,
Святейшего Синода. Не случайно, митрополит Вениамин  (Федченков)  восклицал:
"Господство государства над Церковью в психологии царских  и  высших  кругов
действительно было к общему горю" (На рубеже двух эпох".  М.  1994.  С.139).
Инспектор   же   Московской   духовной   академии   профессор    архимандрит
(впоследствии архиепископ и исповедник) Иларион Троицкий прямо писал: "Перед
началом войны (первой мировой - А.О.)  Церковь  в  России  была  унижена  до
крайности...

   Церковная жизнь в новом законодательстве совершенно не выделена из  круга
ведения представительных учреждений. И теперь юридически обсуждать и  решать
многие вопросы даже внутренней церковной жизни получили право и  Фридман,  и
Чхеидзе. Порабощение Церкви государством достигло окончательного развития. И
это в то самое время, когда и раскольники, и сектанты, часто вредные России,
выросшие из немецкого семени, получили полную свободу. Открываешь  газету  и
видишь, как легко раскольникам собраться на собор.

   Вспоминаешь, как и высланный теперь из  России  Фетлер  устраивал  съезды
баптистов в древней православной Москве. И только  Православная  Церковь  не
может составить Собора и поставить на нем законного  Главу,  согласно  34-му
апостольскому правилу! Тяжело иногда бывать в Московском Успенском соборе...

   Но еще больнее, чем всегда, было видеть пустое патриаршее место! Хотелось
воскликнуть: доколе, Господи!" (Цит. по: "Церковь  и  общество".  1998.  ј3.
С.57). О том же с горечью  писали  и  говорили  многие  иерархи,  богословы,
выдающиеся церковные люди. Но  мечтам  и  о  Соборе,  и  избрании  Патриарха
Всероссийского Николай II так и не позволил осуществиться. Все это произошло
лишь после его отречения от престола.

   В  феврале  1917  года,  когда  Поместный   Собор,   наконец,   открылся,
архимандрит Иларион писал: "Высочайшая  резолюция  31  марта  1905  года  на
докладе Святейшего Синода о созыве Собора: "Признаю невозможным совершить  в
переживаемое ныне время столь великое дело...

   Предоставляю себе, когда наступит благоприятное для сего время... созвать
Собор Всероссийской Церкви". Годы, -  продолжает  архим.  Иларион,-  шли  за
годами... положение Православной Церкви становилось  невыносимым.  Церковная
жизнь приходила все в большее и большее расстройство...

   Прежде  гонимые  религиозные   общины   получили   свободу.   В   древней
православной   Москве   беспрепятственно   заседали   соборы   раскольников,
собирались съезды баптистов. Для Православной же Церкви все еще  не  настало
лето благоприятное... Отношение царствовавшей династии к Православной Церкви
- это  исторический  пример  неблагодарности...  Ужасным  позором  и  тяжким
всенародным бедствием оканчивается петербургский период русской  истории"  (
"Церковь и общество". 1998. ј4. С.60).

   ===

   3. Дарованные Императором свободы  1905г.,  не  ограниченные  надлежащими
рамками и скоро переродившиеся, фактически, в откровенный  произвол,  помимо
прямого унижения Русской Церкви, открыли легальную возможность дискредитации
и  трона,  и  Православия,  развития  в  стране  всякого  рода   мистицизма,
оккультизма, сектантства, аморализма и проч.

   Сразу же после указа стали в изобилии выходить из  подполья  и  возникать
вновь всевозможные общества, организации, партии и союзы, издающие  огромное
количество  журналов,  газет,  книг,  в  которых  активно   пропагандируются
либеральные, антимонархические, антицерковные, революционные,  атеистические
идеи.  В  России  наступила   эпоха   демократии   по   образу   и   подобию
"просвещенного" Запада.

   Святой  Иоанн  Кронштадтский  резко  осудил  дарованные  царем   свободы:
"Свобода  печати  всякой  сделала   то,   что   Священное   Писание,   книги
богослужебные и святоотеческие  писания  пренебрегаются,  а  читаются  почти
только светские книжонки и  газеты.  Вследствие  этого  вера  и  благочестие
падают, Правительство либеральничающее выучилось  у  Льва  Толстого  всякому
неверию и богохульствует в печати, смердящей всякой гадостью  страстей.  Все
дадут ответ Богу за потворы" (ЦГА. СПб. Ф.2219.  Оп.1.  Д.71.  26  сентября.
Лист 26).

