ускай  пункты  называет  и  не
частит, а то ведь безобразие получается...
     - Продолжайте докладывать, товарищ Зубо, - сказал Лавр Федотович.
     - Пункт пятый, - прочитал комендант с робостью. - Национальность...
     Фарфуркис позволил себе слабо  шевельнуться  и  сейчас  же  испуганно
замер. Однако Хлебовводов уловил это движение и приказал коменданту:
     - Сначала. Сначала! Сызнова читайте!
     - Пункт первый, - сказал комендант. - Фамилия...
     Пока он читал сызнова, я с беспокойством думал о ребятах, почему  они
не пришли вчера в лагерь, почему  их  нет  сейчас  на  заседании,  неужели
работы оказалось так много...
     - Херсон! - заорал вдруг Хлебовводов.  -  В  Херсоне  это  было,  вот
где... Ты давайте, продолжайте, - сказал  он  вздрогнувшему  коменданту. -
Это я так, вспомнил... - Он сунулся к уху  Лавра  Федотовича  и,  млея  от
смеха, принялся ему что-то нашептывать, так что  черты  товарища  Вунюкова
обнаружили тенденцию к раздеревенению, и он  был  вынужден  прикрыться  от
демократии обширной ладонью.
     - Пункт шестой, -  нерешительно  зачитал  комендант.  -  Образование:
высшее син... кри... кре... кретическое.
     Фарфуркис дернулся и пискнул, но опять не посмел. Хлебовводов ревниво
вскинулся:
     - Какое? Какое образование?
     - Синкретическое, - повторил комендант единым духом.
     - Ага, - сказал Хлебовводов и поглядел на Лавра Федотовича.
     - Это  хорошо,  -  веско  произнес  Лавр  Федотович.  -  Народ  любит
самокритику. Продолжайте докладывать, товарищ Зубо.
     - Пункт седьмой. Знание иностранных языков: все без словаря.
     - Чего-чего? - сказал Хлебовводов.
     - Все, - повторил комендант. - Без словаря.
     - Вот так самокритическое, - сказал Хлебовводов. - Ну ладно,  мы  это
проверим.
     - Пункт восьмой. Профессия и место работы в настоящее время: читатель
поэзии,  ам-фи-бра-хист,  пребывает   в   краткосрочном   отпуске.   Пункт
девятый...
     - Подождите, - сказал Хлебовводов. - Работает-то он где?
     -  В  настоящее  время  он  в  отпуске,  -  пояснил  комендант.  -  В
краткосрочном.
     - Это  я  без  тебя  понял,  -  возразил  Хлебовводов.  -  Я  говорю:
специальность у него какая?
     Комендант поднял папку к глазам.
     - Читатель... - сказал он. - Стихи, видно, читает.
     Хлебовводов ударил по столу ладонью.
     - Я тебе не говорю, что я глухой, - сказал он. - Что он читает, это я
слышал.  Читает  и  пусть  себе  читает  в  свободное  от  работы   время.
Специальность, говорю! Работает где, кем?
     Выбегалло отмалчивался, и я не вытерпел.
     -  Его  специальность  -  читать   поэзию,   -   сказал   я.   -   Он
специализируется по амфибрахию.
     Хлебовводов посмотрел на меня с подозрением.
     - Нет, - сказал он. - Амфибрахий - это я понимаю.  Амфибрахий  там...
то, се... Я что хочу уяснить? Я хочу уяснить, за что ему жалованье плотят,
зарплату.
     - У них зарплаты как таковой нет, - пояснил я.
     - А! - обрадовался Хлебовводов. - Безработный! - Но он тут  же  опять
насторожился. - Нет, не получается!.. Концы с концами у вас  не  сходятся.
Зарплаты нет, а отпуск есть. Что-то вы тут крутите, изворачиваетесь вы тут
что-то...
     - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - Имеется вопрос к докладчику,  а
также к научному консультанту. Профессия дела номер семьдесят два.
     - Читатель поэзии, - быстро сказал Выбегалло. - И вдобавок...  эта...
амфибрахист.
     - Место работы в настоящее время, - сказал Лавр Федотович.
     - Пребывает в краткосрочном отпуске. Отдыхает, значить, краткосрочно.
     Лавр Федотович, не поворачивая головы,  перекатил  взгляд  в  сторону
Хлебовводова.
     - Имеются еще вопросы? - осведомился он.
     Хлебовводов тоскливо заерзал. Простым глазом было видно,  как  высшая
доблесть солидарности с мнением  начальства  борется  в  нем  с  не  менее
высоким чувством гражданского долга.  Наконец  гражданский  долг  победил,
хотя и с заметным для себя ущербом.
