е еще один быстрый оценивающий взгляд.
     - В пилоты?
     - Если это возможно.
     - Сдается, у вас все для этого есть. Найдите мисс Роджэс.
     Кармен  ушла,  поблагодарив  его  и  ободряюще махнув нам на прощание.
Сержант  наконец  обратил  внимание  на  нас,  разглядывая меня и Карла, но
даже без намека на то дружелюбие, с каким встретил Кармен.
     - Итак? - буркнул он. - В чем дело? Стройбат?
     - О нет, сэр, - сказал я. -Я бы хотел стать пилотом.
     Он  даже  не  счел нужным задержать на мне взгляд и со скучающим видом
повернулся к Карлу.
     - Вы?
     - Я хотел бы попасть в Корпорацию исследований и развития, - сдержанно
сказал  тот. - Лучше всего что-нибудь связанное с электроникой. Думаю, я бы
там справился.
     - Возможно, если сумеете себя показать, - буркнул сержант. - Но ничего
не получится, если вы пришли с плохой подготовкой и пустой головой. А ну-ка
парни, как вы думаете: почему меня держат здесь, у двери?
     Я не понял его. Карл спросил:
     - Почему?
     -  Да потому что у правительства одна миска помоев для всех - неважно,
сколько  и  как  ты  служил,  да и служил ли вообще! Потому что у некоторых
сейчас  - и таких все больше - считается хорошим тоном отслужить один срок,
получить  привилегии  и носить знак, который всякому будет говорить, что он
ветеран.  А  он  при  этом, может, и пороха-то по-настоящему не нюхал... Но
если  вы  действительно  хотите  поступить  и  я  не  смогу  вас  от  этого
отговорить,  то  нам  придется  вас  принять,  потому  что  это ваше право,
закрепленное  не  гденибудь,  а  в  Конституции.  Читали?  Каждый, неважно,
мужчина   он  или  женщина,  имеет  от  рождения  право  принять  участие в
Федеральной   Службе   и  обрести  полные  права  гражданства.  И  на  деле
получается, что мы вынуждены пристраивать и находить дело для каждого, хотя
подавляющее  большинство  просто  не  в  силах  сделать что-то полезное для
службы,  я  уж  не  говорю - прославить ее. Знаете, что требуется тому, кто
хочет стать настоящим солдатом?
     - Нет, - признался я.
     -  Каждый  считает,  что  достаточно  иметь две руки, две ноги и тупую
башку  - и готово, он солдат. Что ж, на пушечное мясо сгодится. Может быть,
этого  хватило  бы  даже  какому-нибудь  Юлию  Цезарю. Но сегодня настоящий
солдат   -  специалист  высочайшей  подготовки,  которого  в  любой  другой
отрасли  называли  бы  не иначе как "мастер". Мы не имеем права допускать к
нашему  ремеслу  тупиц.  Поэтому  для  тех,  кто  настаивает на своем праве
отслужить  один срок и кто явно не годится для нас по разным параметрам, мы
выдумали  целый  список  грязных, безобразных, опасных работ, так что почти
все  они  убираются домой, поджав хвост, еще до окончания этого несчастного
срока...  по  крайней мере, мы заставляем их помнить до конца жизни, что их
гражданство  не  пустое слово, что оно дорого стоит - ведь им приходится за
него  дорого платить. Возьмем, к примеру, эту юную леди, которая только что
была  тут.  Она хочет быть пилотом. Надеюсь, она добьется своего. Но если у
нее  ничего  не  получится,  то  окажется  она в лучшем случае где-нибудь в
Антарктиде,  ее красивые глазки покраснеют при искусственном свете, а ручки
станут уродливыми от работы и грязи.
     Я  хотел  было  сказать  ему, что самое худшее, на что может надеяться
Карменсита, - место программиста на станции космического слежения. Ведь она
по-настоящему талантливый математик. Но он продолжал бубнить свое.
     -  И  вот  они  посадили  меня  здесь  как  пугало  для таких, как вы.
Посмотрите-ка  вот  сюда, - он повернул свой стул, и мы увидели, что у него
нет  ног.  -  Предположим,  вас  не  зашвырнут  копать туннели на Луне и не
заставят быть подопытной свиньей для изучения неизвестных болезней на новых
планетах.  Пусть у вас даже обнаружат кой-какие таланты. Допустим даже, что
мы  сумеем  сделать  из  вас  способных  к  настоящему бою солдат. Так вот,
поглядите  на  меня - вот что вы можете получить в результате всего... если
вашим родителям не отобьют телеграмму с "глубокими соболезнованиями".
