аниченным    использованием
преимуществ  прибрежного государства.  Прибрежные южные  и восточные  районы
Китая, а также важнейшие городские центры - более доступные  для иностранных
капиталовложений и внешней торговли  - до сих пор были в наибольшем выигрыше
от впечатляющего  экономического роста Китая. Напротив, сельскохозяйственные
районы, расположенные в глубине страны, и  некоторые из отдаленных районов в
целом отстают  в  развитии (в них насчитывается  около 100  млн. безработных
сельскохозяйственных рабочих, и эта цифра продолжает расти).
     Недовольство   неравенством   различных   районов   может   дополниться
возмущением  по  поводу  социального  неравенства.  Быстрое  развитие  Китая
увеличивает социальное  неравенство. В  определенный момент либо ввиду того,
что  правительство  может  попытаться  ограничить  это неравенство,  либо  в
результате проявления  социального недовольства снизу неравенство в развитии
отдельных  районов  и  неравенство  в уровне  жизни  могут, в свою  очередь,
оказать влияние на политическую стабильность в стране.
     Второй причиной осторожного скептицизма в отношении получившего широкое
распространение прогноза о  превращении  Китая  в течение ближайшей четверти
века в доминирующую державу в мировых делах, безусловно, является дальнейшее
политическое развитие Китая. Динамичный характер экономической трансформации
Китая,  включая  его  социальную   открытость  остальному  миру,  в  далекой
перспективе  начнет  противоречить  относительно замкнутой и  бюрократически
жесткой коммунистической  диктатуре. Провозглашенные  коммунистические  цели
этой дик-
     [193]
     татуры во все  большей  степени  перестают  быть  делом  идеологической
приверженности и  во все большей степени  становятся  вопросом имущественных
интересов  бюрократического аппарата. Политическая элита  Китая  по-прежнему
организована     как    автономная,     жесткая,     дисциплинированная    и
по-монополистически нетерпимая иерархия, по-прежнему ритуально заявляющая  о
своей верности догме, которая как бы оправдывает ее власть, но которую та же
элита больше не претворяет в жизнь в социальном плане. В какой-то момент эти
два  жизненных измерения придут  к фронтальному  столкновению,  если  только
китайская  политическая  жизнь  не  начнет  постепенно  приспосабливаться  к
социальным императивам китайской экономики.
     Таким  образом,  нельзя   будет   бесконечно  долго  избегать   вопроса
демократизации, если  только Китай внезапно не примет то же решение, что и в
1474  году, то есть  изолировать себя от  мира,  в какой-то  степени подобно
Северной Корее.  Для этого  Китай должен будет отозвать более 70 тыс.  своих
студентов, в настоящее время  обучающихся  в  Америке,  изгнать  иностранных
бизнесменов,  отключить  свои  компьютеры  и  снять  спутниковые  антенны  с
миллионов китайских  домов. Это  было бы актом сумасшествия, напоминанием  о
"культурной  революции".  Возможно,  на  какой-то  краткий момент  в  рамках
внутренней  борьбы  за власть  догматическое крыло правящей, но утрачивающей
свои позиции  Коммунистической  партии  Китая  может попытаться  последовать
примеру  Северной Кореи, но  это возможно лишь  как  краткий  эпизод. Скорее
всего  это послужило бы причиной  экономического застоя,  а затем вызвало бы
политический взрыв.
     В любом  случае самоизоляция положила бы конец любым серьезным надеждам
Китая не только  на то, чтобы стать  мировой державой,  но даже на то, чтобы
занять   ведущее   положение   в  регионе.   Кроме  того,   страна   слишком
заинтересована в том, чтобы сохранить доступ в мир, и этот мир, в отличие от
мира  1474  года, просто слишком навязчив, чтобы от него можно было  успешно
изолироваться.  Вследствие  этого  у  Китая  практически   нет  экономически
продуктивной  и  политически  жизнеспособной  альтернативы сохранению  своей
открытости миру.