     - Что я должен сказать, Лавр Федотович, -  залебезил  Хлебовводов.  -
Ведь  вот  что  я  должен  сказать!  Амфибрахист  -  это  вполне  понятно.
Амфибрахий там... то,  се...  И  насчет  поэзии  все  четко.  Пушкин  там,
Михалков, Корнейчук... А вот  читатель...  Нет  же  в  номенклатуре  такой
профессии! И понятно, что нет. А то как это получается? Я, значит,  стишки
почитываю, а мне за это - блага, мне за это - отпуск... Вот что  я  должен
уяснить.
     Лавр Федотович взял бинокль и воззрился на Выбегаллу.
     - Заслушаем мнение консультанта, - объявил он.
     Выбегалло поднялся.
     - Эта... -  сказал  он  и  погладил  бороду.  -  Товарищ  Хлебовводов
правильно здесь заостряет вопрос и верно расставляет акценты. Народ  любит
стихи - се ля мэн сюр ле кер ке же ву ле ди! [Я говорю  вам  это,  положив
руку на сердце] Но всякие ли стихи нужны народу? Же ву деманд анпе [Я  вас
спрашиваю], всякие ли? Мы с вами, товарищи, знаем, что далеко  не  всякие.
Поэтому мы должны очень строго следовать... эта... определенному, значить,
курсу, не терять из виду маяков и... эта... ле вин этире иль  фо  ле  боар
[Когда вино откупорено, его следует выпить]. Мое личное мнение вот  какое:
эдэ - туа э дье тедера [Помогай себе сам, тогда и бог тебе поможет]. Но  я
предложил бы еще заслушать присутствующего  здесь  представителя  товарища
Привалова, вызвать его, так сказать, в качестве свидетеля...
     Лавр Федотович перевел бинокль на меня. Хлебовводов сказал:
     - А что ж, пускай. Все равно он постоянно  выскакивает,  не  терпится
ему, вот пускай и прояснит, раз он такой шустрый...
     - Вуаля, - с горечью сказал Выбегалло, - ледукасьен куон донно женжен
дапрезан! [Вот воспитание, какое дают теперь молодым людям]
     - Вот я и говорю, пускай, - повторил Хлебовводов.
     -  Слово  предоставляется  свидетелю  Привалову,  -   произнес   Лавр
Федотович, опуская бинокль.
     Я сказал:
     - У них там очень много поэтов.  Все  пишут  стихи,  и  каждый  поэт,
естественно,  хочет  иметь  своего  читателя.  Читатель  же   -   существо
неорганизованное, он этой простой вещи не  понимает.  Он  с  удовольствием
читает хорошие стихи и даже заучивает  их  наизусть,  а  плохие  знать  не
желает. Создается  ситуация  несправедливости,  неравенства,  а  поскольку
жители там очень деликатны и стремятся, чтобы всем  было  хорошо,  создана
специальная профессия - читатель. Одни специализируются по ямбу, другие  -
по хорею, а Константин Константинович - крупный специалист по амфибрахию и
осваивает сейчас александрийский стих, приобретает  вторую  специальность.
Цех этот, естественно, вредный, и читателям полагается не только усиленное
питание, но и частые краткосрочные отпуска.
     - Это я все понимаю! - проникновенно  вскричал  Хлебовводов.  -  Ямбы
там, александриты... Я одного не понимаю: за что же ему деньги плотят?  Ну
сидит он, ну читает. Вредно, знаю! Но чтение - дело тихое, внутреннее, как
ты его проверишь, читает он или кемарит, сачок?..  Я  помню,  заведовал  я
отделом в инспекции по карантину и защите растений,  так  у  меня  попался
один... Сидит на заседании и вроде бы слушает, даже  записывает  что-то  в
блокноте,  а  на  деле  спит,  прощелыга!  Сейчас   по   конторам   многие
навострились спать с открытыми глазами... Так вот я и не  понимаю:  наш-то
как? Может, врет? Не должно же быть такой профессии,  чтобы  контроль  был
невозможен - работает человек или, наоборот, спит?
     - Это все не так просто, - возразил я. - Ведь он  не  только  читает,
ему  присылают  все  стихи,  написанные  амфибрахием.  Он  должен  все  их
прочесть, понять, найти в них источник высокого наслаждения,  полюбить  их
и, естественно, обнаружить какие-нибудь недостатки.  Об  этих  всех  своих
чувствах и размышлениях он обязан регулярно писать авторам и выступать  на
творческих вечерах этих авторов, на читательских конференциях, и выступать
так,  чтобы   авторы   были   довольны,   чтобы   они   чувствовали   свою
необходимость... Это очень, очень  тяжелая  профессия,  -  заключил  я.  -
Константин Константинович - настоящий герой труда.
