Фрэнк Херберт. 

                             Улей Хелльстрома


   -----------------------------------------------------------------------
   Frank Herbert. Hellstrom's Hive (1973). Пер. - Д.Савельев, Я.Савельев.
   Авт.сб. "Создатели небес". Ангарск, "Амбер, Лтд", 1995.
   OCR  spellcheck by HarryFan, 10 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------


                               Я приветствую тот день, когда войду в чан и
                            присоединюсь к своему народу".
                                   Из дневника праматери Тровы Хелльстром:
                                   (26 октября 1896 г.)


   Мужчина с биноклем полз на животе, продвигаясь  вперед  по  коричневой,
нагретой солнцем траве. В ней копошились насекомые, которых он  не  любил,
однако заставлял себя не обращать внимания  на  них,  сосредоточившись  на
том, чтобы достичь тени дуба на гребне холма, стараясь  как  можно  меньше
тревожить как растительность, скрывавшую и царапавшую его, так и  ползущих
по его незащищенной коже существ.
   Узкое, загорелое и в глубоких морщинах  лицо  выдавало  его  возраст  -
пятьдесят один год - однако волосы, черные и лоснящиеся,  торчащие  из-под
его солнцезащитной шляпы цвета хаки, противоречили этому в  той  же  мере,
как и его движения, быстрые и уверенные.
   На гребне холма он несколько раз глубоко вздохнул, пока очищал от  пыли
линзы бинокля чистым льняным носовым платком. Затем раздвинул сухую  траву
и, сфокусировав бинокль,  стал  внимательно  разглядывать  ферму,  которая
распростерлась по всей долине у подножия холма. Был самый  разгар  жаркого
осеннего полудня, и  туманная  дымка  затрудняла  ему  наблюдение  даже  с
помощью бинокля с линзами особого производства. Он попытался применить тот
же способ, как и при стрельбе из ружья: затаив дыхание, сконцентрироваться
на быстром просмотре одним глазом, сохраняя неподвижным этот дорогостоящий
прибор из стекла и металла, способный  различать  самые  крошечные  детали
удаленного объекта.
   Его напряженный взгляд изучал именно эту странно отдаленную  от  других
мест ферму. В длину долина достигала почти полмили, имея по большей  части
ширину около пятисот ярдов, и суживалась к горловине,  где  тонкий  ручеек
пробивал себе дорогу, стекая с черного скалистого уступа.  Строения  фермы
занимали свободное от растительности пространство земли на дальнем  берегу
узкого  ручья,  чье  извивающееся,  затененное  ивами  ложе  лишь   смутно
напоминало о весеннем разливе.  Пятнышки  зеленого  мха  отмечали  течение
ручья, и в нескольких мелких заводях вода, казалось, вовсе не текла.
   А за ручьем тянулись строения - скопления потрепанных непогодой досок и
ослепляющего  стекла,  своей  грубой  отделкой  резко  контрастирующие   с
аккуратно убранными грядками, располагавшимися параллельными рядами внутри
ограды, четким прямоугольником охватывавшей всю  остальную  часть  долины.
Здесь же  находился  и  дом  старой  постройки,  с  двумя  дополнительными
крыльями, ниша в одном из которых выходила на  ручей.  А  справа  от  дома
располагался огромный сарай  с  большущими  дверями  на  втором  уровне  и
выступающей куполообразной пристройкой по  всему  коньку  крыши;  не  было
никаких окон, но по всей длине и на торце виднелись вентиляционные жалюзи.
За этим сараем вверх по склону холма стояли обветшавший  навес,  еще  одно
деревянное строение поменьше - за домом фермы, вероятно, насосная станция.
В северной части, внизу, рядом с более высокой основной  оградой  виднелся
приземистый квадратный бетонный блок со стороной около  двадцати  футов  и
ровной крышей - по-видимому, новая насосная станция, но более напоминавшая
защитный блокхауз.
   Наблюдатель - Карлос Депо - мысленно отметил, что долина  соответствует
описаниям. Хотя в рапортах было много недочетов: полное  отсутствие  людей
(несмотря  на  довольно   отчетливое   и   раздражающее   гудение   машин,
доносившееся из сарая), нет и дороги, которая должна была  бы  протянуться
от северных ворот к строениям фермы  (самая  ближайшая  -  узкая  тропа  -
подходила к долине  с  севера,  но  обрывалась  у  ворот  за  блокхаузом).
