Откровенно говоря,  в каком объеме и
где готова Америка признать китайскую сферу влияния,  что необходимо сделать
в  качестве составной  части политики, направленной  на успешное  вовлечение
Китая  в  мировые  дела?  Какие районы, находящиеся  в  настоящее  время  за
пределами  политического радиуса  действия  Китая,  можно  уступить  в сферу
влияния вновь появляющейся Поднебесной империи?
     В  этом  контексте сохранение американского  присутствия в Южной  Корее
становится   особенно  важным.  Трудно  представить   себе,   что  без  него
американо-японское  соглашение  в  оборонной  области  будет существовать  в
нынешней форме,  поскольку  Япония вынуждена будет стать более независимой в
военном  плане.  Однако любое  движение в сторону корейского  воссоединения,
вероятно, разрушит основу для продолжения американского военного присутствия
в Южной Корее. Воссоединенная  Корея  может счесть необходимым отказаться от
американской  военной  защиты;  это  фактически  может  стать ценой, которую
потребует  Китай  за  то,  что   он  всем   своим  авторитетом  поддерживает
объединение полуострова. Короче говоря, урегулирование США своих отношений с
Китаем неизбежно непосредственным образом скажется на стабильности отношений
в области безопасности в рамках американо-японо-корейского "треугольника".
     И  в  заключение  следует кратко  остановиться на  некоторых  возможных
обстоятельствах,  которые  могут  привести  к созданию  будущих политических
союзов; более полно этот вопрос будет рассмотрен в соответствующих главах. В
прошлом  на международные  дела  оказывала влияние  борьба  между отдельными
государствами  за  господство  на  региональном  уровне. Впредь  Соединенные
Штаты, вероятно,
     [72]
     должны  будут  решать,  как  справляться  с  региональными  коалициями,
стремящимися  вытолкнуть Америку  из  Евразии,  тем  самым  создавая  угрозу
статусу  Америки  как  мировой  державы.  Однако будут  или не  будут  такие
коалиции бросать  вызов американскому господству, фактически зависит в очень
большой  степени  от  того,  насколько  эффективно Соединенные  Штаты смогут
решить основные дилеммы, обозначенные здесь.
     Потенциально  самым  опасным  сценарием  развития  событий  может  быть
создание "антигегемонистской" коалиции с участием Китая, России и, возможно,
Ирана, которых будет  объединять  не  идеология, а  взаимодополняющие обиды.
Такое  развитие  событий  может  напоминать  по  своему  размеру и  масштабу
проблему, которая однажды  уже  была  поставлена  китайско-советским блоком,
хотя в этот раз Китай,  вероятнее всего, будет лидером, а  Россия - ведомым.
Чтобы  предотвратить создание  этого  блока,  как  бы  маловероятно  это  ни
выглядело,   США    потребуется   проявить   геостратегическое    мастерство
одновременно на западной, восточной и южной границах Евразии.
     Географически более ограниченную,  но потенциально  даже  более  важную
проблему может  представлять собой  китайско-японская "ось",  которая  может
возникнуть  вслед  за  крушением американских позиций  на  Дальнем Востоке и
революционными  изменениями во взглядах  Японии на мировые  проблемы.  Такой
блок  может   объединить   мощь  двух  чрезвычайно  продуктивных  народов  и
использовать в качестве  объединяющей  антиамериканской доктрины некую форму
"азиатчины"   ("asianism").  Однако  представляется  маловероятным,   что  в
обозримом  будущем Китай и Япония образуют такой альянс, учитывая их прошлый
исторический опыт; а дальновидная американская политика на Дальнем  Востоке,
конечно же, должна суметь предотвратить реализацию подобных изменений.
