Они ушли. Я понял, что часы Шокена сочтены.
   В эту же ночь по дороге домой он  был  задушен.  Убийца  застрелил  его
шофера и сам сел за руль  шокеновского  "кадиллака".  Преступника  удалось
схватить, но он оказал сопротивление при  аресте,  и  полиция  забила  его
насмерть дубинками. Опознать  труп  было  невозможно,  ибо  его  номер  на
запястье оказался срезанным.
   Можно себе представить, что творилось  на  следующий  день  в  конторе.
Траурное  заседание  членов  правления  приняло   резолюцию,   в   которой
говорилось, что это грязное убийство - позор для нашей великой  профессии,
что мы никогда этого не забудем и не простим и все  такое  прочее,  как  и
полагается в таких случаях. От многих фирм, в том  числе  и  от  Таунтона,
были получены телеграммы с  выражением  соболезнования.  Присутствующие  с
удивлением посмотрели на меня, когда, скомкав телеграмму Таунтона, я грубо
выругался.
   Теперь мысли членов правления были заняты одним - пакетом  акций  фирмы
"Шокен". Фаулер скупал акции через подставных лиц, а на свое имя  приобрел
их весьма незначительное количество. Как служащий высшей категории, я тоже
владел некоторым количеством акций, но  самым  солидным  держателем  акций
был, бесспорно, Гарвей Бренер, старейший партнер  Фаулера.  По  количеству
акций, которыми он официально  владел,  Бренер  формально  имел,  пожалуй,
преимущество даже  перед  самим  шефом.  Но  он  знал,  что  стоит  только
заикнуться об этом, как Фаулер выставит против него всех своих  подставных
акционеров, и тогда ему несдобровать. К  тому  же  он  всегда  был  предан
Шокену.
   Он не сомневался что  рано  или  поздно  станет  преемником  Шокена,  а
некоторые неосмотрительные сотрудники  из  Отдела  научных  изысканий  уже
заискивали перед ним, сущие идиоты. Но Бренер был  совершенно  бесталанной
личностью,  лишенной  проблесков  инициативы,  -  просто  честная  рабочая
скотинка. Под его руководством фирма "Шокен" захирела бы через год.
   Вздумай я сам играть, непременно поставил,  бы  на  Силлери  из  Отдела
массовых средств. Многие придерживались того же  мнения,  кроме,  пожалуй,
самоуверенного и недалекого  Бренера  и  еще  нескольких  глупцов.  Вокруг
Силлери уже вертелась свита подхалимов,  которые,  без  сомнения,  помнили
слова Фаулера: "Массовые средства рекламы - это основа основ, джентльмены.
От  работника  этого  отдела  требуется  смекалка".  Я   чувствовал   себя
прокаженным  на  своем  конце  стола;  моя  охрана  молча   наблюдала   за
происходящим.
   Силлери только раз взглянул на моих телохранителей, но в его  глазах  я
прочел все, как в открытой книге: "Слишком долго тянется канитель. Первое,
что мы сделаем, - покончим с этими барскими замашками".
   Наконец началось то, чего мы все с нетерпением ожидали.
   Прибыли представители  Американской  арбитражной  ассоциации  и  Секции
утверждения завещаний.
   Как и положено, физиономии у них были  похоронные.  То  ли  многолетняя
закалка, то ли полное отсутствие  чувства  юмора  позволили  им  сохранить
скорбный вид даже во время краткой приветственной речи Силлери, в  которой
он упомянул о печальном долге,  приведшем  их  сюда,  и  о  нашем  желании
встретиться с ними еще раз при более счастливых обстоятельствах.
   Скороговоркой   пробубнили   текст   завещания    и    раздали    копии
присутствующим. Первое, что мне бросилось  в  глаза,  были  слова:  "Моему
дорогому другу и соратнику Митчелу Кортнею  я  завещаю  дубовое  кольцо  с
инкрустацией из слоновой кости (инвентарный номер 56987) и семьдесят  пять
акций  основного  попечительского   капитала   Института   распространения
психоаналитических знаний при условии, что все  свое  свободное  время  он
посвятит  активному  участию  в  этой   организации   и   дальнейшему   ее
процветанию".
   "Ну, Митч, - сказал я себе, - твоя песенка спета". Швырнув завещание на
стол, я откинулся на спинку стула, мысленно стараясь  представить  размеры
своего состояния.
   - Плохие для  вас  вести,  мистер  Кортней,  -  храбро  и  сочувствующе
обратился ко мне сотрудник Отдела научных изысканий, которого я едва знал.
