в  0,8
астрономической единицы от  Солнца,  то  есть  примерно  в  120  миллионах
километров, если пользоваться более наглядными мерами. Мистер  Суваннавонг
сказал, что хватило бы  перевести  пассажиров  первого  класса  на  палубу
второго. Конечно, это было бы удобнее, чем запихивать всех,  кто  есть  на
корабле, в этот мавзолей абсолютной безопасности. Каюты второго  класса  -
тесные и мрачные, а что до третьего... лучше уж лететь вместе с грузом.
     Но второй и третий покажутся раем после 18 часов в убежище. Лучше  уж
в улье жить.
     Первый раз в жизни я позавидовала  пассажирам-инопланетянам.  Они  не
спешат в убежище, а остаются в  своих  каютах.  Их  вовсе  не  бросают  на
произвол судьбы, их каюты с индексом "Х" находятся почти  в  самом  центре
корабля. Кроме того,  у  них  автономная  защита.  Нельзя  же  ожидать  от
марсианина, что он будет обходиться без привычных  давления  и  влажности.
Это все равно, что сунуть его головой в ванну и  подержать  там.  Конечно,
если бы у него была голова.
     И все же лучше уж потерпеть 18 часов, чем всю дорогу сидеть  взаперти
в одной клетушке. Правда, марсианин способен все это время (и даже дольше)
рассматривать  тонкую  разницу  между  понятиями  "ноль"  и   "ничто",   а
венерианец попросту эстивирует. Но все это не по  мне.  Приключения  нужны
мне больше, чем покой, а то у меня дым из ушей пойдет.
     Капитан не знает заранее, долгим будет шторм или коротким. Он  обязан
предположить худшее и обеспечить безопасность пассажиров и команды.  Потом
выяснилось, что между сигналом  тревоги  и  первым  ударом  шторма  прошло
одиннадцать минут. Но это было потом... а капитан,  если  он  задним  умом
крепок, угробит и корабль, и экипаж, и пассажиров.
     Я начала понимать, что быть  капитаном  -  это  не  только  принимать
приветствия, носить четыре золотых шеврона и возглавлять экипаж  в  разных
рисковых приключениях. Капитан Дарлинг моложе Па,  но  выглядит  старше  -
из-за морщин.
     ВОПРОС: Подди, ты уверена, что сможешь командовать  исследовательским
кораблем?
     ОТВЕТ: А что такое было у  Колумба,  чего  нет  у  меня?  Не  считая,
конечно, королевы Изабеллы. Держись на курсе, девчонка!
     Я  часто  бывала  в  рубке  перед  штормом.   Станция   "Гермес"   не
предупреждает о начале шторма, скорее наоборот. Она НЕ предупреждает,  что
шторм НЕ начался. Звучит, конечно, диковато, но дело тут вот в чем.
     Наблюдатели "Гермеса" работают в абсолютной безопасности - в бункерах
на теневой стороне  Меркурия.  Их  приборы  осторожно  высовываются  из-за
горизонта  в  зону  терминатора  и  выжимают  из  Солнца   всю   возможную
информацию, включая непрерывные телефото на волнах разной длины.
     Но Солнце совершает полный оборот за 25  дней,  поэтому  "Гермес"  не
может наблюдать его все время  целиком.  Еще  хуже,  что  Меркурий  и  сам
обращается вокруг Солнца в направлении его вращения, совершая один  оборот
за 88 дней, так что, когда Солнце снова поворачивается к Меркурию  той  же
стороной, его там уже нет. Все это приводит к тому, что "Гермес" наблюдает
одно из полушарий Солнца примерно раз в семь недель.
     Само собой разумеется, что  так  нельзя  предсказать  шторм,  который
может сформироваться за день-другой, набрать силу за считанные минуты и за
секунду прикончить все живое.
     Правда,  за  солнечной  погодой  приглядывают   и   с   Луны,   и   с
искусственного спутника Венеры, и немножко с Деймоса, но информация с этих
станций запаздывает на Меркурий из-за ограниченной скорости  света.  Около
15 минут опоздания для Луны и 1000 секунд для Деймоса... многовато,  когда
счет идет на секунды.
     Но сезон сильных штормов в цикле Солнца недолог - примерно, один  год
из шести. (Я имею в виду  настоящие,  марсианские  годы.  Вообще-то,  цикл
составляет  около  одиннадцати  земных  лет,  которыми  почему-то   упорно
пользуются астрономы.)
     Это облегчает положение: пять лет из шести корабли могут  летать  без
особого риска.
