авить их в нос, но потом раздумал. Шел небольшой  дождь,  и
воздух был сравнительно чистым. Стояла  летняя  погода,  душная  и  сырая.
Пешеходы, запрудившие  тротуары,  спешили  поскорее  укрыться  в  зданиях.
Просунувшись сквозь толпу, я пересек улицу и вошел в вестибюль  одного  из
домов.
   Лифт поднял меня на  четырнадцатый  этаж.  Дом  был  старый,  с  плохим
кондиционированием воздуха,  и  в  своем  промокшем  костюме  я  сразу  же
почувствовал озноб. Я подумал, что, пожалуй, лучше сослаться на озноб, чем
на придуманное наспех недомогание, но потом  отказался  от  этой  мысли  и
вошел  в  приемную.  Девушка   в   белом,   туго   накрахмаленном   халате
вопросительно подняла глаза. Я назвал свое имя.
   - Силвер. Уолтер Пи Силвер. Я записан на прием.
   - Да, мистер Силвер, - тут же вспомнила она. - Вы сказали,  что  у  вас
сердце, случай неотложный.
   - Совершенно верно. Возможно, это нервы, но я внезапно почувствовал...
   - Конечно, конечно. - Она указала мне на стул. -  Доктор  Нэвин  сейчас
вас примет.
   Но ждать  пришлось  минут  десять.  Когда  из  кабинета  вышла  молодая
девушка, туда прошел мужчина, записавшийся на прием раньше  меня.  Наконец
сестра сказала, обращаясь ко мне:
   - Проходите, пожалуйста.
   Я вошел. Кэти, очень строгая  и  очень  красивая,  в  белом  докторском
халате, прятала в стол карточку больного. Подняв голову и увидев меня, она
недовольно воскликнула:
   - Митч!
   - Я солгал только тогда, когда назвал вымышленное имя, - сказал я. -  А
в остальном все верно. Случай, действительно, неотложный, и  речь  идет  о
моем сердце.
   Что-то похожее на улыбку мелькнуло на лице Кэти, но тут же исчезло.
   - Этот случай медицину не интересует.
   - Я сказал твоей девушке, что, возможно,  это  нервы,  но  она  все  же
предложила мне подождать.
   - Я с ней об этом потолкую. Ты прекрасно знаешь, Митч, что  я  не  могу
беседовать с тобой, когда идет прием больных. Пожалуйста, уходи...
   Я сел у ее стола.
   - Ты теперь совсем не хочешь видеть меня, Кэти? Что случилось?
   - Ничего. Уходи, Митч. Я - врач, меня ждут больные.
   - Да  пойми  же,  для  меня  это  важнее  всего  на  свете!  Я  пытался
дозвониться тебе и вчера и сегодня утром.
   Не поднимая глаз, она закурила сигарету.
   - Меня не было дома.
   - Да, знаю. - Наклонившись вперед, я взял  у  нее  из  рук  сигарету  и
затянулся. Пожав плечами, она вынула из пачки новую. - Должно быть, я даже
не имею права спрашивать, где моя жена бывает по вечерам?
   Кэти вспыхнула.
   - Черт возьми, Митч, ты же отлично знаешь...
   В это время на ее столе зазвонил  телефон.  Кэти  на  мгновение  устало
прикрыла глаза, а затем взяла  трубку.  Откинувшись  на  спинку  кресла  и
устремив взгляд куда-то в угол,  сразу  смягчившись,  она  превратилась  в
врача, терпеливо выслушивающего жалобы больного. Когда разговор, длившийся
несколько минут, наконец был окончен, Кэти уже полностью овладела собой.
   - Пожалуйста, уходи, Митч, - попросила она, гася окурок.
   - Не уйду, пока не скажешь, когда мы встретимся.
   - Я... у меня нет времени, Митч. Кроме того, я  тебе  не  жена.  Ты  не
имеешь права преследовать меня.  Я  попрошу  защиты,  наконец,  даже  могу
потребовать, чтобы тебя арестовали.
   - Не забывай, что я уже подал заявление о браке, - напомнил я.
   - Зато я не подавала и никогда не подам. Как  только  кончится  год,  я
порываю с тобой, Митч! Порываю навсегда!
   - Мне надо сообщить тебе кое-что очень важное.
   Любопытство всегда было слабостью Кэти. Наступила долгая пауза, а затем
вмести того, чтобы снова сказать мне "уходи", она спросила:
   - Ну, что еще случилось?
   - Нечто поистине потрясающее, и это необходимо отпраздновать. По  этому
случаю мне и  хотелось  бы  увидеться  с  тобой  сегодня  вечером.  Совсем
ненадолго. Пожалуйста, Кэти! Я люблю тебя и обещаю не устраивать сцен.