- Но мистер Силлери, кажется, весьма доволен.
   Я  взглянул  на  параграф  первый,  касавшийся  Силлери.  Еще  бы,  ему
достались  все  личные  акции  Шокена  и  львиная  доля   капиталовложений
синдиката "Мэнэджериал инвестмент". Корпорации страховых  компаний  и  еще
двух других объединений.
   Мой сосед стал внимательно изучать копию  завещания.  -  Простите,  что
вмешиваюсь, м-р Кортней, - заметил он, - но старик мог бы обойтись с  вами
получше. Я немного знаком с областью психоанализа, но  о  таком  институте
что-то не слыхал.
   Мне почудилось, что за моей спиной ехидно посмеивается Фаулер.  Ах,  ты
старый осел! Это было так похоже на Шокена  с  его  своеобразным  чувством
юмора.
   Силлери откашлялся, и в зале воцарилась тишина.
   Великий человек заговорил:
   - Джентльмены, мне кажется,  здесь  слишком  много  посторонних.  Прошу
всех, кроме членов правления, покинуть зал...
   Я встал.
   - Готов избавить вас от своего присутствия, Силлери. Пошли, ребята. Но,
может, я еще вернусь. - И вышел вместе с охраной.


   Нью-йоркское  отделение  Института  распространения  психоаналитических
знаний, не приносящая прибыли некоммерческая  организация  разместилась  в
трех жалких комнатушках где-то в  Йонкерсе,  деловой  части  Нью-Йорка.  В
первой комнате чудаковатая  старая  дева  выстукивала  что-то  на  пишущей
машинке. Она словно сошла со страниц  романов  Диккенса.  На  покосившейся
стойке валялись засиженные мухами брошюры.
   - Из фирмы "Фаулер Шокен", - представился я. Она вскочила.
   - Простите, сэр. Я вас не заметила. Как поживает мистер Шокен?
   Я рассказал ей, как он "поживает". Она заплакала навзрыд. Мистер  Шокен
был так добр, так щедр и предан делу. Что же теперь делать ей и ее бедняге
брату? Ах, бедный мистер Шокен! Бедная она! Бедный ее брат!
   - Еще не все потеряно, - заметил я. - Кто здесь главный?
   Всхлипывая, она сообщила, что ее брат находится в следующей комнате.
   - Пожалуйста, скажите ему  об  этом  как  можно  осторожней.  Он  такой
нервный, такой впечатлительный.
   Я сказал, что постараюсь, и прошел  в  его  комнату.  Мертвецки  пьяный
братец храпел, уронив голову на стол. Я с трудом растолкал его, и на  меня
глянули тусклые, наглые глаза.
   - Чег-го т-тебе?
   - Я из фирмы "Фаулер Шокен". Мне надо ознакомиться с документацией.
   Он энергично затряс головой.
   - Нет, с-сэр. Н-нет. Только хозяин имеет на это право.
   - Он умер. Вот его завещание. - Я показал ему пункт, касавшийся меня, и
мое удостоверение личности.
   - Ну, что ж... Значит, наша песенка спета. А  может,  вы  оставите  нас
здесь, мистер Кортней? Ведь он предписывает вам...
   - Увидим, - оборвал я его.  -  Давайте  документацию.  -  Из  потайного
сейфа, спрятанного за обыкновенной дверью, он извлек конторские книги.
   После  тщательного  трехчасового  изучения  документов  я  понял,   что
институт существовал единственно для  того,  чтобы  держать  56  процентов
акций  организации,  называемой   "Генеральная   корпорация   Ньюарка   по
регенерации фосфора".
   Я вышел в коридор и сказал охране:
   - Пошли, ребята. Теперь - в Ньюарк.
   Не буду утомлять вас подробностями.  Скажу  только,  что  Корпорация  в
своем развитии претерпела ряд изменений,  в  результате  которых  возникли
посредническая  компания   по   использованию   старых   инструментов   во
Франкфурте, державшая 32 процента акций агентства  Фаулера,  и  Корпорация
объединенных  концессий,  которой  совместно   с   Уокеганским   колледжем
зубоврачебной ортопедии принадлежали остальные ценности.
   Через две недели в сопровождении охраны я  снова  явился  на  заседание
правления.
   Председательствовал  Силлери.  Он  выглядел  утомленным  и  измученным,
словно последние две недели каждую ночь занимался  какими-то  безуспешными
поисками.
   - Кортней, - зарычал он, - я  думал,  ты  сам  сообразишь,  что  твоему
батальону здесь не место?
