Мы  прыгнули.  Прыгнули косо и не слишком далеко. Один человек не смог
бы  и  оторвать  его  от  земли:  слишком  тяжел бронескафандр. У двоих это
кое-как получилось.
     Мы  снова  прыгнули,  потом  еще  и еще раз. Каждый раз Эйс отсчитывал
старт,  а  при  приземлении  нам  приходилось  несладко. Балансировать было
тяжело - видно, гироскопы у Диззи совсем вышли из строя.
     Мы услышали, как оборвались позывные - это приземлилась шлюпка. Я даже
засек  посадку,  но  это  было слишком далеко от нас. Мы услышали и команду
сержанта отряда:
     - В порядке очереди приготовиться к посадке!
     И тут же голос Джелли:
     - Последний приказ пока не выполнять!
     Мы  выбрались  наконец  на  открытую  местность,  увидели  вертикально
стоящую  шлюпку,  услышали  завывание  сигнала, предупреждавшего об отлете.
Отряд  еще не начал грузиться, а занял оборону вокруг ракеты, образовав как
бы щит, который должен обезопасить шлюпку.
     Тотчас раздалась команда Джелли:
     -  В  порядке очереди - начать погрузку. Но мы все же были еще слишком
далеко!  Я  видел,  как грузится первая группа, как сжимается и уплотняется
круг десантников вокруг шлюпки.
     Одинокая  фигура  вдруг  отделилась  от  отряда  и  понеслась к нам со
скоростью, возможной только для офицерского скафандра.
     Джелли  перехватил  нас,  когда  мы находились в воздухе, ухватился за
пусковую   установку   Флореса  и  помог  нам  мощными  двигателями  своего
скафандра.
     В  три прыжка мы добрались до шлюпки. Все давно уже находились внутри,
но  дверь  была  открыта.  Мы  ворвались внутрь, втащили Флореса и задраили
люк.  В  динамике  раздался  угрюмый  голос капитана: она крыла нас, что не
сможет  вовремя быть в точке встречи, и мы все - именно все - получим свое!
Джелли  не  обращал на нее внимания. Мы уложили Флореса и сами легли рядом.
Когда стартовали, Джелли сказал самому себе:
     - Все на борту, лейтенант. Трое раненых, но все на борту.
     О  капитане  Деладрие я уже, кажется, говорил: лучшего пилота нельзя и
придумать.  Встреча  шлюпки и корабля на орбите рассчитывается и выверяется
неимоверно  тщательно.  Я  не знаю, как это делается, но только мне сто раз
втолковывали,  что,  раз она рассчитана, изменить ничего нельзя. Никто не в
состоянии ничего изменить.
     И  только  она  это  сделала.  Она засекла, что шлюпка опаздывает и не
может  прийти  к месту встречи вовремя, ухитрилась затормозить, потом опять
набрать  скорость,  встретить  нас и забрать на борт - и все лишь с помощью
глаз  и  рук,  не  имея  даже времени обработать данные на компьютере. Если
Всемогущему  когда-нибудь  понадобится  помощник, который следил бы за тем,
как  звезды  соблюдают  предназначенные  им  траектории,  я знаю, где можно
такого помощника найти.
     Флорес умер, когда мы подлетали к кораблю.

     2

                                            Было страшно невмочь,
                                            И я бросился прочь
                                            И бежал тогда как ненормальный,
                                            Сам от страха не свой
                                            И закрылся у мамочки в спальне.
                                            Янки Дудль, помоги.
                                            Янки Дудлъ - денди.
                                            Научи плясать и петь
                                            И с подружкой не робеть,
                                            Янки Дудль, денди.

     Я никогда не думал, что пойду в армию, тем более в пехоту. Обмолвись я
о  подобном  в  детстве,  меня  бы  просто  выпороли,  а  будь я постарше -
удостоили  бы  отцовской  проповеди  о том, как некоторые нерадивые сыновья
только и делают, что позорят свою фамилию.
     Я,  конечно,  говорил  отцу,  что  собираюсь  поступить на Федеральную
Службу, - когда уже учился в старших классах. Полагаю, что в таком возрасте
каждый  парень  начинает думать об этом. Мне исполнилось восемнадцать через
неделю  после  окончания школы. Однако большинство ребят относилось к такой
перспективе  не  очень  серьезно - скорее так, в шутку. Некоторое время они
забавлялись этой идеей, щекотали себе нервы, а потом благополучно поступали
в  колледж,  нанимались  на  работу  или  находили  еще  что-нибудь. Вполне
возможно, что так случилось бы и со мной... если бы мой лучший друг всерьез
не решил поступить на службу.
