ьтатом   с   широко
дестабилизирующими  последствиями  в  регионе  в  целом  явилось бы  быстрое
перевооружение японцев.
     Однако  объединение  Кореи,  вероятно,  поставило  бы  также  серьезные
дилеммы. Если  бы американские войска должны были оставаться  в объединенной
Корее,  они неизбежно расценивались бы китайцами как  нацеленные  на  Китай.
Действительно  сомнительно,  что китайцы  согласились бы с  объединением  на
таких условиях. Если  бы объединение происходило поэтапно, с применением так
называемой  мягкой  посадки,  Китай выступил  бы  против  нее  политически и
поддержал бы те  элементы в Северной Корее, которые противились объединению.
Если бы  это  объединение  совершалось насильственным путем и Северная Корея
"приземлилась  бы  с  грохотом",  нельзя  было  бы  исключать  даже  военное
вмешательство Китая.  С  точки зрения  перспективы Китая объединенная  Корея
была   бы  приемлема  только  в   том  случае,  если  бы  она   не  означала
одновременного распространения американской  власти  (с  Японией  на  заднем
плане в качестве плацдарма).
     Однако объединенная Корея без американских  войск на ее  земле,  вполне
вероятно, тяготела бы сначала к форме нейтралитета между Китаем и Японией, а
затем постепенно  -  движимая  частично  остаточными,  но все  еще  сильными
антияпонскими  настроениями  -  либо  к  китайской сфере  политически  более
положительного  влияния, либо к  сфере более  деликатного  отношения.  Тогда
встал  бы  вопрос:  захотела ли  бы Япония все  еще оставаться  единственной
азиатской опорой для американской силы? Самое  меньшее,  что вызывал бы этот
вопрос, - это серьезные разногласия в рамках  внутренней политики  Японии. В
результате любое сокращение военного радиуса действия американцев на Дальнем
Востоке  сделало бы,  в свою очередь,  более трудным поддержание  в  Евразии
стабильного   баланса   сил.   Эти  соображения,   таким  образом,  повышают
американские  и японские ставки в корейском статус-кво (хотя в каждом случае
по несколько разным причинам), и если этот статус-кво  должен измениться, то
это должно происходить очень
     [227]
     медленно,  предпочтительно  на   фоне  углубления  американо-китайского
регионального взаимопонимания.
     Тем временем  настоящее примирение  между  Японией  и Кореей  внесло бы
значительный вклад  в  создание более  стабильной обстановки  в  регионе для
любого  окончательного  объединения.  Различные  международные   осложнения,
которые могли бы возникнуть в результате  реинтеграции двух  Корей, могли бы
быть смягчены истинным примирением между Японией и Кореей, приведшим в итоге
к расширению  отношений  сотрудничества  и взаимообязывающей  политики между
этими двумя  странами. Соединенные Штаты могли бы сыграть  решающую  роль  в
содействии такому примирению.  Можно  было бы испробовать  много  конкретных
шагов, предпринятых  ранее  для  примирения между  Германией  и  Францией, а
позднее  между Германией и Польшей (например, от  совместных университетских
программ  и  до  объединенных  воинских  формирований).  Всеобъемлющее  и  в
региональном плане стабилизирующее японо-корейское партнерство  облегчило бы
дальнейшее американское присутствие на Дальнем Востоке даже, возможно, после
объединения Кореи.
     Почти само  собой разумеется, что в рамки  глобальных геостратегических
интересов  Америки входит  тесное  политическое сотрудничество с Японией. Но
будет ли  Япония  вассалом,  соперником  или  партнером Америки,  зависит от
способности   американцев   и   японцев   более  точно   определить,   каких
международных  целей   этим  странам  следует  добиваться  сообща,  и  резче
обозначить линию  раздела  между  геостратегической миссией США  на  Дальнем
Востоке и стремлениями Японии к роли мировой державы. Несмотря на внутренние
дебаты о внешней политике, отношения с Америкой все еще остаются центральным
маяком  для  международной  ориентации  Японии.  Дезориентированная  Япония,
накренившаяся  в сторону либо перевооружения, либо обособленного сближения с
Китаем, означала бы конец  роли американцев в Азиатско-Тихоокеанском регионе
и  сорвала бы появление регионально  стабильного трехстороннего соглашения с
участием  Америки,  Японии  и  Китая.  Это,  в  свою  очередь,  помешало  бы
формированию в Евразии политического равновесия, управляемого американцами.
