или не ужасные, но суть в том, что я вам сообщаю голые
факты! Уж не думаете ли вы, господа, что подобное сообщение способно
увеличить царящее здесь доверие, которое побуждает к работе, облегчает
мировые сделки, содействует путешествиям и охраняет собственность? Понятно,
что ни слова не будет сказано, все скроют, как при появлении эпидемии в
гавани! Только я один буду знать, что убийцы несчастных полисменов и ваши
воры -- Френсис Бернетт и Боб Вильсон, вожди "Красной звезды".
-- Тысяча молний! -- вскричал Леон Фортен вне себя.-- Мои палачи!
-- Мошенники, продырявившие меня и собиравшиеся благополучно отправить
меня на тот свет! -- прибавил журналист.
-- Гениальные бандиты,-- продолжал важно Тоби,-- с которыми я один веду
войну!
-- Но мы поможем вам!
-- О, господа! Я не сомневаюсь ни в вашем желании, ни в вашем мужестве,
но...
-- В нашей ловкости, не так ли? -- спросил Редон.
-- Или скорее в ваших полицейских способностях!
-- Не бойтесь, дорогой Тоби! Я сделал донесение, которое, скажу не
хвастаясь, вызвало удивление самых толковых полицейских. Вы увидите, Тоби,
увидите!
-- Если так, господа, то я думаю, лучше мне остановиться здесь. Оба
бандита не оставили никакого следа в этой пустыне, но предчувствие говорит
мне, что они вернулись в Доусон. Сделаем, как они, и нагрянем в столицу!
-- Ну, хорошо! Время, однако, и поесть!
Полицейский агент, приглашенный в палатку, был представлен в качестве
преданного друга из Европы, случайно встретившегося на золотых приисках;
впрочем, это была совершенная правда. За столом ему рассказали о краже, о
сопровождавших ее обстоятельствах, о бегстве двух мнимых полисменов. И Тоби,
слушавший внимательно, произнес между глотками: "Кража при помощи хлороформа
-- одно из их любимых средств. Сомневаться дальше невозможно, я понял все
еще раньше вашего рассказа!"
По старой привычке, которую никогда не забывает настоящий полицейский,
он бегло взглянул на канадцев и решил, что никогда еще не встречал их,
поэтому держался настороже с ними и советовал это делать и остальным.
Взволнованный Редон, выйдя из-за стола и оставив палатку, пылко
запротестовал:
-- Дюшато -- отец Жанны, этой удивительной девушки, которая безотлучно
находилась около мадемуазель Грандье! Я люблю ее от всего сердца и полностью
доверяю!
-- Кому?.. Отцу или дочери? -- с улыбкой спросил Тоби. Редон не
отвечал, засмеялся и вернулся в палатку, где Жан и Леон начали уже
приготовления к отъезду. Они присоединились к друзьям и помогали так
деятельно, что через шесть часов все было закончено, оставалось только
условиться с перевозчиком, что было улажено за минуту. Затем положили в
повозку обоих раненых, и она медленно двинулась.
Это путешествие, совершаемое так неторопливо, заставляло Тоби топтаться
на месте. Наконец, он потерял терпение, опередил других и сказал:
-- Я подожду вас близ вашей гостиницы. У меня будут уже, наверное,
новости! --и он не ошибся.
Когда, тридцать часов спустя, караван остановился перед скромным
приютом, Тоби, загримированный, неузнаваемый, мог сказать Редону:
-- Я не терял даром времени! Как только вы устроитесь, я покажу ва.м
лицом к лицу ваших воров!
Глава X
Увеселительные места в Доусон-Сити. -- Тоби сдержал свое слово.-- Лицом
к лицу.-- Воры и убийцы.-- Скандал и арест.-- Перед судом.-- Обвинение --
Свидетели.-- Поражение.-- Приговор.-- В тюрьме -- Торжество бандитов.
Тоби No 2 сдержал свое слово.