   - Нет... - Но она уже заколебалась.
   - Прошу тебя!
   - Хорошо. - Пока она раздумывала, снова зазвонил телефон. -  Хорошо,  -
сказала она. - Позвони мне домой. В  семь.  А  теперь  я  должна  заняться
больными.
   Она сняла трубку. Я направился к двери. Кэти разговаривала по  телефону
и даже не взглянула в мою сторону.


   Когда я вошел в кабинет Шокена, он сидел, низко склонившись над столом,
и листал последний номер "Таунтонз уикли".  Обложка  журнала  ослепительно
сверкала, словно типографская краска вобрала в себя все  цвета  радуги,  и
каждая ее молекула била прямо в  глаза,  как  крошечный  яркий  прожектор.
Шокен потряс передо мною блестящими страницами.
   - Что ты скажешь об этом, Митч?
   - Дешевка, - не задумываясь, ответил я. - Если бы мы унизились до того,
что стали издавать подобный журнальчик, я тут  же  подал  бы  в  отставку.
Слишком дешевый прием.
   - Гм. - Фаулер положил журнал яркой обложкой вниз; краски  вспыхнули  в
последний раз и погасли.
   - Да, это дешевка, - сказал он задумчиво. - Однако,  нашим  конкурентам
нельзя отказать в изобретательности. Еженедельно рекламу  фирмы  "Таунтон"
читают  шестнадцать  с  половиной  миллионов.   И   все   они   становятся
потребителями товаров фирмы "Таунтон" - ее и никого  больше.  Надеюсь,  ты
пошутил, когда сказал об  отставке?  Я  только  что  дал  указание  Гарвею
Бренеру начать издание  журнала  "Шок".  Первый  номер  выйдет  тиражом  в
двадцать миллионов. Ладно, ладно, - милостиво остановил он меня,  когда  я
стал неуклюже оправдываться. - Понимаю, что ты  хотел  сказать,  Митч.  Ты
против дешевой рекламы. Я тоже против. Для меня  Таунтон  -  олицетворение
всего, что мешает рекламе занять принадлежащее ей по праву место  в  жизни
нашего общества наравне, скажем, с  религией,  здравоохранением  и  судом.
Таунтон способен на все, вплоть до подкупа судьи и  похищения  сотрудников
конкурирующих фирм. Тебе, Митч, надо его особенно остерегаться.
   - Мне? Почему именно мне?
   Шокен издал самодовольный смешок.
   - Да потому, что мы украли  у  него  Венеру  из-под  самого  носа,  вот
почему. Я уже говорил тебе - он предприимчив, эта  идея  пришла  в  голову
одновременно ему и мне. Поверь, нелегко было убедить правительство  отдать
предпочтение нам.
   - Понимаю, - сказал я. И действительно понял  все.  За  долгую  историю
существования   наших   правительств   нынешнее   было,   пожалуй,   самым
представительным. Не по количеству  представителей  per  capita  [на  душу
населения  (лат.)],  а  скорее,  ad  valorem  [по  стоимости  (лат)]  этих
представителей. Если вы любите пофилософствовать на разные темы, то  лучше
этой не найти. Следует ли расценивать голоса  избирателей  одинаково,  как
это пытаются  провозглашать  наши  законы,  ссылаясь  на  заветы  отцов  -
основателей нашей нации, или правильнее будет  прежде  всего  принимать  в
расчет силу, мудрость и влияние, точнее, деньги  избирателя?  Однако,  эти
размышления не для меня. Я - прагматик, да к тому же прагматик,  состоящий
на жаловании у фирмы "Фаулер Шокен".
   Меня беспокоило одно.
   - Не вздумает ли Таунтон предпринять... э-э... решительные шаги?
   - О, он, конечно, снова попробует украсть  у  нас  Венеру,  -  спокойно
ответил Фаулер.
   - Я не об этом. Помните, что произошло, когда  мы  начали  эксплуатацию
Антарктики?
   - Еще бы, я сам там был в это время. Сто  сорок  убитых  у  нас  и  Бог
знает, сколько у них.
   - А ведь это был всего лишь один континент. Таунтон  расценивает  такие
вещи как личный вызов. Если он полез в  драку  из-за  какого-то  паршивого
замороженного континента, представляете, на  что  он  пойдет  из-за  целой
планеты?
   - Нет, Митч, - терпеливо  разубеждал  меня  Шокен.  -  Он  не  решится.
Во-первых, драки теперь влетают в копеечку, во-вторых,  мы  не  дадим  ему
формального повода и, в-третьих, мы вовремя прищемим ему хвост.