     Короче  говоря,  дезориентированная  Япония  была бы  похожа  на  кита,
выброшенного на берег: она металась бы уг-
     [228]
     рожающе,  но  беспомощно. Она  могла  бы дестабилизировать Азию,  но не
смогла  создать  жизненную альтернативу  стабилизирующему  равновесию  между
Америкой, Японией  и Китаем. Только через  тесный  альянс  с Японией Америка
смогла бы направить в нужное русло региональные устремления Китая и сдержать
их  непредсказуемые  проявления.  Только  на  этой основе  можно  умудриться
осуществить  сложное трехстороннее урегулирование - урегулирование,  которое
затрагивает мировое могущество  Америки, региональное  преобладание Китая  и
международное лидерство Японии.
     Следовательно,  сокращение  в  обозримом  будущем существующих  уровней
войск США в Японии  (а следовательно, и в Корее)  нежелательно. Кроме  того,
так  же  нежелательно  и  любое  значительное  увеличение  в геополитическом
масштабе  и   реальном  исчислении  объема   военных  усилий  Японии.  Вывод
значительного числа американских войск, вероятнее всего, заставит подумать о
крупной японской программе вооружений, в  то время как  давление Америки  на
Японию с целью заставить ее играть  более крупную военную  роль может только
навредить перспективам  региональной  стабильности,  помешать более широкому
сближению  с Большим Китаем,  уведет  Японию  в сторону от  принятия на себя
более конструктивной международной миссии и таким образом осложнит усилия по
содействию развитию в Евразии стабильного геополитического плюрализма.
     Отсюда  следует также, что Япония - если она, в  свою очередь, повернет
свое лицо к миру и отвернется от  Азии -  должна быть значительно поощрена и
получить  особый  статус, чтобы таким  образом  хорошо были удовлетворены ее
собственные  национальные  интересы.  В  отличие  от  Китая,  который  может
добиться статуса мировой державы, став сначала региональной державой, Япония
может  добиться   мирового   влияния,   отказавшись   от  стремления   стать
региональной державой. Но для Японии тем  более важно почувствовать, что она
является особым  партнером Америки в мировых делах, а это не только приносит
плоды в политическом плане, но и экономически выгодно. Для этого Соединенным
Штатам было бы полезно рассмотреть вопрос о  заключении  американо-японского
соглашения   о    свободной    торговле,    создав   таким   образом   общее
американо-японское  торговое пространство.  Такой  шаг,  придав  официальный
статус все более тесным связям между двумя странами, обес-
     [229]
     печил бы геополитическую  опору как для длительного присутствия Америки
на  Дальнем  Востоке,  так  и  для  конструктивных  глобальных  обязательств
Японии(11).
     Вывод. Для  Америки Япония будет жизненно важным и главным  партнером в
создании   все  более  объединенной   и  всепроникающей   системы   мирового
сотрудничества,  а  не  только  в  первую  очередь ее  военным  союзником  в
региональных урегулированиях, направленных на  противодействие региональному
превосходству  Китая. В действительности Японии  следовало  бы  быть мировым
партнером  Америки  в энергичной  работе  над  новой повесткой  дня  мировых
отношений.  Китай,  имеющий  преобладание  в  регионе,  должен  стать опорой
Америки на Дальнем Востоке  в  более традиционной области  силовой политики,
помогая таким  образом формированию евразийского баланса сил, при  этом роль
Большого  Китая  на  Востоке Евразии  в  этом  смысле  будет  равняться роли
расширяющейся Европы на Западе Евразии.
