, а Салдо слишком молод, чтобы во всем на него  можно
было положиться. Конечно, он может посоветоваться со старшими, но в  Салдо
было упрямство, с которым,  как  сознавал  Хелльстром,  ему  еще  придется
побороться. Салдо мог решить и не спрашивать совета у лучших умов Улья.
   - Я задал вам вопрос, - не  отставал  Джанверт,  наклоняясь  в  сторону
Хелльстрома.
   - Я лишь прошу своих помощников помочь мне успокоить  вас  и  уговорить
присоединиться к нашему ленчу,  -  уставшим  голосом  ответил  Хелльстром.
Купится ли Джанверт на это?
   - Черта лысого! - отрезал  Джанверт.  Он  снова  посмотрел  на  пожилую
женщину. Та все еще стояла в ожидании за Хелльстромом,  придерживая  одной
рукой открытую дверь на кухню. Почему эта старая ведьма молчит?  Она  что,
будет так стоять, пока ей не укажут, что делать? По всей видимости, да.
   Молчание затягивалось.
   "Не ошибся ли я в нем? - подумал Хелльстром. - Дать  ли  знак  прислуге
продолжать, как было оговорено?"
   "Чего, черт побери, они ждут?" - выругался про себя Джанверт.  А  потом
вспомнил, что Перуджи говорил о "молчаливых" женщинах и  о  том,  что  они
изучают какой-то трудный диалект. Впрочем, эта  старая  ведьма  совсем  не
походила на актрису. Глаза ее оставались живыми и  встревоженными,  однако
лишь покорная терпеливость читалась в постановке ее плеч и в том, как  она
держала открытую дверь.
   "Мы должны рискнуть", - решил Хелльстром.
   Он прервал тишину.
   - Миссис Нильс, будьте добры, принесите  нам  две  порции,  только  для
Фэнси и меня. Мистер Джанверт не будет есть с нами. В то же  самое  время,
притворяясь, что чешет голову, он дал ей знак продолжать  все  по-старому.
То, что он сказал,  прозвучало  для  миссис  Нильс,  которая  была  просто
бесполой работницей,  подготовленной  специально  для  этой  работы,  лишь
бессмысленным набором звуков. Однако она прочитала этот  знак,  кивнула  и
удалилась на кухню.
   Джанверт вдруг почувствовал аппетитные запахи, исходившие из  кухни,  и
стал сомневаться, не ведет ли он себя по-глупому. Разве эти  люди  рискнут
здесь, на ферме, отравить его? Конечно, верить им нельзя,  но...  Да,  они
могут попытаться сделать это. Хотя тщательные приготовления  смущали  его.
Хелльстром, конечно, знал о смерти Перуджи. Кто еще  мог  приказать  убить
его? Но кого тогда они  дожидались  к  ленчу?  Если  они  знали  о  смерти
Перуджи,  значит,  лишний  прибор  был  поставлен  для  отвода  глаз.  Это
означает, что в пище нет никакой отравы. Господи!  До  чего  же  аппетитно
пахнет! Его любимые отбивные!
   Хелльстром спокойно смотрел за окно  с  противоположного  конца  стола,
ведя себя в той же самой небрежной и безучастной манере.
   - Знаешь, Фэнси, мне всегда нравилось обедать здесь. Нам следует почаще
обедать здесь, а не второпях на съемочной площадке.
   - Или вообще пропускать ленч, - заметила она. -  Да,  я  несколько  раз
замечала это.
   Хелльстром похлопал по своему животу.
   - Особого вреда не  будет,  если  пропустишь  разок  обед.  Я  все-таки
толстею.
   - Я как раз хотела напомнить вам об этом, - продолжила молодая женщина.
- Вы испортите себе желудок, если будете продолжать в том же духе.
   - У нас слишком много дел, - произнес Хелльстром.
   "Да они просто сумасшедшие! - подумал  Джанверт.  -  Болтают  о  всякой
всячине в такой-то момент!"
   В дверях снова показалась миссис Нильс Хелльстром, повернулась,  и  они
увидели по  тарелке  в  каждой  руке.  Она  несколько  секунд  постояла  в
нерешительности рядом с Хелльстромом, но потом  первой  обслужила  молодую
женщину. Когда обе тарелки были поставлены на стол, Хелльстром дал ей знак
принести пиво, которое считалось у них поощрением за  особые  услуги  и  в
которое иногда  добавлял  снотворное  и  кое-что  посильнее  специалистам,
признанным негодными и подлежащими отправке в чан.
