столом и  талантливо  ищется
под мышками, бегая  по  сторонам  ностальгическими  глазами.  Акт  второй:
"Человекообезьяна". Федор,  держа  в  руках  палку  от  метлы,  бродит  по
эстраде, ища, что бы забить.  Акт  третий:  "Обезьяночеловек".  Федор  под
наблюдением  и  руководством  пожарника  разводит  на  железном   противне
небольшой костер, разыгрывая при этом ужас  и  восторг  одновременно.  Акт
четвертый: "Человека создал труд". Федор с испорченным  отбойным  молотком
изображает первобытного кузнеца. Акт пятый: "Апофеоз".  Федор  садится  за
пианино и наигрывает "Турецкий марш"... Начало лекции в шесть часов, после
лекции новый заграничный фильм "На последнем берегу" и танцы!
     Чрезвычайно польщенный Федя застенчиво улыбнулся.
     - Ну конечно, Говорун, - сказал он растроганно.  -  Я  же  знал,  что
существенных разногласий между нами нет.  Конечно  же,  именно  таким  вот
образом, понемножку, полегоньку разум начинает творить свои благодетельные
чудеса, обещая в перспективе Архимедов, Ньютонов и Эйнштейнов.  Только  вы
напрасно так уж преувеличиваете мою роль в  этом  культурном  мероприятии,
хотя я понимаю: вы просто хотите сделать мне приятное.
     Клоп  посмотрел  на  него  бешеными  глазами,  а  я  хихикнул.   Федя
забеспокоился.
     - Я что-нибудь не так сказал? - спросил он.
     - Вы молодец, - сказал я. - Вы его так отбрили, что он даже осунулся.
Видите, он даже фаршированные помидоры стал жрать от бессилия...
     - Одно удовольствие вас слушать! - вскричал Панург. - Уши  наливаются
весенними    соками    и    расцветают    подобно     розам.     Цицероны!
Клавдии-Публии-Аврелии!   Что   же   касается   великих    ораторов,    то
Цицерон-младший, походивший на отца, по свидетельству Монтеня, только тем,
что носил то же имя,  в  бытность  свою  римским  градоначальником  Бухары
заметил однажды у себя на пиру Цестия, затесавшегося среди вельмож. Трижды
спрашивал Цицерон-младший у своего  слуги  имя  этого  незнакомого  ему  и
незваного гостя и трижды, отвлекаемый  хозяйскими  обязанностями,  забывал
сообщаемое имя. Наконец слуга, утомившись повторять одно и то же  и  желая
утвердить в памяти господина имя Цестия, сказал: "Это Цестий, который,  по
слухам, считает свое красноречие значительно превосходящим красноречие ва-
шего батюшки". И что же? Цицерон-младший взбесился и велел тут же на месте
высечь Цестия, очень этому удивившегося...
     - Должен вам сказать, Говорун, я слушаю вас  с  интересом,  -  сказал
Эдик. - Я, конечно, вовсе не намерен вам  возражать,  потому  что,  как  я
рассчитываю, у нас впереди еще много диспутов по более серьезным вопросам.
Я только хотел бы констатировать, что, к сожалению, в  ваших  рассуждениях
слишком много человеческого и слишком мало оригинального,  присущего  лишь
психологии цимекс лектулариа.
     -  Хорошо,  хорошо!  -  с  раздражением  вскричал  Клоп.  -  Все  это
прекрасно. Но, может быть, хоть один представитель хомо сапиенс  снизойдет
до прямого ответа на те соображения,  которые  мне  позволено  было  здесь
высказать? Или, повторяю, ему нечего возразить? Или, может  быть,  человек
разумный имеет к разуму не большее отношение, чем очковая  змея  к  широко
распространенному оптическому  устройству?  Или  у  него  нет  аргументов,
доступных  пониманию  существа,   которое   обладает   лишь   примитивными
инстинктами?
     У меня был аргумент, доступный пониманию, и  я  его  с  удовольствием
предъявил. Я продемонстрировал Говоруну свой указательный палец,  а  затем
сделал движение, словно бы стирая со стола упавшую каплю.
     - Очень остроумно, - сказал Клоп, бледнея. - Вот уж воистину ответ на
уровне высшего разума.
     Федя робко попросил, чтобы ему объяснили смысл этой пантомимы, однако
Говорун объявил, что все это вздор.
     - Мне здесь  надоело,  -  преувеличенно  громко  сообщил  он,  барски
озираясь. - Пойдемте отсюда.