     В  средней  школе  мы с Карлом всегда были заодно и все делали вместе:
вместе  высматривали  девушек,  вместе  приударяли за ними. Вместе гуляли с
подружками.  Мы  вместе  занимались  физикой  и  электроникой в самодельной
лаборатории,  устроенной  дома  у  Карла.  Я не был силен в теории, но зато
ловко  паял и собирал схемы. Как правило, Карл разрабатывал идею, составлял
схему, а я следовал его инструкциям.
     Это было здорово! Вообще, все, что ни делали мы с ним, было здорово. У
родителей  Карла  не  было  такого  состояния,  как у моего отца, но это не
влияло  на  наши  отношения.  Когда  отец  купил  мне  к  четырнадцатилетию
небольшой  вертолет,  машина  настолько  же принадлежала Карлу, насколько и
мне.  То  же  и  с  лабораторией,  устроенной  в  подвале  их  дома:  я мог
распоряжаться в ней по своему усмотрению.
     Когда  Карл  неожиданно  заявил,  что  не хочет сразу после школы идти
дальше учиться, а решил сначала попробовать военной службы, я призадумался.
Похоже,  он  считал  такой  путь  для  себя  естественным. В конце концов я
сказал, что пойду с ним.
     - Твой старик тебе не позволит.
     - Чего? Как это не позволит?!
     Я  возмущался,  но  в  глубине  души  понимал,  что  Карл  прав.  Отец
попытается  сделать все, что в его силах, причем будет действовать скрытно.
Вербовка  в  Федеральную  Службу  была  первым  полностью свободным выбором
человека  (и,  похоже,  последним).  Если  юноше  или  девушке  исполнялось
восемнадцать,  он  или  она  могли  сделать  свой  выбор,  и  никто не смел
вмешиваться.
     - Поживем - увидим, - сказал Карл и заговорил о другом.
     В  один  прекрасный  момент  я  как бы походя завел с отцом осторожный
разговор.
     Он отложил газету, вынул изо рта сигару и уставился на меня:
     - Ты что, парень?
     Я пробормотал, что мне мои устремления не кажутся ненормальными.
     Он вздохнул.
     -  Что ж... наверное, нужно было ожидать подобного. Да-а, я помню, как
ты  научился  ходить  и  из тихого младенца превратился в сорванца, который
долгое  время  был  сущим  наказанием для всего дома. Помню, ты великолепно
грохнул  одну  из любимых маминых ваз - китайскую, эпохи Мин. Причем вполне
сознательно - я в этом уверен. Ты был, конечно, слишком мал, чтобы понимать
цену этой вазы, поэтому я тебя просто отшлепал по рукам... Еще я помню, как
ты стащил одну из моих сигар и как тебе потом было плохо. Мальчишкам просто
необходимо  попробовать,  чтобы  понять,  что забавы мужчин пока еще не для
них. Мы наблюдали, как ты вступаешь в пору юности и начинаешь замечать, что
девчонки  не  все  на  одно лицо и что среди них есть такие, что заставляют
чаще биться сердце.
     Он опять вздохнул, будто я уже умер.
     -  Но, папа. Я не собираюсь разрушать свою жизнь. Всего лишь один срок
службы. Это же не навсегда!
     -  Давай,  по  крайней  мере,  пока  не  спешить.  Хорошо?  Все  нужно
хорошенько  обдумать.  И  выслушай.  что  я думаю об этом. Даже если ты уже
решил,  постарайся  понять  и меня. Хочу тебе напомнить, что наша семья вот
уже  сто  лет  далека  от всякой политики, она выращивает свой сад на своем
куске  земли.  И я не вижу причин, ради которых ты стал бы нарушителем этой
замечательной  традиции.  Сдается  мне,  что  здесь не обошлось без влияния
одного  из твоих учителей в старших классах - как его имя? Ты знаешь, о ком
я говорю.
     Он имел в виду нашего преподавателя истории и нравственной философии -
ветерана федеральной Армии.
     - Мистер Дюбуа?
     - Глупое имя, но ему подходит. Иностранец, конечно. Похоже, что против
всех   имеющихся   законов  кто-то  использует  школы  как  скрытые  центры
вербовки в армию. Похоже, мне стоит написать резкое письмецо на эту тему. У
налогоплательщиков тоже есть кое-какие права!
