т себе  контроль над Украиной  с ее
52-миллионным населением и  крупными ресурсами,  а  также выходом  к Черному
морю, то Россия автоматически вновь  получит средства превратиться  в мощное
имперское государство,  раскинувшееся  в Европе и  в  Азии. Потеря  Украиной
независимости имела бы незамедлительные последствия  для Центральной Европы,
трансформировав   Польшу  в  геополитический  центр  на  восточных   рубежах
объединенной Европы.
     Несмотря на ограниченные территориальные масштабы  и незначительное  по
численности население, Азербайджан с его огромными энергетическими ресурсами
также в  геополитическом плане имеет ключевое значение. Это пробка в сосуде,
содержащем богатства бассейна Каспийского моря и Средней Азии. Независимость
государств  Средней Азии можно рассматривать  как практически  бессмысленное
понятие,  если  Азербайджан будет  полностью  подчинен московскому контролю.
Собственные и весьма значительные нефтяные ресурсы Азербайджана  могут также
быть  подчинены контролю  России, если независимость  этой  страны  окажется
аннулированной.  Независимый  Азербайджан,  соединенный   с  рынками  Запада
нефтепроводами, которые не проходят через контролируемую Россией территорию,
также    становится   крупной   магистралью   для    доступа   передовых   и
энергопотребляющих  экономик  к  энергетически  богатым республикам  Средней
Азии. Будущее Азербайджана и Средней Азии почти в такой же степени,  как и в
случае Украины, принципиально зависит от того, кем  может стать или не стать
Россия.
     Турция  и   Иран  заняты  установлением  некоторой  степени  влияния  в
каспийско-среднеазиатском регионе, используя потерю Россией своей власти. По
этой  причине  их  можно  было  бы  считать геостратегическими  действующими
лицами.  Однако  оба эти  государства сталкиваются с  серьезными внутренними
проблемами и их возможности  осуществлять значительные региональные подвижки
в расстановке сил власти ограничены. Кроме того, они являются соперниками и,
таким образом, сводят на нет влияние друг друга.  Например,  в Азербайджане,
где  Турция   добилась  влиятельной   роли,  позиция  Ирана  (вытекающая  из
обеспокоенности  возможными  национальными   волнениями  азербайджанцев   на
собственной территории) для России оказалась более полезной.
     [63]
     Однако  и   Турция,  и   Иран  являются  в   первую   очередь   важными
геополитическими  центрами.  Турция   стабилизирует  регион   Черного  моря,
контролирует доступ  из  него в  Средиземное море, уравновешивает Россию  на
Кавказе, все еще остается  противоядием от  мусульманского фундаментализма и
служит  южным якорем  НАТО.  Дестабилизированная  Турция,  похоже,  дала  бы
большую свободу насилию  на  южных Балканах,  одновременно обеспечив  России
восстановление контроля над недавно получившими  независимость государствами
Кавказа.  Иран, несмотря  на  свое  двойственное  отношение к  Азербайджану,
аналогичным   образом    обеспечивает   стабилизирующую   поддержку   новому
политическому  разнообразию  Средней   Азии.  Он  доминирует  над  восточным
побережьем Персидского залива, а его  независимость, несмотря на сегодняшнюю
враждебность  к  Соединенным   Штатам,   играет   роль   барьера  для  любой
перспективной российской угрозы американским интересам в этом регионе.
     И наконец, Южная Корея  - геополитический  центр  Дальнего Востока.  Ее
тесные связи с Соединенными Штатами позволяют  Америке играть роль щита  для
Японии  и с помощью этого не давать  последней превратиться в  независимую и
мощную военную державу без  подавляющего американского присутствия  в  самой
Японии. Любая существенная перемена  в статусе Южной Кореи  либо  в  связи с
объединением,  либо  из-за  перехода  в расширяющуюся  сферу  влияния  Китая
непременно  коренным образом  изменила бы роль Америки  на  Дальнем Востоке,
изменив, таким образом, и  роль  Японии. Кроме того, растущая  экономическая
мощь Южной Кореи  также превращает ее в более  важное "пространство" само по
себе, контроль над которым приобретает все большую ценность.