Тропинка со  следами  узких  отпечатков,  по  всей  видимости,  от  колес,
тянулась от ворот к ферме и сараю.
   Дальше вверх по долине ее  склоны  становились  круче,  а  в  отдельных
местах,  где  проступали  коричневые  скалы,  у  вершины  делались   почти
отвесными. И такой же скалистый выступ вознесся в сотне  футов  справа  от
Депо. Несколько следов животных лентой тянулись среди  дубов  и  мадроний,
растущих на склонах долины.  Черная  скала  крохотного  водопада  скрывала
южный край, где тонкое светло-коричневое переплетенье воды превращалось  в
поток.  На  севере,  за  пределами  долины,  находились  обширные  луговые
пастбища  со  случайными  группками  сосен,  перемежающимися  с  дубами  и
мадрониями. А на самом севере паслись коровы, и, хотя за  границами  фермы
ограды не было, по высокой траве можно было  безошибочно  определить,  что
пасущиеся животные не осмеливались слишком близко подходить к этой долине.
И это тоже соответствовало рапортам.
   Удовлетворенный, что долина таки соответствует описаниям,  Депо  пополз
назад за гребень и залег в тени дуба. Перевернувшись на спину, он  положил
небольшой рюкзачок так, чтобы можно было заглянуть в него.  Он  знал,  что
его одежда благодаря своей окраске сливается с травой, но, тем  не  менее,
еще никак не мог решиться приподняться и сесть, предпочитая прислушиваться
и ждать. В рюкзачке были  футляр  для  бинокля,  два  сандвича  с  тонкими
кусками  мяса,  завернутые  в  пластиковую  обертку,  замусоленный  журнал
"Узнать птицу с первого взгляда", хорошая тридцатипятимиллиметровая камера
с длинными линзами, апельсин и пластиковая бутылка с теплой водой.
   Достав сандвич, он некоторое время полежал, уставясь вверх сквозь ветви
дуба, ни на чем конкретно не  останавливая  взгляда  бледных  серых  глаз,
выдернул черную  волосинку,  вылезшую  из  ноздри.  Все  вокруг  выглядело
странно. Уже середина октября, а Агентство до сих пор не  смогло  заметить
ни одного фермера в этой долине - за все время сборка урожая.  Однако  сам
урожай был собран - это ему стало ясно с  первого  взгляда.  Депо  не  был
фермером, но ему показалось, что он узнал кукурузные  охвостья,  хотя  все
стебли и были убраны.
   Он спросил себя, зачем  понадобилось  убирать  эти  стебли.  На  других
фермах, виденных им по пути сюда, все еще валялись  в  беспорядке  остатки
урожая. Он не был уверен, но ему показалось, что была еще одна  загадка  в
сообщении об этой долине, которая  так  сильно  заинтересовала  Агентство.
Неясность, прореха в его знаниях беспокоили его, и он решил уточнить  все.
Они что, сожгли стебли?
   Вскоре,  не  заметив  вокруг  себя  никаких  наблюдателей,  Депо   сел,
прислонившись спиной к стволу дуба, съел сандвич и запил его теплой водой.
С начала дня это была первая трапеза, какую он  позволил  себе.  Он  решил
оставить на потом апельсин и второй  сандвич:  ему  предстоял  еще  долгий
медленный спуск назад среди сосен  к  тому  месту,  где  был  спрятан  его
велосипед. Еще полчаса езды на  велосипеде  до  Тимьены,  где  он  оставил
автофургон.
   Депо решил, что не стоит рисковать и лучше возвратиться до  наступления
темноты. Он понимал, что до того,  как  он  доберется  к  автофургону,  он
успеет проголодаться. Ему это не впервой. Необычный характер этого дела по
мере приближения к этой ферме становился для него  все  более  отчетливым.
Что ж... его предупреждали об этом. С упрямой настойчивостью продолжал  он
придерживаться той выбранной им  мысленной  линии  поведения  в  отношении
питания, что, как он понимал, ему придется делать до  самого  возвращения.