   Джанверт посмотрел на тарелку, стоявшую перед женщиной, сидевшей  рядом
с ним. От нее поднимался пар. В соусе, которым была залита свинина,  можно
было разглядеть большие грибы. Гарниром служил шпинат и жареный картофель,
и миссис Нильс Хелльстром  ложкой  перемешала  его  со  сметаной.  Молодая
женщина пока просто сидела, сложив руки и потупив  взор.  О  Господи,  она
что, молится?
   Он вздрогнул от неожиданности, когда Хелльстром  сложил  обе  руки  над
своей тарелкой и начал говорить нараспев:
   - Великий Боже, за пищу, которую мы сейчас станем есть,  возносим  тебе
благодарение. Да осенит твое божественное провидение нас, разделяющих  эту
жизнь. Аминь.
   Молодая женщина повторила за ним:
   - Аминь.
   Полнота чувства в голосе Хелльстрома вызвала смущение у Джанверта.  Как
и эта дамочка, когда она в конце присоединилась к его  молитве.  Наверное,
так принято у них. Этот ритуал потряс  Джанверта  сильнее,  чем  он  хотел
признаться самому себе,  и  вызвал  гнев.  Они  продолжают,  черт  побери,
играть!
   Аромат, исходивший от тарелки, добавил еще больше раздражения.  Молодая
женщина потянулась за вилкой. Сейчас  они  начнут  уминать  это  проклятое
мясо!
   - Вы уверены, что не будете ничего есть? - поинтересовался Хелльстром.
   С неожиданным злорадством Джанверт протянул руку мимо молодой  женщины,
взял тарелку Хелльстрома и ответил:
   - Конечно. Рад, что вы спросили. - Он торжествуя поставил тарелку перед
собой, намеренно одарив их сияющей улыбкой, когда похищенная им тарелка  с
мясным блюдом ударилась о тарелку с гарниром. "С блюдом, которое собирался
отведать Хелльстром, - подумал он, - все должно быть в порядке".
   Хелльстром отбросил голову назад и рассмеялся, не в  силах  сдержаться.
Он вдруг подумал, что Улей в его  лице  получил  новые  качества,  которые
повысят его жизнеспособность и помогут ему в  сражении  с  Внешним  миром.
Джанверт вел себя именно так, как он надеялся.
   Мимека с улыбкой на лице  сквозь  приспущенные  ресницы  посмотрела  на
Хелльстрома.  Поведение  Джанверта  было  легко  предсказуемым,  как  и  у
большинства Чужаков. Он вел себя точно так, как  говорил  Хелльстром.  Она
должна была признаться самой себе, что  была  охвачена  сомнениями,  когда
Хелльстром знаками на  языке  жестов  Улья  объяснил  ей  свой  план.  Вот
Джанверт накладывает гарнир в свою тарелку, берет нож и вилку. Так,  очень
скоро он станет послушным.
   Хелльстром вытер слезы смеха из глаз уголком салфетки и крикнул:
   - Миссис Нильс! Принесите еще одну порцию.
   Дверь открылась, и из проема на них посмотрела пожилая женщина.
   Хелльстром указал на пустое место перед собой, делая знак принести  еще
одну порцию.  Она  кивнула,  нырнула  обратно  в  кухню  и  почти  тут  же
возвратилась с еще одной, наполненной доверху тарелкой.  "Наверное,  своей
собственной",  -  подумал  Хелльстром.  Он  надеялся,  что  еще  осталось.
Нейтрализованные работники так радовались редкому случаю съесть  что-либо,
отличное от обычной кашицы, поступающей из чанов. Он успел  даже  спросить
себя, откуда взялась эта свинина  -  вероятно,  это  плоть  того  молодого
работника, который  погиб  прошлой  ночью  в  генераторной.  На  вид  мясо
казалось нежным. И он подумал, беря в руки нож и вилку:  "Благослови  его,
вошедшего в вечный поток жизни, ставшего частью всех нас!"
   Мясо было не просто нежным, оно было  сочным,  и  Джанверт  не  скрывал
своего восхищения.
   - Ешьте, сколько хотите, - сказал Хелльстром, махнув рукой с вилкой.  -
Мы  употребляем  лишь  продукты  высшего  качества,  а  миссис   Нильс   -
великолепный повар.
   "И это действительно так", - мысленно продолжил он, вонзаясь  зубами  в
сочное мясо. Он надеялся, что она оставила по крайней мере одну порцию для
себя. Она заслужила эту награду.