     Я расплатился, и мы вышли на  улицу,  где  остановились,  решая,  что
делать  дальше.   Федя   предложил   навестить   Спиридона,   но   Говорун
запротестовал. Беседовать с теплокровными - это совсем не  сахар,  объявил
он, но уж идти после этого пререкаться с головоногим моллюском -  нет,  от
этого увольте, он уж лучше пойдет в кино. Нам стало его жалко - так он был
потрясен и шокирован моим  жестом,  может  быть,  действительно  несколько
бестактным, и мы направились было в кино, но тут из-за пивного  ларька  на
нас вынесло старикашку Эдельвейса. В одной руке он сжимал пивную кружку, а
другой цеплялся за свой агрегат.  Заплетающимся  языком  он  выразил  свою
преданность науке и лично мне и потребовал сметных, высокогорных, а  также
покупательных на приобретение каких-то разъемов. Я дал  ему  рубль,  и  он
вновь устремился за ларек.
     Мы пошли в кино. Говорун все никак не мог успокоиться. Он бахвалился,
задирал прохожих, сверкал афоризмами и парадоксами, но видно было, что ему
крайне не по себе. Чтобы вернуть Клопу душевное равновесие, Эдик рассказал
ему о том, какой гигантский вклад он,  Клоп  Говорун,  может  совершить  в
теорию  Линейного  Счастья,  и  прозрачно  намекнул  на  мировую  славу  и
неизбежность  длительных  командировок  за  границу,  в  том  числе  и   в
экзотические страны. Душевное  равновесие  было  восстановлено  полностью.
Говорун явно приободрился, посолиднел и, как только в кинозале погас свет,
тут же полез по рядам кусаться, так что мы с Эдиком не получили от  фильма
никакого  удовольствия:  Эдик  боялся,  что  Говоруна  тихо  раздавят   по
привычке, я же ждал безобразного скандала.



                                    4

     Витька  этой  ночью  в  гостинице  не  ночевал.  Роман   же   пришел,
по-видимому, очень поздно, и утром нам с Эдиком пришлось изгонять  его  из
постели холодной водой. Мы наскоро  позавтракали  кефиром  и  огурцами.  Я
очень спешил, мне не терпелось увидеться с комендантом  и  прояснить  свое
теперешнее положение. Комендант мне благоволил: время от времени я помогал
ему разбираться в путаных заключениях профессора Выбегаллы  и  вообще  ему
сочувствовал. Да и как было  не  сочувствовать?  Жил-был  человек,  ничего
такого не делал, никому особенно не мешал, работал комендантом  общежития,
достиг  успехов,  и  вдруг  вызвал   его   товарищ   Голый,   поругал   за
приверженность к религии и  бросил  на  повышение  -  комендантом  Колонии
Необъясненных Явлений. Будь он помоложе да поначитанней, он,  возможно,  и
развернулся бы там, но товарищ Зубо был не таков. Был он служака, и был он
к тому же человеком повышенной брезгливости. "Погибаю я там,  -  жаловался
он мне иногда. - Погибаю  я  там,  Александр  Иванович,  со  змеями  этими
бородатыми, вонючими, с этими каракатицами, пришельцами. Аппетит потерял я
совсем, худею, жена брюки ушивает, и никакой же перспективы... Сегодня вот
еще один паразит прилетел, лепечет чего-то не  по-русски,  каши  не  жрет,
мяса не жрет, а употребляет он, оказывается, зубную пасту... Не могу я так
больше. Жаловаться я хочу, не по закону это,  до  самого  товарища  Голого
дойду..." Очень я ему сочувствовал.
     Плачевное  положение  коменданта  усугублялось  историей  с  разумным
дельфином Айзеком. Сам дельфин давно уже помер по  невыясненным  причинам,
но дело его жило и причиняло неприятности. Жило оно вот почему. Во-первых,
Айзек скончался, недоиспользовав отпущенные на него две тонны трески.  Эта
когда-то свежая треска висела на шее у несчастного коменданта как  жернов,
и не было никакой возможности от нее избавиться. Комендант  ел  ее  сам  и
всей  семьей,  приглашал  гостей,  кормил  половину  китежградских  собак,
несколько раз травился рыбным ядом, отравил насмерть свою  лучшую  свинью,
но трески словно бы и не убавлялось.
