Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
желательно провести встречу в нынешней резиденции Полномочного
посла.
С совершеннейшим почтением остаюсь в ожидании решения Вашего
превосходительства покорнейшим Вашим слугой,
СПИРИДОН, Полномочный посол Генерального содружества
Гигантских древних головоногих.
- Все, - сказал комендант.
- Грррм, - произнес Лавр Федотович. - Какие будут предложения по
существу дела?
- У меня предложение одно, - заявил Хлебовводов. - Лишить его, гада,
пищевого довольствия. Пусть голодом посидит, а то сразу ведь видно, что
издевается. Сколько раз было ему говорено, явись, мол, на заседание, а он
одни только писульки пишет. Вот я и предлагаю: пусть-ка поголодает,
образумится...
В этот момент Эдик, наскоро посовещавшись с Романом, решил в
осуществление своей утопической программы морального преобразования членов
Тройки попытаться извлечь на поверхность из глубины хлебовводовского
сознания все, что там застряло разумного-доброго-вечного, но исторг только
смутное видение селедочки под горчичным соусом и профессионально
неразборчивый возглас: "Не держите двери, следующая станция
"Кропоткинская"!"
- Нет-нет, товарищ Хлебовводов, - возразил Фарфуркис. - Так нельзя.
Что значит "не держите двери"? Двери для переговоров должны быть раскрыты.
А вдруг он и в самом деле посол? Надо соблюдать дипломатическую
осторожность. Другое дело, конечно, что он ведет себя несовместимо со
своим званием и требует от Тройки действий, подрывающих наш престиж.
Поставить его на место, конечно, необходимо. Надо написать ему, что Тройка
не уполномочена вступать в какие бы то ни было отношения с Министерством
Иностранных Дел, и что задача Тройки - рационализировать и утилизировать
необъясненные явления, и потому Спиридон есть для Тройки не более как дело
номер шесть, обязанное предстать, скажем, в понедельник. А его
дипломатические функции Тройку ни в какой мере не интересуют.
- Грррм, - произнес Лавр Федотович. - Народ не располагает излишками
бумаги для заведения переписки с необъясненными явлениями. С другой
стороны, народ гостеприимен и хлебосолен. Выражая общее мнение, предлагаю
товарищу Зубо еще раз на словах объяснить делу номер шестому всю
несообразность его поведения. Пищевым довольствием обеспечивать
по-прежнему. Других предложений нет? Вопросов к докладчику нет?
- Какого калибра? - рявкнул полковник.
Лавр Федотович взял бинокль и наставил на шутника. Однако полковник
мирно спал, и Лавр Федотович, снизойдя к его слабости, пренебрег и
успокоился.
- Продолжаем дневное заседание Тройки, - произнес он. - Следующий.
Доложите, товарищ Зубо.
Роман, удостоверившись, что Спиридону до понедельника не угрожает
опасность быть передану в кружок юных планеристов или пущену в распыл,
что-то шепнул Эдику и на цыпочках вышел. Комендант раскрыл очередную папку
и принялся докладывать:
- Дело номер шестьдесят четвертое. Фамилия: не установлена. Имя: не
установлено. Отчество: не установлено...
- Протестую, - сказал Фарфуркис. - Что значит не установлено? Надо
установить! В милицию обратиться, если потребуется...
- Запирается, сволочь, - сказал Хлебовводов кровожадно.
- Это из пришельцев, - вяло сказал комендант. - У них не всегда есть.
- Я категорически протестую! - закричал Фарфуркис, распаляясь и
бешено листая свою книжку. - В инструкции сказано абсолютно четко!
Параграф шестой главы четвертой части второй... Вот! "В случае, если
необъясненное явление представляет собой живое существо, но по каким-то
причинам собственное имя его не может быть установлено, надлежит в целях
удобства регистрации и идентифицирования придать ему фамилию, имя и
отчество по выбору и утверждению Тройки. Примечание: во избежание
имперсонаций, злоупотреблений и диффамаций запрещается присваивать
указанным живым существам имена широко известных деятелей истории,
литературы и искусства. Примерный список имен - см. "Приложение N 19". Вы
что, инструкции никогда не читали?
