Луи Буссенар.
    Ледяной ад


     Роман
     Текст и иллюстрации печатаются по изданию: Буссенар  Л. Полное собрание
романов Луи  Буссенара.  --  Спб.:  Кн.  Изд.  П.П.Сойкина,  1911  г.  --  с
исправлениями в соответствии с нормами современного русского языка
     Роман "Ледяной ад" написан в 1895 году.
     Перевели с французского А. Сергеев, Е. Чистякова-Вэр, В.Карпинская
     Литературная редакция текста Г.Легкодух
     Художники-оформители К.Корнеева, О. Приезжева, Е.Титов
     Издательско-полиграфическое общество Лианта, 1993 г
     OCR and Spellcheck Афанасьев Владимир, 2001 г


 * ЧАСТЬ I. ПРЕСТУПЛЕНИЕ В МЕЗОН-ЛАФИТЕ *


ГЛАВА 1

     Ужасный  контраст.-- Таинственное письмо.-- Шантаж.-- 50 тысяч  франков
или  смерть.--  Полицейский  агент.-- Княгиня ожидает.-- Потерянная  нить.--
Дьявольская   ловкость.--  Лошадь   без  всадника.--   Последняя   угроза.--
Зарезанный человек.-- Красная звезда.-- Самоубийство.

     Первые апрельские  ласточки с веселыми криками преследуют друг друга и,
как  безумные,  кружатся в  лазури  неба,  где сияет  великолепное  весеннее
солнце. Раскрываются  первые почки, развертываются  цветочные венчики,  и  в
прохладном воздухе носится  тонкий и нежный аромат весны... Хорошо  жить  на
свете!
     Да, хорошо  жить в двух шагах от  великолепного Сен-Жерменского леса, в
цветущих  виллах, окаймляющих  дорогу из  Мезон-Лафита к древней королевской
дубраве.
     Несколько парижан,  тосковавших  по  деревне  и  считавших  за  счастье
укрыться   от  сутолоки  большого  города,  наслаждались  этим   поэтическим
пробуждением природы.  В  числе их  была семья Грандье, уже две  недели  как
поселившаяся на вилле Кармен.
     На календаре было 25 апреля, 8 часов утра.
     Глава семьи, высокий и красивый  мужчина, лет сорока пяти, с непокрытой
головой, потным лбом и багровыми щеками, нервно шагал по большой конторе, из
окон  которой  были  видны  рощицы,  лужайки  и  аллеи  хорошо  расчищенного
английского сада. На маленьком столике стояла нетронутая чашка с чаем. Забыв
о  ней, хозяин дома тяжело  вздыхал, произносил  бессвязные слова, стискивал
зубы и ломал руки. Видно было, что у него страшное горе.
     Между тем в дверь постучали.
     -- Войдите!
     Вошел  слуга  с подносом,  на котором  грудою лежали журналы, письма  и
газеты, и произнес:
     -- Почта барину!
     -- Хорошо, благодарю, Жермен!
     Едва  слуга успел  выйти, как господин  его  наклонился  над  подносом,
порылся  в  корреспонденции и  нашел  крепкий квадратный  конверт из толстой
бумаги  желтоватого цвета, на котором вместо печати была  красная  звезда  с
пятью лучами. При виде его он испустил глухой стон, побледнел еще больше и с
дрожью в руках, в ужасе пробормотал прерывающимся голосом:
     -- Красная звезда!.. Ах! Я погиб... это седьмое... последнее!..
     Трепетавшие пальцы разорвали конверт, и оттуда  выпало письмо, также  с
красной звездой. После минутного убийственного молчания  он произнес  глухим
голосом:
     -- Денег!.. Они хотят денег... огромную сумму... а я разорен... не имею
кредита... эта роскошь только показная... Но они не хотят верить... и грозят
умертвить  моих детей!.. дорогих,  любимых, которых  так долго охраняла  моя
любовь. Да, они убьют всех... они перережут всех... если я не дам денег... И
сегодня последний  срок!.. Но денег у  меня нет...  и попытки мои... вернуть
их...  убили мой кредит... ускорили  мое разорение...  Вот!.. Я  был добр...
честен... доверчив... Ах!.. Теперь я расплачиваюсь за это.
     Между тем, в то время как господин этот предавался наедине своему горю,
из соседней комнаты  через открытое  окно  ворвалось несколько  фортепьянных
аккордов. В саду,  в  кустах,  малиновки,  зяблики  и соловьи заводили  свои
трели. Бабочки упивались  нектаром первых цветов. И  очарование, разлитое  в
природе, составляло такой  резкий контраст  с  отчаянием этого человека, что
несчастный  не  мог удержаться от рыданий. Вскоре, однако, устыдившись своей
слабости, он протяжно вздохнул и сказал вполголоса:
     -- Надо с этим покончить! -- и  порывисто нажал  кнопку  электрического
звонка.
     Тотчас же явился слуга.
