изнаться, существование на  земле  типов  вроде  Мамонта  будит  во  мне
крупные сомнения насчет  светлой  будущности  человечества,  однако  есть,
оказывается, кое-что пострашнее, - он обернулся к  Регине.  -  Без  помощи
экстрасенсов мы не обойдемся. То, что Цой способен  лишь  смутно  ощущать,
они наверняка расшифруют подробнее.
     Хлопнула разбитая дверь, из прихожей грузно вернулся Маципура.
     - Никого, - кратко поведал он.
     Регина взглянула на Сан-Саныча.
     - Где сейчас ваши помощники? По-прежнему у гостиницы?
     - По крайней мере мы договаривались, что они будут ждать там. Правда,
прошло немало времени...
     Регина порывисто поднялась. Губы ее были сурово поджаты.
     - Мы едем, - объявила она. - К гостинице.


     Все  пошло  наперекосяк  с  самого  начала.  У  Маципуры   неожиданно
возобновилось кровотечение. В испуге он  наблюдал,  как  кровь  проступает
сквозь  марлю,  масляными  каплями  капает  на  пол.  Недолго  думая,  Цой
перетянул руку жгутом, а Сан-Саныч посоветовал согнуть ее в  локте.  После
стремительных  поисков  Александр  нашел  наконец  еще  один  перевязочный
комплект, и кореец ретиво взялся за работу. Регина  хотела  было  оставить
телохранителя в квартире, однако, последний решительно  воспротивился.  Но
это было  только  во-первых.  А  во-вторых,  битых  пятнадцать  минут  они
провозились   с   машиной.   Новенькое    лоснящееся    "Вольво"    упорно
сопротивлялось, ни в какую не желая заводиться. Даже  невозмутимый  Цой  в
конце  концов  распсиховался  и,  называя  машину  старым  рыдваном,  стал
молотить по ней кулаками. По нелепому капризу железный  механизм  все-таки
опомнился и взревел, когда они уже совсем отчаялись. Они выехали со  двора
и, попав на центральную улицу, влились в пестрый урчащий поток.
     Сан-Саныч сидел слева от Александра и мелко дрожал. "Вольво" неслось,
обгоняя соседей, стрелка спидометра хищно  подбиралась  к  стокилометровой
отметке. Первым обеспокоился Маципура.
     - Не на пожар едем, - буркнул он. -  Застанем,  значит,  застанем,  а
нет, так нет.
     Не отвечая, кореец прибавил скорости. Александр отметил про себя, что
машину он ведет превосходно. Даже на той скорости, что они себе позволили,
"Вольво" двигалось без  рывков,  мягко  огибая  рытвины,  чисто  пропуская
клетчатые кругляши люков между колес.
     - Через пару минут будем на месте, -  свирепо  процедил  водитель.  И
ошибся.
     Человек бросился им наперерез, когда они  уже  сворачивали  с  шоссе.
Размахивая руками, он что-то громко кричал. Спидометр  все  еще  показывал
пугающие цифры, и положение  не  спасла  даже  великолепная  реакция  Цоя.
Визгливо заверещали тормоза, и шины прочертили два длинных змеиных  следа.
Сидящих в кабине мотнуло  вперед.  Вскинув  перед  собой  руки,  Александр
ощутил посторонний  удар.  Человек,  возникший  на  дороге,  на  мгновение
взвился вверх, с грохотом перекатился через кабину и упал где-то позади.
     - Амба, - хрипло прокомментировал Маципура. На его побледневшем  лице
выступили капли пота. Почти с отвращением он взглянул  на  перебинтованную
руку. Кровь больше не бежала.
     Сан-Саныч тем временем тщетно боролся с дверцей. Александр помог  ему
справиться с замком и выбрался следом.
     Бедолага пешеход лежал шагах в  двадцати  от  машины  -  лицом  вниз,
распластав руки, словно парящая птица.  Приблизившись  к  нему,  Сан-Саныч
робко тронул лежащего.
     - Может, кто-то  из  твоих  экстрасенсов?  -  Маципура  опустился  на
корточки. - Он ведь что-то нам кричал.
     Александр почувствовал, что сердце в груди болезненно  сжимается.  Он
неотрывно глядел на ноги пешехода, на его брюки, на его обувь. Он  УЗНАВАЛ
их!
     - Возможно,  парень  еще  жив?  -  Сан-Саныч  постарался  перевернуть
человека. Маципура ему помог. Голова пешехода неловко мотнулась, и в ту же
секунду Регина вскрикнула. Лицо с разбитым подбородком и ссадинами на  лбу
было знакомо всем пятерым. Перед ними лежал  Дыбин  Александр  Евгеньевич,
следователь четвертого отделения милиции...