                   Из записей Тровы Хелльстром:
                   "Моделью проникновения  Улья  в  окружающие  нас  формы
                жизни  может  служить  четырехмерный  тессеракт-куб.   Наш
                тессеракт представляет  собой  мозаичную  конструкцию,  ни
                одна из частей которой не может быть изъята  и  чьи  грани
                нерасторжимо сцеплены между собой. Таким  образом,  модель
                дает нам полностью независимые среду обитания и  временную
                линию,  входящими   при   этом   в   значительно   большую
                планетарную систему и во Вселенную. Никогда не  забывайте,
                что наш тессеракт неразрывно связан  с  другими  системами
                столь сложным  и  запутанным  образом,  что  мы  не  можем
                бесконечно  маскироваться.  Мы  рассматриваем   физические
                измерения  нашего  Улья  как  среду   обитания   лишь   на
                определенной стадии развития. И мы перерастем эту  стадию.
                И поэтому главной заботой наших специалистов-руководителей
                должно  быть  расширение  генетического   спектра   такого
                важного качества,  как  приспосабливаемость.  Впоследствии
                нашей целью станут и другие среды обитания".


   - Разговор был довольно любопытный, если  судить  по  его  концовке,  -
заметила Кловис Карр.
   Линкольн Крафт посмотрел на нее  через  большой  плоский  стол.  За  ее
головой в окне он видел край горы Стинс.  Из  расположенного  этажом  ниже
торгового комплекса уже начал доноситься шум дневного оживления. Слева  от
него висел плакат, дающий детальные рекомендации, как предотвратить  кражу
скота. Третьим пунктом был "нерегулярный обход оград", и  его  взгляд  все
время возвращался к этой цифре, находя в ней какое-то волшебство. Было уже
почти три часа дня. Трижды ему звонили из офиса в Лейквью,  и  каждый  раз
ему приказывали "оставаться на месте".
   Кловис Карр поудобнее устроила свое маленькое  худое  тело  на  жестком
сиденье своего деревянного стула. Теперь, когда она  расслабилась,  на  ее
обманчивом  молодом  личике  появились  резкие  морщины,  указывавшие   на
возраст. Она была с Крафтом с начала одиннадцати, сперва еще в мотеле, где
им сообщил  о  смерти  Перуджи  нахальный  коротышка,  назвавшийся  просто
Джанвертом. Крафт почти сразу же понял, что Джанверт  и  эта  Кловис  Карр
связаны, и картина после  этого  начала  проясняться.  Эти  двое  были  из
команды Перуджи. С этого момента Крафт вел себя крайне осторожно:  каждый,
кто был связан со Службой Безопасности Улья, отлично  знал  о  подозрениях
Хелльстрома относительно последних "непрошеных гостей" из  Внешнего  мира.
Эти двое подозревают его, вскоре понял Крафт. Эта женщина прилипла к нему,
словно пчела к меду.
   Третий звонок - от шерифа Лафама из управления  в  Лейквью  -  заставил
Крафта нервничать еще больше, чем когда летом во время прочесывания людьми
Улья исчез ребенок и вся семья кинулась на его поиски в район фермы. Тогда
удалось  выкрутиться   благодаря   торопливо   сварганенной   истории   со
свидетелями,  что  ребенок,  соответствовавший  описаниям,  был   подобран
какой-то парой на старом автомобиле всего в квартале от того места, где  в
последний раз был замечен.
   Приказы Лафама в последнем звонке были точны:
   - Ты останешься в своем офисе, пока не прибудут агенты ФБР, ты слышишь,
Линк? Это работа, требующая настоящих профессионалов. Поверь мне.
   Крафт был в растерянности и не  знал,  что  ответить  на  это.  Он  мог
сыграть оскорбленного профессионала (но этого шериф никогда не забыл  бы);
он мог подчиниться, как послушный слуга общества; он  мог  играть  глупого
ковбоя-провинциала для  этой  дамочки  или  умудренного  житейским  опытом
человека. Он не знал, какая из этих  личин  может  дать  ему  лучший  шанс
реально помочь Улью. В одном случае его могли ошибочно  недооценить,  хотя
теперь он сильно сомневался в вероятности этого. В  другом  -  мог  многое
понять по тому, что они не делали.
   Например, они не оставляли его одного.
   Рефлексы, воспитанные Ульем и призывающие  любой  ценой  защищать  его,
заставляли нервничать все больше и  больше,  чувство  опасности  усиливало
страх;  но  что  бы  ни  приходило  ему  в   голову,   везде   преобладала
необходимость поддерживать маскировку. В конце концов он ничего не  делал,
кроме как выполнял приказы шерифа Лафама - сиднем  сидел  в  своем  офисе,
дожидаясь прибытия агентов ФБР.