   Он же писал: "Всякое царство, разделившееся в себе, опустеет,  -  говорит
Господь, - и всякий город или дом не устоит" (Мф.12;25). Если в  России  так
пойдут дела, и безбожники-анархисты не будут подвержены каре закона, и  если
Россия не очистится от  множества  плевел,  то  она  опустеет  ...  за  свое
безбожие и за свои беззакония" (Столп Православной Церкви. Птр.1915. С.402).

   Известный монархист и богослов генерал А. А. Киреев дал такую оценку этим
реформам императора: "Царь не видит, не понимает того  глубокого  изменения,
которое его законы о равноправности в вере внесли в нашу  жизнь.  Он  смешал
равноправность  с  свободой.  Против  свободы   никто   не   возражает,   но
равноправность в пропаганде совершенно иное  дело"  (Дневник  А.А.  Киреева.
Цит.  по  С.Л.Фирсов.  Православная  Церковь  и  государство   в   последнее
десятилетие существования самодержавия в России. СПб. 1996. С.315).

   Эти  указы  о   свободах   явились   естественными   проявлениями   общей
разрушительной для страны либеральной политики Николая II. Ближайшие к  царю
люди  предупреждали  его  о  происходивших  в  стране   крайне   негативных,
революционных процессах, о политических заговорах, называли конкретных  лиц,
в том числе в Думе и в Государственном Совете. Просили,  умоляли,  требовали
принять меры. Он не редко соглашался с этим, писал на письмах: "Да", "Я тоже
так думаю", "Правильно" и т. д., но никаких  мер  так  и  не  принимал,  что
вызывало чувство безнадежности и отчаяния у многих, и, естественно,  привело
к полному подрыву авторитета царской власти.

   Тот же генерал А. Киреев писал: Царь "до такой степени шаток, что на него
нельзя рассчитывать". Эта странная нерешительность  с  исключительной  силой
проявилась  у  него  как  в  революцию  1905  года,   так   и   особенно   в
февральско-мартовские дни 1917г. (С. Фирсов. Православная Церковь... С.131).
В результате,  у  многих  серьезно  охладели  отношения  с  царской  семьей,
например, у Великого князя Сергея Александровича (который даже ушел с  поста
генерал-губернатора Москвы) и его  супруги,  родной  сестры  царицы,  святой
Елизаветы Федоровны. (Вот  основная  причина  того,  что  "кругом  измена  и
трусость, и обман").

   Многие из иерархов Церкви, из царского Дома и государственных людей, даже
из близких друзей отвернулись от Николая II (и приняли  участие  в  заговоре
против ближайшего к царской семье человека - Распутина). Реакция  Святейшего
Синода на его отречение убедительно иллюстрирует это. 9 (23) марта 1917 года
Святейший  Синод,  в  составе  которого  были  святой  Владимир,  митрополит
Московский,  и  святой  Тихон,  будущий  Святейший  патриарх  Всероссийский,
совместно с семью другими иерархами, выступил с Обращением  ко  всем  верным
чадам Российской Православной Церкви по поводу отречения Императора (2  [15]
марта) и отказа Великого князя Михаила Александровича  (3  марта)  восприять
власть.  В  этом  Обращении  Синод  не  выразил  сожаления  ни   по   поводу
случившегося, ни даже в отношении ареста бывшего Государя и тем ясно показал
свою оценку Николая II как правителя.

   ===

   4. Настойчивое продолжение и углубление связи с Распутиным до  самой  его
смерти, несмотря на всеобщий соблазн и самые решительные протесты  виднейших
людей России (например: святой  Великой  Княгини  Елизаветы  Федоровны  /"он
служитель сатаны"/ и других Великих Князей,  святого  митрополита  Владимира
(Богоявленского), митрополита Антония (Вадковского), духовника царской семьи
епископа Феофана  (Быстрова),  председателя  правительства  П.А.  Столыпина,
министров, государственных и общественных деятелей...

