етырнадцатого  и  завязал  его  в
простыню.
   - Завязали в простыню?
   - Сделал из него нечто вроде узла.  Хорошее  средство,  чтобы  напугать
этого идиота и лишить его возможности кричать и двигаться, а выбраться  из
этого узла было не так-то просто. Дорогой Кемп, нечего сидеть и глазеть на
меня, как на убийцу. У него ведь был револьвер. А если бы он увидел  меня,
то мог бы описать мою наружность...
   - Но все же, - сказал Кемп, - в Англии, в наше время... И ведь  человек
этот был у себя дома, а вы... вы совершали грабеж!
   - Грабеж? Черт знает что такое! Вы еще, пожалуй, назовете  меня  вором.
Надеюсь, Кемп, вы не настолько глупы,  чтобы  плясать  под  старую  дудку.
Неужели вы не можете понять, каково мне было?
   - Могу. Но каково было ему! - сказал Кемп.
   Невидимка быстро вскочил.
   - Что вы сказали? - спросил он.
   Лицо Кемпа приняло суровее выражение.  Он  хотел  было  заговорить,  но
удержался.
   - Впрочем, - сказал он, вдруг меняя тон, - пожалуй, ничего другого  вам
не оставалось. Ваше положение было безвыходным. А все же...
   - Конечно, я был в безвыходном положении, в  ужасном  положении!  Да  и
горбун довел меня до бешенства: гонялся за мной  по  всему  дому,  угрожал
своим  дурацким  револьвером,  отпирал  и  запирал   двери...   Это   было
невыносимо! Вы ведь не вините меня, правда? Не вините?
   - Я никогда никого не виню, - ответил Кемп. - Это совершенно  вышло  из
моды. Ну, а что вы сделали потом?
   - Я был голоден. Внизу я нашел  каравай  хлеба  и  немного  прогорклого
сыра, этого было достаточно,  чтобы  утолить  мой  голод.  Потом  я  выпил
немного коньяку с водой и прошел мимо завязанного в  простыню  узла  -  он
лежал не шевелясь - в  комнату  со  старым  платьем.  Окно  этой  комнаты,
завешенное грязной кружевной занавеской, выходило на  улицу.  Я  осторожно
выглянул. День был яркий,  ослепительно  яркий  по  сравнению  с  сумраком
угрюмого дома, в котором я находился. Улица была очень оживленная: тележки
с фруктами, пролетки, ломовик с кучей ящиков, повозка рыботорговца. У меня
зарябило в глазах, и я  вернулся  к  полутемным  полкам.  Возбуждение  мое
улеглось, я трезво оценил положение. В комнате стоял слабый запах бензина,
употреблявшегося, очевидно, для чистки платья.
   Я начал тщательно осматривать комнату за комнатой. Очевидно, горбун уже
давно жил в этом доме один. Любопытная личность... Все, что  только  могло
мне пригодиться, я собрал  в  комнату,  где  лежали  костюмы,  потом  стал
тщательно отбирать. Я нашел  саквояж,  который  мог  оказаться  мне  очень
полезным, пудру, румяна и липкий пластырь.
   Сначала я хотел было накрасить и  напудрить  лицо,  чтобы  сделать  его
видимым, но тут же сообразил, что в  этом  есть  большое  неудобство:  для
того, чтобы снова исчезнуть,  мне  понадобился  бы  скипидар  и  некоторые
другие средства, не говоря уж о том, что это отнимало  бы  много  времени.
Наконец я выбрал маску, слегка  карикатурную,  но  не  более,  чем  многие
человеческие лица, темные очки, бакенбарды с проседью и парик. Белья я  не
нашел, но его можно было приобрести впоследствии, а пока что я закутался в
миткалевый плащ и белый кашемировый  шарф;  носков  не  было,  но  башмаки
горбуна пришлись почти впору. В кассе оказалось три соверена и на тридцать
шиллингов  серебра,  а  взломав  шкаф,  я  нашел  восемь  фунтов  золотом.