     Во-вторых, дело Айзека не прекращалось потому, что, пока акт о смерти
ходил по инстанциям, из покойника набили чучело и  передали  китежградской
школе в качестве наглядного пособия, а  между  тем  обстоятельства  смерти
вызвали в  инстанциях  некие  подозрения,  и  акт  вернулся  с  резолюцией
произвести   посмертное   вскрытие   на   предмет   уточнения   упомянутых
обстоятельств. С тех пор еженедельно комендант получал запрос: "Почему  до
сих пор не высланы результаты вскрытия?" - на что однообразно отвечал, что
принимаются-де все меры к быстрейшему ответу на  ваш  исходящий  такой-то.
Треску невозможно было списать, потому что не списывали дельфина; дельфина
же не списывали, потому что не состоялось вскрытие, а  также  потому,  что
Хлебовводов говорил о покойном Айзеке: "Мало ли что он помер? Мне плевать,
что он помер. Я обещал его на  чистую  воду  вывести,  и  я  его  выведу".
Причина же хлебовводовского упорства состояла в  том,  что  во  время  его
первой встречи с Айзеком дельфин на слова Хлебовводова: "Чего  тут  с  ним
возиться  -  обыкновенная  говорящая  рыба,  я  про  такую  читал"  -   во
всеуслышание на четырех европейских и двух  азиатских  языках  назвал  его
говорящим идиотом.
     Вот и сегодня утром комендант сидел за своим столом,  погрузившись  в
безнадежное изучение распухшего от запросов дела Айзека.
     - Пропадаю, - сообщил он, пожимая нам руки. - Пропадаю  ни  за  грош.
Если и сегодня не разрешат треску списать, - удавлюсь... А что же товарища
Корнеева не видно? Дело ведь его нынче обсуждается, заявка его...
     - Приболел, - соврал я.
     - Запаздывает, - одновременно со мной соврал Роман.
     - Гм, - соврал Эдик и покраснел.
     - Да придет он, - сказал  я.  -  Никуда  не  денется.  Вы  мне  лучше
скажите, товарищ Зубо, как мне теперь жить дальше?
     Выяснилось, что ничего страшного не произошло.  Старикашка  Эдельвейс
теперь, конечно, мой до самой смерти, от  этого  никуда  не  денешься.  Но
заявка моя не пропала. Как я Черный Ящик просил, так я Черный Ящик в конце
концов и получу, надо только написать  новую  заявку,  пометив  ее  задним
числом. Других же заявок на дело девяносто седьмое нет и  не  предвидится,
хотя, конечно, все в руках Божьих: очень даже просто товарищ Вунюков  или,
скажем, товарищ Хлебовводов могут этот Ящик в какой-нибудь  клуб  передать
или в столовую, а то и в распыл пустить...
     Тут часы ударили девять, появилась Тройка, и мы  заняли  свои  места.
Несколько успокоенный, я пристроился за  спиной  Романа  и  написал  новую
заявку. Потом Эдик тихонько организовал мне на заявке штемпельную  печать,
а Роман - круглую. Подпись Януса Полуэктовича я организовал сам.  Когда  с
заявкой было покончено, я успокоился совершенно и принялся слушать.
     Хлебовводов размахивал газетной вырезкой:
     - ...Вот у меня насчет этого  Айзека  материал.  Центральной  прессой
получен сигнал, что дельфин, оказывается, вовсе и  не  рыба.  Этого  я  не
понимаю. Живет в воде, хвост у него - и не рыба. А кто же это по-вашему  -
птица? Или, скажем, эта... петух какой-нибудь?
     - Есть предложения? - благодушно осведомился Лавр Федотович.
     - Есть, - сказал Хлебовводов. - Отложить до полного выяснения. Темный
был покойничек человек, земля ему пухом. Много за ним  еще,  кроме  трески
этой, ой много, нюхом чую!
     - Но ведь помер же он, - в сотый раз безнадежно проныл  комендант.  -
Может, все-таки спишем его, а? Пускай за школой числится...
     - Товарищ Зубо, - менторским тоном сказал Фарфуркис.  -  Вы  напрасно
испытываете наше терпение. Оно у нас безгранично. Мы  вам  уже  объясняли,
что Гомер, Шекспир и другие деятели  науки  тоже  умерли,  но  по-прежнему
продолжают  оставаться  загадкой  для  исследователя.  Смерть   не   может
считаться препятствием для исследовательской  работы,  а  тем  более,  для
административно-исследовательской. Тройке не важно, жив  объект  или  нет.
Тройке  важно  установить,  в  какой  мере   он   является   или   являлся
необъясненным явлением.
     - Ну хорошо, это дельфин, - сказал комендант. - А насчет  трески  мне
как?