   Первые антираспутинские статьи были написаны не врагами Церкви и трона, а
известным глубоким православным  писателем  М.Н.  Новоселовым  и  убежденным
монархистом,  другом  царя  Л.А.  Тихомировым  и  появились  в   "Московских
ведомостях" в 1910 г.). Вот что писал, например, один из замечательных людей
первой половины ХХ-го века,  непосредственный  очевидец  и  участник  многих
событий того времени митрополит Вениамин (Федченков) по этому поводу: "Потом
постепенно начали вскрываться некоторые стороны против Распутина.

   Епископ Феофан и я увещевали его изменить образ жизни, но  это  было  уже
поздно, он шел по своему пути. Епископ Феофан был у царя и  царицы,  убеждал
их быть осторожными в отношении Г[ригория] Е[фимовича Распутина], но ответом
было раздражение царицы... Потом выявились совершенно точные, документальные
факты, епископ Феофан порвал с Распутиным. По его поручению я  дал  сведения
для двора через князя О., ездил к  другим,  но  нас  мало  слушали,  он  был
сильнее.

   Тогда царь  затребовал  документы...  Ничто  не  изменило  дела.  Пытался
воздействовать Санкт-Петербургский митрополит Владимир , но без успеха,  был
за  то  (как  говорили)  переведен  в  Киев,  где  его  в  1918  году  убили
большевики...Обращались к царю члены  Государственного  совета  -  напрасно.
Впал в немилость за то же и новый обер-прокурор Синода А.Д.Самарин  -  очень
чистый человек.

   Отстранен был и Л.А. Тихомиров, бывший революционер-народоволец, а  потом
защитник  идеи  самодержавия  и  друг   царя.   Собралась   однажды   группа
интеллигентов написать "открытое письмо" царю, но  Тихомиров  убедил  их  не
делать этого: "Все бесполезно! Господь закрыл очи царя,  и  никто  не  может
изменить этого. Революция все равно неизбежно придет".... Возмущение  против
влияния Распутина все росло, а вместе с тем росли и нападки на царский  дом"
( На рубеже двух эпох. С. 142).

   ===

   5.  Религиозность  царской  четы  при   всей   ее   внешне   традиционной
православности носила отчетливо выраженный  характер  интерконфессионального
мистицизма. Этот вывод следует из многих фактов. Известна холодность царской
семьи, главным образом, царицы, к русскому духовенству,  что  особенно  ярко
выявляется из писем Александры Федоровны ("в Синоде одни только животные"!).
Даже с высшими  иерархами  отношения  царя  и  царицы  носили  исключительно
официальный характер.

   В то же время современники сообщают о большой  их  близости  и  дружбе  с
широко  известным  в  высшем  свете  французским  спиритом,  магом,   главой
международного ордена мартинистов Папюсом, вызывавшим дух Александра III;  с
другим французским мистиком, "ясновидцем" -  Филиппом  (которого  Александра
Федоровна в письме от 14 декабря 1916 г. вспоминает как "нашего друга  месье
Филиппа", но которого ее же духовник называет "порождением бесовских сил".);
наконец, в течение целых десяти лет с Распутиным  -  до  самой  его  смерти.
Митрополит Вениамин (Федченков) писал:  "Вместо  же  влияния  духовенства  в
придворную сферу проникало увлечение какими-нибудь светскими  авантюристами,
"спиритами" ... до Распутина  был  при  Дворе  какой-то  проходимец  француз
"Филипп" (На рубеже двух эпох. С. 140).

   Ряд свидетельств так же определенно говорит и о связях Двора, в том числе
и последнего царя,  с  масонством,  что  указывает  на  еще  один  серьезный
источник мистицизма (и идей европейской демократии) в  царской  семье  (См.,
напр., "Масонство и Николай II"// Виктор  Острецов.  Масонство,  культура  и
русская история. М.1998.С.379-444). Этот мистицизм наложил тяжелую печать на
весь  душевный  настрой  императора,  сделав  его,  по  выражению  прот.  Г.
Шавельского, фаталистом ("Воспитание  и  жизнь  сделали  его  фаталистом,  а
семейная обстановка  -  рабом  своей  жены"  (Шавельский  Г.И.  Воспоминания
последнего протопресвитера русской армии и флота.  Нью-Йорк.1954.Т.2.С.296),
что особенно ярко обнаружилось в его отношении к Записке, оставленной Павлом
I и содержащей предсказание о судьбе последнего Императора.

