т,  что постоянное  участие  Индии  в дискуссиях по  вопросу
региональной  стабильности, особенно  по  вопросу  о  судьбе  Средней  Азии,
своевременно, не говоря о стимулировании развития более  прямых двусторонних
связей между военными сообществами Америки и Индии.
     Геополитический плюрализм в Евразии в целом недостижим и не будет иметь
устойчивого характера без углубления взаимопонимания между Америкой и Китаем
по стратегическим вопросам. Из этого следует, что политика привлечения Китая
к  серьезному  диалогу по стратегическим вопросам,  а в  итоге,  возможно, к
трехсторонним  усилиям,  включающим  также  и  Японию, является  необходимым
первым  шагом  в повышении  интереса  Китая  к примирению  с  Америкой,  что
отражает те самые геополитические интересы  (в частности, в Северо-Восточной
и Средней Азии), которые действительно являются общими для двух стран. Кроме
того, Америке надлежит устранить любые неясности  в отношении приверженности
США политике одного Китая, дабы не усугубить проблему Тайваня, в особенности
после  того,  как  Гонконг  был  поглощен Китаем. К  тому же  в  собственных
интересах Китая превратить это событие в успешную демонстрацию  принципа,  в
соответствии  с  которым даже Великий Китай может допустить и  гарантировать
более широкое многообразие в своих внутренних политических урегулированиях.
     Хотя  - об  этом говорилось  в главах  4  и  6  -  любая предполагаемая
китайско-российско-иранская коалиция, направленная  против  Америки, вряд ли
выйдет   за   рамки   какого-то   временного   позирования   по  тактическим
соображениям,  для Соединенных Штатов  важно строить свои отношения с Китаем
таким  образом,  чтобы  не  подтолкнуть  Пекин в этом  направлении. В  любом
подобном "антигегемонистском" союзе Китай стал бы чекой. Он, вероятно, будет
самым сильным, самым динамичным и, следовательно, ведущим компонентом. Такая
коалиция  могла бы возникнуть только вокруг недовольного, разочарованного  и
враждебного   Китая.  Ни  Россия,   ни  Иран  не   располагают  необходимыми
средствами, чтобы стать центром притяжения для подобной коалиции.
     [244]
     Поэтому  диалог  между Америкой  и  Китаем по  стратегическим вопросам,
касающимся тех  областей, которые  обе  страны хотят  видеть  свободными  от
господства  других жаждущих  гегемонов,  настоятельно  необходим. Однако для
достижения прогресса  диалог  должен быть  длительным и  серьезным.  В  ходе
такого общения можно было бы более мотивированно обсудить  и  другие спорные
вопросы, касающиеся Тайваня и даже прав человека. Действительно,  можно было
бы  достаточно откровенно  отметить,  что вопрос  внутренней либерализации в
Китае  -  это  не только  внутреннее  дело самого  Китая,  поскольку  только
вставший  на  путь  демократизации  и  процветающий  Китай имеет перспективу
привлечения  к  себе  Тайваня  мирным  путем.  Любая попытка насильственного
воссоединения  не  только  поставила  бы  американо-китайские  отношения под
угрозу,  но  и неизбежно оказала  бы негативное воздействие  на  способность
Китая привлекать иностранный капитал и поддерживать экономическое развитие в
стране.  Собственные   стремления  Китая  к  региональному  превосходству  и
глобальному статусу были бы поэтому принесены в жертву.
     Хотя Китай  превращается  в  доминирующую  силу  в регионе, он вряд  ли
станет такой силой в мире, и это не произойдет еще в течение долгого времени
(по причинам, перечисленным в главе 6), а шизофренические страхи в отношении
Китая  как  глобальной силы порождают у Китая манию величия,  что, возможно,
также  становится   источником   самоисполняемого  пророчества  об  усилении
враждебности  между  Америкой  и  Китаем.  Поэтому  Китай  не   следует   ни
сдерживать, ни  умиротворять. К нему следует  относиться  с  уважением как к
самому  крупному развивающемуся государству в мире, и - по крайней мере пока
- как  к  добивающемуся достаточных  успехов.  Его геополитическая  роль  не
только  на  Дальнем  Востоке,  но  и  в  Евразии  в  целом, вероятно,  также
возрастет.  Следовательно,  было бы целесообразно кооптировать Китай в члены
"большой семерки" на ежегодном  саммите ведущих стран  мира,  особенно после
того,  как  включение России в эту  группу  расширило спектр  обсуждаемых на
саммите вопросов - от экономических до политических.