     - И опять же мы готовы в  сотый  раз  объяснить  вам,  что  поскольку
данный продукт документирован в качестве пищи для дела номер  шестнадцать,
то он и может быть списан либо по употреблении его этим  делом,  либо  при
списании этого дела.
     - Ревизия же на носу! -  рыдающим  голосом  проговорил  комендант.  -
Найдут же у меня две тонны гнилой рыбы излишков...
     - Да, -  сочувственно  сказал  Фарфуркис.  -  Вам  необходимо  что-то
предпринять.
     - Может  быть,   мне   другого   дельфина   купить?   На   свои,   на
заработанные... Кум говорил, в Москве такой магазин есть...
     -  Это  ваше  право,  -  сказал  Фарфуркис.  -  Но  вряд  ли  законно
скармливать продукт, выписанный по делу номер шестнадцать, какому-то иному
дельфину, находящемуся вне компетенции Тройки.
     - Куда же мне рыбу-то девать?
     - Скормить ее делу номер шестнадцать, - ответил Фарфуркис.
     Я поглядел на Эдика. Эдик был безмятежен.  По-видимому,  у  него  уже
выработался иммунитет. Впрочем, дело было пустяковое.
     - Грррм, - сказал Лавр Федотович. - Выражая общее  мнение,  предлагаю
треску отложить  до  полного  выяснения.  Переходите  к  следующему  делу,
товарищ Зубо.
     Комендант, сморкаясь и утирая слезы, склонился над папками. Следующим
оказалось дело спрута Спиридона, и сонный  Роман  встрепенулся.  Где-то  в
необозримом будущем Тройка должна была передать  Спиридона  ему,  если  не
перебежит, конечно, дорогу какая-нибудь столовая или  какое-нибудь  ателье
мод. Ничего нового  сегодня  услышать  он  не  ожидал,  но  тем  не  менее
стремился быть в курсе.  Спиридоново  дело  тянулось  уже  больше  года  и
рассматривалось еженедельно. Высокомерное древнее  головоногое  не  желало
являться на заседания Тройки и требовало,  чтобы  Тройка  сама  явилась  к
нему. Амбиция обеих сторон мешала разрешению конфликта,  ибо  речь  шла  о
том, кто кого переломит.
     - Опять не  явился,  старый  склочник,  -  с  удовлетворением  сказал
Хлебовводов.
     - Никак нет, - подтвердил комендант уныло.
     - Нет, надо же какая скотина, - продолжал Хлебовводов. - Семь  ног  у
мерзавца, и не может явиться.
     - Восемь, - поправил Фарфуркис.
     - Почему это восемь? - оскорбился Хлебовводов. -  Осьминог  ведь,  то
есть о семи ногах. Что вы мне в самом деле...
     - У осьминога восемь ног, - мягко сказал Фарфуркис. - Он, собственно,
восьминог, но "в" у него редуцировалось.
     - Да бросьте вы, - сказал  Хлебовводов.  -  Что  ты,  понимаешь,  мне
вкручиваете? Редуцировалось, медуцировалось... Не знаете - так и  скажите!
Вот пусть научный консультант  объяснит...  Товарищ  научный  консультант!
Сколько у него ног? Семь или восемь?
     Выбегалло не знал. Он осклабился, потянул себя за бороду и произнес:
     - Эта... Ног сколько?.. Значить, се шарман  илья  кель  кешоз  де  си
мелоде? [Это прелестно, в этом есть нечто мелодичное...]
     - Чего? - сказал Хлебовводов.
     - Ту кампрандр се ту пардоне [Все  понять  значит  все  простить],  -
пояснил Выбегалло, чувствуя себя на верном пути.
     - Ага... -  нерешительно  сказал  Хлебовводов.  -  Это  мы,  конечно,
понимаем... латинский  там,  немецкий...  Но  вот  хотелось  бы  уточнить,
сколько все-таки у данного осьминога ног? Семь их все-таки или восемь?
     - Десять, - сказал Роман.
     Хлебовводов посмотрел на него ошарашенно.
     - Шуточки шутите? -  спросил  он.  -  А  между  прочим,  вы,  товарищ
представитель, на работе. Это вы дома своей жене шуточки шутите.
     - Мне, товарищ Хлебовводов, шутить с вами не о чем, - холодно  сказал
Роман. - Вы задали консультанту вопрос, и, поскольку консультант находится
в затруднении, я отвечаю вместо него. У спрута Спиридона десять ног.
     - Иль фо фер де  рестриксион!  [Бывают  исключения]  -  важно  сказал
Выбегалло.
