ый прямоугольник кормушки.
     - Рыбы! Остерегайтесь рыб!
     Дмитрий  встревожено  закрутил  головой.  Казаренок   пуще   прежнего
забултыхал ногами и руками. Кричал Антоша. Он  первым  заметил  опасность.
То, чего они мысленно опасались, произошло. Оголодавшие меченосцы  приняли
их за корм и предпринимали атаку за атакой. И  снова  с  небес  покатились
громовые раскаты.
     - Цыпа-цыпа, рыбоньки!..
     Великан склонился над аквариумом и удовлетворенно прищелкнул  языком.
Выпрямившись, величавым шагом двинулся вон из комнаты.
     - Мерзавец! - Челентано колотнул по  воде  кулаком.  Его  только  что
укусил один из меченосцев. - Ушел-таки!..
     - Бейте их в рыло, как акул!
     Опустив глаза, Дмитрий рассмотрел, как из  зеленоватой  глуби  наверх
поднимается изящная тень.
     - Ходу, Казаренок! - он взбрыкнул ногами, угодив по чему-то живому, и
с силой потянул за собой маэстро канцелярских дел.
     Уже через несколько мгновений они цеплялись за  обросший  водорослями
скользкий край кормушки. Опередив всех, на понтон вскарабкался  Антоша  и,
плюхнувшись на колени, стал помогать Казаренку.
     - Вот зараза!  Все-таки  тяпнула  одна!  -  Чилин  выбросил  на  плот
тренированное  тело,  перекатился  на  спину.  Плечо  его  кровоточило.  -
Савченко, держись!
     Лишь оказавшись на зыбком клочке суши, Дмитрий разглядел, что  рыбины
все свое внимание переключили на отставшего оперативника.  Захлебываясь  и
кашляя, тот бил их руками и ногами, временами надолго скрываясь под водой.
     - Черт! Да  это  никак  Варфоломей  его  треплет!  Не  сдох,  значит,
подлюка.
     - Держись, Коля! - Челентано вытряхивал из пистолета воду.  -  Сейчас
мы им зададим...
     Щелкнула запасная обойма, в уши ударило выстрелом.
     - Давай, Чилин! Лупи их в хвост и в гриву! А ты, Савченко,  шуруй  на
всю катушку!
     Пули впивались в воду, прорезая длинные пузырчатые лучи. Некоторые из
них  достигали  цели,  заставляя  меченосцев  выписывать  бешеные   круги,
взвиваться малиновым телом над водой. Вскоре Колю Савченко уже выдергивали
на пенопластовую твердь.
     - Эй, господа хорошие, опрокинемся! - Дмитрий заметил,  что  кормушка
опасно кренится.  Все  шестеро  рисковали  вновь  очутиться  в  жутковатой
близости от оголодавших хищников.
     - Подумать только, меченосец размером с корову!  -  губы  у  Савченко
дрожали.  Жалкий,  вымокший  до  нитки,  он  походил  на   перекупавшегося
подростка.
     - Да уж... Вернись все обратно, лично вышвырну этот ящик на улицу!  -
Чилин, морщась, изучал  покусанное  плечо.  Придвинувшись  к  нему  ближе,
Дмитрий оторвал от  рубахи  широкую  полосу  и  занялся  оказанием  первой
помощи.
     - Инстинкты, господа-товарищи, грубые инстинкты!  В  сущности,  милые
меченосцы не алчут крови, они попросту хотят кушать.
     - Вот бы и кушали друг дружку!
     - А это уже каннибализм.
     - И что с того? Нормальная вещь! Каннибализм...


     Человек в широкополой шляпе возник из воздуха,  из  ниоткуда.  Пышные
усы его дымились, дыхание со свистом вырывалось из ноздрей и простреленной
груди. Александр сразу обратил внимание на залитый кровью плащ незнакомца.
Предчувствуя самое недоброе, оглянулся на Маципуру. Тот уже  держал  усача
на прицеле.