     Существует  также возможность - хотя и маловероятная, но которую нельзя
полностью исключить - серьезной перегруппировки сил в Европе,  заключающейся
или   в   тайном    германо-российском    сговоре,   или    в    образовании
франко-российского союза.  В истории  есть подобные прецеденты, и  каждая из
этих  двух  возможностей  может  реализоваться в  случае,  если  остановится
процесс европейского объединения  и произойдет серьезное ухудшение отношений
между Европой и Америкой. Фактически в случае
     [73]
     реализации последней из упомянутых возможностей  можно представить, что
произойдет  налаживание взаимопонимания  между  Европой  и Россией  с  целью
выдавливания  Америки  с  континента.  На  данной  стадии  все эти  варианты
представляются невероятными.  Для их осуществления понадобились бы не только
проведение  Америкой крайне неправильной  европейской политики,  но и резкая
переориентация основных европейских государств.
     Каким бы ни было будущее, разумно сделать вывод о том, что американское
главенство на Евразийском континенте столкнется с различного рода волнениями
и,   возможно,  с  отдельными   случаями  насилия.   Ведущая   роль  Америки
потенциально  не  защищена  от  новых  проблем,  которые  могут  создать как
региональные  соперники, так  и  новая  расстановка  сил.  Нынешняя  мировая
система с  преобладанием  Америки,  снятием "угрозы войны  с  повестки  дня"
стабильна,  вероятно,  только  в  тех  частях мира, в  которых  американское
главенство,   определяемое   долгосрочной   геостратегией,    опирается   на
совместимые   и  родственные  общественно-политические   системы,  связанные
многосторонними рамками.
     [74]


ГЛАВА 3

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПЛАЦДАРМ

     Европа является естественным  союзником  Америки.  Она разделяет те  же
самые ценности; разделяет главным  образом те же самые  религиозные взгляды;
проводит  ту  же  самую демократическую  политику  и  является  исторической
родиной   большинства    американцев.   Прокладывая   путь   к    интеграции
государств-наций  в   коллективный  надгосударственный  экономический   и  в
конечном счете  политический  союз,  Европа  указывает  также  направление к
образованию  более крупных  форм постнациональной  организации, выходящей за
узкие   представления   и   деструктивные   эмоции,  характерные  для  эпохи
национализма.  Это  уже самый многосторонне организованный регион мира  (см.
схему на  стр.  75). Достижение успеха в  области политического  объединения
этого  региона  может привести к созданию единой структуры, объединяющей 400
млн.  человек,  которые  будут  жить в условиях демократии и  иметь  уровень
жизни,  сравнимый  с  тем, который  существует  в Соединенных  Штатах. Такая
Европа неизбежно станет мировой державой.
     Европа также служит трамплином для дальнейшего продвижения демократии в
глубь Евразии. Расширение  Европы на  восток может закрепить демократическую
победу  90-х  годов.  На  политическом  и  экономическом  уровне  расширение
соответствует   тем   по  своему  существу  цивилизаторским   целям  Европы,
именовавшейся  Европой   Петра,   которые  определялись   древним   и  общим
религиозным  наследием,  оставленным  Европе  западной  ветвью христианства.
Такая Европа некогда существовала, задолго до эпохи национа-
     [75]
     Рисунок. Европейские организации
     [76]
     лизма и даже задолго до последнего раздела Европы на две части, в одной
из которых господствовало американское влияние, в другой - советское.  Такая
большая  Европа  смогла  бы  обладать  магнетической привлекательностью  для
государств,  расположенных даже  далеко  на  востоке,  устанавливая  систему
связей с Украиной, Белоруссией и Россией, вовлекая их во все более крепнущий
процесс   сотрудничества   с  одновременным  внедрением  в   сознание  общих
демократических  принципов. В  итоге  такая Европа могла бы  стать одной  из
важнейших опор  поддерживаемой  Америкой  крупной евразийской  структуры  по
обеспечению безопасности и сотрудничества.