     -- Там есть кто-нибудь? -- спросил господин Грандье.
     -- Да, какой-то человек дожидается уже добрую четверть часа!
     -- Введите его немедленно!
     Вошел незнакомец, еще  молодой, среднего роста, с живым, проницательным
взглядом и просто одетый. Лицо его свидетельствовало об уме и решительности.
     --  Это  вы -- агент, присланный  полицейской  префектурой?  -- спросил
господин Грандье после короткого поклона.
     -- Да, сударь!
     -- Как поздно  вы  явились!.. Если бы вы  знали, с каким нетерпением  я
ждал вас!
     -- Я был в отлучке и  немедленно по  получении депеши отправился к вам,
даже не заходя домой.
     -- Вы меня спасете?
     --  Постараюсь сделать все, что  возможно. Предупреждаю, однако, что  я
буду состоять  при вас в  качестве официального лица... чтобы  содействовать
Версальскому суду... так как мы уже не в департаменте Сены!
     -- Справитесь ли вы?
     --  Вы  увидите  это на  деле;  на  всякий  случай я приглашу еще  двух
товарищей. Но прежде познакомьте меня с сутью дела!
     -- Читайте это письмо: оно объяснит вам все!
     Агент  взял  письмо,  пощупал  бумагу,  вгляделся  в  почерк  и  прочел
вполголоса:
     "Милостивый государь!
     Пишу вам в седьмой и последний раз. В седьмой  и последний раз повторяю
вам:  вы богаты,  а  мне  нужны деньги.  Направляю на  вас это  письмо,  как
пистолет,  и говорю: кошелек или жизнь!.. Пятьдесят тысяч франков или я убью
вас, умертвив предварительно по одному всех членов вашей семьи.
     Мне  нужны  эти  пятьдесят  тысяч  франков,  чтобы  сделать  карьеру  в
Клондайке, этой  золотой стране, где энергичные люди становятся миллионерами
в несколько недель. И вы дадите их мне сегодня же!
     Я предложил  вам неделю, чтобы реализовать эту сумму, и такого срока  в
вашем положении совершенно достаточно.
     Не  пытайтесь меня  обмануть  или укрыться от  меня.  Я принял все меры
предосторожности, я знаю час за часом все, что вы делали за эту неделю, и вы
всецело находитесь в моей власти!
     Вы ездили два раза в Версальский суд и раз в полицейскую префектуру. Вы
приказали охранять свой  дом ночью и днем, что  является верхом глупости  по
отношению к человеку моего пошиба.
     Но довольно болтать!  Вы должны иметь  пятьдесят тысяч франков... вы их
имеете и вручите сегодня мне.
     Вложите деньги  в конверт и отдайте его лицу, которое  ровно в  полдень
будет у опушки леса. В  назначенный час мужчина в каштановой ливрее перейдет
дорогу  в  десяти шагах  от въезда  в лес.  Вы скажете  ему: "Я --  господин
Грандье".  Он  ответит:  "Княгиня ожидает", и вы вручите ему выкуп за себя и
свою семью.
     Может быть, вы попытаетесь задержать его. Это было бы глупо, так как он
не  соучастник мой и не отвечает за  свою  роль. Это наемник, считающий себя
доставщиком  политической  корреспонденции.  Во   всяком  случае,  надо  все
предвидеть. Предупреждаю, что если  вы  измените мне,-- в эту же  ночь будет
совершено убийство: я не отступлю ни перед чем и готов убить человека так же
легко, как раздавить улитку.
     Итак,  в  эту ночь я зарежу какого-нибудь гражданина этой  страны.  Для
большей  убедительности  у  него  будет перерезано  горло от одного  уха  до
другого и вырезана ножом на коже левого виска моя эмблема -- красная звезда.
     Примите это к сведению!"
     --  Ну,  что вы скажете  на это? --  спросил несчастный  Грандье слабым
голосом.
     -- Скажу,--  отвечал  с  важностью  агент,--  что все  это  сводится  к
простому шантажу!
     --  Но эти страшные угрозы,  повторяемые каждый день  в  течение  целой
недели?
     --  Шантаж, и все эти  "красные  звезды",  бумага не  обычного формата,
сильные  выражения  этого  письма,  не  соответствующие цели,--  все  это не
больше, как  театральные эффекты. Уверяю  вас, сударь,  мой  полицейский нюх
говорит,  что вы имеете дело с простым мошенником,  которого мы и поймаем...
другого я ничего не могу предположить!
     -- А если...
     --  Я отвечаю за все; не беспокойтесь: никто не будет убит, об убийстве
не кричат за целых двенадцать часов вперед!
     -- Что же делать?
     --  Положиться на меня, вложить в конверт пятьдесят фальшивых билетов и