     Поскольку  Китай  все  активнее  интегрируется  в  мировую  систему  и,
следовательно,  в  меньшей  степени  способен  и  склонен использовать  свое
главенство в регионе  в  тупой политической  манере, из  этого  следует, что
фактическое возникновение китайской сферы  влияния в районах, представляющих
для Китая исторический интерес, вероятно, станет
     [245]
     частью нарождающейся евразийской структуры геополитического примирения.
Будет  ли  объединенная  Корея  двигаться в  направлении подобной сферы,  во
многом зависит от степени примирения между Японией и Кореей (Америке следует
более  активно  поощрять  этот  процесс),  однако  воссоединение  Кореи  без
примирения с Китаем маловероятно.
     На  каком-то этапе Великий Китай неизбежно  станет оказывать давление в
целях решения проблемы  Тайваня, однако степень включения Китая во все более
связывающий комплекс  международных  экономических и  политических  структур
также может  положительно отразиться на характере внутренней политики Китая.
Если  поглощение  Китаем Гонконга  не  окажется  репрессивным,  формула  Дэн
Сяопина  для  Тайваня  "одна страна, две  системы" может  быть  переделана в
формулу  "одна страна,  несколько систем".  Это  может сделать воссоединение
более приемлемым для заинтересованных сторон, что еще раз подтверждает мысль
о невозможности мирного воссоздания единого Китая без некоторой политической
эволюции самого Китая.
     В  любом случае как по историческим, так и  по геополитическим причинам
Китаю следует рассматривать  Америку  как  своего естественного  союзника. В
отличие от Японии  или  России,  у Америки никогда  не  было территориальных
замыслов в отношении Китая, и, в  отличие от  Великобритании, она никогда не
унижала Китай.  Более  того,  без  реального  стратегического  консенсуса  с
Америкой Китай вряд ли сможет продолжать привлекать значительные  зарубежные
капиталовложения,   так   необходимые   для   его  экономического  роста  и,
следовательно, для  достижения преобладающего положения в регионе. По той же
причине   без   американо-китайского   стратегического  урегулирования   как
восточной опоры  вовлеченности Америки в  дела Евразии  у Америки  не  будет
геостратегии для материковой Азии, а без геостратегии для материковой Азии у
Америки  не  будет геостратегии  для  Евразии.  Таким образом,  для  Америки
региональная  мощь Китая, включенная  в более  широкие  рамки международного
сотрудничества, может быть жизненно  важным геостратегическим  средством - в
этом отношении таким же важным, как Европа, и более  весомым, чем  Япония, -
обеспечения стабильности в Евразии.
     Однако, в отличие от Европы, демократический плацдарм в восточной части
материка появится не скоро. Поэтому тем более важно, чтобы усилия Америки по
углублению стратегических взаимоотношений с Китаем основывались на не-
     [246]
     двусмысленном признании того,  что  демократическая и  преуспевающая  в
экономическом  плане  Япония  является  важнейшим  тихоокеанским  и  главным
мировым  партнером  Америки.  Хотя  Япония  не  может  стать  главенствующей
державой  в  Азиатском регионе,  учитывая  сильную  антипатию,  которую  она
вызывает у стран региона, она может  стать ведущей державой на международном
уровне.  Токио  может добиться  влияния  на  мировом  уровне  путем  тесного
сотрудничества с Соединенными Штатами в  области решения современных мировых
проблем, избегая бесплодных  и  потенциально контрпродуктивных попыток стать
ведущей державой в регионе. Поэтому американское руководство должно помогать
Японии  двигаться  в  этом  направлении.  Американо-японское  соглашение   о
свободной  торговле, в котором говорилось бы о создании общею экономического
пространства, могло бы укрепить связь  между двумя странами и способствовать
достижению указанной цели,  и по  этой причине следует совместно рассмотреть
его выгодность.