   Эта женщина Карр раздражала его. И пока она тут следит за  ним,  он  не
мог позвонить Хелльстрому. Она знала, что он  нервничает,  и  это  ее  как
будто забавляло. Словно он не знает, какая липа  ее  легенда!  Отпускница?
Она что ли?!
   Кожа ее лишь слегка подзагорела, суровый и прямой взгляд холодных серых
глаз, твердая челюсть, тонкий неулыбающийся  рот.  Он  подозревал,  что  в
большой черной сумке, лежавшей  у  нее  на  коленях,  находится  пистолет.
Что-то в ней было от телевизионных моделей - та  же  целенаправленность  в
движениях, отдаленность, которую не могла скрыть  поверхностная  бойкость.
Она была из тех миниатюрных женщин, которые не теряли  своей  энергичности
до самой смерти. Ее одежда во всем  отвечала  облику  человека  с  Запада,
собравшемуся  провести  отпуск,  -  широкие   брюки   из   грубой   ткани,
соответствующая  им  блузка  и  жакет  с  медными  пуговицами  -  вся  еще
неношенная, словно подобранная гардеробщицей в соответствии  со  сценарным
списком. Она совсем не подходила ее стилю. Голубой  платок  на  ее  темных
длинных волосах завершал картину несоответствий. Левая рука держала черный
кошелек  из  грубой  холщовой  материи  в   напускной   небрежной   манере
женщины-полицейского. Крафт теперь уже не сомневался, что в нем  находится
пистолет. Хотя она всеми  силами  стремилась  не  показывать  Крафту  свои
документы, шерифу Лафаму было известно ее имя, и  он  обращался  с  ней  с
уважением, свидетельствующем о ее высоком официальном статусе.
   - Опять шериф,  верно?  -  спросила  она,  кивая  в  сторону  телефона,
стоявшего на столе Крафта.
   В ее голосе звучало неприкрытое  презрение,  Кловис  понимала  это,  но
решила, какого черта ее это должно заботить. Ей не  нравился  толстоносый,
бровастый шериф, и эта антипатия вызывалась не только  ее  подозрениями  о
его причастности  к  гибели  ее  товарищей-агентов.  Он  был  с  Запада  и
выказывал явную любовь к вольной жизни. Одного этого было достаточно. Она,
как и Эдди Джанверт, предпочитала  атмосферу  ночных  клубов,  а  тут  это
чертово задание! Кожа на щеках и носе натянулась и болела от  загара,  еще
больше усиливая ее раздражение.
   - Да, шериф, - признал Крафт. Зачем отрицать это? По его ответам  легко
было догадаться о вопросах, задать которые мог только шериф. -  Нет,  сэр,
агенты ФБР еще не прибыли... Да, сэр, я не выходил из офиса.
   Кловис Карр фыркнула:
   - Что они узнали о смерти Перуджи? Что показало вскрытие?
   Крафт несколько секунд внимательно разглядывал ее. Был  один  момент  в
сообщении шерифа, который следовало  тщательно  взвесить.  Когда  появится
команда ФБР, шериф просил Крафта передать сообщение ее руководителю. Вроде
бы совсем простое. Прокурор все еще не  пришел  к  твердому  заключению  о
"легальной основе вмешательства". Крафт, однако, должен был сказать, чтобы
агенты ФБР действовали, исходя  из  того,  что  "презумпция  невиновности"
применима  по  отношению  к  деятельности  Хелльстрома   в   международной
коммерции, дающей ему  подобную  основу.  По  словам  шерифа  команда  ФБР
прибудет в Фостервилль с минуты  на  минуты,  и  шериф  хотел,  чтобы  ему
немедленно сообщили, как только они появятся. Машины послали в аэропорт, и
там уже находились "люди Джанверта" для получения инструкций.
   Крафт записал слова "презумпция невиновности" в блокнот, лежавший рядом
с телефоном. Теперь он думал, не снимет ли подозрения, если  он  поделится
тем сообщением с этой женщиной. Он знал, что должен передать его  ФБР,  но
то другое дело. Может, он что-то выгадает теперь из этого?
   - Еще нет информации насчет вскрытия, - сказал Крафт.
   - Вы записали "презумпция  невиновности"  в  свой  блокнот,  -  указала
Кловис. - Это что, мнение прокурора?
   Крафт решил ничего не говорить ей.