Снаряженный таким образом, я снова мог выйти на белый свет.
   Тут  на  меня  напало  сомнение:  действительно   ли   моя   наружность
правдоподобна?  Я  внимательно  осмотрел  себя  в   маленьком   зеркальце,
поворачиваясь то так, то этак, проверяя, не упустил ли я чего-нибудь. Нет,
как будто все в порядке: фигура, конечно, гротескная,  вроде  театрального
нищего, но общий вид сносный, бывают и такие люди. Немного успокоенный,  я
сошел с зеркальцем в лавку, опустил занавески и  снова  осмотрел  себя  со
всех сторон в трюмо.
   Несколько минут я собирался с духом, наконец отпер  дверь  и  вышел  на
улицу, предоставив маленькому горбуну собственными  силами  выбираться  из
простыни. Сначала я сворачивал за угол на каждом перекрестке. Мой  вид  не
привлекал  ничьего  внимания.  Казалось,  я  перешагнул  через   последнее
препятствие.
   Он замолчал.
   - А горбуна вы так и бросили на произвол судьбы? - спросил Кемп.
   - Да, - сказал Невидимка. - Не знаю, что с ним  сталось.  Вероятно,  он
развязал простыню, вернее, разорвал ее. Узлы были крепкие.
   Он снова замолчал, поднялся и стал смотреть в окно.
   - Ну, а потом вы вышли на Стрэнд и что же дальше?
   - О,  снова  разочарование!  Я  думал,  что  мытарства  мои  кончились.
Воображал, что теперь я могу безнаказанно делать все, что вздумается, если
только сохраню свою тайну. Так мне казалось. Я мог делать все что  угодно,
не считаясь с последствиями: стоило только скинуть платье, чтоб исчезнуть.
Задержать меня никто не мог. Деньги можно брать где угодно. Я решил задать
себе великолепный пир, поселиться в хорошей гостинице и обзавестись  новым
имуществом.  Самоуверенность  моя  не  знала   границ,   даже   вспоминать
неприятно, каким я был ослом. Я зашел в ресторан, стал заказывать  обед  и
вдруг сообразил, что, не открыв лица, не могу начать есть. Я заказал  обед
и вышел взбешенный, сказав официанту, что вернусь через десять  минут.  Не
знаю, приходилось ли вам, Кемп,  голодному,  как  волк,  испытывать  такое
разочарование?
   - Такое - никогда, - сказал Кемп, - но я вполне себе это представляю.
   - Я готов был убить  их,  этих  кретинов.  Наконец,  совсем  измученный
голодом, я зашел в другой ресторан  и  потребовал  отдельную  комнату.  "Я
изуродован, - сказал я. - Получил сильные ранения". Официанты смотрели  на
меня с любопытством, но расспрашивать, конечно,  не  смели,  и  я  наконец
пообедал. Сервировка оставляла желать лучшего, но я  вполне  насытился  и,
затянувшись сигарой, стая обдумывать, как быть дальше. На дворе начиналась
вьюга.
   Чем больше я думал, Кемп, тем яснее понимал,  как  беспомощен  и  нелеп
невидимый человек в сыром и холодном климате,  в  огромном  цивилизованном
городе. До моего безумного опыта мне рисовались всевозможные преимущества.
Теперь же я не видел ничего хорошего. Я перебрал в  уме  все,  чего  может
желать человек. Правда, невидимость позволяла многого  достигнуть,  но  но
позволяла мне пользоваться  достигнутым.  Честолюбие?  Но  что  в  высоком
звании, если обладатель его  принужден  скрываться?  Какой  толк  в  любви
женщины, если она должна быть Далилой? Меня не интересует ни политика,  ни
сомнительная  популярность,  ни  филантропия,  ни  спорт.   Что   же   мне
оставалось? Чего ради я обратился в  запеленатую  тайну,  в  закутанную  и
забинтованную пародию на человека?
   Он умолк и, казалось, посмотрел в окно.