     Именно  через  тесные политические  отношения  с Японией Америка сможет
более уверенно пойти навстречу стремлениям Китая в регионе,  противодействуя
при этом  проявлениям  его самоуправства. Только на этой основе  может  быть
достигнут сложный трехсторонний компромисс,  включающий в себя мощь  Америки
на мировом  уровне,  преобладающее положение  Китая  в  регионе  и лидерство
Японии  на  международном  уровне.  Однако   этот  общий   геостратегический
компромисс    может    быть   разрушен   неразумным   расширением   военного
сотрудничества Америки и Японии. Япония не должна играть роль непотопляемого
американского авианосца на Дальнем Востоке, она также не должна быть главным
военным  партнером  Америки  в  Азии или  потенциально  ведущей  державой  в
Азиатском регионе. Ложно направленные  действия  в  одной  из  вышеназванных
областей   могут  отрезать  Америку  от   континентальной   Азии,   ослабить
перспективы достижения  стратегического консенсуса  с Китаем и таким образом
подорвать  способность   Америки   укрепить  стабильность   геополитического
плюрализма в Евразии.

ТРАНСЪЕВРАЗИЙСКАЯ СИСТЕМА БЕЗОПАСНОСТИ

     Стабильность   геополитического  плюрализма   Евразии,   препятствующая
появлению одной доминирующей державы,
     [247]
     должна быть укреплена созданием трансъевразийской системы безопасности,
что,    возможно,    произойдет   в    начале    следующего    века.   Такое
трансконтинентальное  соглашение  в  области  безопасности  должно  включать
расширившуюся  организацию  НАТО  -  что  связано  с  подписанием  хартии  о
сотрудничестве  с  Россией  -  и   Китай,  а  также  Японию  (которая  будет
по-прежнему   связана  с   Соединенными  Штатами  двусторонним  договором  о
безопасности). Однако для этого прежде предстоит добиться расширения НАТО, в
то  же  время  подключив  Россию  к   более  широкой  региональной   системе
сотрудничества  в  области  безопасности.  Кроме  того, американцы и  японцы
должны активно  консультироваться  и  тесно сотрудничать  друг  с другом для
обеспечения трехстороннего  диалога по проблемам политики и  безопасности на
Дальнем Востоке  с  участием  Китая.  Трехсторонние переговоры  по  вопросам
безопасности  между  Америкой,  Японией  и  Китаем могут  в  конечном  счете
проводиться  с  участием  большего  числа  азиатских  участников  и  позднее
привести  к   диалогу  между  ними   и   Организацией  по   безопасности   и
сотрудничеству в Европе.  В свою очередь, такой диалог может  проложить путь
серии  конференций  с  участием  всех европейских  и  азиатских  стран,  что
послужит началом создания трансконтинентальной системы безопасности.
     Со временем могла бы начать формироваться  более формальная  структура,
стимулируя появление трансъевразийской системы безопасности, которая впервые
в жизни охватила бы весь континент. Формирование такой системы - определение
ее  сути,  а  затем  наделение  законным статусом -  могло бы стать  главной
архитектурной инициативой следующего десятилетия, поскольку намеченный ранее
политический   курс   создал    необходимые   предпосылки.   Такая   широкая
трансконтинентальная структура  могла  бы  также  иметь  постоянный  комитет
безопасности, состоящий  из  основных евразийских субъектов,  чтобы повысить
способность  трансъевразийской  системы  безопасности  оказывать  содействие
эффективному сотрудничеству по вопросам, существенно важным для стабильности
в  мире. Америка, Европа, Китай, Япония,  конфедеративная Россия  и Индия, а
также, возможно, и другие страны могли бы сообща послужить сердцевиной такой
более   структурированной    трансконтинентальной   системы.   Окончательное
возникновение  трансъевразийской системы  безопасности  могло  бы постепенно
освободить Америку от некоторого бремени, даже
     [248]
     если одновременно и увековечило бы ее решающую роль как стабилизатора и
третейского судьи Евразии.