   - Мне лучше обсудить это с ФБР  без  вас.  Кстати,  вы  мне  так  и  не
сказали, какое ко всему этому отношение имеете вы.
   - Да, не  сказала,  -  ответила  Кловис.  -  Вы,  мистер  Крафт,  очень
осторожный человек, правильно?
   Он кивнул.
   - Да. Ну и что?
   Злая улыбка искривила уголки ее рта.
   - И вам не нравится сидеть здесь, словно на привязи.
   - Да,  не  нравится,  -  согласился  он.  "Откуда  у  нее  такая  почти
совершенно  нескрываемая  враждебность  по  отношению  к  нему?  Это  что,
рассчитанная провокация или  проявление  чего-то,  еще  более  опасного  -
недоверия местному шерифу? Он решил, что скорее это недоверие  к  нему,  и
подумал, как ему вести себя. Хелльстром и Совет Безопасности  обсуждали  с
ним планы действий на случай возникновения подобных затруднений, но они ни
разу не обыгрывали ситуацию, такую сложную, как эта.
   Кловис бросила взгляд через плечо в окно. В офисе было жарко, и жесткий
деревянный  стул  раздражал  ее.  Ей  очень  захотелось  холодной  воды  и
прохладного бара, с его мягкими стульями, тепла  и  восхищения  Джанверта.
Уже неделю она играла роль его сестры, проводящей с ним отпуск на  Западе.
Это  прикрытие  стало  ненужным  после  смерти  Перуджи.  Отношения  порой
натягивались до предела. Приходилось общаться  с  Ником  Майерли,  который
играл роль их отца. Да еще ДТ совал нос во  все  дела.  Шпионил  за  ними,
несомненно. ДТ настолько не скрывал характера своего  поручения,  что  это
просто возмущало. Еще этот проклятый, такой узкий фургон, где  приходилось
спать, и расследование, которое никому из них не нравилось,  так  что  все
это вымотало их. Бывали моменты, когда они предпочитали не  разговаривать,
чтобы не доводить дело до драки. Все это накопившееся  раздражение  сейчас
выплеснулось наружу на Крафта. Она  поняла  это,  но  она  и  не  пыталась
сдержаться.
   Стоянку на улицу начали заполнять  автомобили  домохозяек,  отправивших
делать дневные покупки. Кловис поглядела на эти машины,  надеясь  увидеть,
как из одной из них  выходит  команда  ФБР.  Но  увы,  ничего.  Она  снова
посмотрела на Крафта.
   "Я могу сказать этому идиоту-шерифу, что тепленькое место на кладбище в
шести футах под землей мы ему уже приготовили, - подумала  она.  Это  была
игра, в которую она любила играть с теми, кто  ей  не  нравился.  Конечно,
Крафта это потрясет и он  станет  настороже.  Он  уже  выказывал  признаки
нервозности. И конечно, никто не собирался убивать этого сукиного сына. Но
у Крафта будут неприятности. Шеф потянул за ниточки в Вашингтоне, и  Крафт
уже чувствует их натяжение через столицу штата и шерифа в Лейквью.  Как  в
театре марионеток. Федеральная власть дышит у  Крафта  за  плечами,  и  он
чувствует это дыхание. Он все еще хочет проверить ее документы, но вот уже
больше часа он никак не может решиться спросить их у нее прямо. К счастью:
у нее были только документы, прикрывающие  легенду,  в  которых  она  была
Кловис Майерли, а ему уже представили ее, как Кловис Карр.
   - Довольно необычный  способ  расследования  дела  об  исчезновении,  -
заметила она, поворачиваясь, чтобы рассмотреть афишу на стене. Ага,  кража
скота и как с этим бороться!
   - Еще  более  необычный  способ  расследования  необъяснимой  смерти  в
мотеле, - заметил в свою очередь Крафт.
   - Убийства, - поправила Кловис его.
   - Свидетельств тому я еще не видел, - сказал Крафт.
   - Увидите.
   Он не сводил  глаз  с  загоревшего  на  солнце  лица  Кловис.  Оба  они
понимали, что все в этом деле было необычным. Слова шерифа все еще звучали
в голове Крафта: "Сейчас мы в этом деле просто бедные родственники. В игру
теперь вовлечено  само  правительство.  Это  не  обычное  дело,  ясно?  Не
обычное. Позднее между собой мы все уладим, но не сейчас,  а  пока  что  я
хочу, чтобы ты вел себя тихо, и пусть ФБР делает что хочет. Возможно,  они
сцепятся с ребятами из слу