     Однако  прежде   всего   Европа   является   важнейшим  геополитическим
плацдармом    Америки   на   Европейском    континенте.    Геостратегическая
заинтересованность Америки в Европе  огромна. В  отличие от связей Америки с
Японией, Атлантический альянс укрепляет  американское политическое влияние и
военную мощь на Евразийском континенте. На этой стадии американо-европейских
отношений,  когда  союзные  европейские  государства все  еще в значительной
степени   зависят   от  обеспечиваемой   американцами   безопасности,  любое
расширение пределов Европы автоматически становится также расширением границ
прямого  американского влияния.  И  наоборот, без  тесных трансатлантических
связей  главенство  Америки  в  Евразии  сразу  исчезнет.  Контроль США  над
Атлантическим океаном и возможности распространять  влияние  и  силу в глубь
Евразии могут быть значительно ограничены.
     Проблема, однако, заключается в  том, что истинной европейской "Европы"
как  таковой  не  существует.  Это  образ,  концепция  и  цель,  но  еще  не
реальность. Западная  Европа уже является общим рынком, но она еще далека от
того, чтобы  стать единым политическим образованием. Политическая Европа еще
не  появилась.  Кризис  в  Боснии  стал неприятным  доказательством  -  если
доказательства все  еще требуются -  продолжающегося  отсутствия Европы  как
единого организма.  Горький факт заключается  в том, что  Западная Европа, а
также все  больше  и  больше и Центральная Европа  остаются  в  значительной
степени американским протекторатом, при этом  союзные государства напоминают
древних вассалов и подчиненных.  Такое положение не является нормальным  как
для Америки, так и для европейских государств.
     [77]
     Положение дел ухудшается за счет  снижения внутренней  жизнеспособности
Европы.  И  легитимность  существующей социоэкономической  системы,  и  даже
внешне проявляемое чувство европейской идентичности оказываются уязвимыми. В
ряде  европейских   стран   можно  обнаружить   кризис   доверия   и  утрату
созидательного   импульса,  а  также  существование  внутренних  перспектив,
которые  являются как изоляционистскими,  так и эскапистскими,  уводящими от
решения  крупных  мировых  проблем.  Не  ясно,  хочет  ли  даже  большинство
европейцев  видеть  Европу крупной  державой  и  готовы  ли они  сделать все
необходимое,   чтобы   она   такой   стала.  Даже   остаточный   европейский
антиамериканизм,  в  настоящее  время  очень  слабый,  является  удивительно
циничным:  европейцы сетуют по поводу американской "гегемонии",  но  в то же
время чувствуют себя комфортно под ее защитой.
     Три   основных  момента   явились   когда-то  политическим  толчком   к
объединению Европы, а именно:  память о двух разрушительных  мировых войнах,
желание  экономического  оздоровления  и  отсутствие  чувства  безопасности,
порожденное советской  угрозой. К середине 90-х  годов,  однако, эти моменты
исчезли.  Экономическое   оздоровление  в  целом   было  достигнуто;  скорее
проблема, с которой все в большей степени сталкивается Европа, заключается в
существовании  чрезмерно  обременительной  системы социального  обеспечения,
которая  подрывает   ее  экономическую  жизнеспособность,  в  то  время  как
неистовое  сопротивление любой реформе  со стороны  особых  заинтересованных
кругов  отвлекает европейское  политическое внимание на внутренние проблемы.
Советская  угроза   исчезла,  тем  не  менее  желание  некоторых  европейцев
освободиться от американской опеки  не воплотилось в непреодолимый импульс к
объединению континента.
     Дело   объединения   Европы   все   в   большей   мере   поддерживается
бюрократической  энергией,  порождаемой  большим  организационным аппаратом,
созданным  Европейским сообществом  и его преемником  -  Европейским Союзом.
Идея объединения все еще пользуется значительной  народной поддержкой, но ее
популярность падает; в  этой идее отсутствуют энтузиазм и понимание важности
цели. Вообще, современная  Западная Европа производит впечатление попавшей в
затруднительное  положение,  не  имеющей  цели,  хотя  и  благополучной,  но
неспокойной в социальном плане
     [78]
     группы  обществ, не принимающих участия в реализации  каких-либо  более
крупных идей. Европейское объединение все больше представляет собой процесс,
а не цель.