     Таким образом, необходимость демократизации будет все в большей степени
преследовать Китай. Просто невозможно слишком долго избегать этого  процесса
и связанного
     [194]
     с ним вопроса  прав человека. Будущий прогресс Китая,  так же как и его
превращение  в одну из  главных  держав  мира,  будет в значительной степени
зависеть от  того, насколько умело правящая  элита Китая  сумеет  решить две
взаимосвязанные  проблемы,  а именно проблему передачи  власти от  нынешнего
поколения  правителей  более  молодой   команде  и  проблему  урегулирования
растущего противоречия между экономической и политической системами страны.
     Китайским   лидерам,   возможно,   удастся  осуществить   медленный   и
постепенный переход к очень ограниченному  электоральному авторитаризму, при
котором  будет проявлена  терпимость  к  некоторому  политическому выбору на
низком  уровне,  и только  после этого  сделать  шаг  в  сторону  настоящего
политического  плюрализма, включая уделение большего внимания зарождающемуся
конституционному правлению. Такой контролируемый  переход был  бы в  большей
степени совместим с  императивами  все более открытой экономики  страны, чем
упорное сохранение исключительной монополии партии на политическую власть.
     Для  осуществления  такой  контролируемой  демократизации  политическая
элита  Китая  нуждается в  чрезвычайно  умелом  руководстве,  прагматическом
здравом смысле, в сохранении  относительного  единства и  в желании уступить
часть  своей  монополии  на  власть  (и  личные привилегии),  в то время как
население  в  целом должно быть и терпеливым, и не  слишком  требовательным.
Такого стечения  благоприятных обстоятельств  трудно достичь. Опыт учит, что
требование демократизации, исходящее  снизу:  со стороны тех,  кто чувствует
себя  ущемленным  в  политическом  плане   (интеллигенция  и  студенты)  или
экономически  эксплуатируемым  (новый  городской рабочий  класс  и  сельская
беднота), как правило, опережает готовность  правителей  пойти на уступки. В
какой-то момент  политическая и социальная оппозиция  в Китае  скорее  всего
присоединится   к    силам,   требующим   расширения   демократии,   свободы
самовыражения и соблюдения прав человека. Этого  не произошло в 1989 году на
площади Тяньаньмынь (Tiananmen), но вполне может случиться в следующий раз.
     Таким  образом,  едва  ли  Китаю удастся  избежать  этапа  политической
нестабильности.  Принимая во внимание  размеры  страны, реальную возможность
разрастания  региональных  противоречий  и наследство в  виде  почти  50 лет
догматической диктатуры, эта фаза могла бы стать разруши-
     [195]
     тельной  с точки  зрения  как  политики,  так  и экономики.  Даже  сами
китайские руководители ожидают чего-то  подобного, поскольку  в  проведенном
Коммунистической   партией   Китая   в   начале   90-х   годов  исследовании
прогнозируется  возможность серьезных  политических  волнений(1).  Некоторые
китайские  эксперты  даже пророчили, что Китай может  оказаться  на одном из
исторических кругов внутреннего дробления, что может окончательно остановить
его продвижение  к  величию.  Однако  вероятность  подобного  экстремального
развития  событий  уменьшается  благодаря  двойному   воздействию  массового
национализма и современных  средств связи, поскольку и то  и другое работает
на единое китайское государство.
     Существует,  наконец,  и  третий  повод  для  скептицизма  относительно
возможностей превращения  Китая  в  течение  ближайших  двух  десятилетий  в
действительно   мощную   -   и,   по  мнению   некоторых   американцев,  уже
представляющую  опасность   -  мировую  державу.  Даже  если  Китай  избежит
серьезных  политических  кризисов  и даже если ему каким-то  образом удастся
удержать  невероятно высокие  темпы экономического роста в  течение четверти
века, - а  оба эти условия уже являются трудновыполнимыми - страна,  тем  не
менее,   все  равно   останется   очень  бедной   по   сравнению  с  другими
государствами. Даже при  увеличении в 3 раза  внутреннего валового  продукта
население  Китая останется  в последних рядах государств мира  по доходам на
душу населения,  не  говоря уже о действительной бедности значительной части
китайского народа(2). Сравнительный
     -------------
     (1) Official Document Anticipates Disorder  During the Post-Deng Period
// Cheng Ming (Hong Kong). - 1995. - Febr. 1. Журнал дает краткое содержание
двух  аналитических  исследований,  подготовленных партийным руководством  и
касающихся различных форм возможных волнений. Западный прогноз на ту же тему
приведен в  статье: Richard Baum. China After Deng:  Ten Scenarios in Search
of Reality // China Quarterly. - 1996. - March.