Местность оказалась гораздо более открытой и  лишенной  растительности,  в
которой было спрятаться, чем он ожидал по аэрофотоснимкам, хотя в докладах
Портера это особенно подчеркивалось. Впрочем, Депо  решил  приблизиться  к
долине с другой стороны и поискать там укрытие. Только высокая  коричневая
трава скрывала его продвижение через широкое пастбище и подъем на холм.
   Покончив с сандвичем и утолив жажду половиной имевшейся  у  него  воды.
Депо закрыл бутылку и отправил ее и  остатки  еды  в  рюкзачок.  Несколько
секунд он внимательно всматривался в тропу позади  себя:  не  крадется  ли
кто-нибудь за ним. Никаких признаков этого он не заметил, хотя беспокоящее
его ощущение, что за ним наблюдают,  не  покидало  его.  Длинная  тень  от
заходящего солнца скрывала его движение. Но тут уж  ничего  не  поделаешь:
смятая  трава  указывала  след,  и  по  нему  его  можно  было  без  труда
обнаружить.
   В три часа пополудни он проехал через городок Фостервилль, думая о  его
спящих жителях, - ему говорили, что обычно они  отказывались  отвечать  на
вопросы о ферме. На окраине имелся новый  мотель,  и  Тимьена  предложила,
чтобы они повели там ночь перед тем, как отправиться на разведку к  ферме,
но Депо это не понравилось. Что, если в  этом  городке  есть  кто-то,  кто
сообщит на ферму о чужаках?


   Да, Ферма.
   Уже некоторое время во всех  отчетах  Агентства  ее  писали  с  большой
буквы, начав незадолго до исчезновения Портера. Перед самим рассветом Депо
оставил Тимьену  за  несколько  миль  до  долины.  Сейчас  он  играл  роль
орнитолога, хотя птиц нигде не было видно.
   Депо вернулся на место и еще раз бросил короткий взгляд в  долину.  Она
прославилась тем, что в конце 60-х годов XIX века здесь произошла массовая
резня индейцев: фермеры убили  последних  представителей  дикого  племени,
чтобы отвести угрозу нападений на их стада. И единственным  свидетельством
о тех забытых днях осталось  лишь  название  долины  -  Неприступная.  Как
выяснил Депо, первоначальное ее название, которое ей  дали  индейцы,  было
Бегущая вода. Но поколения белых фермеров истощили запасы воды,  и  теперь
вода тут не бежала.
   Разглядывая долину, Депо подумал о человеческой  натуре,  отраженной  в
подобных названиях. Случайный путник, пересекая долину, не  узнав  заранее
об  этом,  мог  бы  решить,  что  она  получила  свое  название  из-за  ее
расположения и рельефа. Неприступная долина  представляла  собой  закрытое
место с одной проезжей дорогой. Крутые склоны холмов, нависающие  скалы  и
только с севера имелся выход. "Однако внешность может быть обманчивой",  -
напомнил себе Депо. Ему удалось достичь намеченной точки  наблюдения;  его
бинокль может оказаться сильным оружием, в  некотором  смысле  так  оно  и
было: крохотное оружие, нацеленное на разрушение Неприступной долины.
   А для самого Депо процесс разрушения начался, когда  Джозеф  Мерривейл,
ответственный в Агентстве за планирование операций, вызвал его  к  себе  и
дал новое задание. Мерривейл, уроженец Чикаго, ухмыльнувшись ему, сказал с
сильным английским акцентом:
   - Тебе, возможно, в этом деле придется потерять  кого-нибудь  из  своих
людей.
   Все, конечно, знали, как сильно Депо ненавидел человеческое насилие.


                   Из "Руководства по Улью":
                   "Важным эволюционным достижением  насекомых  более  ста
                миллионов лет назад явилось  бесполое,  но  репродуктивное
                насекомое,  в  результате  чего  колония  стала  элементом
                естественной  селекции,  свободным  от   всех   предыдущих
                ограничений на число специализации (выражаемых в  кастовых
                отличиях),  допускаемых  колонией.  Ясно,  что  если   мы,
                позвоночные, сможем встать на этот путь, то наши отдельные
                члены станут несравнимо более лучшими специалистами,  имея
                куда более развитый мозг. Никакой  другой  вид  не  сможет
                никогда устоять перед нами -  даже  вид  старых  людей,  с
                помощью которых мы создадим наших новых людей".