     Вышеприведенный   перечень    геостратегических   действующих   лиц   и
геополитических центров не является ни постоянным, ни  неизменным. Временами
некоторые государства могут быть  внесены или исключены из него. Безусловно,
с какой-то точки зрения могло  бы  так сложиться,  что Тайвань  или Таиланд,
Пакистан, или, возможно, Казахстан или Узбекистан нужно было бы также внести
в последнюю  категорию. Однако на  данном  этапе  ситуация вокруг  каждой из
вышеупомянутых стран не принуждает нас к этому. Изменения в статусе любой из
них  представляли бы значительные  события и  повлекли  за  собой  некоторые
сдвиги в расстановке сил,
     [64]
     но  сомнительно,  чтобы  их   последствия   оказались  далеко  идущими.
Единственным  исключением мог  бы стать  Тайвань, если кто-нибудь предпочтет
рассматривать его отдельно от Китая. Но даже тогда этот вопрос встал бы лишь
в том случае, если Китай  вознамерился бы использовать значительную силу для
завоевания острова, бросая вызов Соединенным Штатам и  таким образом в более
широком плане угрожая  политической  репутации  Америки на  Дальнем Востоке.
Вероятность такого хода событий представляется небольшой, но эти соображения
все же стоит иметь в виду при формировании политики США в отношении Китая.

ВАЖНЫЙ ВЫБОР И ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

     Выявление  центральных  действующих  лиц  и  ключевых центров  помогает
определить дилеммы общей американской политики и предвосхитить возникновение
крупных  проблем на Евразийском суперконтиненте. До всестороннего обсуждения
в последующих главах все эти моменты можно свести к пяти основным вопросам:

     •  Какая Европа предпочтительнее для Америки и, следовательно, созданию
какой Европы она должна способствовать?
     • Какой должна быть Россия,  чтобы соответствовать интересам Америки, и
что и как должна Америка для этого делать?
     • Каковы перспективы возникновения  в Центральной Европе новых "Балкан"
и  что должна сделать  Америка,  чтобы свести до минимума опасность, которая
может в результате возникнуть?
     •  На  какую роль на  Дальнем Востоке следует поощрять  Китай  и каковы
могут быть последствия вышеупомянутого не  только для Соединенных Штатов, но
также и для Японии?
     •  Каковы возможные евразийские коалиции, которые  в наибольшей степени
могут  быть  опасными  для  интересов Соединенных Штатов, и  что  необходимо
сделать, чтобы предотвратить их возникновение?
     [65]
     США всегда заявляли о своей приверженности делу создания единой Европы.
Еще со  времен  правления  администрации Кеннеди обычным  призывом  является
призыв  к "равному партнерству". Официальный Вашингтон постоянно  заявляет о
своем желании  видеть  Европу единым образованием,  достаточно мощным, чтобы
разделить с Америкой ответственность и бремя мирового лидерства.
     Это  обычная риторика. Однако  на  практике  Соединенные  Штаты не  так
определенны и не так настойчивы.  Действительно ли  Вашингтон искренне хочет
видеть  в  Европе  настоящего  равного партнера в мировых  делах  или  же он
предпочитает  неравный  альянс?  Например,   готовы  ли  Соединенные   Штаты
поделиться лидерством  с Европой на Ближнем  Востоке, в  регионе, который не
только в географическом плане расположен ближе к Европе, чем к Америке,  и в
котором  несколько  европейских стран имеют свои  давние  интересы? Сразу же
приходят на  ум  вопросы,  связанные с  Израилем.  Разногласия  между  США и
европейскими странами по поводу Ирана  и Ирака  рассматриваются Соединенными
Штатами не как вопрос между равными партнерами, а как вопрос неподчинения.
