Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
к.
Четверо отправятся в путь, семеро, таким образом, останутся в ресторане.
Пять женщин и двое мужчин.
- Не двое, а один. Юбиляр - не в счет, так как раньше завтрашнего
утра он не проснется.
- Вероятно. В таком случае, Дмитрий, останешься за старшего. Все наши
дамы переходят под твое начало. Попробуйте навести здесь порядок, ну и
проведите учет продуктов. Может статься, что едоков прибавится.
- Это еще с какой стати?
- А с такой, что вагон-ресторан обслуживает целый состав. Или ты
забыл, где работаешь?
- Почему же, помню. Но чего ради разыгрывать героев? Никто не знает,
сколько все это продлиться. В таких ситуациях - каждый сам за себя.
- Что ж, если ты такой умный-разумный, посоветуй своим буфетчицам
высвистнуть всех нас из ресторана.
- Зачем же так сразу? Вы-то здесь с самого начала - и за обед
праздничный вперед уплатили. Все законно!
- Нет, не законно, милый мой! Потому что кому-то всегда может быть
хуже, и прежде всего мы - люди, соображаешь? Вот и постараемся вести себя
по-людски.
Кто-то, отыскав во мгле руку Федора Фомича, с чувством пожал. Должно
быть, его спутали с оратором.
- Словом, вопрос решен, - Марковский глухо прокашлялся. - Я, если не
возражаете, отправлюсь с вами, Федор Фомич.
- Конечно, конечно...
- Пройдем к голове поезда, попытаемся разыскать кого-нибудь из
машинистов. Наверняка они знают больше.
- Минуточку! А с кем же идти мне?
- С кем, с кем?.. Со мной, - в сипотце пришлого Семена звучало
довольство.
- Но надо, вероятно, решить вопрос о старшинстве?
- Так ли это необходимо? Вас всего двое.
- Командуй, Альберт, чего там!
- Дело в том, что я, некоторым образом, не Альберт, а Павел
Константинович...
- Ну вот, а я Семен!
Федор Фомич расслышал, как Марковский усмехнулся.
- Значит, договорились?
- Вроде да...
- Когда вас ждать обратно?
Это интересовалась Аллочка. Со слезами она уже справилась, и молодой
голосок ее почти не дрожал.
- Разумный вопрос, - Марковский машинально взглянул на кисть и
чертыхнулся. - Думаю, в полчаса уложимся. Если не произойдет нечто
непредвиденное.
- Вот-вот! Может, имеет смысл забаррикадироваться?
- Пожалуй, не стоит. Закройтесь. Этого будет достаточно. Нас узнаете
по голосу.
- Ну, а если подойдут чужие?
- Смотря кто чужие!
- Верно, чужие чужим рознь. Если кто-то нуждается в помощи, мы не в
праве отказывать. Мда... В общем дело у вас здесь есть, занимайтесь им и
не думайте о пустяках.
- Пустяки-то пустяки, но если встретите вдруг бригадира, не мешало бы
у него проконсультироваться. Насчет питания и так далее. Все-таки он у нас
бригадир, и директор, и профсоюзный вожак.
- Это ради бога! Если встретим, обязательно спросим. А, возможно, и
сюда приведем.
С барабанным грохотом поезд пронзал тьму. Длинная металлическая змея,
проглотившая сотни людей, тонны пестрого багажа, уложенного в сумки,
рюкзаки, портфели и кейсы. В одном из вагонов многосуставчатого
содрогающегося тела лежали в объятиях двое.
Женщина забылась в коротком сне, мужчина бодрствовал. Глядя прямо
перед собой, он рассеяно улыбался и время от времени прикасался к
собственному носу, как бы убеждаясь в реальности происходящего. Ни мгла,
ни стрелки любимых ручных часов не светились, но это его ничуть не
смущало. Незачем видеть то, что видеть неприятно. Тем более, что примерное
местоположение поезда он себе представлял. Скоро могли начаться ужасные
места, а посему выглядывать в окна простым смертным настоятельно не
рекомендовалось. Не всякую реальность можно переварить. Для пассажиров
рокового поезда проще было НЕ ВИДЕТЬ. Да и сам он не слишком возражал
против всеобщей слепоты. Как ни крути, скуку заточения удалось развеять, и
темнота превратила его в принца, явившись естественным обрамлением
царственного образа. По-настоящему ВЗРОСЛЫМИ взрослые ощущают себя только
рядом с детьми. Так было сейчас и с ним. Затюканный на съезде коллегами,
он вновь возвращал себе утраченную уверенность. Слова произносились с
силой, убеждавшей его самого, голос, суховатый и скучный, приоделся в
бархат, в рокочущее благородство. Верно говорят, что люди не
довольствуются одной логикой. Явь - это день, и, как правило, - суховата.