   - А как же вы очутились в  Айпинге?  -  спросил  Кемп,  чтобы  не  дать
оборваться разговору.
   - Я поехал туда работать.  У  меня  тогда  мелькнула  смутная  надежда.
Теперь эта мысль созрела. Вернуться в прежнее состояние. Вернуться,  когда
мне это понадобится, когда я невидимкой сделаю все, что хочу.  Об  этом-то
прежде всего мне и надо поговорить с вами.
   - Вы поехали прямо в Айпинг?
   - Да. Получил свои заметки и  чековую  книжку,  приобрел  белье  и  все
необходимое, заказал реактивы, при помощи которых хотел  осуществить  свой
замысел (как только получу книги, покажу вам все  вычисления),  и  поехал.
Боже, что за метель была, и как трудно было  уберечь  проклятый  картонный
нос, чтобы он не размок от снега!
   - Если судить по газетам, - сказал Кемп,  -  третьего  дня,  когда  вас
обнаружили, вы немного...
   - Да, немного... Укокошил я этого болвана полисмена?
   - Нет, - сказал Кемп, - говорят, он выздоравливает.
   - Ну, значит, ему повезло. Я совсем взбесился.  Вот  дураки!  Чего  они
пристали ко мне? Ну, а этот остолоп лавочник?
   - Смертных случаев не предвидится, - сказал Кемп.
   - Что касается моего бродяги, - сказал Невидимка, зловеще  посмеиваясь,
- то это еще неизвестно. Ей-богу, Кемп, вам с вашим характером не  понять,
что такое бешенство! Работаешь долгие годы, придумываешь, строишь планы, и
потом какой-нибудь безмозглый, тупой идиот становится тебе поперек дороги!
Дураки всех сортов, какие только существуют на свете,  старались  помешать
мне. Если так будет продолжаться, я взбешусь окончательно и начну  крошить
их направо и налево. Из-за них теперь все стало в тысячу раз трудней.
   - В самом деле, положение незавидное, - сухо обронил Кемп.



        24. НЕУДАВШИЙСЯ ПЛАН

   - Ну, - сказал Кемп, покосившись на окно, -  что  же  мы  теперь  будем
делать?
   Он придвинулся ближе к Невидимке, чтобы заслонить от него троих  людей,
невероятно медленно, как казалось Кемпу, подымавшихся по холму.
   - Что вы собирались делать в  Порт-Бэрдоке?  У  вас  есть  какой-нибудь
план?
   - Я хотел удрать за границу. Но, встретив вас, я  переменил  намерение.
Так как стало теплей и мне легче быть невидимым, я думал, что лучше  всего
мне двинуться на юг. Ведь тайна моя раскрыта, и  здесь  все  будут  искать
закутанного человека  в  маске.  А  отсюда  есть  пароходное  сообщение  с
Францией. Я думал, что можно рискнуть переправиться туда  на  каком-нибудь
пароходе. А из Франции я мог бы по железной дороге поехать в  Испанию  или
даже в Алжир. Это было бы  нетрудно.  Там  можно  круглый  год  оставаться
невидимкой. Бродягу этого я превратил бы в подвижной склад  моих  денег  и
книг, пока не устроила бы с пересылкой того и другого по почте.
   - Понятно.
   - И вдруг этому скоту вздумалось поживиться моим имуществом!  Он  украл
мои книги, Кемп! Мои книги! Попадись он мне только!..
   - Первым делом надо отобрать у него книги.
   - Да где же он? Разве вы знаете?
   - Он заперт в городском полицейском управлении, в самой глухой тюремной
камере, какая только там нашлась: сам об этом попросил.
   - Негодяй! - вырвалось у Невидимки.
   - Это несколько нарушает ваши планы.
   - Нужно добыть книги, они необходимы.
   - Конечно, -  согласился  Кемп,  прислушиваясь  к  шагам  на  дворе.  -
Конечно, книги непременно надо добыть. Но это будет нетрудно, если  только
он не узнает, что их требуют для вас.