ПОСЛЕ ПОСЛЕДНЕЙ МИРОВОЙ СВЕРХДЕРЖАВЫ

     В   конце  концов   мировой  политике  непременно  станет  все   больше
несвойственна концентрация власти в руках одного государства. Следовательно,
США  не только  первая  и единственная  сверхдержава  в поистине  глобальном
масштабе, но, вероятнее всего, и последняя.
     Это  связано  не   только  с   тем,  что  государства-нации  постепенно
становятся все более проницаемыми друг для друга, но и с тем, что знания как
сила  становятся все более распространенными, все более  общими и  все менее
связанными государственными  границами. Вероятнее  всего, что  экономическая
мощь также станет более распределенной. Маловероятно, чтобы в ближайшие годы
какое-либо  государство  достигло  30-процентного  уровня  мирового валового
внутреннего  продукта,   который  США  имели  на  протяжении  большей  части
нынешнего  столетия, не говоря уже о 50%, которых они достигли в 1945  году.
Некоторые расчеты показывают, что к концу нашего десятилетия  США  все равно
будут  располагать почти 20%  мирового ВВП и эта  цифра, возможно, упадет до
10-15% к 2020  году,  когда другие государства -  Европа(*), Китай, Япония -
увеличат  соответственно  свои доли  примерно  до  уровня  США.  Но  мировое
экономическое господство одной экономической единицы, по типу достигнутого в
этом  веке   США,   маловероятно,  и  это  явно  имеет  чреватое  серьезными
последствиями военное и политическое значение.
     Кроме  того,  весьма  многонациональный  состав  и  особенный  характер
американского  общества  позволили  США распространить  свою  гегемонию так,
чтобы она  не  казалась  гегемонией  исключительно  одной  нации.  Например,
попытка  Китая добиться первенства в мире  неизбежно  будет  рассматриваться
другими странами как  попытка навязать гегемонию одной  нации. Проще говоря,
любой может стать  американцем, китайцем  же может быть  только китаец,  что
является дополнительным и существенным барьером на пути мирового господства,
по существу, одной нации.
     --------
     (*) Так в оригинале. - Прим. пер.
     [249]
     Следовательно,    когда    превосходство    США   начнет   уменьшаться,
маловероятно,  что  какое-либо  государство сможет  добиться  того  мирового
превосходства, которое в настоящее время имеют США. Таким образом,  ключевой
вопрос на будущее звучит так:  "Что  США завещают миру в  качестве  прочного
наследия их превосходства?"
     Ответ на данный  вопрос частично  зависит от  того, как долго США будут
сохранять свое первенство и насколько энергично они будут формировать основы
партнерства  ключевых  государств,  которые  со временем  могут  быть  более
официально   наделены  законным   статусом.   В   сущности,  период  наличия
исторической   возможности  для  конструктивной  эксплуатации   Соединенными
Штатами  своего   статуса  мировой  державы  может   оказаться  относительно
непродолжительным по  внутренним и  внешним причинам. Подлинно  популистская
демократия  никогда  ранее  не  достигала мирового превосходства. Погоня  за
властью  и особенно  экономические затраты  и  человеческие  жертвы, которых
зачастую  требует  реализация  этой  власти,  как  правило,  несовместимы  с
демократическими   устремлениями.   Демократизация  препятствует   имперской
мобилизации.
     В  самом деле,  имеющими важное значение  в  смысле неопределенности  в
отношении будущего вполне могут оказаться вопросы: могут ли США стать первой
сверхдержавой, не способной или не желающей сохранить свою  власть? Могут ли
они стать слабой  мировой державой? Опросы  общественного мнения показывают,
что  только  малая  часть  (13%)  американцев  выступает  за  то,  что  "как
единственная  оставшаяся  сверхдержава  США должны  оставаться  единственным
мировым  лидером в  решении  международных проблем". Подавляющее большинство
(74%) предпочитает,  "чтобы США в равной мере с другими государствами решали
международные проблемы"(3).