     Где-то, пока еще очень не близко, заголосила  приближающаяся  сирена.
Никто из них ее не услышал.



                                    14

     Им пришлось крепко поработать кулаками, прежде чем дверь  открыли.  В
темноте снова кто-то рыдал.  Человек,  впустивший  их  в  вагон,  поспешил
запереть замок.
     - Разве по голосу было не ясно, что это мы?
     - Да, но я думал...
     - Что вы там думали, черт подери! - нервы Марковского были на взводе.
- А если бы нас кто-нибудь преследовал?
     - В таком случае разумнее было бы не отворять вообще. В конце концов,
вас только двое. Жертва, согласитесь, терпимая. То есть, если  принять  во
внимание общее количество людей.
     Марковский с шумом втянул в себя воздух. Он едва  сдерживался,  чтобы
не взорваться.
     - Да-а... - протянул он. - Живем мы, нужно отметить, дружно!
     - Естественно, - в  голосе  официанта  звучал  неприкрытый  вызов.  -
Единой сплоченной семьей.
     Такого приема они не ждали. Что-то здесь явно произошло, и, сообразив
это, Марковский натянуто спросил.
     - Что с разведчиками? Они вернулись?
     - Не совсем.
     - Что значит не совсем? Вы хотите сказать...
     - Пропал наш Павло, - хнычуще донеслось из мглы.  Федор  Фомич  узнал
хрипотцу Семена.
     - Павел Константинович? Что с ним?
     Только сейчас Федор Фомич уловил запах табака. Видимо,  запрет  в  их
отсутствие нарушили, но ни он, ни Анатолий Иванович не упомянули  об  этом
ни звуком. Самая большая глупость - читать  мораль  взвинченным  людям.  В
такой обстановке до бунта и хаоса пара шагов. Было  слышно,  как  официант
Дима тормошит Семена.
     - Эй, слышь! Хватит ныть. Расскажи все толком.
     - Не могу, - в голосе Семена продолжали  звучать  рыдающие  нотки.  -
Чтобы я еще раз вышел отсюда!.. - он всхлипнул  и,  должно  быть,  замотал
головой. - Никогда и ни за что!
     Федор Фомич нашарил сбоку от себя свободный стул и присел. Ладонь его
задела чье-то колено, но он не придал этому значения.
     - Так что же все-таки случилось?
     Не дождавшись от Семена вразумительного  начала,  за  него  попытался
рассказать официант, но его тут же стали перебивать другие. Разобраться  в
этом гомоне оказалось достаточно  сложно,  и  Марковский  тщетно  пробовал
навести порядок. Успокоилось  все  само  собой  по  прошествии  некоторого
времени.  Спорщики  отрезвели,  раздражение  угасло.  Всхлипывающий  Семен
мало-помалу ожил,  а,  придя  в  себя,  поведал  печальную  историю  Павла
Константиновича.
     Поначалу путешествие протекало довольно гладко. Они двигались,  нигде
особенно не задерживаясь, и в третьем по счету вагоне обнаружили  три  или
четыре купе, занятые людьми. И даже не занятые, а набитые. В каждом из них
насчитывалось не менее дюжины пассажиров. И  так  же,  как  Марковскому  с
Федором Фомичем, двери им  не  открыли.  Разговор  состоялся  при  наличии
осязаемой границы, что, в сущности, ничего не  меняло,  ибо  увидеть  друг
друга они не сумели бы в любом случае. Люди, укрывшиеся в купе,  сообщили,
что   связи   с   машинистами   нет   и   дверь   в   локомотивный   отсек
забаррикадирована. Бригадира они  тоже  пытались  искать,  но  безуспешно.
Запереться в купе их заставили  обстоятельства.  Вернее  сказать,  паника.
Кому-то почудилось, что в вагон из раскрытого окна вползает нечто огромное
и мохнатое. Тогда-то они и бросились бежать. Попрятались кто где успел.  А
в коридоре тем временем в самом деле ворочалось что-то тяжелое,  скребущее
о стены множественными когтями. Других  звуков  они  не  слышали.  Правда,
многие поминали о странном кисловатом запахе, но  с  этим  соглашались  не
все. Гипотезы так же выдвигались самые  сумасшедшие.  Говорили  о  ядерном
ударе и ослепившей всех радиации, всерьез уверяли,  что  поезд  вторгся  в
царство Тартара. В одном из купе пленники успели крепко принять, и от  них
разведчикам довелось услышать  самый  симпатичный  прогноз.  Дело,  по  их
уверениям,  обещало  закончиться  повальным   контактом   с   инопланетной
цивилизацией, и кое-кто начинал уже  чувствовать  чужеродное  вторжение  в
сознание. Сразу после контакта поезд  намеревались  вернуть  на  Землю,  в
конечный  пункт  прибытия.  Обитатели  купе  не  сомневались,  что  каждый
пассажир приобретет  в  результате  какой-нибудь  дар,  а  некоторых  даже
заберут на другие планеты в качестве первых дипломатов. Впрочем,  гомонили
вразнобой, и никто до конца  не  был  уверен  в  правдивости  предлагаемой
версии.
