скую структуру (от
Международного  Суда  до  специального  трибунала  по  рассмотрению  военных
преступлений в Боснии).
     [42]
     Большая часть этой системы возникла в  период холодной  войны как часть
усилий  Соединенных Штатов, направленных  на сдерживание своего  глобального
соперника  -  Советского  Союза.  Таким  образом,  она  уже  была  готова  к
глобальному  применению, как только этот  соперник дрогнул  и Америка  стала
первой  и   единственной  глобальной  державой.  Ее   суть  хорошо  изложена
политологом Дж. Джоном Айкенберри:

     "Она была гегемонистской в том смысле, что была сконцентрирована вокруг
Соединенных  Штатов  и отражала  политические  механизмы  и  организационные
принципы американского  образца.  Это был либеральный порядок в том,  что он
был законен и характеризовался обоюдным  взаимодействием.  Европейцы  (можно
добавить,  и  японцы)  смогли  перестроить  и  объединить  свои  общества  и
экономики таким  образом, чтобы они  соответствовали американской гегемонии,
но   также  и  оставили   место  для  эксперимента  со  своими  собственными
автономными  и  полунезависимыми политическими  системами...  Эволюция  этой
комплексной  системы  служила для  "одомашнивания"  отношений  среди ведущих
западных стран. Время от времени  между этими странами возникали напряженные
конфликты,  но  суть  в  том,  что конфликт  вмещался  в  рамки незыблемого,
стабильного и все более красноречивого политического порядка... Угрозы войны
больше не существует"(2).
     В настоящее время эта беспрецедентная американская глобальная гегемония
не имеет соперников. Но останется ли она неизменной в ближайшие годы?
     --------------
     (2) John Ikenberry. Creating Liberal Order. The Origins and Persistence
of   the  Postwar   Western  Settlement.  -   Philadelphia:   University  of
Pennsylvania. - 1995.
     [43]


ГЛАВА 2

ЕВРАЗИЙСКАЯ ШАХМАТНАЯ ДОСКА

     Главный  геополитический   приз   для  Америки   -  Евразия.   Половину
тысячелетия  преобладающее  влияние  в  мировых  делах   имели   евразийские
государства  и  народы,  которые  боролись  друг с  другом  за  региональное
господство  и  пытались   добиться  глобальной  власти.  Сегодня  в  Евразии
руководящую роль играет  неевразийское государство  и глобальное  первенство
Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно  будет
сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте.
     Очевидно, что это условие временное. Но его продолжительность и то, что
за ним последует, имеют  особое значение не только для благополучия Америки,
но и  в  общем плане для мира во всем мире. Внезапное возникновение первой и
единственной  глобальной  державы  создало ситуацию,  при  которой одинаково
быстрое достижение своего превосходства - либо из-за  ухода Америки из мира,
либо из-за  внезапного появления  успешного соперника  -  создало  бы  общую
международную нестабильность. В действительности  это вызвало  бы глобальную
анархию.  Гарвардский  политолог Сэмюэль П. Хантингтон прав в  своем  смелом
утверждении:

     "В  мире, где  не  будет главенства  Соединенных  Штатов,  будет больше
насилия и беспорядка и меньше демократии и экономического роста, чем в мире,
где  Соединенные  Штаты  продолжают  больше  влиять  на  решение  глобальных
вопросов, чем какая-либо другая страна.
     [44]
     Постоянное международное  главенство Соединенных  Штатов является самым
важным для благосостояния и безопасности американцев и для будущего свободы,
демократии, открытых экономик и международного порядка на земле"(1).

