ботала, -  сказал  я.  -  Он  заставил  ее
светиться в воздухе какими-то огоньками. Но я не знаю,  как  ее  включать.
Что это, а?
     - Не знаю. -  Мать  присела  на  краешек  кровати.  Ее  комната  тоже
приобрела почти нормальный вид.  Она  потыкала  пальцем  в  углубления  на
пластике. - Если хочешь знать мое мнение,  я  бы  сказала,  что  эта  вещь
сделана не на Эрине. И вообще не в Сорока Мирах.  Это  значит,  она  очень
старая, еще до Изоляции.
     Было очень странно слышать от нее такие рассуждения.
     - А мне казалось, ты не веришь в Сверхскорость.
     - О, я просто не спорила с Дунканом. Он говорит, что  ее  никогда  не
было. Но если бы ты побывал в большом музее в Роскоммоне, ты бы убедился в
том, что мы давным-давно прилетели сюда с другой звезды и что люди и грузы
на протяжении веков прибывали на Эрин. И так было до того дня,  когда  эта
связь исчезла.
     - Что же ты тогда не свозила туда дядю Дункана, не показала ему?
     - Очень просто. Ему жаль времени. Он говорит -  и  я  отчасти  с  ним
согласна - какая разница? _Т_е_п_е_р_ь_ у нас нет Сверхскорости,  так  что
надо приспосабливаться к жизни без нее. Я и сама не любительница  копаться
в прошлом, а уж Дункан Уэст как  никто  другой  живет  только  сегодняшним
днем. За это он мне и нравится. Он здесь в настоящем.
     - А где, кстати, он сам? - До меня вдруг дошло, что его нет в доме.
     - Ушел, как только убедился, что я под надежной охраной.  Он  сказал,
что бы там ни было вчера, а сегодня ему надо зарабатывать на хлеб.
     Все  время,  пока  мы  говорили,  мать  внимательно  изучала   черную
пластинку, пытаясь нажать углубления в разных сочетаниях.
     - Вот! - сказала она наконец. - Вот как она работает.
     Я наклонился поближе. Никакого намека  на  красивую  трехмерную  игру
огоньков, что я видел в лодке, зато на темной поверхности  высветился  ряд
цифр и обозначились круглые пятна.
     - Как ты это сделала?
     - Я ее только включила. Она, наверное, была  защищена  от  случайного
срабатывания. Чтобы включить ее, надо нажать  одновременно  сюда,  сюда  и
сюда. Видишь?
     Три  пальца  одновременно  надавили  на  пластинку.  Цифры   исчезли,
осталась только ровная черная поверхность. Стоило матери надавить еще раз,
цифры появились снова.
     - Но что это такое? - спросил я.
     - Не знаю точно, но мне кажется, это что-то вроде  калькулятора.  Так
или иначе, трудно поверить, что прошлой ночью они искали именно эту штуку.
Держи, - она протянула ее мне. - Теперь, когда Пэдди Эндертон умер, у тебя
на нее больше прав, чем у кого бы то ни было.
     Она встала.
     - Ладно. Займись пока разборкой своей  комнаты  и  комнаты,  где  жил
Эндертон.  Постарайся  привести  их  в   порядок.   Складывай   все,   что
принадлежало мистеру Эндертону, отдельно. Потом вынесешь это на  лестницу.
Когда разберешься с его барахлом и решишь передохнуть, можешь  возиться  с
этим калькулятором.
     - Ночью это был не просто калькулятор.  -  И  тут  я  сообразил,  что
красивые огоньки были дисплеем. Странным, но дисплеем. То, что я держал  в
руках, вполне могло быть и калькулятором. Или чем угодно еще.
     - Как ты думаешь, дядя Дункан сможет заставить эту штуку работать?
     - Поговори с ним, хотя нет, не думаю. Что бы это ни  было,  наверняка
это микроэлектроника. Его недостаточно просто встряхнуть.
     Встряхнуть.
     Это замечательно характеризовало талант  Дункана  Уэста,  хоть  и  не
полностью объясняло его. Слава его гремела по всему южному побережью озера
Шилин,  где  он  пробавлялся  (и  неплохо),  починяя  любые   механические
устройства, вышедшие из строя.  Мне  приходилось  видеть  машины,  которых
притаскивали к нашему дому на буксире  отчаявшиеся,  проклинавшие  все  на
свете владельцы, а час спустя они уезжали прочь своим ходом - после  того,
как Лункам поколдовал над механическими потрохами их драндулетов.