   - Да, конечно, - сказал я и успокоился.
   Поверьте, я искренне предан фирме. С первых же дней работы, еще  в-пору
ученичества,  я  старался  жить  только  интересами  фирмы  и   интересами
торговли. Но войны в промышленном мире, да и в мире рекламы, ведутся очень
уж грязными способами. Всего несколько десятков лет назад одно  небольшое,
но предприимчивое рекламное агентство в Лондоне затеяло тяжбу с английским
филиалом фирмы "Бэттон, Бартон, Дерстайн и Осборн". В  результате  уцелела
лишь пара Бартонов да один малолетний Осборн.
   Говорят, что и сейчас еще на ступеньках Министерства почт  и  телеграфа
видны следы крови -  свидетельство  жестокой  схватки  "Уэстерн  юнион"  с
Американской железнодорожной компанией за контракты на перевозку почты.
   Шокен продолжал.
   - Прежде всего не спускай глаз  со  всякого  рода  фанатиков.  Им  ведь
придется что-то сказать о проекте. Каждая из этих организаций,  начиная  с
"консов" и кончая республиканской партией, немедленно выскажется "за"  или
"против". Надо сделать так, чтобы они были "за". От этого многое зависит.
   - Чтобы даже "консы" были "за"?! - воскликнул я.
   - Ну на этих я не рассчитываю.  Они  скорее  будут  помехой.  -  Фаулер
задумчиво  покачал  головой.  -  М-м.  Пожалуй,  надо  пустить  слух,  что
космические  полеты  противоречат  убеждениям  консервационистов.   Полеты
требуют больших расходов сырья,  а  это  непременно  приведет  к  снижению
жизненного уровня, понимаешь? К  примеру,  для  получения  горючего  нужно
органическое сырье, а "консы" считают, что его лучше пустить на удобрения.
   Любо-дорого смотреть, когда за  дело  берется  мастер.  Фаулер  тут  же
набросал   программу   действий.    Мне    осталось    уточнить    детали.
Консервационисты - всегда подходящая  мишень.  Эти  свихнувшиеся  фанатики
пытаются утверждать, что  современная  цивилизация  "опустошает"  планету.
Чудовищная ерунда! Когда не хватает природных ресурсов, на  помощь  всегда
приходит наука. В конце концов, когда натуральное мясо стало редкостью,  у
нас появились соевые котлеты.  Когда  иссякли  запасы  нефти,  техническая
мысль дала нам педальный автомобиль.
   Я в свое время тоже испытал на себе влияние идей "консов" и  знаю,  что
все их аргументы сводятся к одному: жить, сообразуясь с законами  природы.
Вздор! Если бы природа хотела, чтоб мы жили в соответствии с естественными
законами, зачем бы  ей  предоставлять  нам  возможности  для  изготовления
заменителей?
   Еще минут двадцать я слушал вдохновенные речи Фаулера Шокена и снова, в
который уже раз, отметил про себя умение  шефа  кратко  и  четко  излагать
программу действий.
   Детали, как всегда,  он  оставлял  мне.  А  я-то  уж  свое  дело  знал.
Необходимо, чтобы американцы колонизировали Венеру. Для этого нужно решить
три задачи: завербовать колонистов, доставить их на Венеру и занять их там
чем-нибудь.
   Первую задачу легко решить с  помощью  рекламы.  Телевизионная  реклама
фирмы "Шокен" поставлена настолько хорошо,  что  можно  полностью  на  нее
положиться. Людей, в сущности, не так уж трудно убедить, что хорошо именно
там, где нас нет. Я уже  набросал  примерный  план  рекламной  кампании  с
бюджетом в мегамиллион долларов.  Запрашивать  больше,  пожалуй,  было  бы
неосторожно.
   Решение  второй  задачи  лишь  отчасти  зависело  от   нас.   Созданием
межпланетных  кораблей  по  заказам   военного   министерства   занимались
Республиканская  авиационная  компания,   телефонная   компания   Бэлл   и
Американский стальной трест. Наша  задача  заключалась  не  в  том,  чтобы
перевезти колонистов на Венеру, а в том, чтобы  заманить  их  туда.  Когда
ваша жена вдруг обнаруживает, что испортившуюся  плитку  для  поджаривания
хлеба невозможно заменить новой, потому что детали к ней изготовляются  из
нихрома, идущего на постройку реактивных двигателей, а  вечно  недовольный
конгрессмен,  ставленник  какой-нибудь  захудалой  фирмы,  вдруг   решает,
потрясая  сводками,  уличить  правительство  в  безрассудном  расходовании
средств на бредовые проекты - вот тут-то и  начинается  наша  работа.  Нам
предстоит убедить вашу жену, что ракета нужна ей больше,  чем  плитка  для
поджаривания хлеба, а фирме мы  даем  понять,  что  глупость  конгрессмена
может ей дорого обойтись.