   Тогда я кивнул честному недалекому старине Гарвею Бренеру, которого уже
посвятил во все. Он был предан Шокену, а значит, и мне. Бренер проблеял:
   - Господин председатель, я предлагаю разрешить членам  правления  иметь
при себе личную  охрану  в  том  количестве,  которое  им  необходимо  для
обеспечения безопасности.
   - Поддерживаю предложение Бренера, - добавил  я.  -  А  ну-ка,  ребята,
тащите сюда чемоданы. - Мои телохранители, ухмыляясь во  весь  рот,  стали
втаскивать чемоданы, доверху набитые доверенностями на передачу мне  акций
пайщиков.
   У всех буквально глаза полезли на лоб и раскрылись  рты  от  удивления,
когда на столе выросла груда ценных бумаг.  Понадобилось  немало  времени,
чтобы пересчитать их и установить, что они  подлинные.  А  потом  началось
голосование. Все голоса "против" получил Силлери. Воздержавшихся не  было.
Правление, не раздумывая, переметнулось на мою сторону.
   Верный старый Гарвей предложил избрать  меня  председателем  правления.
Предложение приняли единогласно. Затем он же  предложил  Силлери  выйти  в
отставку, а его пай в фирме выкупить и отложить  в  качестве  премиального
фонда. Тоже приняли единогласно. Затем - пусть другим будет  неповадно!  -
он предложил понизить в должности и вывести из  членов  правления  некоего
Томаса Хитерби, младшего сотрудника Отдела  искусств,  слишком  откровенно
выслуживавшегося перед Силлери, и лишить компенсации за  его  долю  акций.
Прошло и это предложение. Хитерби не успел и рта раскрыть. Кое-что все  же
лучше, чем ничего, должно быть, решил он, сдержав ярость.
   Итак, свершилось. Я стал полновластным хозяином фирмы  "Фаулер  Шокен".
Но к этому времени я начал презирать все, чему она служила.



16

   - Мистер Кортней, междугородный! - раздался голос  моей  секретарши.  Я
нажал кнопку.
   - В Олбени по  доносу  соседей  арестован  член  организации  "консов".
Соединить вас?
   - Черт побери! - не выдержал я. - Сколько раз  вам  говорить!  Конечно,
соедините. Какого черта вы сразу не соединили?
   Голос ее задрожал:
   - Простите, мистер Кортней, я думала, что это так далеко...
   - В таком случае вообще не советую вам думать.  Закажите  мне  билет  в
Олбени.
   Возможно, я был чересчур резок с ней, но мне во  что  бы  то  ни  стало
нужно разыскать Кэти, даже если для этого пришлось  бы  перевернуть  вверх
дном все ячейки "консов" в  стране.  Я  заставил  Кэти  уйти  в  подполье,
опасаясь, что могу выдать ее, и теперь мне надо было вернуть ее обратно.
   Час спустя я уже сидел  в  олбенской  конторе  Агентства  по  взаимному
обеспечению  безопасности.  Это  было  местное  отделение,  работающее  по
договорам во многих городах. У  лифта  меня  и  мою  охрану  встретил  сам
директор.
   - Такая честь, - бормотал он, - такая большая  честь  для  нас,  мистер
Кортней. Чем могу служить?
   - Вам передавали мою просьбу не допрашивать арестованного,  пока  я  не
приеду? Надеюсь, вы так и сделали?.
   - Конечно, мистер Кортней! Мои сотрудники, возможно,  немного  потрясли
его в рабочем порядке, но он вполне в форме.
   - Я хочу его видеть.
   Директор агентства  с  готовностью  провел  меня  к  арестованному.  Он
надеялся заполучить в клиенты фирму "Шокен", но сказать об этом прямо пока
не решался.
   Арестованный  сидел  на  табурете  под  ярким  прожектором  -   рядовой
потребитель лет тридцати в белом воротничке, лицо разукрашено синяками.
   - Выключите прожектор, - приказал я.
   Часовой с квадратной челюстью попробовал было возразить:
   - Но мы всегда...
   Мой телохранитель оттолкнул его и выключил прожектор.
   - Ничего, Ломбарде, - торопливо успокоил часового директор. - Ты должен
помогать этим джентльменам.
   - Стул, - попросил я и, сев перед арестованным,  представился:  -  Меня
зовут Кортней. А вас?
   Он посмотрел на меня - теперь, когда прожектор  выключили,  зрачки  его
глаз снова стали нормальными.