     - Не стоит, молодой человек. Как видите, сегодня в меня уже  стреляли
и без особого успеха... - повернув  голову,  странный  человек  неожиданно
рявкнул. - Зинка! Ты все-таки упустил их! Я что тебе говорил?!..
     - Пан Панкратило, выслушайте! - Громбальд забегал вокруг  человека  в
шляпе. - Ей богу, старался, как  мог.  Вот  и  свидетели,  простые  мирные
граждане. Один, правда, убежал, но можно еще вернуть. Вы же знаете, как  я
бегаю. Как говорится, сложное - трудно, простое - труднее. А  тех,  что  в
машинах... Поверьте, их было не меньше сотни. И все, как один, с ПТУРСами.
Грубые отвратительные типы! Ударили Громбальда в  нос,  ударили  в  ухо...
Пожалуйста,  полюбуйтесь!  Вполне  возможен  перелом  надкостницы,   -   у
Громбальда  вновь  побежало  из  носа.  Он  жалобно  зашмыгал,  глаза  его
увлажнились.  -  Вы  же  знаете,  ради  дела  я  готов  на  все.  Даже  на
предательство. Но эти мерзавцы наводили на меня  ПТУРСы.  Шесть  или  семь
штук сразу. Как говорится, еще немного, и бедного Громбальда можно было бы
собирать по кусочкам...
     Последние слова он  почти  пропищал.  Панкратило  молча  поманил  его
пальцем, и он покорно поплелся к усачу.
     - Никогда не ври, когда ответствуешь перед кандидатом! Дхарма,  милый
мой, - это дхарма! Впрочем, ты и сам знаешь, - медный кулак  обрушился  на
голову Зиновия. - В следующий раз получишь звонче. Вот так... Ага!  А  это
еще что за театр?
     Взор Панкратило пробежался по Александру и распростертому на асфальте
двойнику.
     - Зиновий! Я тебя спрашиваю!
     Причитая и  охая,  Громбальд  принялся  объяснять,  что  было  вполне
честное намерение задержать и немножко, как говорится, припугнуть.  И  все
бы вышло замечательно, если бы неожиданно не наехали машины Мамонта...
     - Ясно, - Панкратило нервно  шевельнул  плечом,  и  злосчастный  труп
растворился в воздухе. - Машины, стало быть, уехали,  один  из  свидетелей
удрал, остались только эти пятеро.
     - Пятеро, - Громбальд энергично закивал. -  Как  есть  пятеро.  Цифра
магическая, в некотором смысле роковая...
     - Не болтай попусту!
     - Так ведь я и говорю: пятеро правдолюбцев, с  коими  была  проведена
беседа на тему о вреде мифоманства и фрустрационных  иллюзий,  подмывающих
общественный фундамент...
     - Короче!
     Глотая слова, Громбальд заторопился.
     - Я... То есть, в смысле обоюдоострого понимания, как  вы  и  велели,
придерживался стратегии ригоризма. Четко, ясно, по инструкции.  Однако,  в
связи с нехваткой времени для  комплексного  изложения  незыблемых  основ,
увы, не сумел, не оправдал. И как бы  ни  было  горько,  позиции  костного
пуризма временно одержали верх. Хотя и были расшатаны на малую  толику.  Я
бы сказал: на пару или тройку йот, что, впрочем,  тоже  свидетельствует  о
некотором здравомыслии вышеупомянутой  пятерки,  хотя  и  с  преобладанием
мнимого потенциала. Йотовая компонента - вещь  весомая.  Я  бы  назвал  ее
тенью, убивающей цивилизацию!..
     -  Словом,  ты  старался,  как  мог,   -   равнодушно   констатировал
Панкратило.
     Зиновий расцвел. Робким рефреном подхватил:
     - Как мог, я старался! Как умел и верил! Как учили  меня  вы  и  наши
наставники, как учит...
     - Заткнись! - взгляд серых прищуренных глаз задержался на Регине.