     - Словом, Павло на них плюнул и сам  решил  проверить.  Это,  значит,
насчет окна... - Семен закашлялся, поперхнувшись дымом.  Ругнувшись,  стал
чиркать спичкой о коробок.
     - Вы все-таки поосторожнее с огнем, - предупредил Марковский.
     - Да я их пальцами тушу. Для надежности...  -  Семен  шмыгнул  носом.
Федор Фомич почти воочию увидел, как он раскуривает папиросу.
     В общем отправились мы  к  этому  клятому  окну,  -  сипло  продолжил
рассказчик.  -  Я,  понятное  дело,  отговаривал  Павлуху,  но  куда  там.
Строптивый мужик... А  в  этих  мохнатиков,  между  прочим,  он  сразу  не
поверил. Врут, - заявил. Перепугались, мол, и врут. Это про пассажиров-то.
Вот, стало быть, и пошли  проверять,  брехня  или  нет.  Открыли  дверь  в
тамбур, а там и окошко нащупали. Я-то сразу сообразил, что  дело  нечисто,
потянул его назад, а он давай отбрыкиваться. Здоровый, лось! Разве ж мне с
ним было управиться?
     - А почему вы решили, что дело нечисто?
     - Так ветра же не было!
     - Какого ветра?
     - Известно  какого...  Поезд-то  он  завсегда  против  ветра  шпарит.
Открой-ка окно даже в такси или там в самолете - такой ветрило  задует!  А
тут ничего. Воздух стоялый и действительно кислятиной отдает. Павло думать
не стал, сразу наружу полез. Вроде как на  крышу.  Я  его  за  это,  стало
быть... за спину, значит, поддерживаю, а он туда карабкается.  Помню  еще,
сказал вдруг: "Сема, а ведь мы на месте стоим!.."  А  потом  задергал  так
ногами и пяткой меня в живот. Я поначалу и  не  понял  ничего,  присел  от
боли. А когда снова его тронул, он уже и не движется. То  есть,  движется,
но не ко мне, а туда, значит, - в окно. И медленно так, словно его кто  на
лебедке тянет. Я за ноги-то потянул, да где там! А тут  еще  кислятиной  в
лицо такой дохнуло, что хоть стой, хоть падай.  И  все  из  этого  клятого
окна. Хорошо, вовремя успел отскочить. Юркнул  за  дверь  и  слышу:  вроде
стучит что-то по стене, а потом и по полу -  ближе  и  ближе.  И  даже  не
стучит, а вроде как ладонью шарит. Только ладонь - не наша человеческая, а
с собаку величиной. Потом и к дверям подобрались.  Ощупали  все  вокруг  и
мягонько так надавили. У меня аж мурашки по коже  побежали.  Я  ведь  тоже
давлю - да еще как! Со всей моей моченьки. А оно вроде и  не  замечает.  И
дверь по сантиметру, по сантиметру ко мне подается...
     - Там же замок!
     - Значит, открыли. Что там открывать-то!
     - И вы побежали, - заключил Марковский.
     - Побежал, конечно... А  что  делать,  когда  такая  громадина  прет?
Махнул через все три вагона и сюда, значит.
     - Скверная история!..
     - А у вас? У вас все тихо прошло?
     Это спрашивала Верочка. Голосок  ее  дрожал,  казалось,  она  вот-вот
заплачет - дай только повод. Марковский это  понял  и  потому  ответил  не
сразу.
     - Как вам сказать, - он мучительно подбирал слова. Он явно  не  хотел
пугать людей больше, чем следовало, но с  другой  стороны  после  рассказа
Семена  скрывать  что-либо  не  имело  никакого  смысла.  -   Мы   провели
эксперимент,   который   здесь   предлагался.   Результаты   не    слишком
обнадеживают, но...
     - Кто это?!.. Кто?!.. - женский визг болезненно  полоснул  по  слуху.
Загремели опрокидываемые стулья. Кто-то упал на пол  и  тут  же  заблажил.
Вероятно, на него наступили. Марковский оказался единственным не утерявшим
самообладания.