     -  Он  совсем  не  замешан ни в чем таком! Он... - Я остановился, не в
силах найти подходящие слова. Мистер Дюбуа на самом деле всегда относился к
нам  с  нескрываемым  чувством  собственного  превосходства.  Он ясно давал
понять,  что  никто  из нас не достоин службы. Мне он просто не нравился. -
Наоборот, - сказал я, - он всегда смеется над нами.
     -  Не  будем  толочь  воду  в  ступе.  Стоит ли покупать кота в мешке?
Окончишь  школу,  потом  поедешь  в  Гарвард  и будешь там изучать теорию и
практику  бизнеса.  Ты  это  и раньше так себе представлял. После поедешь в
Сорбонну, будешь путешествовать понемногу, встречаться с нашими клиентами и
контрагентами  и  сам  увидишь,  как делается бизнес в других частях света.
Потом   возвратишься   домой   и  приступишь  к  работе.  Начнешь  с  самой
примитивной.  Биржевым агентом или кем-нибудь в этом роде. Это нужно, чтобы
соблюсти  ритуал.  Но  не  успеешь  моргнуть  глазом,  как  окажешься среди
управленцев.  Я  не  хочу, чтобы кто-нибудь помоложе и пошустрее лез вперед
тебя.  Насколько  быстро ты станешь боссом, будет зависеть только от твоего
желания и терпения. Вот так! Как тебе сюжет?
     Я  не  ответил. Ничего нового я пока не услышал: я знал, что этот путь
всегда был моим. Отец встал и положил мне на плечо руку.
     -  Так  что  не думай, сынок, что я о тебе забыл или отношусь к тебе с
предубеждением.  Ты  мне  нравишься.  И давай посмотрим еще раз непредвзято
на  твою затею. Если б где-нибудь шла война, я бы первый тебя поддержал. Но
войн  теперь  нет  и,  слава  Богу, больше не предвидится. Сама возможность
войны  искоренена.  Планета  живет  мирно,  счастливо  и, кроме того, имеет
прекрасные  отношения  с  другими  планетами.  Чем  же тогда занимается так
называемая  Федеральная Служба? Паразитирует, паразитирует! Бесполезный, ни
на  что  не  пригодный  орган,  живущий  за  счет  налогоплательщиков. Надо
сказать,  весьма  дорогостоящий  способ  содержать  на  общественные деньги
бездарей,  которые иначе были бы просто безработными. Их содержат годами, а
потом  они  преспокойно  отдыхают  до  конца жизни. А может быть, ты только
этого и хочешь?
     - Карл вовсе не бездарный человек!
     -  Карл?  Конечно,  он  хороший  парень...  только  слегка  без царя в
голове.- Отец пожал плечами и улыбнулся: - Сынок, я хотел приберечь кое-что
в  качестве  сюрприза  -  как  подарок  к  окончанию школы. Но сейчас решил
открыть  секрет,  и,  быть может, он поможет тебе поскорее выкинуть всю эту
чепуху  из  головы.  Я не хочу, чтобы ты думал, что я боюсь какого бы то ни
было  твоего  решения.  Я слишком доверяю твоему здравому смыслу, хотя ты и
молод.  Но  ты  сейчас  в сомнении, в тревоге. Я знаю - мой подарок поможет
прочистить тебе мозги. Ну, угадай, что это?
     - Ну, не знаю...
     Он ухмыльнулся:
     - Туристическая поездка на Марс.
     Наверное, у меня был дурацкий вид.
     - Господи, папа, но я и не думал...
     -  Я  хотел,  чтобы  мой сюрприз тебя удивил, так оно и вышло. Я знаю,
мальчишки  сходят  с  ума  от  таких  путешествий.  И для тебя сейчас такое
путешествие  как  раз  необходимо.  Побудешь  один  в необычной обстановке.
Иногда  это  очень  полезно. Тем более, когда ты по-настоящему включишься в
нашу  работу, тебе будет трудно выкроить даже несколько дней, чтобы слетать
на Луну.
     Он взял газету.
     - И не надо меня благодарить. Можешь заняться своими делами - мне надо
еще немного поработать.
     Я  вышел  из комнаты. Отец считал, что все уже уладил... да и я как-то
успокоился:  мне тоже казалось, что все решено. Марс! И меня никто не будет
опекать,  буду  делать  что  захочу! Но я не сказал о поездке Карлу. У меня
было  противное  чувство:  вдруг он решит, будто меня просто купили. Что ж,
может,  так оно и было. Карлу я просто сказал, что отец смотрит на службу в
армии не так, как я.