   Коротышка с обманчиво юным лицом внимательно слушал краткие инструкции,
которые давал Мерривейл Депо. Было раннее  утро,  около  девяти  часов,  и
коротышку, которого звали Эдвард Джанверт, удивило то, что  созванная  так
рано встреча, связанная с новым  назначением,  сопровождалась  лишь  таким
кратким  инструктажем.  Он  подозревал  -  что-то  не  ладилось  в   самом
Агентстве.
   Джанверт, прозванный Коротышкой за  его  рост,  хотя  ему  и  удавалось
прятать свою ненависть к этому прозвищу, был ростом всего  четыре  фута  и
девять дюймов, во многих  делах  Агентства  участвовал,  выдавая  себя  за
юношу-подростка). Мебель в офисе Мерривейла была ему не по росту, и он вот
уже в течение получаса сидел скорчившись в огромном кожаном кресле.
   Дело деликатное, вскоре понял Джанверт, а  подобного  рода  дел  он  не
любил. Их объектом был доктор Нильс Хелльстром, и по тому,  как  тщательно
подбирал Мерривейл слова, было ясно, что у  Хелльстрома  были  влиятельные
друзья. Слишком много углов, которые нельзя  обойти.  Невозможно  отделить
политику от концепции Агентства  касательно  традиционного  расследования,
которое затрагивает интересы  госбезопасности,  и  подобные  расследования
неизбежно приобретают экономическое звучание.
   Вызывая Джанверта,  Мерривейл  сообщил  лишь  о  необходимости  держать
наготове вторую, резервную команду в этом деле. Кто-то должен  быть  готов
вступить в игру по первому сигналу.
   "Ожидаются потери", - заметил про себя Джанверт.
   Он украдкой взглянул на  Кловис  Карр,  чья  почти  мальчишечья  фигура
утопала  в  другом  огромном  крутящемся   кресле   Мерривейла.   Джанверт
подозревал, что тот так обставил свой кабинет специально для  того,  чтобы
придать  ему  вид  респектабельного  английского  клуба,  под  стать   его
поддельному английскому акценту.
   "Известно ли им обо мне и Кловис?" - подумал Джанверт,  вполуха  слушая
грохочущий голос Мерривейла. Для Агентства любовь  была  оружием,  которое
использовали в случае необходимости.  Джанверт  старался  не  смотреть  на
Кловис, но все равно постоянно возвращал взгляд  к  ней.  Тоже  невысокого
роста, лишь на полдюйма выше его, гибкая брюнетка с  совершенным  овальным
лицом, слегка загоревшим под лучами  солнца,  и  северной  бледной  кожей.
Порою Джанверт ощущал свою любовь к ней как физическую боль.
   Мерривейл описывал то, что он называл "Прикрытием Хелльстрома" - снятие
документальных фильмов о насекомых.
   - Чертовски любопытно, не так ли? - спросил Мерривейл.
   - Уже не в первый раз за те четыре года, что он  провел  в.  Агентстве,
Джанверт хотелось не иметь с ним ничего общего. Он  попал  сюда  студентом
третьего  курса  юридического  факультета,   работая   летом   клерком   в
департаменте Юстиции. Джанверт обнаружил папку,  случайно  оставленную  на
столе в библиотеке отдела по праву. Охваченный любопытством, он взглянул в
нее и обнаружил один весьма деликатный рапорт на переводчика,  работавшего
в некоем иностранном посольстве.
   Его первой реакцией на  содержимое  документа  был  гнев,  смешанный  с
печалью, на правительство, до сих пор еще прибегающего  к  подобного  роду
шпионажу. Но что-то в этом документе говорило ему, что речь в нем  идет  о
какой-то сложной операции, проводимой его собственным правительством.
   Джанверт   прошел   период   "студенческих   волнений",   когда   закон
представлялся ему способом решения многих мировых дилемм, но все оказалось
обманом.  Закон  привел  его  лишь  в  эту  библиотеку  к  этому  забытому
проклятому досье, Одна  вещь  неизбежно  цеплялась  за  другую  без  четко
определенной причинно-следственной связи. Немедленный же результат  был  в
том, что владелец папки застиг его за ее чтением.
   Все последовавшее оказалось банальным и безвкусным. Временами  на  него
давили, иногда мягко, иногда жестко, принуждая согласиться его работать на
Агентство, составившее это досье. Джанверт происходил  из  хорошей  семьи,
объяснили они; его отец был видным бизнесменом - владельцем склада  оружия
в маленьком городке. Поначалу ему это казалось немного забавным.