   Я подумал было о применении "жесткой" политики, но тут же отказался  от
этой мысли. Это может повредить другим  капиталовложениям  фирмы  "Шокен".
Пожалуй, правильнее сыграть на религиозных чувствах - например, убедить те
800 миллионов, которые не полетят на  Венеру,  что  им  необходимо  чем-то
жертвовать.
   На всякий случай я взял все на заметку - в  этом  мне  поможет  Бренер.
Оставалось решить третий вопрос: чем занять колонистов на Венере.
   Я знал,  что  именно  над  этим  ломает  сейчас  голову  Фаулер  Шокен.
Правительственная  субсидия  на  организацию  рекламы  была  бы   неплохим
дополнением к нашему  годовому  бюджету.  Но  Шокен  был  слишком  крупным
дельцом,  чтобы  довольствоваться  единовременной   подачкой.   Он   хотел
заручиться финансовой поддержкой на несколько лет, пока на Венере не будут
построены основные промышленные центры. Кроме того,  колонисты  и  все  их
потомство  должны  принадлежать  только  ему.  Ясно,  что  Фаулер  задумал
повторить наш блестящий опыт с Индиастрией, только в еще более грандиозных
масштабах. Наша фирма объединила Индию в гигантский  картель,  где  каждая
сплетенная крестьянином корзина,  каждый  слиток  иридия  и  каждый  грамм
опиума находили сбыт  только  через  рекламное  агентство  Шокена.  То  же
предстояло сделать на Венере. Потенциальные выгоды  от  этого  предприятия
были бы равны общей сумме всех золотых запасов на Земле. Планета величиной
с Землю, не менее богатая, чем Земля, - и каждый микрон, каждый миллиграмм
ее наш!
   Я посмотрел на часы. Около четырех. Свидание с Кэти назначено на  семь.
Времени в обрез. Я вызвал Эстер по телефону  и  велел  заказать  билет  на
реактивный самолет, отбывающий в Вашингтон. А сам  тем  временем  позвонил
человеку, которого указал мне Фаулер, - Джеку О'Ши, пока единственному  из
смертных, побывавшему на Венере. Когда он давал согласие на  встречу,  его
молодой голос звучал довольно самоуверенно.


   На посадочной площадке нас продержали лишних пять минут, затем у  трапа
послышался какой-то шум.  Самолет  окружили  солдаты  охраны  из  сыскного
агентства Бринка, и лейтенант начал  проверку  документов.  Когда  очередь
дошла до меня, я поинтересовался, что случилось. Внимательно посмотрев  на
коротенький номер моего  свидетельства  благонадежности,  лейтенант  отдал
честь:
   - Простите за беспокойство, мистер Кортней, - извинился он.  -  "Консы"
сбросили  бомбу  вблизи  Топеки.  У  нас  есть  сведения,  что  преступник
находится на борту самолета, прибывающего в 16:30.  Похоже,  он  стреляный
воробей.
   - На что же они покушались?
   - На Отдел сырьевых ресурсов компании "Дюпон". У нас с ней контракт  на
охрану их заводов.  Компания  собралась  заложить  новую  шахту  на  месте
плодородного поля. Все было обставлено очень торжественно, но  как  только
гидравлические машины начали бурение, из толпы  бросили  бомбу.  Машинист,
его  помощник,  а  также  вице-президент  компании  были  убиты   наповал.
Преступник скрылся в толпе, но его заметили. Он от нас не уйдет.
   - Желаю успеха, лейтенант, - сказал я и поспешил в здание  аэровокзала.
О'Ши уже ждал меня в баре за столиком у окна. Он был явно  недоволен,  но,
выслушав мои объяснения, улыбнулся.
   - Что ж, со всяким может случиться, - заметил он,  болтая  коротенькими
ножками, и звонким голосом подозвал официанта.  Когда  тот  принял  заказ,
Джек откинулся на спинку стула и сказал:
   - Итак, я к вашим услугам.
   Я посмотрел на него, а затем перевел взгляд  в  окно.  Далеко  в  южной
части аэродрома на гигантском обелиске в память  Ф.Д.Р.  [Франклин  Делано
Рузвельт] мерцал огонек светового сигнала,  а  еще  дальше  едва  виднелся
крохотный купол старого Капитолия. Я никогда за словом в карман не лез,  а
тут  не  знал,  как  начать   разговор.   О'Ши   явно   наслаждался   моим
замешательством.