Поэтому лучшие из сказок рассказываются всегда ночью. Звездное безъязыкое
небо готово аплодировать любой фантазии. Да и сами люди, лишенные угрозы
дневного разоблачения, меняются, уподобляясь детям. Податливыми лепестками
разум и слух раскрываются, впитывая то, что не усваивается в светлое время
суток...
В дверь осторожно постучали. Носатый принц приподнялся. Не было
никаких сомнений, что в коридоре кто-то находится. Он чуть прищурился.
Нет, это всего-навсего люди. Не Варгумы и не Лападанды, страна которых
простиралась за окном. Двое блуждающих по вагонам мужчин... Опасаясь, что
женщина может проснуться, носатый принц описал рукой в воздухе призрачный
полукруг. Идиллии тем и славятся, что хрупки и не вечны. Их следует
опекать. От шума и вторжения. Паутина, протянувшаяся над спальной полкой,
оградила их от стука посторонних. Точнее сказать, ЕЕ оградила, - "Гамлет",
разумеется, продолжал слышать все.
- ...У меня такое ощущение, что пустует половина состава. Не могут же
все спать!
- Они или спят или напуганы.
- Может, мы слишком деликатно стучимся?
- Не знаю... Но не устраивать же здесь бедлам.
- Тогда тронемся дальше?
- Придется...
Прослушав крохотный диалог, носатый удовлетворенно вздохнул. Люди не
желают ждать, люди не могут терпеть. А ведь лучше счастливого неведения
ничего нет! Что им всем, непоседам, нужно?.. Он неловко пошевелился, и
женщина сонно спросила:
- Что-то случилось, милый?
- Ничего. Придворные затеяли интрижку, но стража мигом их успокоила.
- Значит все в порядке?
- В полном.
- И королевство датское спит?
- Оно почивает...
Федор Фомич сунулся было в купе, но столкнулся с Марковским.
- И здесь пусто?
- Не совсем. На багажной полке чей-то чемодан, но больше ничего.
- Странно...
- Странно другое. То, что некоторые купе заперты изнутри. Мне
постоянно мерещится, что там кто-то притаился.
- Возможно. Но если они не отзываются, значит, тому есть причина?
- Наверняка есть...
- И что нам теперь делать?
- А вы забыли про наш эксперимент? Проверка наличия тоннеля и так
далее. Впрочем, начнем со шпал...
- Вы тоже допускаете, что все это может быть искусной имитацией? Я
имею в виду наше движение?..
- Дорогой мой Федор Фомич! В нашем положении можно допускать все что
угодно. Тоннель в иномиры, террористов, обитателей Луны, Марса,
Альфа-Центавра... Мы, как тот маленький крот, что выбрался на залитый
солнцем пляж и зажмурился. Всюду - нечто, и при этом никакой
определенности.
- Но как вы собираетесь проверить наличие шпал?
- Очень просто. Тут у меня ложка из нашего вагона-ресторана. Я
привязываю ее к куску шпагата и в переходе между вагонами опускаю в
какую-нибудь щель. Знаете, есть там такие справа и слева. А дальше будем
следить за натяжением и прислушиваться.
- Действительно просто... Но вы уверены, что это безопасно?
- Конечно, нет! Но для того мы, черт побери, и экспериментируем!
Чтобы знать - что опасно, а что нет.
- Ага... - Федор Фомич ощупал возникшее перед ним препятствие. -
По-моему, это тамбур. Слева туалет, справа окно с мусорным коробом.
- Тогда смелее вперед! Позади без малого целый вагон. Пока, как
видите, мы невредимы.
- Вы использовали не тот глагол. Мы не можем видеть.
- Не придирайтесь к словам, дорогуша. Так... Кажется, мы у цели.