     Иногда это было не так быстро и легко. Я помню, как  после  обеда  он
засиживался за столом над сломанными часами.  Утром,  когда  я  вставал  к
завтраку, весь стол был завален винтиками  и  колесиками,  а  дядя  Дункан
сидел над ними все в той  же  позе.  Как  сказала  мать,  он  был  весь  в
настоящем; возможно, поэтому точное время так волновало его. Как  правило,
где-нибудь к полудню все винтики и колесики бывали собраны воедино, и дядя
Дункан, уходя, уносил с собою идеально работающие часы.
     Я посидел у окна, ломая голову над загадкой Пэдди Эндертона, и решил,
что меня и самого не вредно было бы встряхнуть. Мать  просила  убраться  в
комнате, но, разумеется, я об этом тут же забыл. Слишком уж тянула меня  к
себе эта загадочная черная пластинка. Включать и  выключать  ее  оказалось
проще простого - после того, как мне это показали. Ненамного сложнее  было
использовать ее как обычный калькулятор. Для этого достаточно  было  найти
точки, соответствующие арифметическим действиям.
     Но ведь  этим  ее  возможности  не  ограничивались!  Целых  три  ряда
углублений были предназначены неизвестно для  чего.  Поэтому  я  продолжал
свою  работу  -  если  только  так  можно  назвать  то   бессистемное   (и
безрезультатное) тыканье пальцами - еще несколько часов.
     Один раз за это время в комнату заглянула мать. Как ни  странно,  она
вышла, не сказав ни слова.
     В конце концов мои усилия увенчались-таки успехом, хотя моей  заслуги
в этом нет ни капельки. Все знают шутку об обезьяне, которая если дать  ей
пишущую машинку и неограниченное время, настучит шедевр.  Примерно  то  же
имело место и со мной. Я наткнулся на сочетание, с моей точки зрения ничем
не отличавшееся от других. Внезапно пластинка  исчезла,  а  воздух  передо
мной наполнился крошечными разноцветными светящимися точками.
     Я бестолково таращился на них, одновременно пытаясь вспомнить, что же
именно я сделал.  Два  обстоятельства  были  мне  ясны  с  самого  начала.
Во-первых, это не совсем  то,  что  сотворил  Пэдди  Эндертон  ночью.  Эти
огоньки не двигались.  Во-вторых,  хотя  поверхность  пластинки  сделалась
почти невидимой, как бы растворившись в дымке, я продолжал видеть цифры.
     Это была мучительная минута. С одной  стороны,  я  должен  проверить,
верно ли я запомнил  сочетание  "кнопок"  с  тем,  чтобы  в  любой  момент
воспроизвести объемное изображение, с другой - я отчаянно боялся выключить
эту штуку. А вдруг я не смогу включить ее снова?
     Наверное, лучше всего было бы пойти к матери и показать  ей,  чего  я
добился. Даже если я не смогу повторно воспроизвести картинку, это было бы
уже неплохо.
     Вместо этого я выключил дисплей.
     Следующие  полминуты  я,  задыхаясь  от  волнения,   проделывал   все
необходимые операции, пока  воздух  над  пластинкой  вновь  не  наполнился
светящимися точками.
     Я повторил это еще три раза и  записал  последовательность  операций.
Только после этого я занялся самими огоньками.
     Они образовывали в пространстве клубок странной формы, не  сферу,  а,
скорее, что-то вроде пончика. Я попытался сосчитать их. Дойдя до сотни,  я
бросил эту затею, но решил, что всего их в четыре-пять раз больше. Я очень
осторожно коснулся одной точки пальцем и  не  почувствовал  ничего.  Когда
палец занял место, где находилась светящаяся точка, та попросту исчезла  и
возникла вновь на том же месте, стоило мне убрать палец.
     Мать иногда называет меня невосприимчивым к цвету, но на деле это  не
так. Я и в самом деле не очень-то разбираюсь в цветах одежды - в жизни нет
ничего менее интересного. Зато не было ничего интереснее  наблюдать  цвета
на  дисплее  Пэдди  Эндертона.  Я  насчитал  там  двадцать   оттенков   от
темно-фиолетового  до   ослепительно-алого.   Преобладающим   цветом   был
оранжевый. Примерно треть точек представляла  собой  оттенки  этого  цвета
различной  интенсивности  -  от  тускло-коричневого  янтарного  до   цвета
ослепительно тлеющей головни. Единственным цветом,  которого  я  не  видел
вовсе, был зеленый.