     А вот во время штормов осторожный шкипер (а только такие  и  доживают
до пенсии) спланирует полет так, чтобы пересечь орбиту Земли в  то  время,
когда Меркурий лежит между  ним  и  Солнцем,  чтобы  "Гермес"  всегда  мог
предупредить  его.  Именно  так  поступил  Капитан   Дарлинг:   "Трезубец"
задержался на Деймосе на три недели, чтобы подойти к Венере под  контролем
"Гермеса" - ведь сейчас середина сезона штормов.
     Надо думать, эти задержки - нож острый для  администрации  Линии,  во
время штормов они терпят убытки. Но лучше уж потерять деньги, чем  корабль
с пассажирами.
     Тупик?  Не  совсем.  "Гермес"  может  заметить  собирающийся   шторм,
распознать такую ситуацию на  Солнце,  которая  почти  наверняка  означает
будущую вспышку. Они посылают штормовое предупреждение, а на "Трезубце"  и
других кораблях проводят учебные тревоги. А потом наступает  ожидание.  Мы
ждем день, два или целую неделю, а шторм тем  временем  или  скисает,  или
развивается и начинает плеваться всякой гадостью по всем осям координат.
     И все это время радиостанция "Гермеса" непрерывно передает  штормовое
предупреждение и сводку состояния Солнца...


     ...и вдруг передача прерывается.
     Возможно, упало  напряжение  в  сети  "Гермеса"  и  вскоре  включится
аварийный передатчик. Возможно, виновато обычное "затухание" радиоволн,  а
шторм еще не разразился, и вскоре "Гермес" пришлет ободряющую сводку.
     Но возможно, что на Меркурий  со  скоростью  света  обрушился  первый
солнечный шквал, выжег датчики приборов и  голос  станции  поглощен  более
мощным излучением.
     Дежурный офицер в рубке ничего не знает  наверняка,  а  рисковать  не
имеет права. Как только связь прерывается, он мгновенно  включает  большой
секундомер. Когда тот отстучит  положенное  время  (и  если  "Гермес"  еще
молчит)  -  раздается  сигнал  общей  тревоги.  Эта  отсрочка  зависит  от
положения корабля относительно Солнца и "Гермеса".
     Вот тут-то капитан начинает грызть  ногти  и  зарабатывает  седину  и
высокое жалование... Ведь именно  он  должен  решать,  на  сколько  секунд
отсрочить тревогу. Собственно, если учесть, что первый шквал  движется  со
скоростью света, у него вообще нет времени, потому что  частицы  достигают
корабля в то же мгновение, когда прерывается передача. А  если  корабль  в
неудобном положении, если забит радиоприем, он может  просто  не  услышать
"Гермеса". И не узнать последних новостей.
     Но он хорошо знает, что, если всякий  раз  будет  включать  сирену  и
гнать всех в убежище,  люди  перестанут  пугаться  и  в  случае  настоящей
тревоги среагируют недостаточно быстро.
     Еще он знает, что  наружная  обшивка  останавливает  любое  излучение
электромагнитного спектра. Только самое жесткое рентгеновское излучение (а
больше  ничего  не  распространяется  со  световой   скоростью)   способно
проникнуть в пассажирскую зону, да и то немного. Но чуть  погодя  приходит
настоящая опасность - тяжелые, средние,  легкие  частицы  -  весь  обычный
мусор ядерного взрыва. Все это летит быстро, но не со скоростью света.  До
встречи с ними людей надо укрыть в убежище.
     Капитан Дарлинг, исходя из  положения  корабля  и  сводки  "Гермеса",
назначил отсрочку в 25 секунд. Я спросила, почему он  выбрал  именно  этот
интервал,  а  он  только  осклабился  без  особого   веселья   и   сказал:
"Посоветовался с духом моей бабушки".
     Пока я была в рубке, дежурный пять раз включал секундомер...  и  пять
раз связь с "Гермесом" восстанавливалась.
     На  шестой  раз  секунды   истекли   одна   за   другой,   связь   не
восстановилась, и, словно труба Страшного Суда, завыл сигнал тревоги.
     Капитан с каменным лицом  подошел  к  люку,  ведущему  в  убежище.  Я
осталась на месте, надеясь, что мне позволят остаться в рубке. Собственно,
рубка - тоже часть убежища, сообщается с ним и защищена не хуже.