   - Верно, - сказал Невидимка и задумался.
   Кемп безуспешно пытался поддержать разговор, но тут Невидимка заговорил
сам:
   - Теперь, когда я очутился у вас, Кемп,  все  мои  планы  меняются.  Вы
человек, способный понять меня. Еще можно сделать  многое,  очень  многое,
несмотря на потерю книг, на огласку, несмотря на все, что случилось и  что
я перенес... Вы никому не говорили обо мне? - спросил он вдруг.
   Кемп на мгновение замялся.
   - Ведь я обещал, - сказал он.
   - Никому? - повторил Гриффин.
   - Ни единой душе.
   - Ну, тогда... - Невидимка встал и, сунув руки в  карманы,  зашагал  по
комнате. - Да, это была ошибка, Кемп, огромная ошибка, что я  взялся  один
за  это  дело.  Напрасно  потрачены  силы,  время,  возможности.   Один...
Удивительно,  как  беспомощен  человек,  когда  он  один!  Мелкая   кража,
потасовка - и все.
   Я нуждаюсь в пристанище, Кемп, мне нужен человек, который помог бы мне,
спрятал бы меня, мне нужно место, где я  мог  бы  спокойно,  не  возбуждая
ничьих подозрений, есть, спать и отдыхать.  Словом,  мне  нужен  сообщник.
Тогда возможно все. До сих пор я действовал наобум. Теперь мы обсудим  все
те  выгоды,  которые  дает  невидимость,  и  все   трудности.   Заниматься
подслушиванием и тому подобным - толку мало: тебя  тоже  слышно.  Воровать
это помогает, но не очень. Хоть поймать меня трудно, но, поймав, ничего не
стоит засадить в тюрьму.  Невидимость  полезна,  когда  надо  бежать  или,
наоборот, подкрадываться. Значит, она хороша при убийстве. Как бы  человек
ни был вооружен, я легко могу выбрать наименее защищенное место,  ударить,
спрятаться и удрать; как и куда пожелаю.
   Кемп погладил усы. Кажется, кто-то движется внизу.
   - Мы должны заняться убийствами, Кемп.
   - Заняться убийствами, - повторил Кемп. - Я слушаю вас, Гриффин, но это
не значит, что я соглашаюсь с вами. Зачем мы должны убивать?
   - Не бессмысленно убивать,  а  разумно  отнимать  жизнь.  Дело  обстоит
следующим образом: они знают, что существует Невидимка, знают не хуже  нас
с вами. И этот Невидимка, Кемп,  должен  установить  царство  террора.  Вы
изумлены, конечно. Но я говорю не шутя: царство террора. Невидимка  должен
захватить какой-нибудь город, хотя бы  этот  ваш  Бэрдок,  терроризировать
население и подчинить своей воле всех и каждого. Он издаст  свои  приказы.
Осуществить это можно тысячью  способов,  скажем,  подсовывать  под  двери
листки бумаги. И кто дерзнет ослушаться, будет убит,  так  же  как  и  его
заступники.
   - Гм, - пробормотал Кемп, прислушиваясь больше  к  скрипу  отворявшейся
внизу двери, чем к словам Гриффина. -  Я  думаю,  Гриффин,  -  сказал  он,
стараясь казаться внимательным, - что положение вашего сообщника оказалось
бы не из легких.
   - Никто не  будет  знать,  что  он  мой  сообщник,  -  горячо  возразил
Невидимка и вдруг остановился. - Стойте, что там такое?
   - Ничего, - сказал Кемп и вдруг заговорил громко и быстро: - Я не  могу
согласиться с вами, Гриффин. Поймите же, не могу. К  чему  вести  заведомо
проигранную игру? Разве это  может  дать  вам  счастье?  Не  уподобляйтесь
одинокому волку. Опубликуйте ваше открытие; если не  хотите  рассказать  о
нем всему миру, то доверьте его, по крайней мере, своей стране. Подумайте,
чего вы могли бы добиться с миллионом помощников...