     ------------
     (11)  Убедительный довод  в  пользу  этой  инициативы,  указывающий  на
взаимные  экономические  выгоды,  приведен  Куртом Тонгом в  его  публикации
Revolutionizing America's Japan Policy // Foreign Policy. - Winter 1996/97.
     [230]


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Для США пришло  время выработать и применять комплексную, всеобъемлющую
и долгосрочную геостратегию по  отношению ко всей Евразии. Эта необходимость
вытекает  из  взаимодействия двух  фундаментальных  реальностей:  Америка  в
настоящее время является единственной супердержавой, а Евразия - центральной
ареной  мира.  Следовательно,  изменение  в соотношении  сил на  Евразийском
континенте будет иметь решающее  значение для мирового главенства Америки, а
также для ее исторического наследия.
     Американское  мировое  первенство  уникально  по   своим   масштабам  и
характеру.  Это  гегемония нового  типа,  которая отражает многие  из  черт,
присущих американской демократической системе: она плюралистична, проницаема
и  гибка. Эта гегемония формировалась  менее одного столетия,  и основным ее
геополитическим   проявлением  выступает  беспрецедентная  роль  Америки  на
Евразийском  континенте, где  до  сих  пор возникали  и  все претенденты  на
мировое могущество. Америка в настоящее время  выступает  в роли арбитра для
Евразии,  причем нет ни  одной крупной  евразийской  проблемы,  решаемой без
участия Америки или вразрез с интересами Америки.
     Каким  образом Соединенные Штаты  управляют главными геостратегическими
фигурами  на  евразийской шахматной доске и расставляют их, а также  как они
руководят ключевыми геополитическими центрами Евразии, имеет жизненно важное
значение для длительной и стабильной ведущей  роли Америки в  мире. В Европе
основными дей-
     [231]
     ствующими лицами останутся Франция и Германия, и главная задача Америки
будет заключаться  в укреплении и расширении  существующего демократического
плацдарма на западной окраине Евразии. На Дальнем Востоке Евразии, вероятнее
всего, центральную роль все больше и больше будет играть Китай, и у  Америки
не будет политического  опорного пункта на  Азиатском  материке до  тех пор,
пока не  будет достигнут геостратегический  консенсус между нею и Китаем.  В
центре  Евразии  пространство между  расширяющейся  Европой  и приобретающим
влияние  на региональном уровне  Китаем будет  оставаться  "черной  дырой" в
геополитическом  плане,  по  крайней  мере  до  тех пор,  пока  в России  не
завершится   внутренняя   борьба   вокруг   вопроса   о   ее   постимперском
самоопределении,  в  то время как регион, расположенный  к югу  от России, -
"Евразийские Балканы" -  угрожает превратиться в котел этнических конфликтов
и великодержавного соперничества.
     В этих условиях в течение некоторого  периода времени - свыше 30 лет  -
вряд ли кто-либо будет оспаривать статус Америки как первой державы мира. Ни
одно государство-нация, вероятно,  не сможет сравняться с Америкой в четырех
главных аспектах силы (военном,  экономическом,  техническом  и культурном),
которые в совокупности и определяют решающее политическое влияние  в мировом
масштабе.  В случае сознательного  или  непреднамеренного отказа  Америки от
своего статуса единственной реальной альтернативой американскому лидерству в
обозримом будущем может быть  только  анархия  в  международном  масштабе. В
связи с этим представляется правильным утверждение о том, что Америка стала,
как определил президент Клинтон, "необходимым" для мира государством.
     Здесь важно подчеркнуть как факт существования такой необходимости, так
и  реальную  возможность  распространения  анархии  в  мире.  Разрушительные
последствия   демографического    взрыва,   миграции,   вызванной   нищетой,
радикальной урбанизации, а также последствия этнической и религиозной вражды
и  распространения оружия массового уничтожения  могут стать неуправляемыми,
если  развалятся  опирающиеся  на  государства-нации  основные  существующие
структуры даже элементарной  геополитической стабильности. Без постоянного и
направленного   американского   участия   силы,  которые   способны  вызвать
беспорядок в мире, уже давно бы стали господствовать на мировой арене.