   Однако  затем  предлагаемая   оплата   (включая   расходы)   неожиданно
подскочила  настолько  высоко,  что   он   начал   задаваться   вопросами.
Удивительная похвала его  способностям  и  отношением  к  делу  создали  у
Джанверта подозрение, что  Агентство  действует  наобум,  поскольку  он  с
трудом узнавал себя в этих описаниях.
   Наконец маски были сброшены.  Ему  прямо  сказали,  что  у  него  могут
возникнуть  проблемы  с  поступлением  на  государственную   службу.   Это
подкосило его, потому  что  все  знали,  что  он  связывал  свои  планы  с
департаментом Юстиции. В конце  концов  он  сказал,  что  попробует,  если
сможет в течение ближайших  нескольких  лет  продолжить  свое  юридическое
образование. К тому времени он уже работал  с  правой  рукой  Шефа  Дзулой
Перуджи, и тот выказывал удовольствие этим обстоятельством.
   - Агентству нужны профессионально подготовленные юристы, - сказал он. -
Порою они нужны нам как воздух.
   Но следующая фраза Перуджи заставила Джанверта вздрогнуть.
   - Кто-нибудь говорил тебе, что ты можешь сойти за подростка? Это  может
оказаться  крайне  полезным,  особенно   тому,   кто   имеет   юридическое
образование. - Эти слова снова и снова крутились  впоследствии  у  него  в
голове.
   Но в том-то и дело было, что Джанверт всегда был слишком  занят,  чтобы
закончить это столь нужное юридическое образование.
   - Возможно, в следующем году, Коротышка. Ты ведь и сам понимаешь, какой
это серьезный случай. А теперь я хочу, чтобы ты и Кловис...
   Вот  так  он  и  встретился  впервые  с  Кловис,  которая  также  имела
"полезный" юный внешний вид. Иногда она становилась его сестрой, в  других
случаях они были сбежавшими любовниками, которых "не понимали родители".
   Но со временем, хотя и не сразу, до Джанверта дошло, что досье, которое
он нашел и прочитал, имело более глубокие последствия  для  него,  чем  он
представлял,  и  вероятной  альтернативой  его  вступлению   в   Агентство
оказалась бы безымянная могила в  каком-нибудь  болоте  на  юге.  Джанверт
никогда не принимал участия в подобного рода "поселении  на  болоте",  как
эту акцию называли ветераны Агентства, участвовавшие в ней, но он  знал  о
нем.
   Так делались дела в Агентстве.


   Агентство.
   Никто и не называл его по-другому.  Экономические  операции  Агентства,
слежка и иные формы шпионажа только укрепили возникший  сразу  же  у  него
цинизм. Джанверт видел мир  без  прикрас,  сказав  себе,  что  подавляющее
большинство его знакомых не понимает, что живут они - по сути  своей  -  в
полицейском  государстве.  К  этому  неизбежно   вело   создание   первого
полицейского  государства,  достигшего  определенного  положения  в  мире.
Единственной  видимой  альтернативой  ему   было   создание   еще   одного
полицейского  государства.  Именно  это  условие  мимикрировало  во   всех
социальных сферах (это признавали и Кловис Карр, и Эдвард Джанверт). Все в
окружающем их обществе имело характер полицейского  государства.  Джанверт
заметил по этому поводу:
   - Время полицейских государств.
   Они сделали это  основой  их  решения  покинуть  вместе  Агентство  при
малейшей благоприятной возможности. Они нисколько не сомневались,  что  их
любовь и это соглашение опасны. Покинуть Агентство означало изменить  свою
личность и продолжительное время вести незаметную жизнь, характер  которой
они слишком хорошо понимали. Агенты покидали Агентство только через смерть
во время операций либо после тщательно подготовленной отставки, или иногда
они просто исчезали, а всех их  знакомых  просили  не  задавать  вопросов.
Наиболее часто в  этих  смутных  слухах  об  отставке  упоминалась  ферма,
конечно же, не ферма Хелльстрома - некий тщательно охраняемый дом  отдыха,
не помеченный ни на одной географической  карте.  Правда,  кое-кто  болтал
насчет северной Миннесоты.