     (2) В довольно  оптимистичном докладе, озаглавленном "Экономика Китая в
преддверии  XXI  века"   ("Zou  xiang  21  shi  ji  de   Zhongguo   jinji"),
опубликованном в 1996 году Китайским институтом количественных экономических
и технологических  исследований, было подсчитано,  что  в 2010 году доход на
душу населения в Китае составит приблизительно 735 долл., или будет примерно
на 30  долл. выше,  чем цифра, установленная  Всемирным банком  для  стран с
низким уровнем доходов.
     [196]
     уровень  доступа  к  телефонам,  автомашинам  и  компьютерам  на   душу
населения, не считая потребительские товары, будет очень низок.
     Подытожим  сказанное:  весьма  маловероятно,  что к 2020 году  даже при
наиболее  благоприятном  стечении  обстоятельств  Китай  станет по  ключевым
показателям действительно мировой  державой. Но и  при таком раскладе страна
делает  значительные  шаги,   позволяющие  стать  доминирующей  региональной
державой  в  Восточной  Азии.  Китай уже  является  наиболее  влиятельным  в
геополитическом плане  государством на материке. Его военная и экономическая
мощь не  идет ни в  какое сравнение  с  возможностями ближайших  соседей, за
исключением  Индии. Поэтому  вполне естественно, что Китай будет  все больше
упрочивать свои позиции в регионе, сообразуясь с требованиями своей истории,
географии и экономики.
     Китайские учащиеся  знают из истории своей  страны, что еще в 1840 году
Китайская  империя  простиралась  по   территории  Юго-Восточной   Азии,  по
Малаккскому проливу, включала  Бирму, районы сегодняшней Бангладеш, а  также
Непал, районы  сегодняшнего  Казахстана,  всю Монголию и регион,  который  в
настоящее  время называется российским Дальним  Востоком, к  северу от  того
места,  где река  Амур  впадает  в океан  (см.  карту  III). Эти районы либо
находились  в  какой-то форме под китайским  контролем,  либо платили  Китаю
дань.  В  1885-1895 годах  франко-британская колониальная экспансия ослабила
китайское  влияние в Юго-Восточной Азии, в то время как договоры, навязанные
Россией  в  1858  и  1864  годах,  привели  к  территориальным  потерям   на
Северо-Востоке и  Северо-Западе. В 1895 году, после китайско-японской войны,
Китай потерял и Тайвань.
     Почти  наверняка  история  и  география заставят китайцев  со  временем
проявлять  все большую  настойчивость  -  даже  эмоционально окрашенную -  в
отношении  необходимости воссоединения Тайваня  с материковой частью  Китая.
Разумно  было  бы  также  предположить,  что  Китай  по  мере  роста  своего
могущества сделает это главной задачей первого десятилетия  следующего века,
после экономического поглощения и  политического  "переваривания"  Гонконга.
Возможно, мирное объединение -  скажем, по формуле  "одна  нация,  несколько
систем" (вариант лозунга,  выдвинутого Дэн Сяопином в 1984 г.: "одна страна,
две системы") - окажется привлекательным для Тайваня и не вызовет возра-
     [197]
     жений со  стороны Америки, но только в том  случае, если  Китаю удастся
сохранить  темпы  экономического  роста  и  провести важные  демократические
реформы. В противном случае, даже у доминирующего  в регионе Китая не  будет
военных  средств  для навязывания своей воли, особенно ввиду противодействия
США,  и  в  этом случае  проблема  по-прежнему  будет подпитывать  китайский
национализм, отравляя американо-китайские отношения.