Наши друзья провели в Доусон-Сити уже двадцать четыре часа. Удобно
устроив раненых во второй хижине, соседней, они пригласили американского
врача -- теперь оставалось терпеливо ожидать выздоровления. Никаких
осложнений не предвиделось.
Тоби No 2 прибыл, живописно одетый в широкополую шляпу, в голубую
куртку с золочеными пуговицами. На нем была огромная круглая пелерина с
галстуком цвета индиго с белыми горошинами, а на ногах -- высокие сапоги.
При этом у него был монокль в глазу, закрученные усы, довольный вид; словом,
он выглядел настоящим франтом... из-под полярного круга!
-- Идите! -- сказал он тихо в тот момент, когда наступила
одиннадцатичасовая темнота.
Равнодушные к обычаям европейской моды, заправив панталоны в сапоги,
надев измятые шляпы, фланелевые рубашки и куртки сомнительной свежести, Леон
и Поль последовали за полицейским. .
Оборванцы, покрытые живописными лохмотьями, фланировали по улицам и
медленно направлялись к увеселительным местам. Салоны, кафе, отели,
освещенные a giorno, распространяли свои соблазны даже на шоссе, где важно
шлепали по грязи джентльмены в ожидании удовольствий или приключений.
Настраивались самые разнообразные инструменты, звучали нестройные
музыкальные аккорды, прерываемые выкриками зазывал, которые за плату должны
были завлекать посетителей в увеселительные места. Тоби провел своих
спутников в обширное помещение, разделенное натри части, соответствующие
концертному залу, бальному и салону. В первом отделении бритые мужчины и
накрашенные дамы выкрикивали модные куплеты. Во втором джентльмены и леди,
под руководством дирижера, усердно танцевали. В третьем -- играли в рулетку,
трант-карант, в покер и баккара и во всех трех не забывали пить, курить и
жевать табак.
Однако не замечалось ни тени веселости. Все делали вид, что веселятся
по заказу, аплодируют без увлечения, танцуют, пьют, не чувствуя жажды, и
играют, не умея. Преобладали американские манеры, а всем известно, что
американская веселость далека от шаловливости.
Но содержатели таких притонов удовольствий, распределив в таком порядке
развлечения, знают, что делают. Слушатели концертного отделения мало-помалу
приходят в возбужденное состояние, влекущее их к напиткам. Танцы приходятся
кстати, а когда гости переходят в игорную залу, они уже оказываются почти
готовыми...
Леон, Поль и Тоби, остановившись на несколько минут из любопытства в
бальной и концертной залах, прошли в салон.
-- Вы играете? -- спросил Тоби.
-- Нет! -- ответил Леон,
-- А я слегка! -- сказал в свою очередь журналист.
-- Тем лучше! Здесь проигрываются огромные суммы, и я подозреваю, что
банкометы ловко передергивают!
Здесь рассчитывались не деньгами, а жетонами, обмененными на золото в
слитках или в виде песка, которое тут же взвешивалось на весах. Сведенная к
обмену фиктивных ценностей, игра, несмотря на азарт, теряла драматическую
окраску, сделавшую ее такой убийственной в игорных домах Калифорнии,
Австралии и Южной Африки со времени открытия копей. Настоящая трагедия
происходила разве что в вертепе казначея, куда стекались действительно в
неисчислимом количестве всевозможные ценности.
Войдя в залу, трое друзей были просто ошеломлены дымом папирос и сигар,
спиртным запахом и прочими подобными ароматами. Относительная тишина царила
только в обширной зале, среди игроков, теснившихся у столов при свете
керосиновых ламп. Здесь слышался только шепот, и то скоро смолкший, звяканье
стаканов, глухой шум постоянной ходьбы, прерываемый яростными всплесками
крепкой брани,-- и над всем этим царил сухой, отрывистый голос банкометов,
произносивших таинственные слова:
-- Господа, ставки!.. Больше нельзя!.. Нечет, чет, красное!..