     Я откопал в свалке на полу чистый лист бумаги и выписал  на  нем  мои
подсчеты  по  количественному  соотношению   разных   цветов.   Это   было
увлекательное занятие, но я не мог отделаться от мысли, что все мои потуги
- мартышкин труд. Конечно, я старался изо всех сил,  но  у  меня  не  было
никакого плана действий.
     Пора было переходить к более упорядоченным экспериментам. Я  протянул
руку и коснулся одной из цифр на пластинке.  И  вдруг  изображение  ожило.
Точки начали двигаться с различной  скоростью  -  те,  что  были  ближе  к
центру, двигались быстрее тех, что по краям. Они скользили  вокруг  общего
центра словно крошечные бусы по невидимым глазу проволочкам.
     Повторное  нажатие  различных  цифр  лишь  изменяло  скорость   этого
вращения. Нажав  на  "ноль"  можно  было  заморозить  их  в  пространстве,
"единица" приводила их в едва уловимое глазом движение, а на "девятке" вся
система делала оборот за несколько секунд. Две цифры, нажатые  поочередно,
дополнительно ускоряли вращение до тех  пор,  пока  на  цифрах  "девяносто
девять"  все  не  слилось  в  мерцающее   облако.   Любая   третья   цифра
игнорировалась.
     Ладно, с цифрами ясно. А что с черными кружочками?
     Я потянулся к пластинке, и только тут заметил, что за спиной  у  меня
стоит мать.
     - Молодец, Джей, - сказала она. - Я не зря в тебя  верила.  А  теперь
лучше спустись пообедать. К этому занятию можно будет вернуться и потом.
     Она ни слова не  сказала  насчет  того,  что  беспорядок  в  комнате,
пожалуй, увеличился, а в мою бывшую спальню - комнату Пэдди Эндертона -  я
даже не заглядывал.
     - Это не калькулятор, - сказал я.
     - Нет. По крайней мере я таких еще не видела. Хорошо бы показать  это
Эйлин Ксавье. Она обещала заглянуть к нам позже. Пошли - и мать чуть не за
руку отвела меня на кухню.
     Я поел. Не помню что.
     Мамина стряпня была тут ни при чем. Просто мыслями я был еще наверху,
и кончики пальцев зудели от нестерпимого желания  прикоснуться  к  черному
пластику. К тому же трое мужчин, приглашенных доктором Эйлин охранять нас,
говорили так много и громко - преимущественно о  способах  консервирования
мяса, - что кто угодно рвался бы прочь из кухни. Разумеется, с их  стороны
было очень любезно заботиться о нашей безопасности, и в этом отношении  им
цены не было. Однако, глядя на них, я понимал тягу матери к космолетчикам.
Даже Пэдди Эндертон, грязный Пэдди Эндертон находил более интересные  темы
для разговора, чем преимущества засолки перед вялением или маринованием.
     День клонился к вечеру, небо уже темнело, когда  я  вернулся  наверх.
Теперь на моих плечах лежала большая ответственность, и я ощущал ее  груз,
когда включал этот калькулятор, или дисплей, или что-то-там-еще. Ведь если
к нам собирается доктор Эйлин, мне надо быть в состоянии  ответить  на  ее
возможные вопросы.
     Самым главным из них был один, который я то и дело задавал себе  сам,
но ответа не знал до сих пор: если это и есть то, что искали  те  четверо,
ч_т_о_ в _н_е_м _т_а_к_о_г_о _в_а_ж_н_о_г_о_? Для меня  этот  предмет  был
забавной головоломкой, интересной игрушкой, но уж во всяком случае не  той
вещью, ради которой стоит идти на угрозы или убийство.
     Я положил пластинку перед собой, включил  дисплей,  поставил  его  на
небольшую скорость и начал изучать три ряда темных пятен.
     В конце концов я научился пользоваться ими -  это  оказалось  не  так
сложно. Хотя при неподвижном  или,  наоборот,  слишком  быстро  движущемся
изображении я вряд ли бы обнаружил, в чем там дело.
     Всего-то надо было, не сводя взгляда с изображения, нажимать в  центр
трех темных рядов. И, если смотреть внимательно, внутри светящегося клубка
появлялась еще одна - неподвижная - ярко-зеленая точка.
     Поэкспериментировав еще немного, я выяснил, что  нажатием  на  другие
пятна можно перемещать зеленую точку в любом направлении.  Вверх,  вправо,
влево, вперед, назад...