отправиться в полдень на свидание с  человеком  в  ливрее.  Остальное -- мое
дело!
     Уверенность полицейского ободрила  господина Грандье, он начал оживать.
Между тем агент продолжал:
     --  Сейчас девять  часов.  У  меня  как раз  достаточно времени,  чтобы
переодеться и дать знать своим помощникам. Потом мы возьмем в руки нить дела
я уже не выпустим ее!
     -- Делайте, как считаете нужным. Отдаю свою судьбу в ваши руки!
     -- И вы правы. То, что мы спасем вас, так же верно, как то, что мое имя
Жерве!
     И агент удалился, уверенный в успехе.
     В  назначенный  час  господин Грандье находился у  опушки леса,  тщетно
отыскивая глазами  агента. Он  заметил  верхового,  по-видимому, внимательно
изучавшего план леса. Только  на минуту этот всадник кинул незаметный взгляд
в его сторону, и Грандье скорее угадал, чем узнал в нем полицейского агента,
поразительно  удачно замаскировавшегося.  Несколькими шагами далее  какой-то
субъект  в коротком пиджаке и переднике пил из  стакана у прилавка с винами;
там же остановился железнодорожный служащий, державший  под мышкой небольшой
пакет, похожий на почтовую посылку. Все. трое, казалось, совершенно не знали
друг друга.
     С замиранием сердца господин Грандье услышал первый удар часов,  бивших
полдень. Он перешел  дорогу в лес и  увидел человека в ливрее, пересекавшего
путь. Грандье приблизился к нему, держа письмо на виду, и проговорил:
     -- Я -- господин Грандье!
     -- Хорошо! Княгиня ожидает! -- ответил тот.
     Не  прибавив  ни слова более,  Грандье вручил ему  письмо и повернулся.
Незнакомец  вежливо  поклонился,  опустил  письмо в  карман и  направился по
дороге в лес.
     Между тем всадник успел  уже  сложить  свою карту и очень ловко объехал
таинственного  посланника:  известно,  что  самый  верный  и надежный  прием
выследить кого-нибудь -- находиться впереди его. Железнодорожный  служащий и
таинственный субъект следовали на недалеком  расстоянии от незнакомца, делая
вид,  что зевают  по сторонам, а на  деле готовые броситься на него. Тот шел
уверенным шагом, с видом человека, имеющего спокойную  совесть и средства  к
жизни. Таким образом он прошел  около трехсот метров, пока не  достиг места,
где  две дороги пересекались под прямым углом. На одной из них стоял лесник,
держа  за  повод  оседланную лошадь. Незнакомец остановился, обменялся с ним
несколькими быстрыми  словами, потом взял повод, вскочил в  седло и помчался
со скоростью поезда.
     Жерве, полицейский агент,  предвидел этот маневр и, пока  его помощники
стояли в замешательстве, пришпорил свою лошадь и бросился ускоренным галопом
преследовать  беглеца.  Последний,  казалось, не  мог ускользнуть от  такого
превосходного наездника,  как  Жерве, имевшего к тому же великолепного коня.
Лесник  же  остался  под   присмотром  Шелковой   Нити  и  Бабочки  --  двух
полицейских, переодетых один работником, другой -- служащим железной дороги.
     Они добросовестно следили  за подозрительным лесником и видели,  как он
направился  к одной из тех решеток, какими отделяют охотничьи участки. Минут
десять он шел вдоль решетки и, наконец, остановился перед маленькой железной
дверцей, проделанной в палисаде. Он быстро отпер дверь  ключом, проскользнул
в нее, опять запер и скрылся во рву.
     Одураченные таким неожиданным исходом  дела, агенты  двинулись вперед и
приблизительно  через полчаса  вышли на лесную  дорогу, благоустроенную,  но
совершенно пустынную.
     --  Постараемся  сориентироваться  и определить,  где  мы находимся! --
сказал Бабочка, вынимая из кармана план леса.
     Неровный лошадиный галоп отвлек  его внимание и заставил поднять голову
от плана; его  товарищ  тоже насторожился. Прямо на них скакала  лошадь, вся
покрытая пеной; повод был закинут ей на шею, а стремена  болтались по бокам.
Инстинктивно они бросились наперерез  ей, цепляясь  за  повод,  за  гриву  и
прилагая все силы, чтобы остановить обезумевшее животное. Когда это  удалось
наконец, то вопль горести  и ярости вылетел из их грудей: они узнали лошадь,
которую их начальник, Жерве, взял для себя за три часа перед этим!