   Невидимка прервал Кемпа.
   - Шаги на лестнице, - прошептал он, подняв руку.
   - Не может быть, - сказал Кемп.
   - Сейчас посмотрим.
   И Невидимка шагнул к двери. После секундного  колебания  Кемп  бросился
ему наперерез. Невидимка, вздрогнув, остановился.
   - Предатель! -  крикнул  Голос,  и  халат  расстегнулся.  Бросившись  в
кресло, Невидимка начал  раздеваться.  Кемп  сделал  несколько  торопливых
шагов к двери, и сейчас же Невидимка - ног его  уже  не  было  видно  -  с
криком вскочил. Кемп распахнул дверь настежь.
   Снизу отчетливо донеслись голоса и топот бегущих ног.
   Кемп оттолкнул Невидимку, выскочил в коридор и  захлопнул  дверь.  Ключ
заранее был вставлен снаружи. Еще мгновение -  и  Гриффин  очутился  бы  в
кабинете один под замком.  Но  помешала  случайность.  Наспех  вставленный
утром ключ от толчка выскочил и со стуком упал на ковер.
   Кемп помертвел. Схватившись обеими руками за ручку,  он  изо  всех  сил
старался удержать дверь. Несколько  мгновений  ему  это  удавалось.  Потом
дверь приоткрылась дюймов на шесть,  он  ее  снова  быстро  прихлопнул.  В
другой раз она рывком открылась на  фут,  и  в  щель  стал  протискиваться
халат. Невидимые пальцы схватили Кемпа за горло, и ему пришлось  выпустить
ручку двери, чтобы защищаться.  Он  был  оттеснен,  опрокинут  и  с  силой
отброшен в угол площадки. Пустой халат упал на него.
   На  лестнице  стоял  полковник  Эдай,  начальник  бэрдокской   полиции,
которому  Кемп  написал  письмо.  Он  с  ужасом   глядел   на   неожиданно
появившегося Кемпа и на болтающиеся в воздухе пустые предметы  одежды.  Он
видел, как Кемп был опрокинут, как он с трудом поднялся, сделал шаг вперед
и опять рухнул на пол.
   И вдруг его самого что-то ударило.  Удар  из  пустоты!  Будто  на  него
навалилась огромная тяжесть.  Чьи-то  пальцы  сдавили  ему  горло,  чье-то
колено ударило его в пах, и он кубарем скатился с лестницы. Невидимая нога
наступила ему на спину, кто-то зашлепал по лестнице босыми ногами;  внизу,
в прихожей, оба полицейских вскрикнули и побежали, входная дверь  с  шумом
захлопнулась.
   Полковник  Эдай  приподнялся  и  сел,  бессмысленно  озираясь.  Сверху,
пошатываясь, сходил  Кемп,  растрепанный  и  перепачканный;  щека  у  него
побелела от удара, из разбитой губы текла кровь, в руках он держал халат и
другие части туалета.
   - Удрал! - крикнул Кемп. - Плохо дело. Удрал!



        25. ОХОТА НА НЕВИДИМКУ

   Сначала Эдай ничего не мог понять из бессвязного  рассказа  Кемпа.  Они
оба стояли на лестнице, и Кемп все еще держал в руках  одежду,  оставшуюся
от Гриффина. Наконец Эдай начал понимать суть происшедшего.
   - Он помешанный, - торопливо говорил Кемп, - это не человек,  а  зверь.
Думает только о себе. Он не считается ни с чем, кроме собственной выгоды и
безопасности. Я его выслушал сегодня  -  это  злобный  эгоист...  Пока  он
только калечил людей. Но он будет убивать, если  мы  его  не  схватим.  Он
вызовет панику. Он ни перед чем не  остановится.  И  он  теперь  на  воле,
обезумевший от ярости!
   - Ясно одно: его надо поймать, - сказал Эдай.