     Просто удивительно, сколько людей уверены,  будто  капитан  управляет
кораблем, глядя  в  иллюминатор,  вроде  как  автомобилем.  Все,  конечно,
по-другому. Рубка  расположена  в  центре  корабля,  а  управлять  гораздо
удобнее с помощью экранов и навигационных приборов. Единственный смотровой
иллюминатор расположен на носовом конце главной оси "Трезубца". Он  сделан
для того, чтобы пассажиры могли полюбоваться звездами.  Но  мы  все  время
движемся "носом к Солнцу", так что он всегда задраен.
     Я знала, что рубка в безопасности, и чуть задержалась  -  авось  меня
как "любимицу капитана" оставят здесь, и не придется  проводить  часы  или
даже дни на тесной полке среди балаболок и истеричек.
     Я могла бы и сама догадаться. Капитан чуть задержался, входя в люк  и
отрывисто произнес: "Пойдемте, мисс Фрайз".
     Я пошла. Он всегда называл меня просто "Подди", но на этот раз в  его
голосе сквозил металл.
     В убежище уже вваливались пассажиры третьего  класса,  идти  им  было
ближе всех, а члены команды  распределяли  их  по  койкам.  После  первого
предупреждения с "Гермеса" экипаж перешел на особый график:  вместо  одной
вахты в сутки они дежурили четыре  часа  и  четыре  часа  отдыхали.  Часть
команды всегда в скафандрах (надо думать, это  ДЬЯВОЛЬСКИ  неудобно).  Они
просто присутствуют в пассажирской зоне. Им запрещено  снимать  скафандры,
пока не придет смена, тоже  в  скафандрах.  Это  "охотники",  они  рискуют
жизнью, проверяя пассажирскую зону, выковыривают копуш  из  кают  и  после
всего этого пытаются вовремя добраться до  убежища,  не  получив  лучевого
удара. Все они - добровольцы.  "Охотники",  занятые  по  сигналу  тревоги,
получают солидную премию, а те, кто к этому  времени  сменился,  -  премию
поменьше.
     Первым отрядом  "охотников"  командует  старший  помощник,  вторым  -
казначей. Они не получают ни гроша, хотя по закону и традициям  последними
входят в убежище... это считается  не  только  обязанностью,  но  и  делом
чести.
     Остальные члены команды дежурят в убежище.
     Разумеется, из-за того что часть команды оторвана  от  своих  обычных
обязанностей,  обслуживание  резко  ухудшилось.  Большинство   постов   по
тревожному расписанию занимает именно обслуживающий  персонал:  инженеров,
связистов и иже с ними нельзя отрывать от работы. Так что каюты весь  день
остаются неприбранными, если не прибирать самой, обед затягивается  вдвое,
а обслуживание в холле и вовсе отменено.
     Казалось бы,  пассажиры  должны  понимать  неизбежность  этих  мелких
неудобств и благодарить людей, которые обеспечивают их безопасность.
     Как бы не так! Поверьте этому - и вы поверите чему угодно. Вы  ничего
не видели в жизни, если не видели пожилого  богатого  землянина,  которому
приходится обходиться без привычных удобств. Он думает, что  купил  все  и
вся, заплатив за билет. Я видела, как одного такого чуть удар не хватил, а
ведь он в возрасте дяди Тома и должен бы соображать,  что  к  чему.  А  он
побагровел, полиловел, понес околесицу, и  все  потому,  что  официант  не
сразу принес ему новую колоду карт.
     Официант в это время сидел в скафандре, а стюард пытался успеть в три
места разом, да  еще  отвечал  на  вызовы  из  кают.  Но  нашему  славному
попутчику на все это было наплевать, он угрожал вчинить иск Линии  и  всем
ее директорам.
     Конечно, не все ведут себя так. Миссис Грю, несмотря на полноту, сама
заправляет постель и никогда не теряет терпения. И некоторые из  тех,  кто
раньше требовал массу услуг, тоже стараются обойтись собственными силами.
     А некоторые ведут себя, прямо как избалованны дети. Это и в  детях-то
неприятно, а уж в дедушках и бабушках - просто отвратительно.
     Итак, я вошла вслед за Капитаном в убежище и сразу же убедилась,  как
четко  работает  тревожная  команда  "Трезубца".  Меня  схватили  прямо  в
воздухе, как мяч, и передали из рук в  руки.  Конечно,  при  0,1  "g"  это
нетрудно, но все равно дух захватывает. Меня запихнули  на  полку  так  же
небрежно и  безразлично,  как  хозяйка  укладывает  чистое  белье.  Кто-то
крикнул: "Фрайз Подкейн!", а другой ответил: "Есть".