     - Какие там рестриксионы, - сказал Роман грубо.  -  Се  редикюль,  ля
камерад [Это смешно, товарищ] профессор. Десять ног, а точнее  говоря,  не
ног, а рук, поскольку спруты на щупальцах не ходят, а щупальцами  хватают,
как руками.
     - Но ноги-то, ноги у него есть? -  спросил  Хлебовводов.  -  Ну  хоть
одна!
     - Ничего не могу добавить, - сказал Роман.
     - Одну минуточку, - сказал Фарфуркис. - Почему же в таком  случае  он
называется осьминог?
     - А Спиридон не осьминог. Спиридон - кальмар, мегатойтис.
     - Ага, - сказал Фарфуркис. - Благодарю вас.
     - А нам все равно, - злобно сказал Хлебовводов. - Руки там у него или
что. В крайнем случае  мог  бы  и  на  руках  дойти.  Не  в  кино  же,  на
заседание... И вобще, какое нам дело? Мы его вызываем, он не приходит, а у
нас не горит. У нас другой работы много. Кто там следующий?
     - От Спиридона имеется заявление, - доложил комендант.
     - Отказать, отказать! - сказал Хлебовводов.
     - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - Товарищ Хлебовводов, у вас есть
вопрос?
     - Нет, - сказал Хлебовводов пристыженно. - Виноват.
     - Народ желает знать все детали, - продолжал Лавр Федотович, глядя на
Хлебовводова в бинокль.  -  Между  тем  отдельные  члены  Тройки,  видимо,
пытаются подменить общее мнение Тройки своим частным мнением. Однако народ
говорит этим отдельным товарищам: не выйдет, товарищи!
     Воцарилось  почтительное  молчание.  Было  слышно,  как   Хлебовводов
терзается угрызениями совести. Лавр Федотович опустил бинокль и приказал:
     - Докладывайте, товарищ Зубо.
     - Меморандум номер двенадцатый, -  прочитал  комендант.  -  Настоящим
Полномочный посол Генерального содружества Гигантских древних  головоногих
свидетельствует   свое   искреннее   уважение   Председателю   Тройки   по
рационализации  и  утилизации   необъясненных   явлений   (сенсаций)   Его
превосходительству товарищу Вунюкову Лавру Федотовичу  и  имеет  поставить
его в известность о нижеследующем:

     $ 1. Настоящий меморандум  является  двенадцатым  в  ряду  документов
идентичного  содержания,  отправленных  Полномочным  послом  в  адрес  Его
превосходительства.
     $ 2. Полномочный посол до  сего  дня  не  получил  ни  уведомления  о
вручении, ни подтверждения о получении, ни адекватного ответа хотя  бы  на
один из вышеупомянутых документов.
     $  3.  Полномочный  посол  вынужден   с   сожалением   констатировать
установление нежелательной традиции, которая вряд ли  может  в  дальнейшем
способствовать  нормальным  отношениям  между  Высокими  договаривающимися
сторонами.
     Допуская в связи с вышеизложенным, что  предшествовавшие  одиннадцать
документов по тем или  иным  причинам  не  попали  в  сферу  внимания  Его
превосходительства,   Полномочный   посол   считает   необходимым    вновь
информировать Его превосходительство о  своих  намерениях,  вытекающих  из
его, Полномочного  посла,  обязанностей  перед  Генеральным  содружеством,
которое он имеет честь представлять:
     $  1.  Полномочный  посол  намерен  встретиться   с   представителями
Министерства Иностранных Дел  Высокой  договаривающейся  стороны  в  целях
обсуждения процедуры вручения Министру Иностранных Дел  своих  верительных
грамот.
     $ 2. После упомянутого обсуждения Полномочный посол  намерен  вручить
Министру Иностранных Дел Высокой договаривающейся стороны свои верительные
грамоты.
     В  интересах  Высоких  договаривающихся  сторон   и   допуская,   что
предшествовавшие одиннадцать документов по тем или иным причинам не попали
в сферу внимания Его превосходительства, Полномочный  посол  считает  себя
обязанным повторить свои предложения Его превосходительству:
     $ 1. Полномочный посол желал бы встретиться с Его превосходительством
для обсуждения средств и порядка доставки его, Полномочного посла, к месту
встречи   с   представителями   Министерства   Иностранных   Дел   Высокой
договаривающейся стороны.
     $ 2.  Время  встречи  с  Его  превосходительством  Полномочный  посол
оставляет на усмотрение Его превосходительства.
     $ 3.  Что  же  касается  места  встречи,  то,  принимая  во  внимание
физические и физиологические  особенности  организма  Полномочного  посла,
было бы