     Он помолчал, потом снова заговорил:
     -  Так  что,  ребята?  Не  вернуться  ли вам домой, не пойти учиться в
колледж,  а потом заняться химией, страхованием или еще Бог знает чем? Срок
службы  -  это  не  приключение  в  детском саду. Это действительно военная
служба,  грубая  и опасная даже в мирное время... Никакого отпуска. Никакой
романтики... Так что?
     - Я уже решил, - сказал Карл.
     - Я тоже.
     -  А  вы понимаете, что не вам в конечном счете определять сферу вашей
службы?
     - Думаю, - сказал Карл, - мы сможем настаивать на своих интересах.
     - Конечно, конечно. Это первое и последнее, о чем вы можете просить до
конца  срока.  Офицер-распределитель  обратит  внимание на вашу просьбу. Но
первое,  что  он  сделает,  -  проверит,  не требовались ли на этой неделе,
например,  стеклодувы для примитивной работы. И будет уверять при этом, что
именно тут ваша судьба и ваше счастье.
     -  Я  могу  заниматься  электроникой, - сказал твердо Карл. - Если для
этого есть хоть какая-нибудь возможность.
     - Да? А ты что скажешь, приятель?
     Я колебался. И вдруг очень отчетливо понял: если я сейчас ни на что не
решусь,  то  всю жизнь потом буду гадать и мучиться - стою ли я чего-нибудь
на этом свете или я просто обычный "сынок босса"?
     - Я собираюсь попробовать.
     - Понятно. Давайте ваши свидетельства о рождении и школьные дипломы.
     Через  десять минут мы были уже на верхнем этаже, где нас прощупывали,
простукивали  и  просвечивали.  Мне  почему-то пришло в голову, что главная
цель  всех этих проверок не в том, чтобы узнать, здоров я или нет, а в том,
чтобы  найти  болезнь,  даже  если ее нет. Это была, на мой взгляд, попытка
легко и просто избавиться от нас еще до того, как мы попадем на службу.
     Я  решил  спросить  одного  из  докторов,  какой  процент  поступающих
отсеивают по причине физических недостатков. Он искренне удивился:
     - Как это? Мы никого не отсеиваем. Закон не позволяет нам этого.
     - Хм. Но прошу меня извинить, доктор, зачем тогда весь этот парад?
     -  Определенная цель есть, - ответил он, слегка отодвинувшись и ударив
меня  по  колену  молоточком,  -  хотя бы для того, чтобы определить, какие
обязанности  вы сможете выполнять по своим физическим данным. Хотя, если вы
даже  прикатите  сюда  на  инвалидной коляске, будете слепым на оба глаза и
достаточно  тупым,  чтобы  настаивать  на поступлении, - и тогда вам найдут
что-нибудь   подходящее.   Пересчитывать  что-нибудь  на  ощупь,  например.
Единственный  шанс  не  попасть  на  службу  -  это  получить  у  психиатра
удостоверение в том, что вы не можете понять, о чем говорится в присяге.
     -  Доктор,  у вас уже было медицинское образование, когда вы поступили
на  службу? Или они решили, что вам лучше всего исполнять эти обязанности и
послали вас учиться?
     -  Меня?  -  Он был не на шутку удивлен. - Я что, парень, с виду такой
дурак? Я штатский. Вольнонаемный.
     - О, извините, сэр.
     -  Ничего-ничего.  Я  просто  хочу  тебе  сказать:  по моему глубокому
убеждению,  военная  служба - для муравьев. Поверь мне. Я наблюдал, как они
приходят  сюда  и  уходят,  потом часто возвращаются опять - если, конечно,
вообще  возвращаются.  Зачем?  Для чего? Для чисто абстрактной, номинальной
политической  привилегии, которая не приносит ни цента и которой никогда не
могут  по-умному  воспользоваться.  Ты  можешь  мне не верить, но послушай,
мальчик,  -  не  успеешь ты сосчитать до десяти, как снова окажешься здесь.
Если,  как  я уже говорил, вообще вернешься... Так, а теперь возьми вот эти
бумаги  и  отправляйся  к  сержанту,  который  вас встречал. И помни, что я
сказал.
     Я вернулся в круглый холл ротонды. Карл был уже там. Сержант Звездного
флота быстро просмотрел мои бумаги и мрачно заметил:
     -  Вы  оба до неприличия здоровы. Так, теперь еще некоторые формальные
процедуры.