     - Да, - сказал Хлебовводов. - Теперь я уяснил. Полезная профессия.  И
система мне нравится. Хорошая система, справедливая.
     - Продолжайте докладывать, товарищ Зубо, - произнес Лавр Федотович.
     Комендант вновь поднес папку к глазам.
     - Пункт девятый. Был ли за границей: был. В  связи  с  неисправностью
двигателя четыре часа находился на острове Рапа-Нуи.
     Фарфуркис  что-то  неразборчиво  пропищал,   и   Хлебовводов   тотчас
подхватился.
     - Это чья же нынче территория? - обратился он к Выбегалле.
     Профессор Выбегалло, добродушно улыбнувшись, широким  снисходительным
жестом отослал его ко мне.
     - Дадим слово молодежи, - сказал он.
     - Территория Чили, - объяснил я.
     - Чили, Чили... -  забормотал  Хлебовводов,  тревожно  поглядывая  на
Лавра Федотовича. Лавр Федотович хладнокровно курил.  -  Ну,  раз  Чили  -
ладно тогда, - решил Хлебовводов. - И четыре часа только... Ладно. что там
дальше?
     -  Протестую!  -  с  безумной  храбростью  прошептал  Фарфуркис,   но
комендант уже читал дальше.
     - Пункт десятый. Краткая сущность необъясненности: разумное  существо
со звезды Антарес. Летчик  космического  корабля  под  названием  летающее
блюдце...
     Лавр Федотович не возражал. Хлебовводов, глядя на него,  одобрительно
кивнул, и комендант продолжал:
     - Пункт одиннадцатый. Данные о ближайших родственниках... Тут большой
список.
     - Читайте, читайте, - сказал Хлебовводов.
     - Семьсот девяносто три лица, - предупредил комендант.
     - Ты не теряйте время, - посоветовал Хлебовводов. - Твое дело читать,
вот и читайте. И разборчиво.
     Комендант вздохнул и начал:
     - Родители - А, Бе, Ве, Ге, Де, Е, Е, Же...
     - Ты это чего? Ты постой... Ты погоды...  -  сказал  Хлебовводов,  от
изумления утратив дар вежливости. - Ты что, в школе? Мы тебе что, дети?
     - Как написано, так и читаю, - огрызнулся комендант  и  продолжал:  -
Зе, И, Й, Ке, Ле, Ме...
     - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - Имеется  вопрос  к  докладчику.
Отец дела номер семьдесят два. Фамилия, имя, отчество.
     - Одну  минутку,  -  вмешался  я.  -  У  Константина  Константиновича
девяносто  четыре  родителя  пяти   различных   полов,   девяносто   шесть
собрачников четырех различных полов,  двести  семь  детей  пяти  различных
полов и триста девяносто шесть соутробцев пяти различных полов.
     Эффект моего сообщения  превзошел  все  ожидания.  Лавр  Федотович  в
полном замешательстве взял  бинокль  и  поднес  его  ко  рту.  Хлебовводов
беспрерывно облизывался. Фарфуркис яростно листал записную книжку.
     На Выбегаллу надеяться не приходилось, и я готовился  к  генеральному
сражению - углублял траншеи до  полного  профиля,  минировал  танкоопасные
направления, оборудовал отсечные позиции. Погреба ломились от боеприпасов,
артиллеристы застыли у орудий, пехоте было  выдано  по  чарке  водки.  Эх,
ребят со мной не было! Не было у меня резерва Главного Командования, был я
один.
     Тишина тянулась, набухала грозой, насыщалась электричеством,  и  рука
моя уже легла на телефонную трубку - я готов был скомандовать  упреждающий
атомный удар, - однако все это ожидание рева,  грохота,  лязга  окончилось
пшиком. Хлебовводов вдруг осклабился, наклонился к уху Лавра Федотовича  и
принялся что-то нашептывать ему, бегая по углам  замаслившимися  глазками.
Лавр Федотович опустил обслюненный бинокль, прикрылся ладонью  и  произнес
дрогнувшим голосом:
     - Продолжайте докладывать, товарищ Зубо.
     Комендант с готовностью отложил список родственников и зачитал:
     - Пункт двенадцатый. Адрес постоянного места  жительства:  Галактика,
звезда  Антарес,  планета  Константина,  государство  Константиния,  город
Константинов, вызов 457 дробь 14-9. Все.