     В  связи с  этим критически важным является то, как Америка "управляет"
Евразией. Евразия  является крупнейшим континентом на земном шаре и занимает
осевое   положение   в   геополитическом   отношении.  Государство,  которое
господствует  в Евразии, контролировало бы  два из трех наиболее развитых  и
экономически  продуктивных мировых регионов. Один взгляд на  карту позволяет
предположить,  что контроль над  Евразией  почти  автоматически  повлечет за
собой  подчинение   Африки,  превратив  Западное   полушарие   и  Океанию  в
геополитическую периферию  центрального  континента  мира (см. карту  VIII).
Около  75%  мирового населения  живет  в  Евразии, и большая часть  мирового
физического богатства также находится там как в  ее  предприятиях, так и под
землей.  На долю  Евразии  приходится около 60% мирового ВНП  и  около  трех
четвертей известных мировых энергетических запасов (см. таблицы на стр. 46 и
47).
     В  Евразии  также находятся  самые  политически  активные  и динамичные
государства  мира.  После  Соединенных  Штатов  следующие  шесть  крупнейших
экономик  и  шесть  стран,  имеющих  самые  большие  затраты на  вооружения,
находятся в  Евразии.  Все, кроме одной,  легальные ядерные державы  и  все,
кроме   одной,  нелегальные  находятся   в   Евразии.  Два  претендента   на
региональную  гегемонию   и   глобальное  влияние,   имеющие  самую  высокую
численность населения, находятся в  Евразии.  Все потенциальные политические
и/или экономические вызовы американскому преобладанию  исходят из Евразии. В
совокупности евразийское могущество значительно перекрывает американское.  К
счастью  для  Америки,   Евразия  слишком  велика,   чтобы  быть  единой   в
политическом отношении (см. карту IX).
     Евразия,  таким образом, представляет собой шахматную доску, на которой
продолжается   борьба   за  глобальное   господство.  Хотя  геостратегию   -
стратегическое  управление геополитическими интересами  -  можно сравнить  с
шахма-
     ------------
     (1)  Samuel  P.   Hantington.  Who  International  Primacy  Matters  //
International Security. - Spring 1993. - P. 83.
     [45]
     Центральный  в геополитическом отношении  континент мира и его жизненно
важные периферии
     Карта VIII
     [46]
     Рисунок.
     Континенты: площадь (в млв. кв. м)
     Континенты: население (в млн. человек)

     тами, на евразийской шахматной доске, имеющей несколько овальную форму,
играют не два,  а несколько  игроков, каждый из  которых  обладает различной
степенью власти. Ведущие игроки находятся в западной, восточной, центральной
и  южной  частях шахматной доски. Как в  западной, так и в  восточной  части
шахматной доски имеются густона-
     [47]

     Европейская шахматная доска
     Карта IX

     селенные    регионы,   образующие   на    относительно   перенаселенном
пространстве  несколько могущественных  государств.  Что  касается небольшой
западной периферии Евразии, то американская  мощь развернута непосредственно
на ней. Дальневосточный материк  - местонахождение  становящегося  все более
могущественным  и  независимым  игрока, контролирующего огромное  население,
хотя  территория  его  энергичного соперника  -  заточенного  на  нескольких
близлежащих островах - и  половина  небольшого  дальневосточного полуострова
открывают дорогу для проникновения американского господства.