     Он нажал на кнопку, и в холле появились две женщины - одна, похожая на
боевую  алебарду,  и  другая,  весьма  изящная  и миловидная. Сержант ткнул
пальцем  в  бумаги  медицинского  осмотра,  наши свидетельства о рождении и
дипломы и сказал официальным тоном:
     -  Я  пригласил вас сюда для выполнения очередного задания. Необходимо
проверить  этих  двух  молодых  людей,  желающих  поступить  к  нам.  Нужно
определить,  чего  они  стоят,  на  что  каждый  из  них  может сгодиться и
насколько точны все эти документы.
     Женщины  смотрели  на  нас  с казенным равнодушием. Да и могло ли быть
иначе  - ведь это их каждодневные обязанности. Так или иначе, они тщательно
просмотрели  все  наши  документы. Потом сняли отпечатки пальцев, и та. что
помиловидней,  вставила  в  глаз  лупу - такую, какие бывают у часовщиков и
ювелиров,  и  долго  сравнивала  отпечатки  наших  пальцев  от  рождения до
нынешнего  дня.  Точно также она рассматривала и сравнивала наши подписи. Я
уже начал сомневаться, происходит ли все это на вербовочном пункте. Сержант
подал голос:
     -  Вы  нашли  подтверждение  тому, что они отвечают за свои действия и
могут принять присягу?
     -  Мы  обнаружили,  -  начала  та,  что  постарше,  -  что  документы,
отражающие   их   нынешнее   физическое   состояние,  являются  официальным
авторитетным   заключением,  сделанным  специальной  комиссией  психиатров.
Комиссией  установлено,  что  оба  претендента психически нормальны и могут
принимать  присягу.  Никто  из  них  не  находится  под  влиянием алкоголя,
наркотиков или других препаратов, а также гипноза.
     -  Очень  хорошо,  -  он  повернулся  к  нам. - Повторяйте за мной: я,
достигнув совершеннолетия, по своей собственной воле...
     -  Я,  -  как эхо начали повторять мы, - достигнув совершеннолетия, по
своей собственной воле...
     - ...без всякого насилия со стороны кого бы то ни было, при отсутствии
посторонних  стимулов,  после  получения  всех необходимых предупреждений и
объяснений о последствиях данной присяги...
     -  ...поступаю на Федеральную Службу Федерации Землян на срок не менее
двух  лет,  а  также на любой более длительный срок, если это будет вызвано
необходимостью службы...
     На  этом  месте  я  слегка поперхнулся. Я всегда думал, что срок - это
только  два  года,  потому что так говорили все, и никто не упоминал других
сроков. Неужели нас вербуют на всю жизнь?
     -  Я  клянусь  соблюдать  и  защищать  Конституцию  Федерации от любых
возможных   врагов   на   Земле   и  вне  Земли;  поддерживать  и  защищать
конституционные  свободы  и права граждан и жителей Федерации, включенных в
нее   государств   и  территорий:  выполнять  на  Земле  и  вне  Земли  все
предписанные мне законом обязанности, а также обязанности, предписанные мне
моим командованием...
     -  ...выполнять все соответствующие законам приказы Главнокомандующего
федеральной   Службы,   всех   офицеров   и  лиц,  облеченных  необходимыми
полномочиями...
     -  ...требовать  такого  же подчинения приказам от всех находящихся на
службе гуманоидов и негуманоидов, подчиненных мне...
     -  ...и  после  увольнения  с  активной  службы  по  окончании полного
вышеуказанного срока выполнять все обязанности и пользоваться всеми правами
федерального гражданства...
     Удивительно!  Мистер  Дюбуа  довольно  долго  проводил  анализ присяги
Федеральной Службы с точки зрения истории и нравственной философии. Он даже
заставлял  нас  выучить  эту  присягу  фразу за фразой, но теперь эти слова
подступили  вплотную,  надвинулись,  слившись  в тяжелую громадину, готовую
раздавить, словно колеса Джаггернаута.
     В  какой-то  момент  я  вдруг почувствовал, что перестал быть штатским
человеком,  в  голове  появилась  звенящая  пустота:  я  еще  не  знал, кем
становлюсь, хотя понял уже, кем перестал быть.
     - И да поможет мне Господь! - проговорили мы оба вслед за сержантом, и
Карл перекрестился. Перекрестилась и женщина, что была помоложе.