     Господин Грандье был немного успокоен полицейским агентом; хладнокровие
последнего  невольно внушало доверие. Он  забыл  беспокойство,  мучившее его
целую неделю, лег рано в постель и впервые за  все восемь дней уснул крепким
сном. В шесть часов утра его разбудил шум голосов. Лакей  его разговаривал с
садовником,  исполнявшим  в  то  же  время должность привратника и жившим  в
домике близ решетки.
     -- Я  говорю вам,  Жермен, что  письмо заказное, и  его нужно  передать
барину во что бы то  ни стало, как объявил человек, принесший его и  чуть не
оборвавший звонок!
     -- Подайте сюда, Жермен, подайте! --  сказал Грандье, уже  предчувствуя
беду.
     Ледяной  холод  проник  ему  в   грудь:   он  заметил  красную  звезду,
напечатанную на толстом конверте из желтой бумаги. Лихорадочно разорвав его,
несчастный прочел следующие строки, ходившие ходуном перед его глазами:
     "Вы обманули меня! Убедившись, что необходим труп, чтобы побудить вас к
повиновению,   я   совершил  этой  ночью   убийство,   как  и  предупреждал.
Отправляйтесь на улицу Св. Николая и вы увидите там мертвеца  с моею печатью
на левом виске. Завтра в полдень  вы доставите  мои пятьдесят  тысяч франков
или ваш сын погибнет будущею ночью.
     Теперь вы знаете, что я держу свое слово!"
     Поспешно,  сам  не  сознавая,  что делает,  господин Грандье  оделся  и
бросился по указанному адресу.
     Вот  и  улица Св.  Николая...  Взволнованные  люди суетятся,  кричат...
открывается  дверь... растрепанная  женщина  испускает крики,  хватающие  за
душу... во дворе -- беспорядок и отчаяние.
     Жандарм прибегает в тот момент как Грандье, не сознавая, что  он делает
и говорит, входит в дом и произносит, почти задыхаясь.
     -- Я хочу видеть... труп!
     Толпа  расходится,  а он  входит  в комнату, где  рыдают какие-то люди,
которых  он  даже не  замечает.  На постели, обагренной кровью,  лежит  труп
зарезанного, с  большими открытыми  глазами. Страшная  рана  пересекает  его
горло от одного уха до другого.
     Похолодевший от ужаса,  но  словно влекомый  неведомой  силой,  Грандье
наклоняется над этим трагическим, застывшим лицом...
     Левый висок исполосован ножом... линии разрезов  изображают пятилучевую
звезду...
     --  Красная звезда...-- лепечет  через силу несчастный.-- Я также...  я
должен умереть!
     Он оставляет комнату, толкая  встречных  и  бегом возвращается на виллу
Кармен;  запыхавшись,  входит в контору и запирается: там, потом, без всяких
размышлений и выжиданий; берет лист бумаги и пишет трепещущею рукою:
     "Разоренный,  доведенный до отчаяния, не имея возможности удовлетворить
требование  бандитов, угрожающих погубить моих  близких,  я умираю,  завещая
детям мщение.
     Ш. Грандье".
     Перечитав эти слова, он склонил голову, открыл ящик бюро, вынул из него
револьвер и  приставил  его  к  виску, потом решительно, без тени колебания,
спустил курок.