Пробыв несколько минут в зале и привыкнув к ее атмосфере, Поль и его
друг остановились близ стола, перед которым восседали двое мужчин. Они были
видны только на три четверти, но голоса их заставили вздрогнуть наших
друзей. Тоби бросил на них быстрый взгляд и прошептал одно слово:
-- Подойдем!
Они, ловко маневрируя среди понтеров, скоро пробрались в первый ряд, и
здесь до них совершенно отчетливо долетели два голоса. Пришедшие посмотрели
на лица и взгляды их скрестились с взглядами совершенно невозмутимых
банкометов. Молодые люди едва могли подавить крик удивления и гнева. Это
они!.. Мнимые полисмены!.. Воры!.. Двое негодяев, злоупотребивших их
гостеприимством и похитивших их самородки!
Больше сомневаться было невозможно. Дрожь пробежала по телу, они
побледнели и не слышали даже Тоби, напоминавшего о спокойствии. Наконец,
будучи не в силах сдержаться, они раздвинули игроков, подошли к банкометам
и, ни слова не говоря, схватили их за шиворот. Минутное оцепенение приковало
к месту присутствующих. Застигнутые врасплох, банкометы стали сопротивляться
и призывать на помощь, но руки Поля Редона и Леона Фортена держали их, как в
тисках.
-- Что это значит? Что за насилие? -- вмешались недоумевавшие понтеры,
готовые принять сторону банкометов.
-- Это значит,-- вскричал звонким голосом журналист,-- что эти люди --
бандиты! Переодевшись в форму полисменов, которых они убили, они украли у
нас двести фунтов золота!
А Леон добавил с еще большей горячностью:
-- Да, бандиты, совершившие в Англии и Франции самые ужасные
преступления! Два вождя "Красной звезды"!
При подобном обвинении симпатии общества уступили место весьма
понятному негодованию. Некоторые игроки стали даже награждать тычками
банкометов, лишенных возможности бежать. В интересах правосудия и
справедливости Тоби в свою очередь выступил обвинителем.
-- Джентльмены! -- громко произнес он.-- Прошу выслушать! Вот указ об
аресте, подписанный лорд-шефом лондонского суда, с приказанием задержать
этих людей в любом месте британской территории...
-- Хорошо! Арестуем их! -- прервал один игрок.
-- Отведем их к начальнику полиции! -- прибавил другой.
-- На суд! -- сказал третий.
Негодяи, лишенные возможности убежать и даже сопротивляться,
обрадовались.
-- Мы лучшего и не желаем! Ведите нас к судье! Он оправдает нас!
Двое добровольных полисменов, какие всегда находятся в подобных
случаях, взяли по веревке и крепко связали руки банкометов. Последние,
боявшиеся сначала подвергнуться суду Линча, ободрились, подняли головы,
вздернули плечи и, посматривая иронически на окружающих, изрекли: "Смеется
тот, кто смеется последним!"
Это была невиданная дерзость, и французы едва сдержались.
Судьи не оказалось дома, как и начальника полиции. Тогда, вследствие
обвинения Леона и Редона и под их ответственность, арест, впрочем,
узаконенный указом Тоби, был предпринят.
Банкометы были посажены в тюрьму.
Через сутки, как предписывает английский закон, состоялся
первоначальный допрос в присутствии двух адвокатов со стороны подсудимых:
как и везде, в Доусон-Сити появились адвокаты, ищущие золота и кляузных дел.
Тоби No 2 и оба француза присутствовали в качестве обвинителей.
Пленники назвали себя: один -- Ребеном Смитом, другой -- Жое Нортоном.
-- Это ложь! -- вскричал Тоби.-- Высокого зовут Боб Вильсон, а
низенького -- Френсис Бернетт! Они хорошо известны лондонской полиции, как
доказывают приметы, имеющиеся в Скотланд-Ярде, и следующие листки, добытые
инспектором Мельвилем. Вот, впрочем, господин судья, дело, снабженное
печатями и подписями.