     Географический фактор также является важной составляющей интереса Китая
к созданию  союза с  Пакистаном и обеспечению своего  военного присутствия в
Бирме.  В обоих  случаях  геостратегической  целью  является  Индия.  Тесное
военное сотрудничество  Китая с Пакистаном  осложняет решение стоящих  перед
Индией  проблем  безопасности и ограничивает ее возможности стать лидером  в
Южной  Азии  и  геополитическим соперником Китая.  Военное сотрудничество  с
Бирмой  открывает  для последнего доступ  к  военным объектам на  нескольких
бирманских  прибрежных островах  в Индийском океане, тем самым  предоставляя
ему новые стратегические  рычаги в Юго-Восточной Азии  вообще и в Малаккском
проливе в  частности.  Если  бы  Китай  контролировал  Малаккский  пролив  и
геостратегическую "артерию" в Сингапуре, он удерживал бы под своим контролем
подходы Японии к ближневосточной нефти и европейским рынкам.
     Географический  фактор, подкрепленный историей, диктует Китаю и интерес
к Корее. Объединенная Корея, некогда  государство, платившее Китаю  дань,  в
качестве  зоны распространения  американского  (и  косвенным  образом  также
японского) влияния стала бы невыносимым ударом для Пекина. Самое меньшее, на
чем настаивал  бы  Китай,  это  чтобы  объединенная  Корея  была нейтральным
буфером  между Китаем  и  Японией и,  кроме  того, Китай рассчитывал бы, что
имеющая исторические корни враждебность Кореи по отношению к Японии сама  по
себе  втянет  Корею в  сферу  китайского влияния.  Пока, однако, разделенная
Корея больше  устраивает Китай, и, таким  образом, Китай, по всей видимости,
будет выступать за сохранение северокорейского режима.
     Экономические  соображения  также  обязательно  повлияют  на   активное
проявление  честолюбивых  региональных  замыслов. В  этом  отношении  быстро
усиливающаяся потребность в новых источниках энергии уже заставила Ки-
     [198]
     тай  предпринимать настойчивые попытки  добиться лидирующих  позиций  в
области эксплуатации  странами  региона месторождений  прибрежного шельфа  в
Южно-Китайском  море. По той же  причине Китай начинает  демонстрировать все
больший и больший интерес к  вопросам  независимости богатых ресурсами стран
Средней Азии.  В апреле 1996  года  Китай, Россия,  Казахстан, Кыргызстан  и
Таджикистан подписали совместное  соглашение о границах и безопасности, а во
время визита в Казахстан в июле того же года председатель Цзян Цзэминь,  как
утверждают,   гарантировал  поддержку  Китаем  "предпринимаемых  Казахстаном
усилий  по  защите  своей   независимости,  суверенитета  и  территориальной
целостности".   Сказанное   выше   ясно   показывает   все  более   активное
вмешательство Китая в геополитику в Среднеазиатском регионе.
     История  и экономика, кроме того,  сообща  подпитывают интерес имеющего
более  сильные  позиции  в  регионе Китая  к  российскому Дальнему  Востоку.
Впервые с тех пор, как  Россию и Китай стала разделять  официальная граница,
последний является  более  динамичной и политически более сильной  стороной.
Проникновение на российский Дальний Восток китайских иммигрантов и торговцев
уже приняло значительные масштабы, и Китай проявляет все большую активность,
развивая экономическое  сотрудничество  в Северной  Азии,  в котором большую
роль играют также Япония и Корея. В этом сотрудничестве у России в настоящий
момент  значительно более слабые позиции, в  то время как российский Дальний
Восток испытывает все  большую зависимость от укрепления связей с  китайской
Маньчжурией. Те  же экономические силы определяют и характер отношений Китая
с Монголией,  которая больше не является союзницей России и чью  официальную
независимость Китай нехотя признал.