     После  этого  опять  было  изрядное  количество  подписей, опять брали
отпечатки  зальцев  -  причем со всех пяти. Нас сфотографировали, и цветные
фотографии  подшили  в  дело. Наконец сержант Звездного Флота оглядел нас в
последний раз:
     -  Так.  Вот  вроде  и все. Самое время отправляться на ланч. Леди, вы
свободны.
     Я с трудом проглотил слюну.
     - ...Сержант?
     - Что? Слушаю.
     -  Могу  ли я отсюда как-то уведомить своих родителей? Сказать им, что
я... Сказать им о результате?
     - Мы можем обставить все еще лучше.
     - Сэр?
     -  Вы  оба  свободны  теперь  на  сорок  восемь  часов.  -  Он холодно
улыбнулся.- Вы знаете, что будет, если вы не вернетесь?
     - Трибунал?
     -  Можно  обойтись  без  бутафории.  Просто  на ваших бумагах появится
отметка:  срок  службы  удовлетворительно  не  закончен. И у вас никогда не
будет  другого  шанса.  Мы  даем вам время остыть. А те детки, что приходят
сюда, ничего серьезного не имея в виду, больше не возвращаются. Это спасает
правительство от лишних расходов, а ребятишек и их родителей от стыда: ведь
никто  ни  о  чем  так  и  не  узнает.  Вы  даже  можете  не говорить своим
родителям...  Итак,  в  полдень  послезавтра  мы  увидимся.  Если, конечно,
увидимся.
     То,  что  случилось  дома,  трудно описать. Отец сначала набросился на
меня,  потом утих и начал увещевать. Мама ушла и закрылась в спальне. Когда
я покидал дом - на час раньше, чем требовалось, - меня никто не провожал.
     Я  остановился  перед столом, за которым сидел сержант, и подумал, что
нужно  как-то отсалютовать. Но не знал как. Он поднял голову и посмотрел на
на меня.
     -  А,  вот твои бумаги. Возьми и иди в комнату 201. Они возьмут тебя в
оборот. Постучи и войди.
     Через  два  дня  я  уже  знал, что пилотом мне стать не суждено. После
разного  рода  осмотров  и  тестов  мои бумаги пополнились новыми записями:
невысокая    степень    интуитивного    восприятия...   невысокий   уровень
математических    способностей...    невысокий    уровень    математической
подготовки... хорошая реакция... хорошее зрение. Я был рад, что хоть что-то
у  меня хорошее, и с тоской думал, что максимально доступная мне скорость -
это скорость счета на пальцах.
     Еще четыре дня я подвергался испытаниям дикими, немыслимыми тестами, о
которых  никогда  даже  не  слышал.  Хотел бы я знать, например, что они от
меня   хотели,   когда  стенографистка  вдруг  вспрыгнула  на  свой  стул и
завизжала:
     - Змеи!
     Никаких змей, конечно, не было - дрянная пластиковая кишка. Письменные
и  устные  тесты  все были такими же глупыми, но раз им это нравилось, я не
сопротивлялся.  Тщательнее всего я составлял "список предпочтений" - работ,
на которые я бы хотел попасть.
     Естественно, прежде других я выбрал из длинного перечня все виды работ
в  Космическом  Флоте.  Я  знал, что предпочел бы обслуживать двигатели или
работать  на  кухне  космического  корабля, но не служить в частях наземной
армии:  мне  хотелось  попутешествовать.  За  флотом  я  поместил разведку.
Разведчики  тоже много путешествуют, и я счел, что такая работа должна быть
очень интересной.
     Дальше   я   поставил   психологическую   войну,   химическую   войну,
биологическую  войну, экологическую войну (я не знал, что это такое, но все
казалось интересным) и еще дюжину наименований. После некоторых колебаний в
самом конце я выбрал какой-то Корпус К-9 и пехоту.
     Среди небоевых, гражданских служб я выбирать не стал: если не в боевые
части,  то  все  равно,  куда  пошлют.  Будут  использовать  как подопытное
животное  или  рабочую силу для колонизации Венеры. И то и другое означало:
так тебе и надо, дурак.