   - Итак, - снова повторил он не без ехидства,  и  я  понял,  что  в  эту
минуту он думает: - "Ну вот, теперь вы все приходите  ко  мне  на  поклон.
Каково? Вроде бы вам это не по вкусу?"
   Наконец я решился:
   - Что на Венере?
   - Песок и туман, - ответил он не задумываясь. - Разве вы не читали  мой
отчет?
   - Разумеется, читал. Но мне этого мало.
   - В отчете все сказано. Господи, когда  я  вернулся,  меня  допрашивали
целых три дня. Если я что-нибудь тогда и упустил, то теперь уже  наверняка
не вспомню.
   - Меня не это интересует, Джек. Кому придет в голову убивать  время  на
чтение официальных отчетов. Я специально держу пятнадцать  человек  только
для того, чтобы они читали их за меня. Мне  нужно  другое.  Я  должен  сам
почувствовать, что такое Венера. И помочь мне в  этом  может  только  один
человек - тот, кто сам там побывал.
   - Иногда я жалею об этом, - устало сказал Джек О'Ши. - С чего начать? Я
единственный на Земле пилот-карлик. О корабле, на котором я  летал,  вы  и
без меня все  знаете.  Видели,  должно  быть,  образцы  пород,  которые  я
доставил на Землю. Целиком полагаться на них не стоит.  Я  совершил  всего
одну посадку, а в пяти милях от этого места геологическое строение  Венеры
может оказаться совсем иным.
   - Все это  мне  известно.  Послушайте,  Джек,  предположим,  необходимо
заманить на Венеру людей, много людей. Что бы вы им рассказали о планете?
   Он рассмеялся.
   - Наговорил бы кучу небылиц. Выкладывайте-ка все начистоту. Зачем я вам
нужен?
   И пока я посвящал его в планы Шокена, его крохотные круглые  глазки  на
крохотном круглом личике, не отрываясь, глядели на меня. В лицах  карликов
есть что-то непроницаемое, как у фарфоровых кукол: будто  природа,  обидев
их ростом, тут же поторопилась доказать, что рост -  это  еще  не  все,  и
придала  их  чертам  то  совершенство  и  утонченность,  которых   нет   у
обыкновенных людей. Джек медленно потягивал свой напиток,  а  я  в  паузах
большими глотками пил свой.
   Закончив рассказ, я все еще не знал, станет ли Джек моим  союзником,  а
для меня это было очень важно.  Он  не  марионетка  из  правительственного
аппарата, пляшущая под дудку Фаулера Шокена, и не чиновник, которого легко
можно купить. Фаулер дал ему возможность немного понежиться в лучах  славы
- мы рекламировали банкеты в честь О'Ши, его книги и публичные лекции.  Он
должен был чувствовать по отношению к нам известную благодарность,  но  не
больше.
   - Что ж, если я могу быть вам  полезен...  -  сказал  он.  После  этого
беседа пошла непринужденней.
   - Можете, - заверил его я. - За этим я к вам и  приехал.  Скажите,  что
можно сделать на Венере?
   - Чертовски мало, - ответил он, и тонкая морщинка прорезала его гладкий
блестящий лоб. - С чего бы начать? Вас интересует, должно быть,  атмосфера
Венеры? Формальдегид в чистом виде -  препятствует  гниению.  Температура?
Все время выше точки кипения воды, если бы вода вообще была на Венере.  По
крайней мере до сих  пор  ее  там  не  обнаружили.  Ну,  что  еще?  Ветры,
например? Меня несло со скоростью пятьсот миль в час.
   - Нет, не то, - сказал я. - Это все мне известно. Право, Джек, на такие
вопросы я и сам бы мог ответить. Я хочу почувствовать, что значит побывать
на Венере, хочу знать, что чувствовали вы,  когда  попали  туда.  Говорите
все. Я остановлю вас, как только услышу то, что мне нужно.
   Джек прикусил верхнюю губу.
   - Ладно, - заметил он. - В таком случае начну с самого начала.  Закажем
еще по стаканчику, а?
   Официант подал напитки. Джек, барабаня пальцами по  столу  и  потягивая
рейнвейн с сельтерской, стал рассказывать.
   Начал он издалека, и это было как раз то, что нужно. Я хотел знать все,
самую суть, хотел уловить то трудно передаваемое субъективное  впечатление
очевидца, которое неизбежно должно крыться  за  сухими,  профессиональными
данными его отчета о полете на Венеру. Ведь именно это впечатление  должно
было придать