   Только  непониманием  православия  можно  объяснить   принятие   ее   как
безусловного  Божественного  предопределения,  как  это  решил  Николай  II.
Пророчество в первую очередь всегда является  предупреждением  об  опасности
неправедной жизни, ошибочной деятельности и призывом к покаянию, но никак не
фатумом, не произволом всемогущего Бога. Если  бы  Царь  больше  общался  со
святым Иоанном Кронштадтским и оптинскими  старцами,  а  не  с  французскими
оккультистами и русскими псевдостарцами, то может быть и не придал  бы  этой
Записке безусловного значения и  не  отрекся  бы  от  престола,  не  впал  в
безнадежие, не бездействовал, поверив  в  судьбу.  Христианство  и  фатализм
несовместимы.

   Преданный царю человек Пьер Жильяр утверждал, что  у  царя  была  "своего
рода мистическая покорность судьбе, которая его побуждала скорее подчиняться
обстоятельствам, чем руководить ими" (Жильяр П.  Импер.  Николай  II  и  его
семья. Л. 1990.С.174). Наш выдающийся русский философ  Евгений  Трубецкой  в
таких  кратких  и  глубоких  словах  выразил   свое   понимание   и   личной
религиозности Царя, и основной причины его  катастрофы:  "Он  поставил  свою
власть выше Церкви, и в этом было и самопревозношение, и тяжкое  оскорбление
святыни. Он безгранично верил в субъективное откровение, сообщающееся ему  -
помазаннику Божию - или  непосредственно,  или  через  посланных  ему  Богом
людей, слепо верил в себя как орудие Провидения. И оттого он оставался  слеп
и глух к тому, что все видели  и  слышали.  ...  Повреждение  первоисточника
духовной жизни - вот  основная  причина  этого  падения"  (Е.  Трубецкой.  О
христианском отношении  к  современным  событиям.  //  Новый  мир.1990.  ј7.
С.220).

   Очень показательным является  и  тот  факт,  что  в  ближайшем  окружении
царской семьи всегда, и  до  конца  жизни,  были  люди  разных  исповеданий:
католики, англикане, лютеране. В этой экуменической атмосфере воспитывался и
Наследник, чего, естественно, не  мог  бы  позволить  себе  ни  один  строго
православный христианин. Поэтому нет ничего удивительного и в том, что  царь
намеревался стать даже... патриархом, но не получил согласия архиереев  (См.
об этом: Нилус. На берегу Божьей  реки.Ч.2.  С.-Франциско.1969.  С.146-147.;
митр. Вениамин Федченков. На рубеже двух эпох. С.277.; Россия  перед  вторым
пришествием. М. 1994 - свидетельства Л.А. Тихомирова и кн. И.Д. Жевахова).

   Но особенно поражает  во  всем  этом  тот  факт,  что  увлечение  открыто
неправославными   мистиками-оккультистами   и   более   чем    сомнительными
чудотворцами происходит в  то  самое  время,  когда  рядом  живут  и  творят
истинные чудеса всем  известные  праведный  Иоанн  Кронштадтский,  оптинские
старцы, которые, однако, царскую семью мало интересуют.

   Достаточно   убедительно   характеризует   духовные   интересы    Николая
Александровича  литература,  которая  наиболее  его  интересует,  и   досуг.
"Действительно,   любимым   чтением   Государя   была   светская,   особенно
историческая литература... В круг его чтения входят имена А. Дюма, А.  Доде,
А. Конан Дойля, И.  Тургенева,  Л.  Толстого,  Н.  Лескова,  А.  Чехова,  Д.
Мережковского  и  других.  К  чтению  Библии  Император  обращается   крайне
редко..." (Материалы, связанные с  вопросом  о  канонизации  царской  семьи.
1996. С.62-63).

   Святоотеческая  литература  отсутствует.  "Изо  дня  в   день   Император
аккуратно записывает в свой дневник: "дивный  день"  -  прогулка  -  обед  -
чтение художественной или исторической литературы - игра в кости или карты -
дождь - обедня - прогулка - и так далее..." (Там же. С.67).