   - Филмор, - четко произнес он. - Август Филмор. Не скажете ли, что  все
это значит?
   - Вас подозревают в принадлежности к "консам".
   Сотрудники агентства в ужасе ахнули.  Ведь  я  нарушил  элементарнейшие
правила ведения следствия, сообщая обвиняемому, в чем  его  вина.  Но  это
мало беспокоило меня.
   - Какой абсурд, - Филмор сплюнул. - Я порядочный человек,  женат,  отец
восьмерых детей, жду девятого. Кто мог сказать вам такую ерунду?
   - Скажите ему, кто, - обратился я к директору.
   Он обалдело уставился на меня, не веря своим ушам. - Мистер Кортней,  -
наконец пролепетал он, - при всем уважении к вам я не могу взять  на  себя
такую  ответственность!..  Это   неслыханно!   Закон   охраняет   личность
осведомителя...
   - Хорошо, ответственность я беру на  себя.  Могу  дать  расписку,  если
хотите.
   - Нет, нет, что вы!  Пожалуйста,  мистер  Кортней,  я  сообщу  вам  имя
осведомителя, учитывая, что вы человек ответственный и знаете  законы.  Но
прошу не называть это имя в моем присутствии. Я сейчас выйду  из  комнаты,
хорошо?
   - Как вам угодно, я на все согласен.
   Он угодливо улыбнулся и шепнул мне на ухо:
   - Это сделала некая миссис Уорли. Ее семья  живет  в  одной  комнате  с
семьей арестованного. Будьте осторожны, мистер Кортней...
   - Благодарю, - ответил я.
   Директор  трусливо  опустил  глаза  и  вместе  со  своими  подчиненными
поспешно покинул комнату.
   - Так вот, Филмор, - обратился я к арестованному, - он говорит, что это
сделала миссис Уорли.
   Арестованный разразился бранью, но я остановил его.
   - Я человек занятый и спешу.  Надеюсь,  вы  понимаете,  что  ваше  дело
дрянь. Что писал Фогт о консервации природных ресурсов?
   Это имя ровным счетом ничего не говорило ему.
   - А кто это? - спросил он равнодушно.
   - Неважно. Тогда поговорим о другом. Я богат,  и  если  вы  согласитесь
помочь мне и сознаетесь, что принадлежите  к  "консам",  могу  выплачивать
хорошую пенсию вашей семье, пока вы будете отсутствовать.
   Он напряженно думал несколько минут и наконец сказал:
   - Ну, конечно, я "конс". Что дальше? Прав я или виноват, все равно  мне
крышка.
   - Если вы такой уж закоренелый "конс", может,  процитируете  что-нибудь
из Осборна?
   Он понятия не имел об Осборне и начал сочинять.
   -  У  него  есть,  например,  высказывание,  которое  начинается   так:
"Первейшей  задачей  "консов"  является  подготовка   всеобщего   протеста
против..." Не помню, что там идет дальше.
   - Что ж, почти верно, - согласился я. - Теперь расскажите о  заседаниях
вашей ячейки. Кто в нее входит?
   - Не знаю их по именам, - произнес он еще менее уверенно. - Мы значимся
под номерами. Один чернявый - он наш главный, а...
   Это было занятное зрелище. Конечно, я убедился, что он понятия не имеет
о полумифических героях "консов" - Фогте и  Осборне,  чьи  книги  являются
обязательным минимумом для каждого консервациониста.
   Мы вышли из комнаты. Уходя, я сказал перетрусившему директору,  который
все время стоял под дверью:
   - Не похоже, чтобы он был "консом".
   Я возглавлял фирму "Фаулер Шокен", а он - всего лишь местное  захудалое
сыскное агентство, но все же я почувствовал, что перегнул палку.  Директор
выпрямился и с достоинством ответил:
   - Мы исполнители законов, мистер  Кортней,  а  закон  еще  в  древности
гласил: "Пусть лучше несправедлива пострадает тысяча невинных,  чем  уйдет
от наказания один преступник".
   - Это изречение мне известно, - подтвердил я. - До свидания.


   Радист принял сигнал  и  передал  трубку.  Звонила  моя  секретарша  из
конторы и сообщила о новом аресте на мысе Код, в городе Пайл-Сити Третьем.
   Мы вылетели в Пайл-Сити Третий. Лететь  пришлось  над  морем  во  время
шторма. Ненавижу это  дело  -  я  уже  говорил,  что  подвержен  воздушной
болезни.