     "Ну и что? - задавала вопрос скептическая часть моего ума. - Тоже мне
прогресс. У тебя есть калькулятор со странным дисплеем. Что все-таки  этот
дисплей показывает?"
     Ответа у меня не было. Я остановил движение, нажав на  "ноль",  потом
заставил  зеленую  точку  слиться  с  ярко-оранжевой.  Оранжевая   искорка
исчезла, но больше ничего не произошло.
     Я вздохнул и пробормотал: "Мне этого никогда не понять".
     И в этот миг зеленая звездочка вспыхнула ярким светом.
     В некотором роде это была победа, хотя я ни  капельки  не  чувствовал
себя победителем. Ибо дойдя до этого места, я не мог продвинуться  дальше.
Зеленая точка горела себе и горела, словно уговаривая меня сделать  с  ней
хоть что-нибудь. А я не мог.
     Я приказывал. Я махал руками. Я жал ее, эту  проклятую  пластинку.  Я
делал все это разом. Дисплей  решительно  отказывался  реагировать,  будто
насмехаясь надо мной.
     И в довершение всего именно  в  это  время  мать  привела  в  комнату
доктора Эйлин.
     Подобно маме, доктор Эйлин была ко мне гораздо снисходительнее, чем я
сам. Я и близко не подошел к ответу на вопрос о назначении этой штуковины,
но она внимательно выслушала рассказ обо всем, что я  делал,  и  смотрела,
как я включаю и выключаю дисплей.
     -  Включается  голосовой  командой,  готова  биться  об   заклад,   -
произнесла она в конце концов.
     - Вы хотите сказать, она будет слушаться всего, что я ей скажу? Я уже
пробовал.
     - Я верю. Но я думаю, ты просто не  знаешь  пароль.  -  Доктор  Эйлин
повернулась к матери. - Молли, Джей сотворил чудо.  Но  нам  нужна  помощь
профессионалов - космолетчиков, историков. Не знаю, что это  за  вещь,  но
уверена: она не из Сорока Миров.
     - Ты хочешь сказать, она сделана еще до Изоляции?  Я  так  и  сказала
Джею.
     - Я имела в виду гораздо большее. Разумеется, эта  технология  пришла
откуда-то извне. Но посмотри-ка на этот прибор, - мы с матерью  склонились
над карточкой, - на его состояние. Ему нет двухсот  или  трехсот  лет.  Он
н_о_в_ы_й_. Им начали пользоваться год или два назад.
     - Но это значит... - Мать запнулась, и на короткое  мгновение  на  ее
лице появилось выражение, какого я не видел еще никогда. - Если он  новый,
- продолжала она, - и если это не наша  технология,  значит...  значит,  в
системе Мэйвина больше Сорока Миров.
     - Вот именно! - Теперь что-то изменилось и в голосе докторе Эйлин.  В
нем появилось возбуждение, которого мне тоже не доводилось еще слышать.  -
Молли, я думаю, вещь, которую Джей держит в руках, что бы это ни было, как
бы она  сюда  ни  попала,  фантастически  важна.  Ее  изготовили  на  Базе
Сверхскорости.
     И вновь мать стала самой собой. Ее  голос  звучал  удивленно  и  чуть
слышно.
     -  Б_а_з_а_  Сверхскорости?  Но  Эйлин,   такой   базы   никогда   не
существовало. Разве нет?



                                    8

     Где-то в полночь я вышел на крыльцо и прислонился к перилам, глядя на
сонное озеро.
     - Ступай спать, быстро, - сказала мне мать пару минут назад. - У тебя
выдался тяжелый день. Тебе надо отдохнуть.
     Конечно, она была права. Только я знал, что мне нет смысла  ложиться.
Во всяком случае с такой, идущей кругом головой. Вместо этого я  вышел  на
улицу. Судя по всему, мать и доктор  Эйлин  были  взбудоражены  не  меньше
моего:  когда  я  выходил,  они  продолжали  разговор,  словно   меня   не
существовало.
     База божьей скорости!
     - Если ты признаешь существование кораблей Сверхскорости, -  говорила
доктор Эйлин, -  то  по  чистой  логике  ты  должна  признать  возможность
существования где-то в системе Мэйвина и базы этих кораблей.
     - Почему? - вмешался я.
     - Потому что любая машина требует время от времени  починки.  Корабли
Сверхскорости должны были иметь в каждой звездной системе место, где бы их
могли обслуживать или ремонтировать.
     - А почему они тогда прекратили прилетать к нам?