     - Храбрые дамочки - редкость по нынешним временам.
     - Еще какая редкость! - откликнулся Зиновий. - Как говорят,  не  зная
тьмы, не познаешь и рассвета. - Он явно радовался, что внимание Панкратило
переключилось на постороннее лицо.
     - Итак, мнимая часть процветает, действительная стремится в пропасть,
а мы продолжаем упорствовать? - усы Панкратило грозно шевельнулись. Он все
еще смотрел на Регину.  -  Вероятно,  мы  забываем,  что  всякое  упорство
сопряжено с риском, а потому по сути своей - не что иное, как роскошь.
     С восторженным возгласом Громбальд выхватил блокнот с  карандашом  и,
послюнявив грифель, стал бегло что-то записывать.
     - Вы видите эту пулю?  -  усач  разжал  ладонь,  на  которой  блеснул
кусочек металла. - В любую секунду по моему желанию она кажется  в  сердце
одного из вас. Без применения какого-либо оружия. Учтите, я  намеренно  не
назову адресата. Таковы правила игры. А когда приговор  будет  приведен  в
исполнение, оставшиеся в живых  вздохнут  с  облегчением,  в  полной  мере
познав радость сохраненной жизни...
     - Подлец! - процедила Регина.
     - Что вы сказали, милая дамочка?
     - Я сказала: подлец! Это ведь вы  убили  Лесника!  Не  кто-нибудь  из
ваших подручных, а именно вы!
     - Положим, что я... - на лице Панкратило не дрогнул ни один мускул. -
Вы собираетесь зачислить меня в палачи? А с  какой  стати,  позвольте  вас
спросить? Я уничтожил не личность, не гения, я  уничтожил  плетущего  сети
паука. Это не злодеяние, это благо. В  любое  время  и  в  любом  месте  я
повторю подобное с легким сердцем.
     - С легким сердцем? Да разве оно у вас есть?
     - Не сомневайтесь. Имеется. Как у всех прочих.  Могу  даже  показать.
Хотите?
     - О, вы не пожалеете! - вскричал Громбальд. - Это что-то особенное  -
сердце пана Панкратило. Пульс глубочайшего наполнения, постоянный  ритм  и
ни единого намека на ишемию!
     - Оно и видно.
     - Региночка, ради бога, не распаляйте себя! Пульс  пана  кандидата  в
самом деле  заслуживает  внимания,  -  Зиновий  сунулся  было  вперед,  но
Панкратило пинком отшвырнул его в сторону.
     - Не мешай дамочке, пусть выскажется. Иногда  нужно  давать  слово  и
паучихам.
     Все произошло молниеносно. Регина  шагнула  вперед  и  залепила  пану
кандидату пощечину.
     Зиновий ахнул.
     - Боже мой, Региночка, как же так? - Громбальд втянул голову в  плечи
и  заметно  уменьшился  в  росте.  -  Это  же  без  пяти  минут   магистр,
уполномоченный рынды!..
     Чувствуя, что вот-вот произойдет что-то страшное, Александр  поспешил
выкрикнуть:
     -  Ну!  Давайте  же!  Покажите,  на  что  вы  способны.  Перед   вами
всего-навсего слабый пол. Грех не развернуться в полную силу.
     Из груди Панкратило вырвался хрип, больше напоминающий рычание. Слепо
он потянулся к горлу Александра, но его опередил Цой. Со свойственной  ему
внезапностью он  очутился  между  усачом  и  следователем.  Легкий  толчок
откинул Александра назад. Цой предусмотрительно позаботился о нем,  очищая
пространство для  маневра.  Следующим  ходом  он  предпринял  безжалостную
атаку. Серия резких ударов  отшвырнула  Панкратило  прямо  на  Громбальда.
Рычание и визг смешались воедино. Не останавливаясь, кореец последовал  за
противником. Он не давал ему ни секунды передышки, работая, как  маленький
взбесившийся  механизм.  Громбальд,   поскуливая,   отбежал   в   сторону.