Поступим следующим образом: я открываю дверь и встаю на колени. Ваша
задача - придерживать меня за плечо или за шиворот.
Грохот ударил в уши, они ступили на вибрирующие плиты. Протянув руку,
Марковский притронулся к подрагивающему железу. Федор Фомич нагнулся к
нему и тоненько прокричал.
- Будьте осторожны! Где-то здесь электрический кабель.
Марковский опустился на корточки и неторопливо размотал бечеву.
Главное - не прищемить руку. Он медленно изучал клацающее сочленение. Две
стальные плиты, чуть сбоку узкая полоска свободного пространства. Именно
сюда пускают струйку нетерпеливые дети. Впрочем, не только дети...
Марковский подумал, что шум мешает осмыслить результат эксперимента.
Отчего-то припомнилось, что обычное колесное стаккато несколько тише. Или
он никогда не прислушивался к нему?..
Сунув ложку в щель над плитами, исследователь стал медленно травить
бечеву. Вот сейчас!.. Должен произойти удар о шпалу, потом еще и еще...
Ложка будет волочиться, подпрыгивать и бренчать. То есть, бренчания они,
разумеется, не услышат, но что-то все равно произойдет.
Марковский ощутил, как где-то под желудком морозными искрами
зарождается холодок. В щель над плитами ушло более метра бечевы. Она
свисала свободно, чуть покачиваясь, как если бы он размотал ее, встав на
табурет, прямо перед собой. В руках остался лишь короткий кончик. Может
быть, привязать галстук?..
- Что там такое? - крикнул Федор Фомич. Влажные его пальцы нервно
елозили по плечу коллеги.
- Не понимаю, - Марковский поднял голову желая объяснить ситуацию, и
в этот момент бечева дрогнула. Но не так, как он ожидал. Скорее это
походило на робкую поклевку. Словно сытый лещ коснулся алюминиевой наживки
губами. А в следующую секунду бечеву потянуло. Сначала плавно, а затем
мелкими рывочками. Невидимая рыбина примерялась к добыче, не решаясь
дернуть сильнее.
- Не понимаю!.. - капли пота скатились у Марковского по вискам.
Действительно не понимая, что делает, он торопливо потянул ложку на себя.
Бечева пошла с неохотой. Что-то с внешней стороны продолжало удерживать ее
в вязком плену. С каждым освобожденным сантиметром сопротивление
нарастало. Марковский почувствовал, что некая сила окончательно тормозит
движение ложки. Теперь они боролись на равных. В голове цветасто
засвербило: "тянет-потянет, вытянуть не может..." Откуда это? Он суматошно
пытался вспомнить. Впрочем, скоро ему стало не до этого. Сила, завладевшая
бечевой, не собиралась уступать. Веревка вот-вот могла оборваться. От
натуги Марковский даже застонал. Что же происходит?! Он попытался намотать
волосяную струну на кисть, но не успел. Беспощадный рывок, резанул кожу, и
бечева выскользнула из ладони.
- Господи! - Марковский поднялся на дрожащих ногах.
- Вы потеряли ложку?
- Ее вырвало у меня, понимаете?
- Может быть, зацепилось за какую-нибудь перемычку? Там вдоль путей,
много чего торчит. Хлам разный, муфты, дроссель-трансформаторы...
- Да нет же! - Марковский стиснул руку Федора Фомича. - Мне
показалось, что там нечто живое. Ее так странно тянуло... Я о бечевке.
Сначала тихонько, а потом...
- Подождите! Вы же говорили о шпалах. Ложка что, не ударилась о них?
- Этого не случилось. Там ВООБЩЕ НЕТ НИКАКИХ ШПАЛ. Пустота и что-то
сильное, живое.
- Но... - Федор Фомич замолчал, не зная что сказать. Марковский тем
временем достал носовой платок и занялся взмокшим лицом.
- Это не тоннель, - хрипло произнес он.
- Значит, имитация?
- Вероятно, да.
Федор Фомич не заметил, как привалился спиной к гофрированной
поверхности перехода. Злое электричество пропитало воздух, ладони
вспотели, покрывшись липким жаром. "Сейчас рухну в обморок", - обречено
подумал он. Колени предательски дрогнули, возникло жуткое желание прилечь.