     - Протестую, - сказал  Фарфуркис  окрепшим  голосом.  Лавр  Федотович
благосклонно взглянул на него. Опала кончалась,  и  Фарфуркис  со  слезами
счастья на глазах затарахтел: -  Я  протестую!  В  описании  указана  дата
рождения - двести тринадцатый год до нашей эры. Если бы это было  так,  то
делу номер семьдесят два было бы сейчас больше двух тысяч лет, что на  две
тысячи лет  превышает  максимальный  известный  науке  возраст.  Я  требую
уточнить дату и наказать виновного.
     - Ему действительно две тысячи лет, - сказал я.
     - Это антинаучно, - возразил  Фарфуркис.  -  Вы,  товарищ  свидетель,
напрасно воображаете, что  вам  позволят  здесь  оперировать  антинаучными
заявлениями. Мы здесь тоже кое-что знаем, и я  говорю  сейчас  даже  не  о
гигантском опыте нашего руководства, но  просто  о  нашем  знании  научной
литературы. В последнем номере  журнала  "Здоровье"...  -  И  он  подробно
рассказал содержание статьи о  геронтологии  в  последнем  номере  журнала
"Здоровье". Когда он кончил, Хлебовводов ревниво спросил:
     - А может быть, он горец, откуда вы знаете?
     - Но позвольте! - вскричал Фарфуркис. - Даже среди горцев максимально
возможный возраст...
     - Не позволю я, - сказал Хлебовводов. - Не позволю я вам преуменьшать
достижения  наших  славных  горцев!  Если  хотите  знать,  то  максимально
возможный возраст наших горцев  предела  не  имеет!  -  И  он  победоносно
поглядел на Лавра Федотовича.
     - Народ... -  произнес  Лавр  Федотович.  -  Народ  вечен.  Пришельцы
приходят и уходят, а народ наш, великий народ пребывает вовеки.
     Фарфуркис и Хлебовводов  задумались,  прикидывая,  в  чью  же  пользу
высказался председатель. Ни тому, ни другому рисковать не  хотелось.  Один
был на гребне и не желал  из-за  какого-то  паршивого  пришельца  с  этого
гребня ссыпаться. Другой, глубоко  внизу,  висел  над  пропастью,  но  ему
только что была сброшена спасательная бечевка. А между тем Лавр  Федотович
произнес:
     -  У  вас  все,  товарищ  Зубо?  Вопросы  есть?  Нет  вопросов?  Есть
предложение  вызвать  дело,  поименованное  Константиновым   Константином.
Других предложений нет? Пусть дело войдет.
     Комендант побледнел, закусил губу и вытащил из кармана  перламутровую
коробочку.
     - Пусть дело войдет, - повторил Лавр Федотович, чуть повышая голос.
     - Сейчас, сейчас, - бормотал комендант. Ему было страшно.
     - Ну  чего  ты  стоите?  -  возмущенно  спросил  Хлебовводов.  -  Мне
прикажете за ним идти?
     Тогда комендант решился. Он зажмурил глаза и нажал  на  перламутровую
крышку. Раздался звук откупориваемой бутылки, и рядом  с  демонстрационным
столом появился Константин.  По-видимому,  вызов  захватил  его  во  время
работы: он был в комбинезоне, заляпанном флюоресцентной смазкой,  передние
руки его были в рабочих металлических перчатках,  а  задние  он  торопливо
вытирал о спину. Все четыре глаза  его  еще  хранили  озабоченное  деловое
выражение. По комнате распространился сильный запах Большой Химии.
     - Здравствуйте, - сказал Константин обрадованно, сообразив,  наконец,
куда попал. - Наконец-то вы меня вызвали.  Правда,  дело  мое  пустяковое,
неловко даже вас беспокоить, но я в безвыходном положении,  мне  только  и
остается что просить о помощи. Чтобы не задерживать долго  ваше  внимание,
что мне нужно? - Он принялся загибать пальцы на правой  передней  руке.  -
Лазерную сверлильную установку,  но  самой  высокой  мощности.  Плазменную
горелку, у вас такие уже есть,  я  знаю.  Два  инкубатора  на  тысячу  яиц
каждый. Для начала мне этого хватит, но хорошо бы  еще  квалифицированного
инженера и чтобы разрешили работать в лабораториях ФИАНа...
     - Так какой же это пришелец? - с изумлением и  негодованием  произнес
Хлебовводов. - Какой он, я спрашиваю, пришелец, если  я  его  каждый  день
вижу в ресторане? Вы, собственно, гражданин, кто такой и как сюда попали?