Панкратило же силился вскочить на ноги, но  всякий  раз,  когда  он  почти
поднимался, кореец  вновь  превращался  в  подобие  урагана  и  всемогущий
кандидат летел на землю. От плаща его валил дым, лицо  чернело,  становясь
похожим на тлеющую голову. Неожиданно он вспыхнул ярким факелом,  рассыпая
искры, широко распахнув руки. Цой отскочил назад.
     - Куда же ты, малыш? - проревел Панкратило. - Мы ведь только  начали,
разве не так?
     Пламя, рвущееся из чудовищного тела,  обжигало  на  расстоянии.  Люди
поневоле отступали назад. Уклонившись от смертоносных объятий, Цой  юркнул
за машину.
     Сбоку от Александра прогремел выстрел. В сражение включился Маципура.
Впрочем, пан кандидат этого даже не заметил. Охота за неуловимым  корейцем
захватила его целиком.
     - Лови его, Зинка! Сто рупий за одно ухо!
     - Майн либер босс, - голосок  Громбальда  дрожал.  -  Это  варварское
ристалище... Уместно ли? Мирный путь урегулирования, если приложить к тому
ум и совесть...
     - Сто рупий! - прорычал Панкратило. - Или будешь бит!
     - Яволь, пан Панкратило. Если вы так желаете...
     Неловко подпрыгивая на коротеньких ножках, Громбальд присоединился  к
хозяину. Держа  Регину  за  плечи,  Александр  попятился.  На  пистолетик,
очутившийся в ее руке, он даже не посмотрел.
     - Это бесполезно, Регина. Совершенно бесполезно...
     Они увидели, как на четвереньках Громбальд настиг корейца и, обхватив
за туловище, с воплем  покатился  с  ним  по  траве.  Расстреляв  патроны,
Маципура с руганью швырнул револьвер в  огненное  чудовище.  Панкратило  с
хохотом повернулся к ним.
     - Что ж, пора заняться и вами!
     Он  уже  шагнул  было  вперед,  когда  неожиданно  что-то  произошло.
Остановившись, пан кандидат вскинул голову. Пламя с  шипением  сползло  на
землю и исчезло. Панкратило вновь стал самим собой.
     - Зинка! Ты слышишь?
     Только сейчас они разобрали,  что  где-то  неподалеку  идет  яростная
стрельба. Изрядно поцарапанный Зиновий уже ковылял к хозяину.
     -  Это  Мамонт!  Он  уже  возле  гостиницы.   Ведь   я   говорил,   я
предупреждал!..
     Схватив себя за волосы, Панкратило  протяжно  взвыл.  Лицо  его  было
перекошено от ужаса. Взмахнув рукой, он уцепил Громбальда  за  ворот.  Над
головами людей зашипело, заискрило разрядами. Сумрачный вихрь, налетел  на
двух кудесников, закрутил в пыльном смерче.
     Несколько  позже  Маципура  утверждал,  что  Панкратило  с   Зиновием
вознеслись к небу. Александру показалось, что магов поглотила земля.


     Здание гостиницы нависло над ними  мрачной  махиной.  От  него  веяло
холодом и грозовой  готовностью.  Разобраться  в  этом  странном  ощущении
Мамонт был не в состоянии, но в одном он не сомневался:  каменная  громада
чувствовала их враждебную близость и, как боксер, застывший в углу  ринга,
собиралась с силами для отпора. Злые флюиды покалывали затылок, заставляли
сердце биться с перебоями, и ни  сигара,  которую  он  тискал  зубами,  ни
усмешка, предназначенная для подчиненных, не смягчала их действия.  Группа
бойцов,  столпившихся  возле  машин,  тоже  не  казалась  уже  грозной   и
впечатляющей. Совсем некстати вспомнилось ехидство Регины  и  беспокойство
Лесника. Может быть, в чем-то  он  ошибся?..  Мамонт  поежился.  Ведь  они
боялись этого места! Как пить дать, боялись...