     Двусмысленность относительно  степени  американской поддержки  процесса
объединения  Европы  также распространяется  на  вопрос  о  том, как  должно
определяться  европейское единство, и особенно на вопрос о том, какая страна
должна  возглавить  объединенную  Европу (и  вообще  должна  ли  быть  такая
страна).  Вашингтон не имеет ничего против  разъединяющей позиции Лондона по
поводу  интеграции  Европы, хотя Вашингтон отдает  явное предпочтение скорее
германскому,  чем французскому,  лидерству в  Европе.  Это понятно, учитывая
традиционное направление французской политики, однако этот выбор имеет также
определенные последствия, которые выражаются в содействии появлению время от
времени    тактических    франко-британских    договоренностей    с    целью
противодействовать Германии, равно как и в периодическом заигрывании Франции
с Москвой с целью противостоять американо-германской коалиции.
     Появление  по-настоящему  единой  Европы  -  особенно, если  это должно
произойти  с конструктивной американской  помощью, - потребует  значительных
изменений  в  структуре и процессах блока  НАТО, основного  связующего звена
между Америкой и Европой. НАТО не только обеспе-
     [66]
     чивает   основной   механизм  осуществления  американского  влияния   в
европейских  делах,  но  и является основой для критически важного  с  точки
зрения политики американского военного присутствия в Западной Европе. Однако
европейское  единство  потребует  приспособления  этой  структуры  к   новой
реальности  альянса, основанного  на двух  более или менее равных партнерах,
вместо  альянса,  который,  если  пользоваться  традиционной  терминологией,
предполагал наличие гегемона и его вассалов. Этот вопрос до сих пор  большей
частью  не  затрагивается, несмотря на  принятые в 1996 году крайне скромные
меры, направленные на повышение роли в рамках НАТО Западноевропейского союза
(ЗЕС), военной коалиции стран Западной Европы. Таким образом, реальный выбор
в  пользу   объединенной  Европы   потребует  осуществления   далеко  идущей
реорганизации НАТО, что неизбежно приведет  к уменьшению главенствующей роли
Америки в рамках альянса.
     Короче  говоря,  в  своей  долгосрочной  стратегии  в отношении  Европы
американская сторона  должна  четко  определиться  в  вопросах  европейского
единства  и реального партнерства с Европой. Америка, которая  по-настоящему
хочет, чтобы Европа была единой и, следовательно, более независимой,  должна
будет  всем  своим  авторитетом  поддержать  те  европейские  силы,  которые
действительно  выступают за политическую и экономическую  интеграцию Европы.
Такая стратегия также должна  означать  отказ от последних признаков однажды
освященных особых отношений между США и Великобританией.
     Политика  в  отношении   создания  объединенной   Европы  должна  также
обратиться  - хотя бы и совместно с европейцами - к крайне важному вопросу о
географических границах  Европы. Как  далеко  на  восток должен  расширяться
Европейский Союз?  И  должны ли восточные  пределы ЕС совпадать  с восточной
границей НАТО? Первый из этих двух вопросов - это скорее вопрос, по которому
решение  должно  приниматься в  Европе,  однако мнение европейских стран  по
этому вопросу окажет прямое воздействие на решение НАТО. Принятие решения по
второму  вопросу, однако, предполагает  участие  Соединенных Штатов, и голос
США в  НАТО  по-прежнему решающий.  Учитывая  растущее согласие относительно
желательности принятия стран Центральной  Европы как в  ЕС,  так  и в  НАТО,
практическое значение этого вопроса вынуждает фокусировать внимание
     [67]
     на  будущем  статусе  Балтийских  республик  и,  возможно,  на  статусе
Украины.
     Таким образом, существует важное частичное совпадение между европейской
дилеммой, которая обсуждалась выше, и второй, которая касается России. Легко
ответить  на   вопрос  относительно  будущего  России,  заявив  о  том,  что
предпочтение отдается  демократической  России,  тесно связанной с  Европой.