- Да! Не читал! - сказал комендант, распаляясь. - Это не мне
инструкция, это вам инструкция! Мне ее и в руки не дают! А вы вот вечно не
дослушаете... У меня вот приложение к анкете есть: "Краткое описание дела
номер шестьдесят четвертого".
- Какое там еще описание, - сказал Фарфуркис, но вид имел смущенный и
вновь листал записную книжку.
- Сами же на прошлом инструктаже велели: если нет у человека ФИО,
пускай будет хоть описание. Вот товарищ Выбегалло и составило... Говорят,
говорят, и сами не знают, что говорят...
- Эта... - решился вставить Выбегалло. - Фэ се ке дуа адвиенн се ки
пурра [Поступай как следует, а там будь что будет], значить...
- Затруднение? - мертвым голосом осведомился Лавр Федотович. -
Товарищ Фарфуркис, устраните.
- Да, действительно, - признался Фарфуркис. - Я несколько поторопился
с протестом. Дело в том, что я исходил из параграфа шестого, в то время
как рассматриваемое дело подпадает под параграф седьмой той же главы, где
говорится: "В случае, если необъясненное явление представляет собой
субстанцию, лишь с некоторой долей неопределенности могущую быть названной
живым существом, то есть если самый факт идентификации необъясненного
явления как живого существа представляет для Тройки какие-либо
затруднения..." - вот тогда, товарищи, действительно надлежит именовать
такое явление по номеру дела и прилагать к анкете краткое описание... Я
снимаю свой протест.
- Устранили? - осведомился Лавр Федотович. - Продолжайте, товарищ
Зубо.
- А что мне теперь продолжать? - спросил комендант. - Пункт четвертый
продолжать или сначала описание?
- А какая разница? - опрометчиво ляпнул Хлебовводов, но тут же
испугался и полез зачем-то под стол.
Фарфуркис бешено листал книжку в поисках указаний и - не находил.
Полковник проснулся и тяжело задумался. Даже Выбегалло попытался
задуматься, но от натуги у него пошла носом кровь, и ему стало не до того.
Я поглядел на Лавра Федотовича и ощутил себя потрясенным. Лавр Федотович
возвышался над всеми нами, как некий бастион. Страшно было даже
представить себе, какая титаническая мыслительная работа кипела сейчас за
гранитным фасадом его спокойствия и невозмутимости. Пункт четвертый или
описание? Описание или пункт четвертый?
- В инструкции нет соответствующих указаний, - обреченно произнес
Фарфуркис.
Назревала трагедия, кошмарный беспрецедентный конфликт, разрешить
который могло только чудо. И чудо свершилось.
- Доложите описание, - просто сказал Лавр Федотович.
И все ожило. Фарфуркис, просияв лицом, принялся делать пометки в
протоколе. Хлебовводов вылез из-под стола и стал преданно смотреть на
Лавра Федотовича. Полковник умиротворенно улыбнулся и снова заснул. Что же
касается Выбегаллы, то он позволил себе дважды высморкаться, и притом
таким образом, что произведенные им звуки могли быть легко восприняты и
как слова безудержного восхищения на французском диалекте. Мы с Эдиком
горячо пожали друг другу руки.
- Описание дела номер шестьдесят четвертого, - прочитал комендант. -
"Дело номер шестьдесят четыре представляет собой бурую полужидкую
субстанцию объемом около десяти литров и весом в шестнадцать килограммов.
Не пахнет. Вкус остался неизвестен. Принимает форму сосуда, куда налили.
На гладкой поверхности принимает форму круглой лепешки толщиной до двух
сантиметров. Если посыпать солью, корчится. Питается сахарным песком. Со
временем не протухает. Способно восстанавливать изъятые из него массы". -
Комендант отложил описание и вернулся к анкете. - Пункт четвертый. Год и
место рождения: не установлены, но, вероятно, не на Земле...
- Вероятно! - саркастически сказал Фарфуркис. - Это вы нам потом все
обоснуете, - сказал он Выбегалле, погрозив пальцем.