ГЛАВА II

     Два  друга.--  Ученый  и  репортер.--  Поль  Редон и Леон Фортен.-- Как
теперь  убивают.-- Кое-что о  морских  свинках.-- Чудесное открытие.-- Тайна
золота.--  Новый  металл.-- Леон Фортен хочет во что  бы  то ни стало  иметь
пятьдесят тысяч франков, чтобы стать повелителем золота.-- Арест.

     -- Редон, дружище! Тебя  ли я вижу? Вот  приятный сюрприз!  -- вскричал
Леон  Фортен,  увидев  приятеля, входившего  к нему  в  лабораторию,  где он
занимался какими-то опытами. Тот в свою очередь радостно приветствовал его.
     Поль Редон  был журналист  или,  вернее, репортер, но репортер  высшего
класса,  действовавший  по-английски  и  по-американски.  Он   владел  даром
разведчика  и соединял чуткость,  какой позавидовал бы  любой полицейский, с
удивительною ловкостью.  Обладая  небольшим  состоянием,  он  работал, когда
хотел, и получал  большие деньги от влиятельных парижских журналов, ценивших
его труды на вес золота.
     Это  был  красавец  лет  двадцати  пяти  --  двадцати шести, с  темными
волосами и бородой, с матовым, как у креола, цветом кожи я голубыми глазами,
острыми и проницательными.
     Искусный  во  всех  физических  упражнениях,  страстно  любящий  спорт,
донельзя отважный, Поль Редон имел две оригинальные слабости: он всегда зяб,
кутался целый  год  в  меха  и  воображал в  себе  всевозможные  хронические
болезни.  Характер у  него  был  прямой и  честь  незапятнана.  Осмеивавший,
по-видимому, все, он способен  был  увлекаться великими идеями. К этому надо
добавить еще железную волю, какой нельзя было и подозревать в этом человеке,
приходившем  в ужас от  сквозняков и  не пропускавшем ни одного объявления о
новоизобретенном средстве, исцеляющем все, даже воображаемые болезни.
     С  Фортеном  они  подружились  еще  детьми  в  заведении  Св. Варвары и
сохранили  эту дружбу до зрелого возраста. Будучи одних лет со своим другом,
репортером,  Леон  Фортен  совершенно  не  походил  на него ни  морально, ни
физически.
     Этот  здоровяк с широкими  плечами  и выпуклой грудью состоял как бы из
одних  мускулов  и  обладал силою  атлета. Прекрасная  и гордая  толова  его
напоминала  орлиные  маски  старых  галлов,  от  которых  достались   ему  в
наследство большие, цвета  морской воды,  глаза,  изящно  обрисованный  нос,
красные губы и длинные усы. Сильный и смелый, как лев, взглянувший, казалось
бы,  хладнокровно  даже  на  ниспровержение небес,  он обладал  мягкостью  и
добротой, привлекавшими к нему все сердца. По виду его можно было отнести, к
героям и участникам громких приключений. Но в этом единственно его внешность
была обманчива. Леон Фортен, сын, внук, правнук и т.д. по  нисходящей линии,
был потомком  записных вояк.  Однако,  унаследовав от  них  внешность, он по
профессии  не  имел  с  ними  ничего  общего  --  это   был  молодой  и  уже
замечательный  ученый.   Да,  замечательный,  оригинальный  и,  может  быть,
гениальный  ученый, открытия  которого,  еще  наполовину  только  известные,
наделали много шуму. Вся его жизнь сосредоточивалась на работе.
     -- Скажи же, что привело тебя  в  мое  скромное  убежище? -- спросил он
приятеля.
     --  Помилуй, неужели ты не  знаешь, что в двух шагах  от тебя совершено
преступление?
     -- Преступление! Здесь! Странно!
     --  Скажи...  необыкновенно, ошеломляюще! За время  своей  репортерской
деятельности я повидал много убийств, и все они имели мотивы...
     -- А тебе известно, кто жертва?
     -- Да, погиб бедный, невинный человек, не имевший  даже врагов; убит из
каких-то  необъяснимых  побуждений...  я  бы  даже  сказал  --  из  любви  к
искусству.
     -- Странно,-- произнес Фортен задумчивым и печальным тоном,-- как нынче
мало  ценится  человеческая  жизнь! Убивают, кромсают людей  ни за что... не
зная их... Да, есть люди, для которых пролить кровь себе подобного значит то
же, что для меня -- кровь моих бедных маленьких свинок!
     -- А ты еще мучишь индейских свинок?
     --  Увы,  да!.. Я только  что  открыл  новое  анестезирующее  средство,
которое в  будущем вытеснит хлороформ... Сейчас  ты  о нем ничего  больше не
узнаешь!..
     -- И свинки страдают в ожидании, пока люди воспользуются им?
     -- Да!.. да!.. мой старый филантроп!
     -- Но покажи, что ты прячешь на этом столе!
     --  А это, голубчик, величайшее открытие! Видишь  на  столе эти опилки?
Ну, так знай, что я сейчас произвожу опыты над новым металлом, открытым мною
благодаря  пер