     Рисунок.
     Континенты: ВНП (в млрд. долл.)
     [48]
     Пространство между западной и  восточной оконечностями  имеет небольшую
плотность населения, является  в настоящее время  политически неустойчивым и
организационно  расчлененным  обширным средним пространством, которое прежде
занимал могущественный соперник американского главенства - соперник, который
когда-то  преследовал  цель  вытолкнуть  Америку из  Евразии.  На юге  этого
большого центральноевразийского  плато  лежит  политически  анархический, но
богатый  энергетическими  ресурсами   регион,  потенциально   представляющий
большую важность как для западных, так и для восточных государств, имеющий в
своей  южной  части  густонаселенную  страну,  претендующую на  региональную
гегемонию.
     На  этой огромной, причудливых  очертаний евразийской шахматной  доске,
простирающейся  от  Лиссабона  до  Владивостока,  располагаются  фигуры  для
"игры". Если среднюю часть можно включить в расширяющуюся орбиту Запада (где
доминирует Америка), если в  южном регионе не возобладает господство  одного
игрока  и  если  Восток не объединится  таким образом,  что вынудит  Америку
покинуть  свои заморские базы,  то  тогда, можно  сказать,  Америка  одержит
победу.  Но  если  средняя часть даст  отпор Западу, станет активным  единым
целым  и  либо  возьмет  контроль над Югом, либо  образует союз  с  участием
крупной  восточной  державы,  то  американское  главенство  в Евразии  резко
сузится. То же самое произойдет,  если два крупных восточных игрока каким-то
образом  объединятся. Наконец,  если западные  партнеры сгонят  Америку с ее
насеста  на  западной  периферии,  это будет  автоматически  означать  конец
участия  Америки  в игре на  евразийской  шахматной  доске, даже  если  это,
вероятно,  будет  также   означать  в  конечном  счете  подчинение  западной
оконечности ожившему игроку, занимающему среднюю часть.
     Масштабы  американской  глобальной   гегемонии,  по  общему  признанию,
велики,  но  неглубоки,   сдерживаются  как  внутренними,   так  и  внешними
ограничениями.  Американская  гегемония   подразумевает  оказание  решающего
влияния,   но,   в   отличие   от   империй   прошлого,   не   осуществление
непосредственного управления. Именно размеры и многообразие Евразии, а также
могущество  некоторых  из ее  государств  ограничивают глубину американского
влияния  и масштабы контроля  над  ходом  событий. Этот мегаконтинент просто
слишком велик, слишком густо населен, разно-
     [49]
     образен в культурном  отношении и  включает  слишком много  исторически
амбициозных  и политически  энергичных  государств,  чтобы  подчиниться даже
самой успешной в экономическом и выдающейся в политическом отношении мировой
державе.  Это обусловливает  большое значение геостратегического мастерства,
тщательно избранного и очень взвешенного размещения американских ресурсов на
огромной евразийской шахматной доске.
     Фактом является также то, что Америка слишком демократична  дома, чтобы
быть диктатором  за границей. Это ограничивает применение американской мощи,
особенно  ее  возможность военного устрашения.  Никогда прежде  популистская
демократия  не  достигала   международного   господства.  Но  стремление   к
могуществу  не является  целью, которая  направляет народный  энтузиазм,  за
исключением  тех ситуаций,  когда возникает  неожиданная  угроза  или  вызов
общественному    ощущению    внутреннего    благосостояния.    Экономическое
самоотречение  (т.е.  военные  расходы)   и  человеческое  самопожертвование
(жертвы  даже  среди  профессиональных  военнослужащих), требующиеся в  ходе
борьбы,  несовместимы с  демократическими инстинктами. Демократия  враждебна
имперской мобилизации.
     Более  того,  большинство  американцев  в целом  не  получают  никакого
особого удовлетворения от нового статуса их страны как единственной  мировой
сверхдержавы. Политический  "триумфализм",  связанный  с победой  Америки  в
холодной войне, встретил, в общем, холодный прием и стал объектом некоторого
рода   насмешек   со   стороны   части   наиболее   либерально   настроенных
комментаторов.  Пожалуй, два  довольно  различных взгляда на последствия для
Америки  ее  исторической победы  в соревновании с  бывшим  Советским Союзом
являются  наиболее  привлекательными с  политической точки зрения:  с  одной
стороны,  существует  мнение,  что  окончание  холодной  войны   оправдывает
значительное  снижение   американской   активности  в  мире,  независимо  от
последствий  для репутации Америки  на земном  шаре; с  другой -  существует
точка зрения, что пришло время для подлинно интернациональной многосторонней
деятельности,  ради  которой  Америка  должна  даже  уступить  часть  своего
суверенитета. Обе идейные школы имеют своих убежденных сторонников.
     Дилеммы,   стоящие   перед   американским   руководством,   осложняются
изменениями в характере самой мировой си-
     [50]
     туации: прямое применение силы становится теперь не таким легким делом,
как в прошлом. Ядерные  вооружения существенно ослабили полезность войны как
инструмента   политики    или    даже    угрозы.    Растущая   экономическая
взаимозависимость     государств    делает    политическое     использование
экономического  шантажа  менее  успешным.   Таким  образом,  маневрирование,
дипломатия,  создание коалиций,  кооптация  и  очень  взвешенное  применение
политических   козырей   стали   основными  составными   частями   успешного
осуществления геостратегической власти на евразийской шахматной доске.