Прямо здесь и прямо сейчас. Федору Фомичу ничего не оставалось, как
ругнуть последними словами свое розовато-ухоженное детство, генеалогию,
одарившую его столь уязвимой нервной системой.
- Вы ничего не слышите? - Марковский придвинулся вплотную. - Будто
что-то скребет по стенам...
Жестом приговоренного к эшафоту Федор Фомич вытер ладони о брюки.
Слушать было страшно, но он все же заставил себя прислушаться и тоже
уловил скребущие звуки. Цокот колес о рельсовую колею представлял собой
лишь часть целого. Слушающий да услышит. У него вдруг возникло видение
вагона, продирающегося сквозь кустистые заросли. Там, за окнами, что-то
звонко потрескивало, оснащенные шипами ветви царапали обшивку, сдирая
зеленую краску, оставляя на бокам пассажирского состава безобразные
борозды. Так, по крайней мере, моделировалось происходящее. В сознании
видение укладывалось с трудом, но вообразить другое он был не в силах.
Разве что предположить, будто вагон облеплен сверху до низу когтистыми
существами, скажем, кошками или крысами, но поезд - в конце концов - не
ломоть хлеба или сыра. Чем мог привлечь этих тварей безликий металл?..
Неожиданно Федор Фомич ощутил, что эластичная гармонь за его спиной
медленно прогибается. Словно кто-то приваливается к вагонам грузным
туловищем. Какой-нибудь космический слон или диплодок из юрских времен.
Отскочив от ожившей стены, Федор Фомич сбивчиво заговорил.
- Анатолий Иванович! Там что-то есть! Я только что почувствовал!
Настороженно протянув руку, Марковский коснулся прогнувшегося гофра.
Мерзкий холодок вторично окутал сердце. Эскадроном мыслишек паника
ворвалась в мозг, размахивая шашками, по-звериному подвывая. Ребристая
стена и впрямь прогибалась. Марковский судорожно сглотнул. В этой
медлительной неукротимости угадывалась та же мощь, что утянула минуту
назад бечеву. Возможно, великаноподобное НЕЧТО испытывало на прочность
поездную кожуру? Отдернув руку, Марковский потянул Федора Фомича в тамбур.
- Оно может пробраться и сюда!
- Но что это?!
- Не знаю, - Марковский захлопнул лязгнувшую дверь, навалился на нее
плечом. - Ключ!.. Надо было взять у официантов ключ!
- Кто мог предвидеть такое?
- Да, вы правы... Черт! Следовало ограничиться одной группой. Павел
Константинович с этим Семеном - они же ничего не знают!
- Возможно, они уже вернулись?
- Хорошо бы, - Марковский взял Федора Фомича за локоть и зашагал по
коридору.
- А если воспользоваться стоп-краном?
- Стоп-краном? Зачем?
Федор Фомич безмолвно открыл и закрыл рот. Он ляпнул первое, что
пришло на ум.
- Вы хотите застрять здесь навечно? - Марковский остановился. -
Погодите-ка!.. - ему почудилось, что в одном из купе оживленно
переговариваются. Нащупав выпуклый куб замка, он дернул скользкую рукоять.
Голоса немедленно смолкли, дверь не поддавалась. Постучав костяшками
пальцев, Марковский прижался к пластиковому покрытию ухом. Ответом ему
была тишина.
- По-моему, там никого, - неуверенно шепнул Федор Фомич.
Марковский буркнул неразборчивое ругательство. Еще раз требовательно
постучал.
- И пес с ними! Не хотят, не надо, - он хрипло откашлялся. - Как бы
то ни было, мы возвращаемся. Нам есть что обсудить.
- Вы имеете в виду...
- Я имею в виду тварей, облепивших состав. А, может быть, не тварей,
а тварь. Это во-первых, а во-вторых, мы узнали кое-что еще. Поезд движется
не по тоннелю. Рельсы и шпалы - такая же фикция, как эта мгла.