     Ощущение налетело, как ветер, и тут же в голове явственно всплыло:
     "УХОДИ САМ И УВОДИ ЛЮДЕЙ!"
     -  Черта-с  два!  -  посерев  от  страха,  Мамонт  передернул  затвор
автомата. Он проделывал это уже в третий раз, и третий патрон,  со  звоном
высвободившись из неволи, поблескивая, покатился по  тротуару.  Помощники,
стоявшие справа и слева, настороженно переглянулись.  Поведение  босса  их
пугало.
     "УХОДИ!"
     Голос звучал монотонно, скрипучим гулом заполняя череп. Это  не  было
приказом, это не было просьбой. В мысленной фразе слышались безразличие  и
усталость. Пьеса, которую разыгрывали ОНИ,  не  предусматривала  зрителей.
Голос, который он слышал и не слышали его гаврики, вполне мог принадлежать
говорящему роботу. Их не пытались уговаривать. Их попросту предупреждали.
     "УХОДИ И УВОДИ ЛЮДЕЙ!"
     - Нет! - разом решившись, Мамонт вскинул  автомат  и  надавил  спуск.
Грохот взорвал полуденный покой площади.  Редкие  прохожие  шарахнулись  в
боковые улочки, троллейбус, тормозивший на углу, так и  не  затормозил,  с
гудением помчавшись прочь. Теперь уже палила вся  команда.  Автоматическое
оружие с блеском исполняло хоровую программу.  Гильзы  градом  летели  под
ноги, одно за другим окна в гостиничном  здании  раскалывались  вдребезги.
Подобной канонады в городе, должно быть,  не  слышали  со  времен  Великой
Отечественной. Сотни пуль впивались в плоть  здания,  но  крови  не  было.
Вместо нее ручьями осыпалось дробленое стекло, стены покрывались дырами  и
трещинами, всплескивая дымным измельченным мрамором.
     Появление  на  крыльце  гостиницы  бородатого  человека  картины   не
изменило. Мамонт отчетливо видел, как свинцовые потоки крошат ступени  под
его  ногами,  дверь  за  спиной  незнакомца   раскачивалась,   прошиваемая
насквозь. Это казалось страшным  и  необъяснимым.  Вышедший  из  гостиницы
человек стоял несокрушимо,  совершенно  недосягаемый  для  снующей  вокруг
смерти. Выглядел он скорее озабоченным, нежели встревоженным, и у  Мамонта
мало-помалу крепла догадка, что голос, слышимый им, принадлежал не роботу,
а этому насупленному бородачу.
     Огонь постепенно затихал. Сам собой.  У  кого-то  кончились  патроны,
некоторых доконало  нервное  напряжение.  Вблизи  странного  бородача  тем
временем возникла пара силуэтов: усач в  широкополой  шляпе  и  коротышка,
которого Мамонт видел совсем недавно на дороге. Понурясь, они стояли перед
бородачом, и маленький  человечек,  переминаясь  на  недоразвитых  ножках,
что-то быстро говорил.
     Патрон в автомате Мамонта перекосило, и он вдруг с ужасом понял,  что
больше никто не стреляет. Тишина обрушилась девятым валом,  самым  мощным,
самым безжалостным. Стоило ему прокатиться  над  головами,  как  до  людей
донеслась визгливая речь коротышки.
     - ...разве же, это нравы? Это черт-те  что!  Слово  чести!  -  так  и
передайте благородной ассамблее - меня били по лицу и обзывали клоуном.  Я
стоял грудью, настаивал, но разве можно отстоять заветы, когда перед носом
покачиваются ПТУРСы? Не менее дюжины тяжелых устрашающих стволов! Ей богу,
не сойти мне с этого места, мы делали все, что могли!..
     - А могли мы немногое, - робко вставил Панкратило.