     - Еще бы, - ответил он. - Мой тоже. Но это моя судьба.
     Я все раздумывал, пока шли последние занятия по истории и нравственной
философии.  Эти  предметы  отличались  от других тем, что каждый обязан был
принимать участие в занятиях, но экзаменов не было. И мистер Дюбуа, похоже,
не  особенно заботился о том, чтобы мы отчитывались о своих знаниях. Иногда
он,  правда,  тыкал  пальцем  левой  руки  (он  никогда  не  утруждал  себя
запоминанием  имен)  и  задавал короткий вопрос. Но если не получал ответа,
это ничего не меняло.
     На  самом  последнем  уроке, правда, мне показалось, он все-таки решил
исподволь  узнать,  что  же  мы  усвоили.  Одна из девчонок вдруг с вызовом
заявила:
     - А моя мама говорит, что насилие никогда не может ничего создать.
     -  Да?  -  Дюбуа  холодно  посмотрел  на  нее.  - А я уверен, что отцы
известного  тебе  города  Карфагена  были бы очень удивлены, узнав об этом.
Почему к ним не обратилась твоя мать? Или ты сама?
     Они  цепляли друг друга уже давно: девчонка не считала нужным лебезить
или  опасаться  Дюбуа, ведь экзаменов по его курсу не было. Она и сейчас не
скрывала раздражения:
     -  Все пытаетесь посмеяться надо мной! Всем известно, что Карфаген был
разрушен!
     -  Мне  казалось,  что  ты этого не знаешь, - сказал Дюбуа без всякого
намека  на  улыбку.  -  Но  раз ты в курсе дела, может, тогда ответишь: что
иное,  как  не  насилие,  навсегда  определило  их  судьбу?  И  вообще я не
собирался  смеяться  лично над тобой. Я против своей воли начинаю презирать
беззастенчиво  глупые  идеи  и  принципы  - тут уж ничего не могу поделать.
Всякому,  кто исповедует исторически не обоснованную и аморальную концепцию
насчет  того, что "насилие не в состоянии ничего создать", я посоветовал бы
подискутировать   с  духами  Наполеона  Бонапарта  и  герцога  Веллингтона.
Насилие,  откровенная  сила,  в  истории человечества решило гораздо больше
вопросов,  чем  какой-либо другой фактор, и противоположное мнение не имеет
права  даже  называться концепцией. Глупцы, забывающие эту главную правду в
истории  человечества,  всегда платят или, во всяком случае, платили за это
недомыслие своей жизнью и свободой... Еще один год, еще один класс отучился
-  и  еще  одно поражение. В ребенка еще можно заложить какие-то знания, но
научить думать взрослого человека, видимо, невозможно.
     Вдруг он ткнул пальцем в меня:
     -  Ты.  Какая  разница  в  области морали, если она вообще есть, лежит
между воином и гражданским человеком?
     -  Разница,  -  сказал  я,  лихорадочно  соображая,  - разница в сфере
гражданских  обязанностей,  гражданского  долга.  Воин,  солдат,  принимает
личную  ответственность  за  безопасность  того  политического объединения,
членом  которого состоит и ради защиты которого он при необходимости должен
пожертвовать своей жизнью. Гражданский человек этого делать не обязан.
     -  Почти  слово  в  слово  по  учебнику,  -  сказал  Дюбуа, как всегда
пренебрежительно.  -  Но  ты хоть понимаешь, что сейчас сказал? Ты веришь в
это?
     - ...Я не знаю. сэр...
     -  Конечно,  не  знаешь!  Я  вообще  сомневаюсь,  что  кто-либо из вас
способен  вспомнить  о своем "гражданском долге" даже в самых экстремальных
обстоятельствах.
     Он посмотрел на часы:
     -  Ну вот наконец и все. Последнее "прости". Кто знает, может быть, мы
с кем-нибудь еще увидимся в менее удручающей обстановке. Свободны.