     - Прекратите! - выкрикнул он. - Слышите или нет! Что вы там заметили?
Вешалку для швабры?
     - Он... Он тут сидит. Возле стола. А раньше  его  не  было,  -  голос
Аллочки вибрировал вконец расстроенной струной.
     - Может быть, проснулся наш юбиляр?
     - Верно! А они хай подняли...
     - Да нет же, Геннадий Васильевич здесь, у стеночки.
     - Но посторонних тут быть не может!  Мы  закрывали  двери  тотчас  за
вошедшими.
     В вагоне повисло молчание. Даже Аллочка перестала всхлипывать.
     - Кто здесь? - напряженно вопросил Марковский. - Не принуждайте нас к
действиям. Назовите себя и объяснитесь. Каким образом проникли сюда?
     Мужское колено возле руки  Федора  Фомича  внезапно  шевельнулось,  и
незнакомый  голос  нарушил  тишину.  Странная  это  была  речь.  Низкая  и
несколько приглушенная, она раздавалась, казалось, с нескольких сторон. Ее
трудно было не услышать, как  трудно  было  определить  и  местонахождение
говорящего. Об этом догадывались разве  что  Федор  Фомич  и  перепуганная
Аллочка.
     - Мое имя ничего вам не объяснит.  Занимайтесь  тем,  чем  занимались
раньше, а на ваш пищевой паек  я  не  претендую.  Единственный  совет:  не
предпринимайте вылазок во внешнее пространство. Как вы  успели  убедиться,
подобная активность чревата последствиями.
     - Но кто вы такой, черт возьми? Надеюсь, вы... человек?
     Последовавшая за вопросом  пауза  заставила  Федора  Фомича  стиснуть
зубы. Чья-то женская рука впилась когтями в его кисть. Чувствовалось,  еще
несколько секунд, - и снова кто-нибудь расплачется.
     - Надежда - хорошее чувство, -  пророкотал  незнакомец.  -  А  потому
ответ мой положительный.
     - Я вас не понимаю...
     - А вам и не надо меня понимать. Постарайтесь  расслабиться  и,  ради
бога, не визжите каждые четверть часа. Пока  вы  в  вагоне,  угроза  извне
останется только угрозой. Это я вам могу обещать.
     - Но эти чудовища!.. Они могут пробраться и сюда!
     - Не утверждайте того, о чем не имеете ни малейшего представления,  -
незнакомец чуть слышно усмехнулся. - Глупые громоздкие твари... Пробраться
в человеческий поезд - для них  все  равно  что  для  вас  протиснуться  в
консервную банку.
     - Откуда вы это знаете?
     - Я это ЗНАЮ, и  с  вас  довольно  того  факта,  что  я  хоть  как-то
объяснился. Не ждите от меня длинных монологов. Их не будет. Здесь я не по
своей воле. Впрочем, как и все вы. Но в отличие от вас я не  ломаю  голову
над тем, как отсюда выбраться, поскольку знаю, что пока сие невозможно.
     - Но мы даже ничего не видим!
     - За что вам следует скорее благодарить, нежели ругать и злиться.
     - Даже так?
     - Именно. Это тот случай, когда  глаза  способны  сослужить  скверную
службу. По крайней мере за вашу Аллочку в этой темноте я более спокоен. Не
уверен, что ей хотелось бы лицезреть простирающиеся за окном картины.
     - Но что же нам делать?
     - Да, да! Что вы предлагаете?..
     - Надейтесь. Просто надейтесь.


     Небо подарило  им  ночь.  Чудную,  бесконечную...  За  дверью  что-то
скреблось, вагон содрогался от мощных толчков, но они ничего не замечали.
     - Мой Гамлет!..
     - Тереза!.. -  он  изучал  ее  лицо,  мысленно  вырисовывая  портрет,
который никогда и  никому  не  удастся  показать.  В  эти  минуты  он  был
живописцем. Сам Леонардо позавидовал  бы  его  вдохновению.  И  лучшие  из
лучших пожали бы руку...  Их  губы  вновь  встретились.  На  незавершенный
портрет упала кошма, сознание заволокло сладким дымом.
     Как быстро он успел полюбить эти губы! Впрочем, нет, -  уста!  Только
так и следует называть это чудное произведение  природы.  Их  не  отличала
столь раздражающая его жадность, не  отличало  и  холодное  смирение.  Они
заключали в себе вселенскую мудрость - эти уста. Угадывая желания его губ,
подсказывали свое сокровенное. Это был беззвучный слепой диалог,  сводящий
на нет все доводы разума,  на  временную  кроху  возвращающий  во  времена
глупой и вседоверяющей юности. Человеческой юности...