     Мистер  Вейсс  -  офицер-распределитель  - занимался мною почти неделю
после  того,  как  я  был  допущен  к  проверке.  Он  был  специалистом  по
психологической  войне,  майором  в  отставке. Хотя он фактически продолжал
службу,  но  ходил  только  в  штатском. В его присутствии я расслаблялся и
чувствовал  себя  свободно. В один из дней он взял мой список предпочтений,
результаты  всех  проверок  и  тестов  и  школьный  диплом.  Последнее меня
порадовало:  в  школе  дела  у  меня  шли  довольно хорошо. Показатели были
достаточно  высокие, чтобы не выглядеть дураком, и достаточно низкие, чтобы
не  показаться  выскочкой  и зубрилой. Занятий, за редким исключением, я не
пропускал.  Да  и  вне  школы  был,  по  нашим  меркам, заметным человеком:
активное  участие  в  команде  по  плаванию,  по гонкам на треке, должность
казначея класса и немало еще подобной ерунды.
     Он взглянул на меня, когда я вошел, и сказал:
     - Садись, Джонни.
     Еще полистал бумажки и наконец положил их на стол.
     - Любишь собак?
     - Да, сэр.
     -  Насколько ты их любишь? Твоя собака спит с тобой в одной постели? И
вообще, где сейчас твоя собака?
     -  Но...  у меня нет собаки. По крайней мере, сейчас. А если бы у меня
собака  была...  что ж, думаю, я бы не пустил ее в свою кровать. Видите ли,
мама вообще не хотела, чтобы в доме были собаки.
     - Так. Но ты когда-нибудь приводил собаку в дом тайком?
     -  Ну...  - Я подумал, что не смогу ему объяснить, что мама никогда не
сердится,  но  так  умеет  обдать  тебя  холодом, что пропадет даже мысль в
чем-то ее переубедить. - Нет, сэр, никогда.
     - Ммм... ты когда-нибудь видел неопса?
     -  Один  раз.  Их  показывали  на выставке в Театре Макартура два года
назад.
     -  Так.  Давай  я  тебе  расскажу  о команде К-9. Ведь неопес - это не
просто собака, которая разговаривает.
     - Вообще-то я не очень разобрался с этими нео тогда в театре. Они что,
на самом деле говорят?
     -  Говорят.  Только  нужно,  чтобы  ухо  привыкло  к  их  речи. Они не
выговаривают  буквы  "б",  "м", "п" и "в", и нужно привыкнуть к тем звукам,
которыми  они  эти  буквы  заменяют.  Но  в  любом  случае  их речь не хуже
человеческой.  Дело в том, что неопес - это не говорящая собака. Это вообще
не   собака,   а   искусственно   синтезированный   мутант.  Нео,  если  он
натренирован, в шесть раз умнее обычного пса или, если можно провести такое
сравнение,  почти так же умен, как умственно отсталая человеческая особь. С
той  лишь разницей, что умственно отсталый человек - в любом случае человек
с  дефектом,  а  неопес  проявляет стабильные незаурядные способности в той
области, для которой он предназначен.
     Мистер Вейсс нахмурился.
     -  Но  это  еще не все. Нео может жить только в симбиозе. В симбиозе с
человеком.  В  этом трудность. Ммм... ты слишком молод, чтобы знать самому,
но ты видел семейные пары - своих родителей, наконец. Ты можешь представить
близкие, ну как бы семейные отношения с неопсом?
     - Э... Нет. Нет, не могу.
     -  Эмоциональная связь между псом-человеком и человеком-псом в команде
К-9 намного сложнее, тоньше и важнее, чем эмоциональные связи в большинстве
человеческих  семей.  Если человек погибает, мы убиваем неопса. Немедленно!
Это  все,  что мы можем сделать для бедного создания. Милосердное убийство.
Если  же  погибнет  неопес... что ж, мы не можем убить человека, хотя это и
было   бы   самым   простым  решением.  Мы  ограждаем  его  от  контактов и
госпитализируем, а потом медленно и постепенно собираем в единое целое.
     Он взял ручку и сделал в бумаге отметку.
     - Считаю, что мы не можем рисковать и посылать в К-9 парня, который не
может  против воли матери привести пса в дом и спать с ним в одной постели.
Так что давай подумаем о чем-нибудь другом.
     И  только тут я окончательно понял, что ни для одной работы выше К-9 в
моем  списке  предпочтений  я  не  гожусь. А теперь для меня потерян и этот
шанс.  Я  был  настолько  ошеломлен,  что с трудом услышал следующую фразу.
Майор Вейсс говорил спокойно, как о чем-то давно пережитом, похороненном на
дне души.
     -  Я работал когда-то в К-9. Когда мой нео по н