Возможно,  демократическая  Россия с  большим  одобрением  относилась  бы  к
ценностям, которые  разделяют  Америка  и Европа,  и,  следовательно,  также
весьма вероятно,  стала бы младшим  партнером в создании более  стабильной и
основанной  на  сотрудничестве Евразии.  Однако  амбиции России могут  пойти
дальше  простого  достижения  признания и  уважения  ее как демократического
государства.   В   рамках   российского  внешнеполитического   истеблишмента
(состоящего главным образом из бывших советских чиновников) до сих пор живет
глубоко укоренившееся  желание  играть особую  евразийскую роль, такую роль,
которая может привести к тому, что вновь созданные независимые постсоветские
государства будут подчиняться Москве.
     В  этом  контексте  даже дружественная  политика Запада рассматривается
некоторыми  влиятельными  членами   российского  сообщества,   определяющего
политику, как  направленная на то, чтобы лишить Россию ее законного права на
статус   мировой  державы.   Вот  как  это   сформулировали  два  российских
геополитика:

     "Соединенные Штаты и страны НАТО - хотя  и уважают чувство самоуважения
России в разумных пределах, но,  тем не  менее, неуклонно и  последовательно
уничтожают   геополитические   основы,   которые  могли,  по  крайней   мере
теоретически, позволить России  надеяться на получение статуса державы номер
два в мировой политике, который принадлежал Советскому Союзу".

     Более того, считается, что Америка проводит политику, в рамках которой

     "новая  организация  европейского  пространства,  которое  создается  в
настоящее время Западом, по существу строится на идее оказания помощи в этой
части мира новым, относительно небольшим и слабым нацио-
     [68]
     нальным государствам через их более или менее тесное сближение с  НАТО,
ЕС и т.д."(4).
     Приведенные  выше  цитаты  хорошо  определяют  -  хотя  и  с  некоторым
предубеждением - ту  дилемму,  перед  которой  стоят США.  До  какой степени
следует оказывать  России экономическую помощь, которая неизбежно приведет к
усилению России как  в политическом,  так и в военном  аспекте, и  до  какой
степени  следует  одновременно помогать новым  независимым государствам в их
усилиях  по защите и  укреплению  своей независимости? Может ли Россия  быть
мощным  и одновременно демократическим государством? Если она  вновь обретет
мощь,  не захочет ли она  вернуть свои утерянные имперские владения и сможет
ли она тогда быть и империей, и демократией?
     Политика США  по отношению к важным  геополитическим центрам, таким как
Украина  и Азербайджан,  не позволяет обойти этот  вопрос,  и Америка, таким
образом, стоит перед трудной  дилеммой относительно тактической  расстановки
сил  и стратегической  цели.  Внутреннее оздоровление  России необходимо для
демократизации России  и  в конечном  счете  для европеизации. Однако  любое
восстановление ее имперской мощи может  нанести вред обеим этим целям. Более
того,  именно  по поводу  этого  вопроса могут возникнуть разногласия  между
Америкой  и   некоторыми   европейскими  государствами,  особенно  в  случае
расширения ЕС и НАТО. Следует ли считать Россию кандидатом в возможные члены
в  обе  эти  структуры?  И  что  тогда  предпринимать  в  отношении Украины?
Издержки, связанные с недопущением России в эти структуры, могут быть крайне
высокими  -  в российском сознании будет  реализовываться идея  собственного
особого  предназначения России,  -  однако последствия ослабления ЕС и  НАТО
также могут оказаться дестабилизирующими.
     Еще   одна   большая   неопределенность   проявляется   в   крупном   и
геополитически   неустойчивом   пространстве    Центральной   Евразии;   эта
неопределенность доведена до
     ------------
     (4)  Богатуров А.  и Кременюк  В.  Современные отношения и  перспективы
взаимодействия  между  Россией и Соединенными Штатами Америки // Независимая
газета.  -   1996.  -  28  июня.  (Оба  автора  являются  ведущими  учеными,
работающими в Институте США и Канады.)