     Он недовольно приподнял голову.
     В третий вагон проникла средних размеров Варгумия.  Это  было  против
правил, и, клонировав собственный образ, носатый кудесник  без  содрогания
пожертвовал  им  чудовищу.  Щупальца  сомкнулись   на   жертве,   Варгумия
торжествующе выползла в тамбур и через прореху в прорванном гофре покинула
вагон. И почти тотчас за  этим  вторую  его  "тень"  обнаружила  компания,
справляющая юбилей, вынудив на  отклик,  на  диалог.  Но  и  это  было  не
страшно. Логика отнимает лишь толику энергии, чувства завладевают целиком.
Это естественно, и плохо, когда дела обстоят  иначе.  Стало  быть,  что-то
неладное с внутренними весами. Не те гирьки и не на тех чашечках. Ибо  все
живое создано для Любви. ВСЕ! И только для НЕЕ!  Логика,  бизнес,  дела  и
беды - это попутно и это опять же для НЕЕ и во имя ЕЕ. Иного  попросту  не
существует. По крайней мере для тех, кто  хочет  называть  себя  живым.  В
данную минуту "принц Гамлет" был просто человеком. Он жаждал  быть  живым,
хотя не был им уже много-много веков.
     Поезд, сосредоточие грохочущего неуюта, давно  рассыпался  на  куски.
Его  не  существовало,  как  не   существовало   и   мохнатых   исполинов,
заглядывающих  в  пропыленные  окна.  Властью,  дарованной  двоим,   время
остановилось, вступив в свою высшую фазу.



                                    15

     - Черт возьми, Дмитрий! Я не пьян! Бери всех, кого сумеешь поймать  -
ребят Борейко, Савченко, других и  дуй  сюда.  И  обязательно  заскочи  по
адресу, что я назвал. Без  этих  людей  мы  бессильны...  Что?  К  дьяволу
Митрофанушку! Послушай... А-а, это уже Чилин? Что?.. И ты  туда  же?!..  -
Александр раздраженно сунул рацию сержанту ГАИ. - На! Попробуй  втолковать
им, что ни портвейна, ни водки здесь нет и в  помине.  Эти  олухи  мне  не
верят.
     Дежурный  неуверенно   включил   рацию,   ломким   голосом   принялся
докладывать.
     - Я бы тебе тоже не поверил,  -  Мамонт  изучал  Александра  холодным
немигающим взглядом. - Ни за что бы не поверил, если б не это...
     Он говорил о теле, лежащем на дороге. Они оставили его на  месте.  За
последние  пятнадцать  минут  мало  что  изменилось,   если   не   считать
подъехавшего гаишника  и  машин,  выстроившихся  сверкающей  колонной  под
пирамидальными  тополями.  Высыпавшие  из  иномарок  вооруженные   гаврики
таращились на своего предводителя и терпеливо ожидали команды. Необычность
ситуации до них скорее всего не доходила.
     Александр шагнул к Мамонту.
     - А ты не подумал, что у меня может быть брат-близнец?
     - Брат-близнец? - Мамонт хмыкнул. - Это было бы чересчур.
     - Чересчур?!..
     - Саша, - позвала Регина. - Не задирайся.
     Кинув в ее сторону косой взгляд, Мамонт с сожалением признал.
     - Она права. Не время и не место.  Хотя  Винта  я  тебе  когда-нибудь
припомню.
     С гримасой  брезгливости  Александр  отвернулся,  нетерпеливо  кивнул
сержанту.
     - Ну что, убедил их?
     - Честно говоря, не совсем понял, - милиционер тягостно переминался с
ноги на ногу. Конечно же, не от холода. Трясущейся рукой он вернул рацию и
тут же ухватился за  кожаную  портупею.  То  ли  для  того,  чтобы  скрыть
предательскую дрожь рук, то ли для того, чтобы  чувствовать  успокаивающую
близость кобуры.
     - Але, Чилин? - Александр ощутил прилив усталости. Денек  выдался  на
славу, что называется - по-настоящему  "паровой".  Пять  лет  жизни  можно
смело  вычеркивать...  -  Ты  слышишь  меня?..  Так  вот,  это  не  просто
гипнотизеры и телепаты, это  намного  хуже.  Твои  дзюдоисты  с  пукалками
"Макарова"  ничего  тут  не  сделают.  Поэтому   обязательно   заверни   к
аномальщикам. Сан-Саныч их уже предупредил. Что?.. Тогда дай мне Губина!..
     Мамонт с усмешкой прислушивался к перипетиям разговора.
     - Похоже, с вами каши не сваришь, - он чуть повернул голову, и к нему
немедленно  под