     - Скройтесь с глаз моих, - тускло проговорил бородач. На коротышку  с
усачом он даже  не  смотрел.  -  И  не  вздумайте  на  глаза  показываться
кому-нибудь из магов.
     - Одну минуту, ваше сиятельство! Одну  крохотную  секунду!  Позвольте
оправдаться! Так сказать,  слово  для  защиты...  Взгляните  на  нас!  Пан
Панкратило напоминает дуршлаг, я похудел. Семь  с  половиной  кило,  почти
девятнадцать фунтов!..
     - Все! - бородач поднял руку, и усач с коротышкой  пропали.  Так  же,
как и появились. Громко икая, Мамонт попятился.  За  его  спиной  хлопнула
дверца, другая, взревел чей-то мотор. Бросая оружие, гаврики торопились  к
машинам. Никто из них  не  кричал,  бегство  происходило  молча.  Странный
человек на пороге гостиницы чуть повернул голову и устремил взор прямо  на
Мамонта.
     "УБИРАЙСЯ ЖЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!"  Голос  прогремел  разорвавшейся  бомбой.
Небо  стало  огненно-розовым,  резкая  боль  штыком  пронзила   голову   и
позвоночник. Откуда-то издалека до Мамонта дошла мысль, что ни ног, ни рук
он больше не чувствует. Земля, качнувшись, помчалась навстречу, залитым  в
асфальт кулаком ударила по лицу. Разбитые зубы, солоноватая кровь на языке
и губах... Это он еще чувствовал, а больше ничего.  Кажется  кто-то  тащил
его к машине, с кряхтением усаживал на меховые подушки, но до сознания его
уже мало что доходило.
     - Босс, очнитесь же! Что с вами? Вы ранены?..
     "Ранен... Действительно ранен. У меня нет ни рук, ни ног... -  Мамонт
криво  улыбнулся.  Одной  половинкой  рта.  -  Мое  тело  мне  больше   не
принадлежит. Его отнял бородач. Там возле гостиницы..."



                                    16

     Пустыня и паутина... Два этих понятия невообразимым образом смешались
в голове. Двигаясь по коридорам гостиницы, Александр представлял себе и то
и другое.  Эхо  шагов  летело  за  ним,  толкалось  от  стен,  проникая  в
опустевшие  номера,  теряясь  в  разбитых  окнах,  где   ветер   и   улица
подхватывали их, окончательно обращая в ничто. Александр представлял  себя
метрономом, отсчитывающим последние  секунду  часовой  мины.  Странно,  но
сравнение это его успокаивало, наполняло самозабвенной  уверенностью.  Пол
превращался в магический барабан, каждый метр пройденного пути приближал к
взрыву, а значит, и к долгожданной развязке.
     Чужой разум, чужие потемки... Попробуй-ка поброди,  -  заблудишься  с
первых шагов. Здесь вам нет  поводырей.  Наверное,  никогда  и  не  будет.
Каждый решает за себя сам и живет, сообразуясь с  собственными  решениями,
плохими ли хорошими, скучными ли веселыми.  И  ответит  ли  кто  на  груды
спрошенного - сие неизвестно. Каждый - сам  себе  ответчик,  затем,  может
быть, и дадена жизнь. Для ответов  самому  себе  на  собственные  вопросы.
Сумей спросить, сумеешь и ответить...
     Голова у Александра гудела. Он двигался, не  замечая  ничего  вокруг.
Внимание было сосредоточено на внутреннем. Внутреннее сосредоточивалось на
чем-то  совершенно  постороннем,  внетелесном.  Никакой   связи,   никакой
логики... Возможно ли откровенничать с собственным народом? А с другом?  С
супругой? И должно ли объяснять ребенку истинное положение вещей?  А  наши
бедные парнокопытные и квохчущие крылатые? Стоит  ли  оправдываться  перед
ними в  склонности  к  мясоедству?  Да  и  поймут  ли  они  нас?  Или  это
действительно  дру