- Всенепременнейше! - бодро отозвался профессор Выбегалло. - Народ
будет доволен!
- Национальность, - повысив голос, продолжал комендант. - Вероятно,
пришелец. Образование: вероятно, высшее. Знание иностранных языков:
вероятно, знает. Профессия и место работы в настоящее время: вероятно,
пилот космического корабля. Был ли за границей: вероятно...
- То есть как? - вскинулся Хлебовводов. - То есть как это - вероятно?
- А так! - огрызнулся комендант. - Откуда мне знать? Может, он из
Швеции сюда прибыл, он же не разговаривает...
- По-моему, бдительность у нас не на высоте, - сказал Хлебовводов. -
Фарфуркис, занесите-ка ты, браток, на всякий случай в протокол:
Хлебовводов-мол напоминает коменданту о бдительности!
Комендант с ненавистью поглядел на него и продолжал:
- Краткая сущность необъясненности: неизвестное существо (возможно,
вещество) с неизвестной планеты (возможно, с кометы) невыясненного
химического состава и с принципиально неопределяемым уровнем интеллекта.
Данные о ближайших родственниках отсутствуют, адрес постоянного
местожительства неизвестен. Все.
- Ничего себе - все! - желчно хохотнув, сказал Хлебовводов. - Это был
я директором конного парка номер два погрузо-разгрузочной конторы номер
девять в одна тысяча девятьсот пятьдесят втором году, и приходит ко мне
один мерин. Я, говорит, мерин. Документов нет, языков не знает, имя тоже
неизвестно. Мне бы его гнать в три шеи или в милицию сдать, а я его по
неопытности принял, понимаешь: чего там, думаю, пускай, мерин ведь. А он
через неделю жеребенка приносит - раз! Скрывается без следа - два! И еще
пять мешков овса как корова языком слизнула... Вот тебе и мерин. А ты мне
тут толкуете - неизвестно, мол, возможно, не обнаружено... Как дети,
ей-богу!
- Да-да! - решительно сказал Фарфуркис. Я тоже не удовлетворен. Это
не работа, знаете ли. Коменданту простительно, но вы, товарищ Выбегалло,
меня удивляете.
Выбегалло принял перчатку.
- Чем? Чем же это я вас удивляю, товарищ Фарфуркис? - осведомился он.
- Неубедительно составленным описанием, товарищ Выбегалло, вот чем! -
сказал Фарфуркис.
- Отписка, а не описание получилась у вас, - добавил Хлебовводов. -
Такое описание и я могу составить.
Тогда Выбегалло задрал бороду, плотоядно оглядел зарвавшихся
критиканов, поддернул манжеты и принялся потрошить.
Оказалось, что высокой науке, которую он здесь имеет честь
представлять, не впервой отстаивать интересы народа от нападок профанов и
дилетантов. Се пенибль ме селя фе дюбьен. [Это тяжко, но это полезно] Он,
профессор Выбегалло, связанный с народом пуповиной общего происхождения,
никогда не считал для себя зазорным лично разоблачать происки и отражать
наскоки. Он, профессор Выбегалло, считает своим долгом напомнить здесь
некоторым отдельным товарищам, что наша наука не терпит очковтирательства,
фактосочинительства и припискомании. Он, профессор Выбегалло, как человек,
может понять желание товарища Хлебовводова, чтобы дело номер шестьдесят
четыре прилетело к нам, скажем, из ФРГ. Тогда бы товарищ Хлебовводов мог с
легкой душой составить себе небольшой политический капиталец, явившись
инициатором передачи этого дела в совсем иные инстанции. Понятно ему,
профессору Выбегалле, и желание товарища Фарфуркиса, чтобы дело было
определенно признано веществом. Тогда бы товарищ Фарфуркис имел
возможность отфутболить это дело в геологоразведочный институт и
высвободить себе таким образом некоторое количество народного времени для
сомнительных похождений, не свидетельствующих о его высоком моральном
уровне. Но наука в его, профессора Выбегаллы, лице с гневом отвергает
столь безответственные методы работы с необъясненными явлениями. Если
наука не имеет достаточно данных для утверждения, что дело номер
шестьдесят четыре прибыло к нам, скажем, из ФРГ, то она, наука, на вопрос
"Было ли дело за границей?" прямо и недвусмысленно отвечает: вероятно.