     Через три дня нам вручили дипломы об окончании школы, еще через три мы
отпраздновали  мой день рождения, а через неделю - Карла. И все это время я
так  не  и смог ему признаться, что передумал Идти в армию. Я был абсолютно
уверен,  что он и так все понимает, и мы этого вопроса просто не касались -
наверное,  оба  чувствовали какую-то неловкость. А через день после его дня
рождения  я  отправился  провожать  Карла  к  пункту  вербовки.  По  пути к
Федеральному   Центру   мы   столкнулись   с   Карменситой  Ибаннес,  нашей
одноклассницей,  заставлявшей любого испытывать удовольствие от того факта,
что  он  принадлежит  к  расе, разделенной на два пола. Кармен не была моей
девчонкой. Она вообще была ничьей: никогда не назначала два свидания подряд
одному  и  тому же парню и ко всем нам относилась одинаково приветливо. Мне
иногда казалось, что она не видит между нами разницы. Но знаком я с ней был
довольно  близко, поскольку она часто пользовалась нашим бассейном - он был
точно таких размеров, какие установлены для соревнований на олимпиадах. Она
приходила  то  с одним приятелем, то с другим, иногда одна, чему радовалась
моя  мама.  Мама  считала,  что  Кармен  должна  оказывать  на меня хорошее
влияние. Что ж, возможно, мама была права.
     Она заметила нас, подождала, пока мы ее догоним, и улыбнулась:
     - Привет, ребята!
     - Хэлло, Очи Черные, - сказал я, - каким ветром?
     - А ты не догадываешься? Сегодня мой день рождения.
     - Да? Поздравляем! Будь счастлива!
     - И вот я решила пойти на Федеральную Службу.
     - Что?
     Думаю,  Карл  был  так  же сильно удивлен, как и я. Но на нее это было
очень  похоже.  Она никогда не болтала зря и обычно все секреты держала при
себе.
     - Ты не шутишь? - задал я очень умный вопрос.
     -  С  чего  бы?  Я  решила  стать пилотом звездного корабля. Во всяком
случае, хочу попытаться.
     -  Думаю,  тебе действительно нужно попробовать, - быстро отреагировал
Карл.
     Он  был  прав  -  теперь-то  я  знаю это точно. Кармен была небольшого
роста,  изящная  и  ловкая, с отличным здоровьем и изумительной реакцией. К
тому  же  она  довольно  профессионально занималась прыжками в воду, любила
математику.  Я  окончил  школу  с индексом "удовлетворительно" по алгебре и
"хорошо"  по  деловой  арифметике.  Она  же  легко  проскочила весь курс по
математике,  который  могла  предложить  наша школа, и успела еще закончить
специальный  курс.  Я никогда не задумывался, зачем ей это нужно. Наверное,
потому,  что  она  всегда  казалась  такой  неземной,  созданной только для
развлечений  - этакой бабочкой. Так что и мысли не возникало, что она может
заняться чем-то серьезным.
     - Мы... то есть я, - сказал Карл, - тоже буду вербоваться.
     -  И я,- вдруг подтвердил я, хотя минуту назад об этом и не помышлял,-
мы оба будем.
     Удивительно, но мой язык как будто жил своей отдельной жизнью.
     - О, это прекрасно!
     - И я хочу учиться на космического пилота, - сказал я твердо.
     Кармен не рассмеялась и ответила очень серьезно:
     -  Ох, как здорово! Мы, наверное, и тренироваться будем вместе. Мне бы
так этого хотелось. Карл, а ты тоже хочешь стать пилотом?
     -  Я? - переспросил Карл. - Нет, я не собираюсь в водители грузовиков.
Вы меня знаете. "Старсайд, Ар энд Ди", электроника. Если, конечно, подойду.
     - Скажешь тоже - "водитель грузовика"! А вот засунут тебя на Плутон, и
будешь там мерзнуть всю жизнь!
     - Нет уж, мне повезет, это точно.
     - Ладно, хватит. Давайте лучше поторопимся.
     Пункт  помещался  за  оградой  в  изящной  ротонде. За столом улыбался
настоящий   сержант  Звездного  Флота  в  настоящей  форме.  Мне,  впрочем,
показалось,  что он даже слишком разукрашен, как клоун в цирке. Вся грудь у
него  была  усеяна значками и наградами. Потом я заметил, что правой руки у
него нет. Так нет, что и рукав зашит.
     Карл сказал:
     - Доброе утро. Я решил поступить на службу.
     - Я тоже, - кивнул я.
     Но  сержант  не  обратил  на  нас никакого внимания. Он поклонился, не
вставая, и произнес:
     - Доброе утро, юная леди. Что я могу для вас сделать?
     - Я тоже решила поступить.
     Он улыбнулся еще шире:
     -  Чудная  девушка! Если вас не затруднит, поднимитесь в комнату 204 и
спросите майора Роджэс, она вами займется.
     Он кинул на не