Судья взял бумаги, быстро пробежал их, обратив внимание особенно на
приметы, и велел обвиняемый приблизиться; затем, сравнив приметы с
подлинником, сказал:
-- Невозможно сомневаться... Впрочем, я громко прочту вам эти
документы, чтобы все: адвокаты, свидетели и обвиняемые -- могли
удостовериться в тождестве!
Когда он кончил, сами адвокаты не могли удержаться от выразительного
взгляда: невозможно было отрицать тождество двух банкометов с убийцами.
-- Что вы имеете сказать? -- спросил судья обвиняемых.
-- Прежде всего, в чем нас обвиняют? -- нахально спросил Ребен Смит,
или Боб Вильсон, до сих пор молчавший.
-- Потрудитесь сформулировать свои обвинения! -- обратился судья к трем
друзьям.
-- Я обвиняю этих людей в том, что они украли у нас из палатки около
двухсот фунтов золота, усыпив нас при помощи хлороформа! -- сказал Леон
Фортен.
-- А я,-- подхватил Тоби,-- обвиняю их в том, что в деревне Фурш они
завлекли в ловушку двух конных полисменов, убили их и сожгли вместе с домом,
где совершили преступление, трупы своих жертв.
-- Есть у вас доказательства? -- спросил судья.
-- В свое время я представлю их!
-- Хорошо! Это все?
Между тем обвиняемые только улыбались, тихо переговариваясь с
адвокатами, глядевшими на них с изумлением. Наконец Редон заговорил:
-- Я в свою очередь обвиняю их в попытке умертвить меня около шести
месяцев тому назад в Париже... в подлом убийстве ночью старика в
Мезон-Лафите, в преступлениях, при разборе которых предписано было
британскими властями выдать преступников французскому суду...
-- А я,-- опять возвысил голос Леон Фортен,-- обвиняю их в дьявольских
махинациях, доведших до самоубийства француза Грандье... обвиняю в том, что
они выдали меня за виновника их преступлений и засадили в тюрьму!..
-- Подтверждаю, что это истина! -- прервал Тоби.-- Я был тогда во
Франции по приказанию своего начальника, инспектора Мельвиля, давшего мне
поручение. Потеряв и вновь найдя след этих людей, слишком поздно к
несчастью, я отплыл вместе с ними пятого мая из Бремена в Нью-Йорк на
"Императоре Вильгельме". До сих пор я выслеживал их шаг за шагом...
-- Но,-- спросил судья,-- почему же вы не арестовали их раньше?
-- Потому, что английские власти не позволяют этого в случае, если
преступления совершены во Франции. Кроме того, я не получал еще приказа об
аресте, затребованного по телеграфу. Наконец, я не мог вмешаться, так как
они еще не совершили преступления на канадской территории. Все эти условия,
делая арест законным, существуют только несколько дней.
-- Это верно! -- отвечал судья и прибавил, обращаясь к подсудимым: --
Что вы имеете сказать?
-- Многое, господин судья! -- отвечал Жое Нортон, или Френсис
Бернетт.-- Прежде всего, несмотря на сходство примет, вы в заблуждении; я
это сейчас докажу. Полицейский агент, обвиняющий нас, утверждает, что мы
пятого мая сели в Бремене на немецкий корабль. Вот паспорт и расписание,
доказывающие, что мы сели седьмого мая в Ливерпуле, на "Луканию", судно
общества Кунарда. Агент был, вероятно, жертвою сходства или мистификации,
так как, с другой стороны, легко доказать, что мы были в Ливерпуле между
пятым и седьмым мая. Это могут под присягою подтвердить капитан, счетный
агент и пассажиры "Лукании". Далее, наши обвинители утверждают, что мы убили
в Фурше двух полицейских и украли на участке двести фунтов золота. Я прошу
их сказать, в какой день и час совершены были оба преступления. Это можно?
-- Конечно! -- сказал судья,-- Господа, вы слышали вопрос обвиняемого,
потрудитесь отвечать!
-- Убийство полисменов было совершено второго июля между четырьмя и
шестью часами вечера! -- сказал твердым голосом Тоби.
-- Вы хорошо знаете день и час?
-- Наверное!