     -------------
     (3)  An Emerging Consensus - A  Study  of  American Public Attitudes on
America's Role  in the  World. -  College Park: Center for International and
Security Studies at the University  of Maryland, 1996. Заслуживает внимания,
хотя  это и  не  согласуется с  вышесказанным, что исследования, проведенные
указанным  выше центром  в  начале  1997  года  (под  руководством  ведущего
исследователя Стивена  Калла), также показали, что значительное  большинство
американцев  поддерживают  расширение   НАТО:  62%  -  за   (из  них  27%  -
безоговорочно за) и только 29% - против (из них 14% - безоговорочно против).
     [250]
     По  мере того как  США  все  больше становятся  обществом, объединяющим
многие культуры, они могут также столкнуться с тем, что все труднее добиться
консенсуса  по  внешнеполитическим  вопросам,  кроме  случаев  действительно
большой и  широко  понимаемой  внешней угрозы. Такой  консенсус  был  широко
распространен на протяжении всей второй мировой войны и даже в годы холодной
войны. Однако он базировался не только на широко разделяемых демократических
ценностях,  которые,  как считала общественность, были под угрозой,  но и на
культурной и этнической близости с жертвами враждебных тоталитарных режимов,
главным образом европейцами.
     В  отсутствие  сопоставимого  с  этим  вызова  извне для  американского
общества  может  оказаться  более   трудным  делом  достижение  согласия  по
внешнеполитическим  действиям,  которые  нельзя  будет  напрямую  связать  с
основными   убеждениями  и  широко  распространенными  культурно-этническими
симпатиями,  но  которые  потребуют  постоянного   и  иногда  дорогостоящего
имперского вмешательства. Если хотите, два очень различных мнения о значении
исторической победы США в холодной войне, вероятно, могут оказаться наиболее
привлекательными:  с  одной стороны,  мнение,  что окончание  холодной войны
оправдывает значительное  уменьшение масштабов  вмешательства США  в  дела в
мире,  невзирая  на  последствия  такого шага для  репутации  США; по другую
сторону  находится  понимание, что  настало время подлинного  международного
многостороннего сотрудничества,  ради которого  США должны поступиться  даже
частью  своей  верховной  власти.  Обе  крайние  точки  зрения  имеют  своих
сторонников.
     Вообще  говоря,  культурные  изменения  в  США  также  могут  оказаться
неблагоприятными для  постоянного применения действительно  имперской власти
за  рубежом.  Это   требует  высокой  степени   доктринальной   мотивировки,
соответствующих умонастроений и удовлетворения патриотических чувств. Однако
доминирующая в  стране культура больше тяготеет  к  массовым развлечениям, в
которых господствуют гедонистские мотивы и темы ухода от социальных проблем.
Суммарный эффект этого делает все более трудной задачу создания необходимого
политического консенсуса в поддержку  непрерывного  и  иногда дорогостоящего
лидирующего положения США в мире. Средства массовой информации играли в этом
отношении особенно важную роль, формируя у людей сильное отвращение к
     [251]
     любому  избирательному применению силы, которое  влечет  за  собой даже
незначительные потери.
     К тому же и США, и странам Западной Европы оказалось трудно совладать с
культурными последствиями социального гедонизма и резким падением в обществе
центральной  роли  ценностей,  основанных  на религиозных  чувствах. (В этом
отношении  поражают кратко изложенные  в главе  1  параллели, относящиеся  к
упадку  империй.)  Возникший  в  результате   кризис   культуры   осложнялся
распространением  наркотиков  и,  особенно  в  США,  его  связью  с расовыми
проблемами.  И наконец,  темпы  экономического  роста  уже  не  могут больше
удовлетворять  растущие  материальн