     И все же политические элиты двух ведущих европейских стран  - Франции и
Германии - остаются в основном  преданными делу создания и определения такой
Европы, которая может стать действительно Европой. Таким образом, именно они
являются  главными архитекторами Европы. Работая вместе,  они смогут создать
Европу, достойную  ее прошлого  и ее потенциала.  Однако  у  каждой  стороны
существуют свои  собственные, в  чем-то  отличные от других представления  и
планы, и  ни одна из  сторон не является настолько  сильной, чтобы  добиться
своего.
     Это положение предоставляет Соединенным Штатам особую  возможность  для
решительного  вмешательства.  Оно делает необходимым американское участие  в
деле объединения Европы, поскольку в  противном случае  процесс  объединения
может   приостановиться  и  постепенно  даже   пойти  вспять.  Однако  любое
эффективное американское участие в  строительстве Европы должно определяться
четкими представлениями со стороны Америки относительно  того, какая  Европа
для нее предпочтительнее и какую она готова поддерживать - Европу в качестве
равного  партнера или младшего союзника,  а также определиться  относительно
возможных  размеров как Европейского Союза,  так и НАТО. Это также потребует
осторожного  регулирования  деятельности  этих  двух  основных  архитекторов
Европы.

ВЕЛИЧИЕ И ИСКУПЛЕНИЕ

     Франция стремится вновь олицетворять собой Европу; Германия надеется на
искупление с помощью  Европы. Эти различные мотивировки играют важную роль в
объяснении и определении сущности альтернативных проектов Франции и Германии
для Европы.
     Для  Франции  Европа  является способом вернуть  былое величие.  Еще до
начала   второй    мировой   войны   серьезные   французские   исследователи
международных отношений были обеспокоены  постепенным снижением  центральной
роли  Европы  в мировых  делах. За несколько десятилетий холодной войны  эта
обеспокоенность  превратилась в недовольство  "англосаксонским"  господством
над Западом, не
     [79]
     говоря  уже  о презрении к  связанной с этим  "американизации" западной
культуры. Создание подлинной Европы, по словам Шарля де Голля, "от Атлантики
до Урала" должно было исправить это прискорбное положение вещей. И поскольку
во главе такой Европы стоял бы Париж, это в  то же время вернуло  бы Франции
величие, которое, с  точки  зрения французов,  по-прежнему  является  особым
предназначением их нации.
     Для  Германии  приверженность  Европе  является  основой  национального
искупления,  в  то  время  как  тесная связь  с  Америкой необходима для  ее
безопасности. Следовательно, вариант более независимой от  Америки Европы не
может  быть  осуществлен.  Германия  придерживается формулы:  "искупление  +
безопасность  =  Европа + Америка".  Этой  формулой  определяются  позиция и
политика  Германии;   при  этом  Германия  одновременно  становится  истинно
добропорядочным   гражданином  Европы  и  основным  европейским  сторонником
Америки.
     В   своей  горячей   приверженности  единой   Европе   Германия   видит
историческое  очищение,  возрождение  морального  и политического  доверия к
себе. Искупая свои грехи  с  помощью Европы,  Германия  восстанавливает свое
величие,  беря  на себя миссию, которая не  вызовет в Европе непроизвольного
возмущения  и  страха.  Если   немцы   будут   стремиться   к  осуществлению
национальных  интересов  Германии,  они   рискуют  отдалиться  от  остальных
европейцев;  если  немцы  будут   добиваться  осуществления  общеевропейских
интересов, они заслужат поддержку и уважение Европы.