     - Вот этого никто не знает. Некоторые ученые считают, что сам принцип
Сверхскорости нес в себе семена своей  гибели.  Якобы  то,  что  лежало  в
основе  двигателей  Сверхскорости,   разрушало   пространственно-временной
континуум, так что их не стоило вообще изобретать и  строить.  Религиозные
деятели говорят, будто Изоляция Мэйвина и Сорока Миров есть  наказание  за
наши  грехи  на  Эрине.  И,  разумеется,  я  тысячу  раз  слышала,   будто
Сверхскорости вообще не было, что это всего лишь легенда. - Она посмотрела
на мать в упор. - Ты можешь ответить этим людям, что человечество родом не
с Эрина, это очевидно, и спросить, каким образом мы сюда попали.  Впрочем,
это ничего не даст. Большинство таких людей и в эволюцию-то не верят.  Они
верят только в то, что видят собственными глазами - ну, например, в  Джея,
сидящего напротив.
     Подозреваю, это был камешек в огород Дункана Уэста,  хотя  вслух  его
имя и не упоминалось. Так или иначе было ясно, во  что  она  ставит  таких
людей. Я посмотрел на маленькую пластмассовую  пластинку,  лежавшую  перед
нами на столе. Мы все еще не знали, почему из-за  нее  готовы  были  убить
человека. Но если она действительно попала сюда с Базы Сверхскорости,  она
представляла собой достаточную ценность для доктора Эйлин, да и  для  меня
тоже. Эх, знать бы еще, в чем она, эта ценность...
     - Вы думаете, Пэдди Эндертон был на этой Базе? - спросил я.
     - Вряд ли. Были бы и другие доказательства.
     - Так они есть!
     Я рассказал про телекон и определитель направления,  который  он  мне
дал.
     - Хорошо бы посмотреть завтра, - сказала доктор Эйлин,  обрекая  меня
на еще один головокружительный подъем на водокачку. - Но я  имела  в  виду
более явные доказательства. Если бы он побывал там сам, он вернулся  бы  с
такими доказательствами. И не делал бы из этого секрета. Но из  того,  что
ты рассказал, следует одно: он знал, где находится эта База.  И  собирался
лететь туда. Вот почему он так рвался в порт Малдун. И те, другие,  знали,
что он знает. Вот почему они были здесь вчера.
     У меня был еще один существенный вопрос.
     - Но если корабли Сверхскорости больше не прилетают к нам, почему так
важна эта самая База?
     - Джей, ты что, хочешь свести  своими  вопросами  доктора  с  ума?  -
вмешалась мать. - Ступай спать!
     Но доктор Эйлин уже отвечала:
     - Потому что остается шанс того, что на этой базе хранится  исправный
корабль  Сверхскорости.  Резервный   корабль.   Как   бы   иначе   экипажи
Сверхскорости отправлялись в рейс, зная, что ничто их не страхует?
     Если она сознательно выбирала слова, способные лишить меня  сна,  она
вряд ли нашла бы лучшие. Всего пару  месяцев  назад  моей  самой  заветной
мечтой были полеты к Сорока Мирам. И вот  доктор  Эйлин  предлагает  нечто
позволяющее летать к другим звездам!
     Но мать не сдавалась.
     - Спать, Джей. Нам с Эйлин еще много о чем надо поговорить.
     Я взял со стола Эндертонов прибор и вышел. Минуту спустя я  стоял  на
крыльце, вглядываясь в далекие огни космопорта Малдун. После вчерашнего  я
думал о нем несколько по-другому. Туда рвался Эндертон. Люди, что били мою
мать и убили Чума, были космолетчиками  и,  скорее  всего,  отправились  в
Малдун. И этот же Малдун был воротами из  нашего  мира  в  систему  Сорока
Миров, а теперь и к Базе Сверхскорости.
     Эти люди ушли, так и не получив нужной им информации. Она была у меня
в руках, но оставалась мне недоступной. Она ждала кого-то, кто подберет  к
ней ключ.
     Включается голосовой командой, сказала доктор что-что  Эйлин.  Ну,  а
голос у меня есть.
     Я вернулся в дом и поднялся к себе. Но спать не лег.
     Потребовалось  несколько  минут,  чтобы   восстановить   изображение,
которое мне удалось получить днем: зеленую искорку,  перемещавшуюся  среди
других огоньков.
     Если есть слова, которые  заставят  эту  штуку  сделать  что-то  еще,
какими они должны быть?
     - База Сверхскорости!
     Никакой реакции.
     - Сверхскорость! Корабль Сверхс