     [232]
     Возможность   развала   таких   структур   связана   с  геополитической
напряженностью не только в современной Евразии, но и вообще в мире.
     В результате этого может возникнуть опасность для мировой стабильности,
и  эта  опасность,  вероятно,   будет  усиливаться  перспективой  все  более
ухудшающихся  условий человеческого  существования. В  частности,  в  бедных
странах  мира демографический взрыв  и  одновременная урбанизация  населения
приводят не только к быстрому росту числа неимущих, но и к появлению главным
образом миллионов безработных и все более недовольных молодых людей, уровень
разочарования  которых растет  внушительными  темпами. Современные  средства
связи увеличивают разрыв между ними и  традиционной властью и в то же  время
все  в большей  степени формируют в  их  сознании  чувство  царящей  в  мире
несправедливости, что  вызывает  у  них возмущение,  и  поэтому они наиболее
восприимчивы  к идеям  экстремизма  и  легко  пополняют ряды экстремистов. С
одной стороны, такое явление, как миграция населения в мировом масштабе, уже
охватившая    десятки    миллионов    людей,    может    служить   временным
предохранительным  клапаном, но,  с другой -  также вероятно,  что она может
быть средством  переноса  с континента на  континент этнических и социальных
конфликтов.
     В результате  возможные беспорядки,  напряженность и,  по крайней мере,
эпизодические  случаи насилия могут нанести удар по унаследованному Америкой
руководству миром. Новый комплексный  международный порядок,  который создан
американской гегемонией и в  рамках  которого "угроза войны не  существует",
вероятно,  будет  распространяться  на  те  части  света,  где  американское
могущество  укрепляется  демократическими  социополитическими   системами  и
усовершенствованными   внешними   многосторонними   структурами,   но  также
руководимыми Америкой.
     Американская геостратегия в отношении Евразии, таким образом, вынуждена
будет конкурировать  с  силами турбулентности.  Есть  признаки  того,  что в
Европе стремление  к интеграции и  расширению ослабевает и что вскоре  могут
вновь    возродиться   европейские    националисты   традиционного    толка.
Крупномасштабная   безработица   сохранится   даже  в   самых  благополучных
европейских странах,  порождая чувство ненависти  к иностранцам,  что  может
привести к сдвигу во французской и германской политике в сторону
     [233]
     существенного  политического экстремизма  и  ориентированного  вовнутрь
шовинизма.  Фактически  может  даже  сложиться  настоящая  предреволюционная
ситуация. Историческое  развитие событий  в  Европе,  изложенное  в главе 3,
будет реализовано лишь в том случае, если Соединенные  Штаты будут не только
поощрять стремление Европы к объединению, но и подталкивать ее к этому.
     Еще большая неопределенность существует относительно будущего России, и
здесь  перспективы  позитивного  развития  весьма  туманны.   Следовательно,
Америке необходимо создать геополитическую среду, которая благоприятствовала
бы ассимиляции  России в расширяющиеся  рамки европейского  сотрудничества и
способствовала достижению такой независимости, при  которой новые суверенные
соседи  России  могли  бы   полагаться  на  свои  собственные  силы.  Однако
жизнеспособность,  к  примеру,  Украины  и  Узбекистана  (не  говоря  уже  о
разделенном на две части в этническом отношении Казахстане) будет оставаться
под  сомнением,  особенно  если  внимание  Америки  переключится  на  другие
проблемы,  такие,  например,   как   новый  внутренний   кризис  в   Европе,
увеличивающийся разрыв между Турцией и Европой или нарастание враждебности в
американо-иранских отношениях.