     [69]
     предела возможной уязвимостью  турецкого и иранского центров. В районе,
граница которого показана на карте X, она проходит через  Крым в Черном море
прямо на восток вдоль новых южных границ России, идет по границе с китайской
провинцией Синьцзян, затем спускается вниз  к Индийскому океану, оттуда идет
на запад к Красному  морю, затем  поднимается  на север  к  восточной  части
Средиземного моря и вновь возвращается к Крыму, там проживает около 400 млн.
человек  приблизительно в  25  странах, почти  все  из них как  в этническом
плане, так и в религиозном являются разнородными, и  практически ни  одна из
этих стран не является политически стабильной. Некоторые из этих стран могут
находиться в процессе приобретения ядерного оружия.
     Этот огромный  регион, раздираемый ненавистью, которую легко разжечь, и
окруженный конкурирующими  между  собой могущественными  соседями, вероятно,
является  и  огромным  полем  битвы,  на  котором  происходят  войны   между
национальными  государствами,   и  зоной  (это  скорее   всего),  где  царит
затянувшееся  этническое и религиозное насилие. Будет  ли  Индия выступать в
качестве   сдерживающего    фактора   или   же   воспользуется    некоторыми
возможностями, чтобы навязывать  свою  волю  Пакистану,  в  большой  степени
скажется   на   региональных   рамках   возможных   конфликтов.   Внутренняя
напряженность в Турции и Иране, вероятно, не только усилится, но значительно
снизит  стабилизирующую  роль,  которую  эти  государства  могут  играть  во
взрывоопасном регионе. Такие события, в  свою  очередь, возможно,  затруднят
процесс  ассимиляции  международным сообществом новых государств Центральной
Азии, а  также отрицательно повлияют  на безопасность в Персидском заливе, в
обеспечении которой  доминирующую  роль  играет  Америка.  В любом  случае и
Америка, и международное сообщество могут столкнуться здесь с  проблемой, по
сравнению   с  которой  недавний  кризис   в   бывшей   Югославии  покажется
незначительным. (См. карту на стр. 70.)
     Частью   проблемы  этого  нестабильного   региона  может   стать  вызов
главенствующей   роли   Америки  со  стороны   исламского   фундаментализма.
Эксплуатируя  религиозную  враждебность  к  американскому  образу   жизни  и
извлекая  выгоду  из арабо-израильского конфликта, исламский  фундаментализм
может подорвать позиции нескольких прозападных ближневосточных  правительств
и в итоге поставить
     [70]

     Мировая зона распространения насилия
     Карта X

     под  угрозу  американские  региональные  интересы,  особенно  в  районе
Персидского залива.  Однако  без политической  сплоченности и при отсутствии
единого  по-настоящему  мощного  исламского  государства  вызову со  стороны
исламского  фундаментализма  будет  не  хватать  геополитического  ядра   и,
следовательно, он будет выражаться скорее всего через насилие.
     Появление Китая  как  крупной державы  ставит  геостратегический вопрос
крайней важности. Наиболее привлекательным результатом было бы кооптирование
идущего  по пути  демократии и развивающего свободный  рынок  Китая в  более
крупную  азиатскую  региональную  структуру сотрудничества.  А если Китай не
станет  проводить демократических  преобразований, но  продолжит  наращивать
свою экономическую и военную мощь? Может появиться Великий Китай,  какими бы
ни были желания  и расчеты его соседей, и любые попытки помешать этому могут
привести к обострению конфликта с Китаем. Такой конфликт может
     [71]
     внести напряженность  в американо-японские отношения, поскольку  совсем
необязательно,   что  Япония  захочет   следовать  американскому  примеру  в
сдерживании Китая,  и, следовательно, может  иметь революционные последствия
для  определения роли  Японии  на  региональном уровне, что,  возможно, даже
приведет к прекращению американского присутствия на Дальнем Востоке.
     Однако достижение  договоренностей с Китаем потребует своей собственной
цены. Признать  Китай в качестве  региональной державы  не означает простого
одобрения  одного  лишь  лозунга. Такое превосходство на региональном уровне
должно иметь  и сущностное содержание.