   - Но как? - воскликнул Кемп и вдруг разразился  потоком  слов:  -  Надо
сейчас же принять меры. Надо всех поднять на ноги, чтобы Гриффин  не  ушел
из этих мест. Иначе он будет колесить по стране, калечить и убивать людей.
Он мечтает  о  царстве  террора!  Понимаете  ли  вы:  террора!  Вы  должны
установить надзор на  железных  дорогах,  на  шоссе,  на  судах.  Вызовите
войска. Единственная надежда на то, что он  не  уйдет,  пока  не  достанет
своих заметок,  которые  очень  ценит.  Я  вам  потом  объясню.  У  вас  в
полицейском управлении сидит некий Марвел...
   - Знаю, - сказал Эдай. - Книги, да. Но ведь этот бродяга...
   - Не сознается, что книги у него. Но Невидимка уверен,  что  Марвел  их
спрятал. А главное, надо не давать Невидимке ни есть,  ни  спать.  Днем  и
ночью люди должны бодрствовать, сторожить, чтобы он не мог достать никакой
еды. Все должно быть на запоре. Все дома на запор!  Дай  бог,  чтобы  были
холода и дожди! Все от мала до велика должны участвовать в охоте! Поймите,
Эдай,  его  надо  поймать  во  что  бы  то  ни  стало!  Иначе  нам  грозят
неисчислимые бедствия, подумать и то страшно.
   - Так мы и будем действовать, -  сказал  Эдай.  -  Сейчас  же  пойду  и
возьмусь за дело. А может, и вы пойдете  со  мной?  Пойдемте!  Мы  устроим
военный совет, пригласим Хопса, администрацию  железной  дороги.  Ей-богу,
нельзя терять ни минуты... А по дороге расскажете мне все подробно. Что же
еще предпринять? Да бросьте вы этот халат!
   Через минуту Эдай и Кемп уже были внизу. Дверь была открыта настежь,  и
двое полицейских все еще глазели в пустоту.
   - Сбежал, сэр, - доложил один из них.
   - Мы сейчас отправляемся в Центральное управление,  -  сказал  Эдай.  -
Один  из  вас  пусть  найдет  извозчика  и  велит  ему  догнать  нас.   Да
поворачивайтесь! Итак, Кемп, что же дальше?
   - Собак надо, - сказал Кемп. - Найдите собак. Они не  видят,  но  чуют.
Найдите собак.
   - Хорошо, - согласился Эдай.  -  Скажу  вам  по  секрету:  у  тюремного
начальства в Холстэде есть человек, который держит  ищеек.  Итак,  собаки.
Дальше.
   - Не забудьте, - сказал Кемп, - что пища, поглощенная  им,  видна.  Она
видна, пока не усвоится организмом. Значит, после еды он должен прятаться.
Надо обыскать каждый кустик, каждый уголок. Надо убрать все оружие и  все,
что может служить оружием. Ему ничего нельзя подолгу  носить  с  собой.  А
все,  чем  можно  воспользоваться,  чтобы  нанести  удар,  нужно  спрятать
подальше.
   - Сделаем и это, - сказал Эдай. - Он от нас не уйдет, дайте срок.
   - А по дорогам... - Начал Кемп и запнулся.
   - Что? - спросил Эдай.
   - Насыпать толченого стекла. Это, конечно, жестоко, но  если  подумать,
что он может натворить...
   Эдай свистнул:
   - Не слишком ли это?  Нечестная  игра.  Впрочем,  велю  приготовить  на
случай, если он слишком зарвется.
   - Говорю вам, что это уже не человек, а зверь,  -  сказал  Кемп.  -  Не
сомневаюсь, что он осуществит свою  мечту  о  терроре,  стоит  ему  только
оправиться после бегства. Мы должны во что бы то ни стало  его  опередить.
Он сам бросил вызов человечеству. Так пусть заплатит за это кровью!



        26. УБИЙСТВО УИКСТИДА

   Невидимка, по всем признакам,  выбежал  из  дома  Кемпа  в  совершенном
бешенстве.