     Места вокруг меня заполнялись удивительно быстро - команда работала с
невозмутимым  автоматизмом  робота-сортировщика  почтовых  капсул.  Где-то
плакал ребенок, и сквозь  плач  я  услышала,  как  Капитан  спросил:  "Это
последняя?"
     "Последняя, капитан, - ответил казначей. - Как со временем?"
     "Две минуты тридцать семь  секунд.  Твои  ребята  могут  подсчитывать
фишки - тревога не учебная".
     "Я так и подумал, Шкипер. Значит, я выиграл пари у старпома".
     Тут  казначей  пронес  кого-то  мимо   моей   полки.   Я   попыталась
приподняться, треснулась головой и глаза мои полезли на лоб.
     Пассажирка, которую он нес, была в обмороке  -  голова  ее  моталась.
Сначала я не узнала ее, потому что лицо  у  нее  было  ярко-ярко  красное.
Потом чуть не упала в обморок сама: это была миссис Роуйер.
     Эритема - первый симптом при  любом  сильном  облучении.  Даже  когда
перекалишься на  солнце  или  под  ультрафиолетовой  лампой,  первое,  что
бросается в глаза, - розовая или ярко-красная кожа.
     Но как ее угораздило схватить ТАКУЮ дозу?  Или  это  потому,  что  ее
принесли последней?
     В таком случае, обморок здесь ни при чем. Она была мертва.
     А это значило, что те  из  пассажиров,  кто  последними  добрался  до
убежища, получили  две  или  три  смертельные  дозы.  Они  еще  ничего  не
чувствуют и могут прожить еще несколько дней. Но они так  же  мертвы,  как
если бы лежали в морге.
     Сколько их! Догадаться я не могла. Возможно, точнее, вероятно, -  все
пассажиры первого класса, им дольше всех добираться, да и защита тоньше.
     Дядя Том и Кларк...
     Тут на меня накатила черная тоска и я пожалела, что была в это  время
в рубке. Если дядя Том и Кларк при смерти, мне и самой незачем жить.
     Не помню, чтобы я хоть в малой степени жалела миссис Роуйер. Конечно,
ее полыхающее лицо меня потрясло. Но ведь, правду сказать,  я  считала  ее
саму паразитом, а ее суждения - достойными лишь  презрения.  Умри  она  от
сердечной недостаточности, клянусь, я не потеряла бы аппетита. Никто  ведь
не точит слез над теми миллионами и миллиардами, что умерли  в  прошлом...
или по тем, что еще живут, или по тем, кому предстоит родиться и  в  конце
концов умереть. Включая и саму Подкейн Фрайз.  Так  не  глупо  ли  реветь,
оттого что оказалась рядом, когда та, кого  ты  не  любишь  -  фактически,
презираешь - отдает концы?
     Некогда мне было ее жалеть - я горевала о братишке и дяде. Я  казнила
себя, что не жалела дядю Тома, по каждому поводу садилась  ему  на  шею  и
заставляла все бросать, чтобы помочь мне. И за то, что так часто дралась с
Кларком. Он, в конце концов, был ребенком, а я женщина, должна понимать.
     Глаза мои наполнились слезами, и я чуть не  пропустила  первые  слова
Капитана.
     - Спутники, - сказал он ровно и твердо, - моя команда и наши гости на
борту "Трезубца"... это не тренировка, это - настоящий солнечный шторм.
     Пожалуйста, не волнуйтесь. Все мы и каждый  из  нас  -  в  абсолютной
безопасности. Наш врач проверил личный счетчик у последнего, кто  вошел  в
укрытие. Его показания не внушают опасений. Даже если сложить их  с  общей
дозой облучения самого облученного человека на борту - это,  кстати,  один
из членов команды - сумма окажется ниже опасной для здоровья и сохранности
генов.
     Повторяю. Никто не пострадал и теперь уже не пострадает,  просто  нам
предстоят некоторые неудобства. Я хотел бы вам  сказать,  сколько  времени
придется сидеть в убежище, но сам не знаю. Может  быть,  несколько  часов,
может - несколько дней.  Самый  долгий  шторм  продолжался  менее  недели.
Надеюсь, что старина Сол рассердился не всерьез. Но  нам  придется  сидеть
здесь, пока с "Гермеса" не дадут отбой. Когда шторм кончится,  понадобится
еще немного времени, чтобы проверить корабль и уровень  радиации  в  ваших
каютах. А пока будьте терпимее, повторяю, терпимее друг к другу.