     Франция  была  верным, преданным  и  решительным  союзником в отношении
ключевых  вопросов  холодной войны. В решающие  моменты она  стояла плечом к
плечу с Америкой. И  во время двух блокад  Берлина,  и  во  время кубинского
ракетного  кризиса(*) не было никаких сомнений в непоколебимости Франции. Но
поддержка, оказываемая Францией НАТО,  в  некоторой степени  умерялась из-за
желания Франции  одновременно  утвердить  свою  политическую самобытность  и
сохранить  для себя  существенную  свободу  действий,  особенно  в вопросах,
относящихся к положению Франции в мире или к будущему Европы.
     ------------
     (*)   В  советской  литературе  это  событие  известно  под   названием
карибского кризиса. - Прим. ред.
     [80]
     Есть  элемент   навязчивого   заблуждения  в   том,   что   французская
политическая  элита  все  еще  считает  Францию   мировой  державой.   Когда
премьер-министр Ален  Жюпе, вторя  своим предшественникам, заявил в мае 1995
года в Национальном  собрании,  что  "Франция может  и должна  доказать свое
призвание быть мировой державой", собравшиеся в невольном порыве разразились
аплодисментами.  Настойчивость  Франции  в  отношении  развития  собственных
средств ядерного устрашения  в  значительной степени  мотивировалась  точкой
зрения, что таким образом Франция  сможет расширить свободу действий  и в то
же время получить возможность  влиять на жизненно  важные решения Америки по
вопросам безопасности западного альянса в целом. Франция стремилась повысить
свой ядерный статус не в отношении  Советского Союза, потому что французские
средства ядерного устрашения  оказывали  в лучшем случае лишь незначительное
влияние на советский военный  потенциал. Вместо этого Париж считал, что свое
собственное  ядерное  оружие  позволит  Франции  сыграть  роль  в  процессах
принятия весьма опасных решений на высшем уровне во время холодной войны.
     По мнению  французов,  обладание  ядерным  оружием  укрепило  претензии
Франции на статус мировой державы и на то, чтобы к ее голосу  прислушивались
во всем мире. Оно ощутимо усилило позицию Франции в качестве одного из  пяти
членов Совета Безопасности ООН, обладающих правом вето и являющихся ядерными
державами.  В представлении Франции британские средства ядерного  устрашения
были просто продолжением американских,  особенно  если учесть приверженность
Великобритании к особым отношениям и ее отстраненность от усилий по созданию
независимой Европы. (То, что ядерная программа Франции получила значительную
тайную  помощь  США, не влечет  за  собой,  как полагают  французы,  никаких
последствий  для  стратегических  расчетов  Франции.)  Французские  средства
ядерного  устрашения  также  укрепили  в  представлении  французов положение
Франции  как  ведущей  континентальной   державы,   единственного   подлинно
европейского государства, обладающего такими средствами.
     Честолюбивые  замыслы Франции на  мировой  арене  также проявились в ее
решительных усилиях продолжать играть особую  роль в области  безопасности в
большинстве  франкоязычных  стран  Африки. Несмотря на  потерю  после долгой
борьбы Вьетнама и Алжира и отказ от обширной
     [81]
     территории,  эта   миссия  по   поддержанию   безопасности,   а   также
сохраняющийся  контроль Франции над разбросанными  тихоокеанскими  островами
(которые стали местом проведения  Францией вызвавших много  споров испытаний
атомного  оружия) укрепили  убеждение  французской элиты в  том, что Франция
действительно  продолжает играть  роль в мировых делах, хотя на  самом  деле
после распада колониальной империи она по сути является европейской державой
среднего ранга.
     Все  вышесказанное  подкрепляет  и  мотивирует  претензии   Франции  на
лидерство  в  Европе.  Учитывая,  что Великобритания  самоустранилась  и,  в
сущности, является придатком  США, а Германия была разделенной на протяжении
большей части холодной войны и еще полностью не оправилась от произошедших с
ней в XX веке  событий, Франция могла бы ухватиться  за  идею единой Европы,
отождествить  себя  с  ней  и  единолично  использовать ее как совпадающую с
представлением Франции о самой  себе. Страна, которая  первой изобрела  идею
суверенного  государства-нации и  возвела национализм в  статус  гражданской
рел