     Китайская  сфера  регионального  влияния,  таким  образом,  находится в
стадии  становления. Однако  сферу  влияния  не  следует  смешивать с  зоной
исключительного политического доминирования, с характером отношений, которые
были у Советского Союза с Восточной Европой. В социально-экономическом плане
это   влияние   является   более   свободным,  а  в  политическом  -   менее
монополистическим.  Тем не менее  в  результате  формируется  географическое
пространство,  в  котором  различные государства  при разработке собственной
политики с особым уважением от-
     [199]
     носятся к  интересам,  мнению  и предполагаемой  реакции доминирующей в
этом  регионе державы. Короче  говоря,  китайскую  сферу влияния - возможно,
точнее было бы  ее назвать  "сферой уважения" - можно определить  как район,
где  первым задаваемым в  столицах находящихся на  этой  территории  стран в
случае возникновения любой проблемы является  вопрос: "Что думает  по  этому
поводу Пекин?"
     На  картах  XXII  и  XXIII   показаны  зоны   возможного  регионального
доминирования Китая в  ближайшую  четверть  века, а также  Китая в  качестве
мировой державы в том случае, если - несмотря  на отмеченные выше внутренние
и  внешние   препятствия   -   он  действительно  таковой  станет.   Имеющий
преобладающее  влияние  в  регионе Большой  Китай,  который  бы  мобилизовал
политическую  поддержку  своей  чрезвычайно богатой  и  экономически сильной
диаспоры в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Маниле и  Джакарте, не говоря
уже  о Тайване  и  Гонконге  (некоторые  поразительные  данные  см.  ниже  в
сноске)(3), и который бы проник как  в Центральную Азию, так и на российский
Дальний Восток, приблизился бы по своей площади к размерам Китайской империи
до  начала  ее  упадка  примерно 150  лет  назад  и  даже расширил  бы  свою
геополитическую зону в результате союза с Пакистаном. По мере того как Китай
будет набирать мощь и укреплять свой престиж, проживаю-
     ------------
     (3)  По  сообщению "Yazhou  Zhoukan"  (Asiaweek) (1994.  -  Sept.  25),
совокупные  активы  500  ведущих компании  Юго-Восточной  Азии,  владельцами
которых являются китайцы, составили около 540 млрд. долл. По другим оценкам,
они еще значительнее: по  сообщению "International Economy"  (1996. - Nov. -
Dec.),  ежегодный доход  50  млн.  китайцев,  живущих за  рубежом,  примерно
составлял указанную  выше цифру  и,  таким  образом, по грубым расчетам, был
равен  валовому  внутреннему   продукту  самого  Китая.   Утверждалось,  что
проживающие за границей китайцы контролируют около  90% экономики Индонезии,
75%  экономики Таиланда,  50-60%  малайзийской  экономики, а также полностью
контролируют экономику Тайваня, Гонконга и  Сингапура.  Озабоченность  таким
положением дел  даже  заставила  бывшего  посла Индонезии в Японии  публично
предупредить  об  "экономической интервенции Китая  в регионе",  результатом
которой  может  стать  не  только  извлечение  пользы  из  такого китайского
присутствия,   но    и   создание   поддерживаемых   Китаем   "марионеточных
правительств" (Saydiman Suryohadiprojo. How to Deal with China and Taiwan //
Asahi Shimbun (Tokyo). - 1996. - 23 Sept.)
     [200]

     Потенциальные очертания сферы влияния Китая и места противоречий
     Карта XXII

     щие в  других  странах богатые китайцы,  по-видимому, все  больше будут
отождествлять свои интересы с  устремлениями Китая и,  таким образом, станут
мощным    авангардом   китайского   имперского   наступления.    Государства
Юго-Восточной Азии  могут  найти  разумным учет  политических  настроений  и
экономических интересов Китая,  и они все  чаще принимают их во внимание(4).
Точно так же и молодые государства Средней Азии все больше рассматривают Ки-
     --------------
     (4)  "В этой связи  симптоматичным  был  опубликованный  в  Бангкоке  в
англоязычной ежедневной  газете "The  Nation"  (1997. - March  31)  отчет  о
визите  в Пекин  тайского  премьер-министра  Чавалита  Ёнгчайюдха  (Chavalit
Yongchaiyudh).  Цель   визита   была   определена   как  создание   прочного
стратегического союза с Большим Китаем. Сообщалось