Если для определения вещественности или существенности дела у науки не
хватает фактов, то она, наука, не разводя парадности и шумихи, четко и
предельно точно идентифицирует дело как "неизвестное существо, в скобках,
возможно, вещество". Присутствующий здесь Лавр Федотович подтвердит, что
давно прошли времена очковтирательства, фактосочинительства и
припискомании и что напрасны попытки отдельных членов Тройки повернуть
колесо истории вспять. Ле марьяж се фо дан ле сье [Браки совершаются на
небесах].
Поддавшись воздействию корпоративного духа, мы с Эдиком громко
зааплодировали. Выбегалло раскланялся и сел.
Препарированный и выпотрошенный Хлебовводов счел в таких условиях за
благо отступить на исходные позиции, с коих он вновь принялся преданно
глядеть на Лавра Федотовича. Хитроумный же Фарфуркис не сдавался. Тяжко
страдая от полученных ран, он все же нашел в себе силы зайти с фланга и
нанести ответный удар.
- Я хотел бы только подчеркнуть, - веско сказал он. - что мы не
юннаты, что мы ответственность несем, что обязанность наша - рассматривать
объекты необъясненные, а нам здесь предлагают к рассмотрению объект
фактически неизвестный. Согласно же инструкции, - продолжал он, возвысив
голос, - метод работы с неизвестным объектом должен быть принципиально
иным, поскольку неизвестный объект может, в частности, оказаться
самовозгорающимся, взрывчатым, ядоопасным или даже антропофагическим. Вот
почему я категорически против рассмотрения дела сейчас, когда среди нас
находится Лавр Федотович, жизнь которого представляет слишком большую
ценность для того, чтобы мы имели право ею рисковать.
Все взгляды устремились на Лавра Федотовича. Лавр Федотович долго
молчал, опустив веки, и дымил "Герцеговиной Флор". Затем он произнес:
- Народ...
- Да! Да! - подхватил Фарфуркис. - Вот именно!
Однако Лавр Федотович словно бы и не слышал этого восклицания. Он
поднес к глазам бинокль и несколько минут рассматривал по очереди
коменданта и Выбегаллу. Спокойствие, с которым оба они ожидали
начальственного решения, видимо, удовлетворило его.
- Народ ждет от нас подвига, - произнес он наконец, опуская бинокль.
- Пусть дело войдет, товарищ Зубо.
Комендант засеменил к двери в приемную, а Лавр Федотович между тем
извлек из портфеля противогазовую маску и положил ее на стол перед собой.
Комендант быстро вернулся, держа обеими руками большую стеклянную
банку с делом номер шестьдесят четыре. Лицо у него было отчаянное, и мы с
Эдиком его сразу поняли. Во-первых, банка была из-под соленых огурцов,
максимум на пять литров, и куда девались остальные пять литров пришельца,
было непонятно. Во-вторых, дело номер шестьдесят четыре было отчетливо
синее, а вовсе не бурое, как следовало из описания. Ну, сейчас начнется,
подумал я. И началось.
Комендант еще не поставил банку на демонстрационный стол, как
Фарфуркис отчаянно вскрикнул, выхватил из папки описание и впился в него
глазами.
- Бурое! - закричал он. - Бурое! Что вы нам принесли, товарищ Зубо?
Почему синее, когда бурое? Лавр Федотович! Синее, а не бурое! А по
описанию - бурое, а не синее!..