   ===

   6. Что принципиально не позволяет с  христианской  точки  зрения  ставить
вопрос о канонизации Николая II, так это его личное признание своей матери в
письме из ссылки: "Бог дает мне силы всех простить, только генерала Рузского
простить не могу". Этого признания не снимает свидетельство  великой  княжны
Ольги о том, что отец всех простил, так как она ничего не говорит о  главном
в данном вопросе - простил ли он Рузского? Следовательно, она или  не  знала
об этом, или предпочла, по понятным мотивам, молчать.

   По причине как этих, так и целого ряда других фактов Комиссия  Священного
Синода по канонизации сделала, в частности, следующий вывод:  "Подводя  итог
изучению государственной и  церковной  деятельности  последнего  Российского
Императора,  Комиссия  не  нашла  в  ней  достаточных  оснований   для   его
канонизации" (Материалы...С.5).

   О других аргументах канонизации.

   Если рассматривать вопрос о прославлении бывшего  Императора,  исходя  из
его страдальческой кончины, то она не дает оснований говорить ни о  ней  как
осознанном подвиге самопожертвования, ни о нем как святом страстотерпце.  Он
пострадал не за христианские убеждения, а как политический деятель.  Сначала
расстреляли   Великого   князя   Михаила   (о   канонизации   которого   как
князя-страстотерпца   вопрос   не   ставится,   что   является   еще   одним
свидетельством политической,  а  не  церковной  мотивации  идеи  канонизации
бывшей царской семьи), в пользу которого Николай Второй отрекся, а потом уже
и самого бывшего Самодержца.

   Сделали  это  по  совершенно  понятным  идеологическим  причинам:  убийцы
ненавидели монархическую власть и боялись ее реставрации. Убийств  по  этому
мотиву, и не менее жутких, в то время было необозримое множество. Разве  это
достаточный аргумент для прославления? Если же причиной канонизации  считать
не  праведную  жизнь,  не  мученичество  за   Христа   и   не   сознательное
самопожертвование за свой народ, как это имело место у многих наших  князей,
отправлявшихся в Орду, а просто насильственную смерть, то в  первую  очередь
тогда следовало бы поставить вопрос о прославлении императоров Александра II
и Павла I, Петра III и царя Федора Годунова, других убиенных  князей,  бояр,
воинов, и всех, и вся.

   Но, во-первых, во что тогда превратится святость нашей Церкви? Во-вторых,
сама постановка вопроса о канонизации именно Николая  Александровича  и  его
семьи,  а  не  Государей,  прежде  пострадавших,  свидетельствует,  что  она
обусловлена не церковными, но другими причинами.

   Полностью   несоответствующими   действительности   выглядят   при   этом
утверждения о добровольном принятии последним  Императором  смерти  за  свой
народ. Имеются прямые свидетельства, что бывшая августейшая семья стремилась
уехать  за  границу.  В  материалах  Синодальной  комиссии  по   канонизации
указывается: "отметим лишь желание Царской  Семьи  уехать  за  границу  и  в
подтверждение этого процитируем дневниковую запись  Императора  от  10  (23)
марта: "Разбирался в своих вещах и в книгах и начал откладывать все то,  что
хочу взять с собой, если придется уезжать  в  Англию"  (С.58).  Более  того,
Николай Александрович намеревался после умиротворения  обстановки  в  России
вернуться и жить на своей даче в Крыму.

   Страдания и смерть  последнего  Императора  объективно  говорят  лишь  об
одном: Бог дал ему возможность пострадать за те грехи, которые  он  совершил
(осознанно или неосознанно) против России. Эта  мысль  о  его  виновности  в
страданиях России была высказана за десять лет до Екатеринбургской  трагедии
св. Иоанном Кронштадтским. В записи от 9 октября 1908  года  он,  называвший
царя благочестивым,  произносит  такие  страшные  слова:  "Земное  Отечество
страдает за грехи Царя и народа, за маловерие и  недальновидность  Царя,  за
его потворство неверию и богохульству Льва Толстого...". На  следующий  день
праведный Иоанн молится: "Господи, да  воспрянет  спящий  Царь,  переставший
действовать властью своею..." (ЦГА. СПб. Ф.2219. Оп.1. Д.71. Л.40-40 об. См.
также:  С.Л.  Фирсов.  Православная  Церковь  и  государство   в   последнее
десятилетие существования самодержавия в России. СПб. 1996).

   Само положительное изменение психологии Николая II и Александры Федоровны
после  их  арест