     Возможность окончательного серьезного урегулирования отношений с Китаем
также может остаться нереализованной в случае будущего кризиса, связанного с
Тайванем,  или из-за внутреннего политического развития Китая, которое может
привести к установлению агрессивного  и враждебного режима,  или из-за того,
что  американо-китайские отношения просто  испортятся.  Китай в таком случае
может   стать  крайне  дестабилизирующей   силой  в  мире,   внося  огромную
напряженность   в   американо-японские   отношения   и,   возможно,  вызывая
разрушительную геополитическую дезориентацию в самой Японии. В этих условиях
стабильность в Юго-Восточной Азии, конечно же, окажется под угрозой, и можно
только предполагать, как  стечение  этих обстоятельств повлияет на позицию и
единство Индии, страны, крайне важной для стабильности в Южной Азии.
     Эти  замечания служат  напоминанием  о  том, что  ни  новые  глобальные
проблемы,  которые  не  входят  в компетенцию  государства-нации,  ни  более
традиционные  геополитические вопросы, вызывающие  озабоченность,  не  могут
быть решены, если начнет разрушаться основная геополитичес-
     [234]
     кая структура мировой власти. В  условиях, когда на небосклоне Европы и
Азии появились  упредительные  сигналы,  американская политика,  чтобы  быть
успешной,   должна   сфокусировать   внимание   на   Евразии   в   целом   и
руководствоваться четким геостратегическим планом.

ГЕОСТРАТЕГИЯ В ОТНОШЕНИИ ЕВРАЗИИ

     Отправным  пунктом  для  проведения необходимой  политики  должно  быть
трезвое осознание  трех беспрецедентных  условий, которые в настоящее  время
определяют  геополитическое состояние мировых дел: 1) впервые в истории одно
государство  является  действительно  мировой  державой;  2)   государством,
превосходящим  все   другие   в  мировом  масштабе,  является  неевразийское
государство  и  3)  центральная  арена  мира  -  Евразия  -  находится   под
превалирующим влиянием неевразийской державы.
     Однако  всеобъемлющая  и  скоординированная  геостратегия  в  отношении
Евразии должна опираться на признание границ эффективного влияния Америки  и
неизбежное сужение  с течением времени  рамок этого влияния. Как  отмечалось
выше,   сам  масштаб  и  разнообразие  Евразии,  равно   как   потенциальные
возможности некоторых  из ее государств, ограничивают  глубину американского
влияния и  степень  контроля  за  ходом  событий.  Такое  положение  требует
проявления геостратегической  интуиции и  тщательно продуманного выборочного
использования ресурсов  Америки на огромной  евразийской шахматной  доске. И
поскольку  беспрецедентное  влияние   Америки   с  течением   времени  будет
уменьшаться,  приоритет должен  быть  отдан контролю  за  процессом усиления
других региональных  держав, с тем чтобы он шел в направлении, не угрожающем
главенствующей роли Америки в мире.
     Как   и   шахматисты,  американские  стратеги,  занимающиеся   мировыми
проблемами, должны думать  на  несколько  ходов  вперед, предвидя  возможные
ответные  ходы. Рассчитанная  на  длительное  время  стратегия  должна  быть
сориентированной на краткосрочную  (следующие  пять  или  около  пяти  лет),
среднесрочную  (до 20  лет или  около 20 лет)  и долгосрочную (свыше 20 лет)
перспективы.  Кроме   того,  эти  стадии  необходимо  рассматривать  не  как
совершенно изолированные друг от друга,  а как  части единой системы. Первая
стадия должна плавно
     [235]
     и  последовательно  перейти  во вторую  (конечно  же, это  должна  быть
заранее   намеченная  цель),   а   вторая   стадия   должна  затем   перейти
соответственно в третью.
     В краткосрочной перспективе Америка заинтересована укрепить и сохранить
существующий   геополитический  плюрализм   на  карте  Евразии.  Эта  задача
предполагает  поощрение  возможных  действий  и  манипуляций,  с  тем  чтобы
предотвратить появление враждебной коалиции, которая попыталась  бы  бросить
вызов ведущей роли Америки, не говоря уже о маловероятной возможности, когда
какое-либо   государство  попыталось