ГЕОПОЛИТИКА И ГЕОСТРАТЕГИЯ

     Использование  американского   глобального   главенства   должно  тонко
реагировать  на  тот  факт,  что  в  международных  отношениях  политическая
география остается  принципиально  важным  соображением.  Говорят,  Наполеон
как-то  заявил,  что  знание  своей  географии  есть  знание  своей  внешней
политики.  Однако  наше  понимание  значения  политической  географии должно
адаптироваться к новым реалиям власти.
     Для  большей части истории международных отношений фокусом политических
конфликтов   являлся   территориальный    контроль.   Причиной   большинства
кровопролитных  войн   с  момента   возникновения  национализма   было  либо
удовлетворение своих  национальных  устремлений,  направленных на  получение
больших  территорий,  либо  чувство национальной утраты в  связи  с  потерей
"священной"  земли. И не  будет преувеличением сказать,  что территориальный
императив был основным импульсом, управляющим  поведением государства-нации.
Империи также строились путем  тщательно  продуманного  захвата и  удержания
жизненно важных географических достояний, таких как Гибралтар, Суэцкий канал
или  Сингапур, которые служили  в качестве ключевых заслонок  или  замков  в
системе имперского контроля.
     Наиболее  экстремальное   проявление   связи   между   национализмом  и
территориальным владением  было  продемонстрировано нацистской  Германией  и
императорской Японией. Попытка построить "тысячелетний рейх" выходила далеко
за рамки задачи по воссоединению всех немецкого-
     [51]
     ворящих народов под одной политической крышей и фокусировалась также на
желании контролировать житницы Украины, равно как и другие славянские земли,
чье  население  должно  было  предоставлять дешевый  рабский труд  имперским
владениям. Японцы также страдали навязчивой идеей, заключавшейся в том,  что
прямое    территориальное    владение   Маньчжурией,    а   позднее   важной
нефтедобывающей   Голландской   Ост-Индией   было   существенно  важно   для
удовлетворения  японских  устремлений  к  национальной  мощи  и  глобальному
статусу.  В аналогичном русле  веками толкование  российского  национального
величия отождествлялось  с  приобретением территорий, и даже в конце XX века
российское  настойчивое требование сохранить  контроль над  таким  нерусским
народом, как  чеченцы, которые живут вокруг жизненно  важного  нефтепровода,
оправдывалось заявлениями о  том, что такой контроль принципиально важен для
статуса России как великой державы.
     Государства-нации  продолжают  оставаться  основными  звеньями  мировой
системы.   Хотя    упадок   великодержавного    национализма   и    угасание
идеологического  компонента  снизили  эмоциональное  содержание   глобальной
политики, в  то время  как ядерное  оружие привнесло  серьезные сдерживающие
моменты  в плане  использования  силы,  конкуренция, основанная на  владении
территорией,  все еще  доминирует в международных отношениях, даже  если  ее
формы   в   настоящее  время  и   имеют  тенденцию  к   приобретению   более
цивилизованного  вида. В этой конкуренции  географическое положение все  еще
остается  отправной  точкой для  определения внешнеполитических  приоритетов
государства-нации,  а  размеры национальной территории по-прежнему сохраняют
за собой значение важнейшего критерия статуса и силы.
     Однако для большинства государств-наций вопрос территориальных владений
позднее  стал  терять свою значимость. В той  мере, в  какой территориальные
споры  остаются важным  моментом в  формировании  внешней политики некоторых
государств, они скорее являются  не  стремлением к укреплению  национального
статуса путем увеличения территорий, а  вопросом обиды  в связи с отказом  в
самоопределении  этническим  братьям,  которые, как  они утверждают,  лишены
права присоединиться к "родине-матери", или проблемой недовольства в связи с
так называемым дурным обращением соседа с этническими меньшинствами.
     [52]
     Правящие национальные элиты все ближе подходят к признанию того, что не
территориальный,  а  другие  факторы представляются  более принципиальными в
определении  национального  статуса государства  или степени  международного
влияния  этого  государства.  Экономическая   доблесть  и  ее  воплощение  в
технологических  инновациях   также  могут  быть  ключевым  критерием  силы.
Первейшим  примером  тому  служит Япония. Тем  не менее  все  еще существует
тенденция, при которой географическое  положение определяет непосредственные
приоритеты государства: чем больше его военная, экономическая и политическая
мощь,  тем  больше  радиус, помимо непосредственных  его соседей,  жизненных
геополитических интересов, влияния и вовлеченности этого государства.
     До  недавнего   времени   ведущие  аналитики  в   области   геополитики
дебатировали о том, имеет ли власть  на  суше большее значение,  чем мощь на
море,  и какой конкретно регион Евразии представляет собой  жизненно  важное
значение в плане контроля  над  всем континентом. Харольд МакКиндер, один из
наиболее  выдающихся геополитиков,  в  начале  этого  века  стал инициатором
дискуссии,  после  которой  появилась  его  концепция  евразийской  "опорной
территории"  (которая,  как  утверждалось, должна была включать всю Сибирь и
большую часть Средней  Азии), а  позднее -  концепция "сердца" Центральной и
Восточной Европы как  жизненно важного плацдарма для обретения доминирования
над  континентом.  Он  популяризировал  свою  концепцию  "сердцевины  земли"
знаменитым афоризмом:

     Тот, кто правит Восточной Европой, владеет Сердцем земли;
     Тот, кто правит Сердцем земли, владеет Мировым Островом
     (Евразией);
     Тот, кто правит Мировым Островом, владеет миром.

     Некоторые   ведущие   германские   политические   географы  прибегли  к
геополитике,  чтобы  обосновать "Drang nach  Osten" (стремление  на  Восток)
своей страны, в частности адаптацию концепции МакКиндера  Карлом Хаусхофером
применительно    к    германским    стратегическим    потребностям.    Более
вульгаризированный отголосок этой  концепции можно  уловить в  подчеркивании
Адольфом Гитлером по-
     [53]
     требности немецкого  народа в  "Lebensraum"  (жизненном  пространстве).
Некоторые европейские мыслители первой половины этого века предвидели  сдвиг
геополитического баланса  в восточном направлении, при  этом  регион  Тихого
океана, в частности Америка  и  Япония, должен был превратиться  в преемника
Европы,  вступившей  в  пору  упадка.  Чтобы  предупредить  подобный  сдвиг,
французский политический географ Поль  Деманжон,  как  и  прочие французские
геополитики, еще  перед  второй  мировой  войной  выступал  за более  тесное
единство европейских государств.
     Сегодня   геополитический  вопрос  более  не  сводится  к  тому,  какая
географическая часть Евразии  является  отправной точкой для господства  над
континентом, или к тому, что важнее: власть на суше или на море. Геополитика
продвинулась от регионального мышления к глобальному, при этом превосходство
над всем Евразийским континентом служит центральной  основой для глобального
главенства.  В настоящее время  Соединенные  Штаты,  неевропейская  держава,
главенствуют  в международном масштабе, при этом  их  власть непосредственно
распространена на  три  периферических  региона Евразий