   На этот раз арестованный оказался обыкновенным преступником. Он ограбил
ювелирную лавку, забрав целый ящик булавок и колец из  красного  дерева  и
дуба, и оставил грозную записку насчет "мести" "консов",  которые,  придет
время, рассчитаются со всеми богачами. Явная попытка замести следы.
   Он был невероятно глуп.
   Город находился под охраной сыщиков из агентства Бернса,  и  поэтому  я
очень осторожно побеседовал с их местным начальником. Он признался, что за
последний месяц арестовывали только таких "консов", как этот.  Вот  раньше
они чуть ли не каждую неделю раскрывали настоящие ячейки "консов". По  его
мнению, успех здесь, вероятно, зависел от времени года.
   Мы вернулись в Нью-Йорк, где меня ждал еще один арестованный "конс".  Я
повидался с ним и  несколько  минут  слушал,  как  он  молол  вздор.  Этот
поднатаскался в вопросах теории, знал на память целые страницы из Фогта  и
Осборна и утверждал, что ему Богом предназначено смести всю нечисть с лица
матери-земли. Он охотно признался, что состоит в одной из организаций,  но
скорее умрет, чем выдаст ее тайны. Я понял, что так оно, пожалуй, и будет,
потому что он не знал ни одной. "Консы" никогда не  доверились  бы  такому
типу, даже если бы в их рядах остались считанные единицы.
   К вечеру я вернулся к себе  в  агентство.  Сменилась  охрана.  Это  был
отвратительный день, и по результатам он ничем не отличался от  всех,  что
прошли с тех пор, как я стал преемником Фаулера Шокена.
   Предстояло еще совещание. Идти никуда не хотелось, но тут я вспомнил, с
какой гордостью и доверием передал  мне  Шокен  полномочия,  сделав  своим
наследником, и  совесть  заговорила  во  мне.  Прежде  чем  направиться  в
конференц-зал, я по телефону навел кое-какие справки  в  Отделе  торгового
шпионажа.
   - Пока ничего нового, сэр, - ответил мой агент. -  Никаких  сведений  о
вашей... о докторе Нэвин. Нити,  которые  вели  в  Отдел  личного  состава
компании "Хлорелла", оборвались. Прикажете продолжать?
   - Продолжайте. Если понадобится  усилить  наблюдение,  не  стесняйтесь.
Сделайте все возможное.
   Он поклялся мне в верности и повесил трубку, очевидно, решив про  себя,
что его хозяин  -  старый  болван,  тоскующий  по  сбежавшей,  к  тому  же
временной, жене. Что он думал  о  других  лицах,  которых  я  поручил  ему
разыскать,  было  трудно  представить.  Я  только  знал,   что   все   мои
немногочисленные  связи  с  "консами"  на  Коста-Рике,  в  канализационной
системе Нью-Йорка, а затем на Луне безвозвратно потеряны. Кэти  больше  ни
разу не появилась ни у себя дома, ни в госпитале. Уоррен Астрон так  и  не
вернулся на Первую улицу Магазинов, мои товарищи по костариканской  ячейке
затерялись в болотах и джунглях - все нити были оборваны.


   Заседание правления.
   - Прошу простить за опоздание, господа.  Обойдемся  без  вступительного
слова.  Чарли,  как  идут  дела  Венеры  в  Отделе  научных  изысканий   и
разработок?
   Чарли поднялся со стула.
   - Мистер Кортней, господа!  Я  буду  скромен,  но,  между  нами,  Отдел
научных изысканий и разработок справляется с задачей отлично, и мои ребята
- гордость фирмы "Шокен".  Нам  удалось  решить  вопрос  об  атмосфере  на
планете. Опыты подтвердили теоретические  предположения  и  математические
выкладки наших талантливых ребят из Отдела физики, химии и  термодинамики.
Если на высоте сорока тысяч футов Венеру окутать облаком углекислого  газа
толщиной примерно в  полфута,  то  оно  будет  само  себя  поддерживать  и
регулировать.  За  год  это  облако  способно   снизить   температуру   на
десяток-другой градусов и довести ее в конце концов до 30-35ь.  Мы  теперь
занимаемся вопросом, как создать это колоссальное  облако  и  на  огромных
скоростях забросить его в стратосферу Венеры. Вообще говоря,  можно  и  на
месте найти способ добывать природный углекислый газ  или  же  производить
его синтетическим путем. Я еще раз подчеркиваю,  можно  найти  способ.  На
Венере  происходит  вулканическая  деятельность;  правда,   при   обычном,
незначительном извержении там выбрасывается только жидкий аммиак.  За