Заседание взорвалось. Комендант изо всех сил бил себя в грудь
кулаками и клялся, что утром еще было бурое, не знает он, почему оно
посинело, само оно посинело, он его не красил и не подменял; Хлебовводов
требовал акта и все твердил про обманщика-мерина; Фарфуркис звал
прокурора, обвинял в подлоге и в попытке ввести в заблуждение
ответственный орган. Лавр Федотович молча сидел в противогазе, время от
времени отдирая пальцем край маски, чтобы подышать; а полковник проснулся
и, как петух на насесте, что-то неразборчиво выкрикивал, ошалело крутя
головой и рубая невидимого врага невидимой шашкой. Потом все утомились и
замолкли, только комендант из последних сил хрипел истово: "Иисусом
Христом нашим... сыном божиим... матерью его, пречистой девой Марией... не
красил!" Наконец затих и он. В образовавшейся паузе словно из Мамонтовой
пещеры густо прогудел голос Лавра Федотовича:
- Затруднение? Товарищ Фарфуркис, устраните.
Фарфуркис поправил галстук и произнес речь, из которой следовало, что
подобные случаи предусмотрены инструкцией, а именно двенадцатым параграфом
пятой главы четвертой ее части, где говорится черным по белому, что в
случае изменения внешнего вида или даже внутренней структуры
необъясненного явления надлежит составить акт по форме номер сто десять
дробь два. Он продемонстрировал Лавру Федотовичу форму и с его согласия
принялся было составлять акт, но тут обнаружилось, что при составлении
акта исходным материалом должны служить: а) необъясненное явление в его
настоящем виде и б) цветная его фотография (кинолента) в первоначальном
виде. Поскольку запуганный комендант пребывал в полуобморочном состоянии,
Фарфуркис сам полез в дело за фотографией (кинолентой) и немедленно
обнаружил, что фотографии (киноленты) в деле нет.
- Где фотография? - страшным голосом спросил он, таким страшным, что
комендант очнулся. - Где две цветные фотографии дела номер шестьдесят
четыре размером девять на двенадцать?
Комендант лишь слабо шевелил губами.
- Да ведь он преступник, - сказал Фарфуркис безмерно удивленным
тоном.
- Нет, - сказал комендант.
- Халатный саботажник! - сказал Фарфуркис, глядя на него с
отвращением.
- Нет! - простонал комендант. - Иисусом Христом... двенадцатью
святыми апостолами...
- Гнойный прыщ на лике местной администрации! - сказал Фарфуркис.
- Да нет же! - заорал комендант. - Я-то здесь при чем? Это Найсморк!
Он, а не я. Он же отказался!
- То есть как отказался?
- Я ему говорю: фотографируй. А он не желает! Фотографируй, говорю.
Нет, не фотографирует!.. Он же мне не подчиняется, он вам подчиняется!.. У
меня и допуска нет...
- Найсморка ко мне! - глухо прогудел Лавр Федотович, и комендант
кинулся вон из помещения.
- Не нравится мне этот Зубо, - сейчас же сказал Фарфуркис. -
Скользкая какая-то личность.
- Свиней откармливает, - живо сообщил профессор Выбегалло.
- Это нам известно, - сказал Фарфуркис.
- Дочка его... эта... развелась.
- Тоже известно.
- Брагу варит...
- Варит, - признал Фарфуркис. - И торгует...
- Иконы у него в доме, - сказал Выбегалло. - Староверские. И библию
он читает и конспектирует.
- Да? - сказал Фарфуркис. - Это интересно.
- Нузан савон келькешоз оси [Мы об этом тоже кое-что знаем], -
самодовольно произнес Выбегалло.
Тут Хлебовводов, который давно уже сидел с отрешенным лицом, уставясь
на банку с посиневшим делом, вдруг поднялся, приблизился к
демонстрационному столу и обошел его кругом. Погиб комендант, подумал я. И
точно: Хлебовводов взял банку в руки и взвесил ее на ладони.
- А ведь не будет здесь пуда, - сказал он. - Здесь, ежели хотите
знать, и полпуда нет. То-то же я смотрю, что в описании сказано - десять
литров, а банка мне хорошо знакомая, пятилитровая. Знаю такие банки,
всегда из них закусываю. А вот тут и этикетка есть... "Огурцы соленые...
Емкость пять литров". Чувствуете, на что я намекаю? Чувствуете?
Лавр Федотович содрал с лица противогаз и нацелился биноклем на
банку. Выбегалло да