10
Три таблетки феназепама сна не приблизили. Мозг окутало вязким
дурманом, а тело продолжало беспрерывно ворочаться. Под окнами кто-то
заунывно выкрикивал одно то же, вызывая какого-то Кима. Чертов Ким не
откликался, и у Александра Евгеньевича стало появляться подозрение, что
кричать будут всю ночь. А потом вдруг вспомнилось, что он забыл перед сном
почистить зубы. Пришлось снова вставать и шлепать босиком по холодному
полу. В ванной щетки не оказалось, зато в прихожей, под вешалкой, он
обнаружил большой кованный сундук. Стоило открыть крышку, как из дремучих
недр выкатилось золотистое облако моли. Лицо следователя опалило огнем. С
криком он прикрыл глаза. Стены прихожей, клетчатый пол - все завертелось в
головокружительном танце.
Должно быть, сознание оставило его на некоторое время, потому что,
открыв глаза вторично, прихожей он больше не увидел. Александр очутился в
больнице, в комнатке без окон. Марлевая ширма отгораживала дальний угол, и
там, за этой ширмой, шумела вода, зловеще побрякивали инструменты.
Человек, перебирающий инструментарий, вполголоса напевал "Ландыши". В
некоторых местах слова он заменял свистом.
- Будь паинькой, Сашок, - чья-то рука сжала его бицепс. Вздрогнув,
Александр повернул голову и увидел Димку Губина.
- Дмитрий? - он попытался встать. - Что со мной стряслось? Где мы? В
больнице?
- Тшшш... - Губин прижал к губам палец.
- О! Наш пациент приходит в себя! - из-за ширмы вынырнул огромного
роста мужчина в белой шапочке и в халате. - Как самочувствие? Сердечко с
кишочками не бо-бо?
- Все хорошо, только... - Александр вопросительно глянул на Дмитрия.
- Я не совсем понимаю, почему я здесь?
- Не волнуйтесь, - голос доктора звучал елейно. - Все, что от вас
требуется, это чуточку терпения. К сожалению, наркозом мы не пользуемся, а
наша анестезия несколько своеобразна, но на вкус и цвет попутчиков нет,
так, кажется, говорится? - он громко рассмеялся.
- Все пройдет быстро, Сашок, - Дмитрий продолжал держать его за руку.
Совершенно неожиданно Александр обнаружил что полностью раздет, а кушетка,
на которой он лежит, и не кушетка даже, а самый настоящий хирургический
стол.
- Какой наркоз? О чем вы говорите? - он вновь попытался освободиться,
но хватка приятеля оказалась жесткой. - Что вам от меня нужно?
Глаза Дмитрия блеснули желтым огнем. Только сейчас следователь
рассмотрел, что зрачки у него не круглые, а по-кошачьи - щелочками.
- Все в порядке, док, - изменившимся голосом произнес лжеприятель. -
Александр Евгеньевич готов к операции.
- К какой операции? Ничего я не готов! - предчувствие недоброго
переросло в уверенность. Александр рванулся.
- Прыткое создание! - сильной рукой доктор прижал пациента к столу. В
воздухе сверкнул скальпель. - А всего-то и нужно, что чуточку терпения!
Если вы не будете дергаться, я пережму вам сонную артерию, и все пройдет
значительно легче.
- Нет!..
- На нет и суда нет. Вам же, чертям, добра желаешь - жалеешь, не
трогаешь. Так хоть бы одна душа спасибо сказала! Нет, они, стервецы, в
номера ломятся, любопытство проявляют...
Лезвие с хрустом вошло в грудь Александра. Боли он не ощутил, но
брызнувшая кровь заставила забиться в чужих руках. Сталь продолжала
кромсать тело, вспарывая сосуды и жилы, дробя ломкую кость.
- Да держите же крепче! Что он, как юла!..
Совет доктора запоздал. Извернувшись, Александр ударил Губина пяткой,
освободившейся рукой вырвал из груди скальпель и мазнул окровавленным
лезвием по перекошенному лицу хирурга. Случилось ужасное. Щеки доктора
поплыли багровым тестом, подбородок и нос съежились, утонув в безобразном
месиве, гноем хлынувшим через рану. По-волчьи взвыв, хирург отшатнулся от
стола. Не теряя времени, Александр спрыгнул на белый линолеум и заметался
в поисках выхода. По пути сшиб поднимающегося с пола Губина. Правда,
теперь было уже совершенно очевидно, что это никакой не Губин. Костлявое
существо размахивало неестественно длинными конечностями, желтая плоскость
лица оказалась лише