     - Я - Константин из системы Антареса... - Константин  смутился.  -  Я
думал, что вы уже все знаете... Меня уже опрашивали, я анкету  заполнял...
- Он заметил Выбегаллу и приветливо ему улыбнулся.  -  Ведь  это  вы  меня
опрашивали, верно?
     Хлебовводов тоже обратился к Выбегалле.
     - Так это, по-вашему, пришелец? - язвительно спросил он.
     - Эта... - сказал Выбегалло с достоинством. -  Современная  наука  не
отрицает, значить, возможности прибытия пришельцев,  товарищ  Хлебовводов,
надо быть в курсе.  Это  официальное  мнение,  не  мое,  а  гораздо  более
ответственных научных работников... Джордано Бруно, например, высказывался
по этому вопросу вполне официально... Академик Волосянис Левон Альфредович
тоже...  и...  эта...   писатели   -   Уэльс,   например,   или,   скажем,
Тьмутараканов...
     - Странные какие-то дела творятся, - сказал Хлебовводов с недоверием.
- Пришельцы какие-то странные пошли...
     - Я вот смотрю фотографию в деле, - подал голос Фарфуркис, - и  вижу,
что общее сходство имеется, но у товарища на  фотографии  две  руки,  а  у
этого неизвестного гражданина - четыре. Как это с точки зрения науки может
быть объяснено?
     Выбегалло разразился длиннейшей французской  цитатой,  смысл  которой
сводился к тому, что  некий  Артур  любил  поутру  выйти  на  берег  моря,
предварительно выпив чашку шоколада. Я перебил его и сказал:
     - Костя, встаньте, пожалуйста, к товарищу Фарфуркису лицом.
     Константин повиновался.
     - Так-так-так, - сказал Фарфуркис. - С этим  мы  разобрались.  Должен
вам сказать, Лавр Федотович, что сходство фотографии с этим вот  товарищем
несомненное. Вот четыре глаза я вижу... да, четыре. Носа нет... Да...  Рот
крючком. Все правильно.
     - Ну, не знаю, - сказал Хлебовводов. - О  пришельцах  ясно  писали  в
прессе, и утверждалось там, что если бы пришельцы существовали, они давали
бы нам о себе знать. А поскольку, значит, не дают о себе знать,  то  их  и
нет, а есть одна выдумка недобросовестных лиц... Вы пришелец? - гаркнул он
вдруг на Константина.
     - Да, - сказал Константин, попятившись.
     - Знать вы о себе давали?
     - Я не давал, - сказал Константин. - Я  вообще  не  собирался  у  вас
приземляться. И дело ведь не в этом, по-моему...
     - Нет уж, гражданин хороший, ты мне это бросьте. Именно  в  этом  все
дело и есть. Дал  о  себе  знать  -  милости  просим,  хлеб-соль  выносим,
пей-гуляй. А не дал - не обессудь. Амфибрахий амфибрахием, а мы  тут  тоже
деньги не даром получаем. Мы тут работаем и отвлекаться на посторонних  не
можем. Таково мое общее мнение.
     - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - Кто еще желает высказаться?
     - Я, с вашего позволения, - попросил Фарфуркис. - Товарищ Хлебовводов
в целом верно изобразил положение вещей. Однако мне кажется, что, несмотря
на загруженность работой, мы  не  должны  отмахиваться  от  товарища.  Мне
кажется, мы должны подойти более индивидуально к этому конкретному случаю.
Я  -  за  более  тщательное  расследование.  Никто  не   должен   получить
возможность обвинять нас в поспешности, бюрократизме и бездушии,  с  одной
стороны, а также в халатности, прекраснодушии и отсутствии бдительности, с
другой стороны. С позволения Лавра  Федотовича  я  предложил  бы  провести
дополнительный  опрос  гражданина  Константинова  с  целью  выяснения  его
личности.
     - Чего это мы будем подменять собой милицию?  -  сказал  Хлебовводов,
чувствуя, что поверженный соперник вновь неудержимо лезет вверх по склону.
     - Прошу прощения! - сказал Фарфуркис. - Не подменять собой милицию, а
содействовать исполнению духа и буквы инструкции, где в параграфе  девятом
главы первой части шестой сказано по этому поводу... - Голос его повысился
до  торжествующей   звонкости.   -   "В   случае,   когда   идентификация,
произведенная   научным   консультантом   совместно    с    представителем
администрации, хорошо знающими местные условия, вызывает сомнения  Тройки,
надлежит произвести дополнительное  изучение  дела  на  предмет  уточнения
идентификации совместно с уполномоченным Тройки или на одном из