     Стоило Капитану заговорить, и мне стало легче. Его голос завораживал,
он успокаивал нас, как материнская  колыбельная  -  младенца.  Я  немножко
отошла от пережитых страхов, но чуть позже принялась размышлять. Мог  ведь
Капитан Дарлинг сказать нам, что все в порядке,  просто  потому,  что  уже
ничего не поделаешь?
     Я перебрала в уме все, что  знала  о  лучевом  поражении,  начиная  с
детсадовского курса личной  гигиены  и  кончая  одной  из  пленок  мистера
Клэнси, которую я просмотрела на этой неделе.
     И решила, что Капитан сказал чистую правду. Почему? Потому что,  если
бы даже сбылись мои опасения и нас ударило бы  так  сильно,  словно  рядом
рванула ядерная бомба, все равно можно кое-что предпринять.  Нас  поделили
бы на три группы. В  первую  вошли  бы  те,  кто  совсем  не  пострадал  и
наверняка не умрет (это все, кто был  в  рубке  плюс  все  или  почти  все
пассажиры  третьего  класса,  если  они  не  мешкали).  Вторая  группа   -
облученные так страшно, что умрут наверняка, несмотря ни на  что  (скажем,
пассажиры первого класса). И, наконец, третья группа, не сказать насколько
большая, - те, кто облучен опасно, но могут быть спасены, если действовать
быстро и решительно.
     В этом случае не было бы так тихо.
     У нас забрали бы личные счетчики и  заново  пересортировали  бы  нас,
выбирая тех,  кто  нуждается  в  немедленном  лечении,  кололи  бы  морфий
обреченным и отделяли бы их от прочих, а  тех,  кто  был  в  безопасности,
собрали бы в кучу, чтобы не путались под ногами или приставили бы помогать
врачу.
     Вот как должно бы быть. Но ничего не происходило, абсолютно ничего  -
только слышалось бормотанье и  рев  малышей.  Даже  на  наши  счетчики  не
смотрели. Похоже, врач и в самом деле проверял их только у аутсайдеров.
     Следовательно, Капитан сообщил нам простую и ласкающую сердце истину.
     Я так обрадовалась, что забыла удивиться помидорной внешности  миссис
Роуйер. Улеглась поудобнее и начала обсасывать теплый и  счастливый  факт:
мой милый дядя Том не собирается умирать,  а  братик  проживет  достаточно
долго, чтобы причинить мне кучу мелких хлопот. Я даже задремала...
     ...и вдруг моя соседка  справа  завизжала:  "Выпустите  меня  отсюда!
Выпустите меня отсюда!!!"
     И снова я увидела, что такое решительные действия в особом положении.
     К нам вскарабкались двое из команды и сцапали ее. Тут  же  стюардесса
запечатала ей рот клейкой лентой и сделала укол в руку. Мою  соседку  чуть
придержали, пока она не перестала трепыхаться, а потом куда-то унесли.
     Вскоре появилась другая стюардесса. Она  собрала  личные  счетчики  и
раздала снотворное. Многие взяли, но я отказалась  -  я  вообще  не  люблю
таблеток и, уж конечно, не буду глотать препарат, который вырубит меня  на
самом интересном месте. Стюардесса настаивала, но я не сдавалась.  Наконец
она пожала плечами и отошла. Потом было  еще  три-четыре  приступа  острой
клаустрофобии (или истерических припадков, я не знаю). Со всеми справились
быстро и без шума. Убежище затихло,  если  не  считать  храпа,  нескольких
голосов и неумолчного рева младенцев.
     В первом классе детей немного, а младенцев нет  вовсе.  Во  втором  -
детей достаточно, а уж третий прямо кишит ими, словно каждая  семья  везет
хоть одного сосунка. Оно и понятно: почти весь третий класс - это земляне,
перебирающиеся на Венеру. Земля перенаселена, и человеку с большой  семьей
эмиграция  вполне  может  показаться  наилучшим  выходом.  Он  подписывает
трудовой контракт, а Венерианская Корпорация  оплачивает  перелет  в  счет
будущего заработка.
     Что ж, наверное, можно и так. Им нужно уехать, а Венере  нужны  люди.
Но я очень рада, что Марсианская Республика не субсидирует въезд, иначе бы
нас затопило. Конечно,  мы  принимаем  иммигрантов,  но  они  должны  сами
оплатить перелет и оставить в совете ДЭГ обратные билеты, причем деньги за
них не выдаются раньше